Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
гуляй? Так просто?
-- Не-е-т, не так. Все-таки она полтора года отсидела в СИЗО, все
осознала и раскаялась, это же видно. Я ей сказал после вынесения приговора:
"Вы совершили тяжкое преступление -- и перед Богом, и перед людьми. То, что
вас освободили из-под стражи, не должно вами восприниматься как отпущение
грехов. Более того, на вас многие будут коситься, городок-то ваш маленький.
Люди будут смотреть на вас как на убийцу, и вы должны это принять. Принять
как часть наказания".
-- А чтоб чисто оправдательный приговор, такое было у вас?
-- Да, причем неоднократно. Вот, пожалуйста, история про еще одно
убийство. Там все шло к пятнадцати годам лишения свободы, ситуация на первый
взгляд была весьма простая. Но нам с народными заседателями показались
странными некоторые места в заключении экспертов. Мы вызвали в суд медика из
экспертной комиссии и выяснили, что в момент убийства (время наступления
смерти устанавливается довольно точно) обвиняемый находился совсем в другом
месте. Но! После следователь уговорил экспертов, и они все наврали в своем
заключении: сдвинули время убийства в удобную для прокуратуры сторону.
Помолчав, Пашин с плохо скрываемой гордостью говорит:
-- Заметьте, все это при молчании адвоката, сохранявшей олимпийское
спокойствие на протяжении всего судебного следствия! Спасибо, суд додумался
вызывать эксперта в заседание и задать ему несколько неприятных вопросов. Но
это ж еще надо было раскопать!
А гордость тут и незачем скрывать -- ведь он установил истину и спас
человека. "Чего от судьи вроде и не ждет никто, это же не его дело, верно?"
-- ловлю я себя на странной мысли.
-- Освободили его из-под стражи прямо в зале суда...
-- Да, но так на вашем месте поступил бы каждый? Если б ему повезло
раскопать?
-- Нет... В этом случае обычным, "правильным" было бы как-то
переквалифицировать деяние по более мягкой норме, например, осудить
обвиняемого если не за убийство, так хоть за недонесение или укрывательство
(там было еще два убийства, совершенных знакомыми обвиняемого), и дать срок
в пределах отбытого в СИЗО... Обычно именно так делается. Сколько человек
уже отсидел, столько ему и дают.
-- Это верное замечание, я, как бывший репортер криминальной хроники, с
вами совершенно согласен!
-- А еще было дело о похищении бизнесмена с целью выкупа. Один из семи
обвиняемых (его фамилия Гусев) этого похищенного охранял. Причем
пострадавший хвалил Гусева за доброту и участие, тот ему слова худого не
сказал! И даже кормил тем, что ел сам. Душа-человек, одним словом! И вот
этот добрый Гусев просидел в камере под следствием полтора года. У него
туберкулез первой степени, это значит, что уже начался распад легких. А его
даже в лазарет отказались поместить, негодяи! Он бы умер в тюрьме, притом
что смертной казни по его статье не предусмотрено...
И вот в такой ситуации мне подают ходатайство -- изменить ему меру
пресечения на подписку о невыезде. Гусев и его мать-учительница умоляют:
"Смилуйтесь!" Один из зампредов суда мне строго-настрого посоветовал
ходатайство отклонить. Но суд под моим председательством освободил Гусева
из-под стражи. И он смог сразу лечь в больницу, что спасло ему жизнь. Никуда
он, конечно, не сбежал и никаких преступлений новых не совершил.
Перед приговором пришла ко мне дама-прокурор и говорит: "Дело у кого-то
на контроле, Гусеву надо дать восемь лет". -- "Так он же, -- отвечаю, -- в
колонии больше года не протянет!" -- "Ладно, -- говорит, -- тогда не восемь,
а пять". Их и потребовала. А мы назначили три года лишения свободы --
условно. Маменька этого Гусева приходила потом, благодарила -- процесс
распада легких приостановился, и он выжил.
-- То есть срок -- условно, а его в камере уже полтора года продержали.
Выходит, ни за что?
-- Не совсем так. Он виновен в совершении преступления, но его
содержание под стражей в ходе предварительного следствия не было
необходимым.
-- И туберкулезом заразили... Вот скажите, если проститутка намеренно
клиента заразит сифилисом, ей что будет?
-- Лет пять может получить.
-- Так, может, стоит Гусеву вчинить иск коменданту "Матросской тишины"?
-- Куда! Он и так счастлив, рад, что вовсе там не помер. Да и не поймут
у нас такого... А что касается туберкулеза, так им, по некоторым сведениям,
заражено около десяти процентов зеков.
По тому же делу мы еще одного обвиняемого выпустили под залог --
пятнадцать миллионов рублей старыми. Это некто Салимов. Он поступил на
работу и стал кормить семью. Тоже никуда не сбежал! А на суде получил пять
лет условно.
Интересно, что решение об освобождении из-под стражи Салимова мы
приняли в три часа дня в пятницу. А в пять вечера в СИЗО закрывается
спецчасть, так что человеку пришлось бы сидеть в камере лишних два дня -- до
понедельника. Надо было торопиться! Но машину мне в суде, конечно, не дали.
Тогда я снарядил секретаршу. Дал ей денег на такси, копию определения об
освобождении и еще позвонил начальнику СИЗО. Успели, выпустили-таки этого
Салимова в пятницу!
-- Вас спрашивали: "Интересно, а с чего это судья так заботится о
преступниках?"
-- Конечно. Мне и на совещаниях говаривали: "Выпуская такого-то из-под
стражи, вы думали о себе, о всех нас? Потерпевшие небось кричат, что в суде
за взятки преступников на волю отпускают. Мы даже не исключаем, -- говорили
мне официально, -- что под вас берут деньги с клиентов адвокаты".
"Такие в Белом доме не нужны"
-- Вы -- автор и соавтор не только принципиально важных законопроектов,
но и всей концепции судебной реформы. Этим можно гордиться! И больше уже
ничего не делать, все равно войдете в историю.
-- Это беспрецедентная вещь в карьере юриста, -- сдержанно отвечает он.
-- Разумеется, благодарность народа не знала границ?
-- За законопроект о Конституционном суде я получил от Хасбулатова
премию -- два оклада. Как раз хватило на стиральную машину "Малютка", она
тогда стоила шестьсот с лишним рублей.
-- После Белого дома вы быстро пошли в рост.
-- Я был начальником отдела судебной реформы Государственно-правового
управления Президента. У меня было восемнадцать подчиненных! А после Ельцин
и вовсе подписал бумагу, чтоб меня повысить до зама начальника этого самого
управления, а отдел чтоб был головным подразделением Администрации по
реформе. Кто разбирается в аппаратных интригах, тот способен оценить...
-- Ну и?..
-- Ну а через три недели после того, как Борис Николаевич это подписал,
отдел наш расформировали. Людей разогнали.
-- Что так?
-- Обычная аппаратная интрига! Там ведь следят, чтоб ты не высовывался,
не возвышался над кем не надо, и прочее. Все развивалось по принципу:
"Жалует царь, да не жалует псарь". Хотя я продолжаю испытывать искреннюю
благодарность к Президенту России за то, что он проявлял долготерпение.
-- Да... И вот вы со Старой площади, от дорогих чиновников, от
замечательных портфелей -- и прям сразу в суд. Какое вам сразу дали дело,
чтоб привести в чувство, чтоб фейсом об тейбл?
-- А убийство с особой жестокостью! Сосед убил соседа, труп расчленил и
выкинул в Москву-реку. Человек только что вышел из больницы, где его от
белой горячки вылечили, и решил отметить это дело.
-- Неплохая встряска после академических занятий и президентских
советов! Это вам не Плевако читать в подлиннике. Надеюсь, хоть этого-то вы
не оправдали?
-- Что вы! Десять лет дали.
-- А как вас из суда после уволили?
-- С формулировкой "за разглашение тайны совещания". Приговор по тому
делу, где Гусев был, я его еще не дописал, а, получив двухдневный отпуск за
свой счет, отправился на конференцию в Законодательное собрание
Санкт-Петербурга. Там обсуждался проект нового Уголовно-процессуального
кодекса. Разумеется, о деле и принятых судом под моим председательством
решениях я никому не рассказывал.
-- Ну, легко было догадаться, что ничем хорошим ваше практическое
судейство кончиться не могло. Это как если бы рефери на ринге попал в
уличную драку, -- и там бы ему, конечно, обязательно навешали.
Вот ваши бывшие подчиненные по отделу судебной реформы пошли в
адвокаты. А вы нет, почему? Поди, плохо...
-- Денис Давыдов писал:
Я рожден для службы царской.
Сабля, водка, конь гусарский --
Это век мне золотой.
Вот и я тоже "рожден для службы царской".
-- Ага, вы, значит, государственник. Тогда, значит, и про водку верно,
без нее на госслужбе кто ж обойдется.
-- Государственник -- да, а водки не пью. Не привык. Зачем это
одурманивание? Я пробовал, это бессмысленно.
-- Но вы ведь понимаете, какую вы пропасть этим вырыли между собой и
народом?
-- Это да...
-- Могу себе представить, как вам было мучительно больно в Белом доме,
в Администрации Президента...
-- А в суде тем более!
-- И вы не смогли через это переступить? Ну, пили бы для дела. Это ж
приятней, чем в теннис.
-- Я считаю, что частная жизнь -- одно, а служба -- это служба и никто
не может навязывать мне линию поведения.
"Прокуратура -- орган инквизиции"
-- Когда вас выгнали с работы из Мосгорсуда, вы пошли преподавать
прокурорам. То есть вы что же, решили разрушить порочную инквизиторскую
систему изнутри? Вы захотели их перевоспитать?
-- Я, когда читал лекцию прокурорам, не говорил им, что они всю жизнь
неправильно жили, а я будто бы носитель абсолютного знания. Наоборот, вел
себя скромно -- вот, мол, сейчас хороший повод поговорить снявши мундиры.
Первые лекции тем не менее вызывали страшное возмущение, ропот, просто гнев.
Но, поскольку я никогда не перехожу на личности, они постепенно
успокаиваются...
-- Вы там как психотерапевт?
-- Нет, нет.
-- Или это как снятие порчи?
-- Нет, я просто объясняю, что к чему, помогаю людям понять. Помню,
рассказывал я им про пытки...
-- Они небось в ответ кричали: "А то мы не знаем!"
-- Нет, они кричали: "Никогда, отродясь не было никаких пыток!" Тогда я
постепенно подвел их к теме с другой стороны: "Если вы надзираете и бдите,
так должны знать, сколько у вас отделений милиции и в каких бьют, а в каких
нет". -- "Конечно, -- кричат, -- знаем!" "Ну, вот видите... Слыхали, значит,
про пытки! А говорили, что не бывает такого!" И тут до них доходит, как же
они прокололись...
-- То есть вы их ловите, подлавливаете?
-- Скорее, помогаю быть искренними. И вот самый суровый прокурор,
громче всех возмущался, говорит: "Приеду домой и сразу в плохих отделениях
посажу своих помощников! При прокуроре-то всяко не будут бить".
-- Это хорошее, правильное, нормальное решение?
-- Нормальное, но не настоящее. По-хорошему, там надо не прокурора, а,
наоборот, дежурного адвоката сажать. Но они его не пустят! Им же надо
сначала чистосердечное собственноручное признание получить. А адвокат
помешает, скажет -- сиди молчи. К ним ведь если попал человек, так они его
непременно должны посадить, прав он или виноват.
-- Слушайте, а зачем им это все? Они ж не садисты, не маньяки?
-- Конечно, не садисты! Просто система так работает. Если они дали
санкцию на арест, а после человек оказался невиновным, то прокурора могут
лишить премии, затормозить очередную звездочку. У них там в приказах
Генерального прокурора объясняется: если был арест, а после арестованного
оправдали -- это ЧП, за это накажут. (Я сам документы читал.) Это вынуждает
прокуратуру добиваться для арестованных обвинительных приговоров, даже если
дело сшито "на живую нитку".
-- А что б им с другого конца подойти -- не арестовывать ни за что?
-- Ну, это для них слишком сложно. Неквалифицированные работники
предпочитают ограничиваться простыми формами контроля. Вот, например, когда
к ним приходит жалоба на незаконный арест, нет смысла ее рассматривать. Ведь
приговор скорей всего будет обвинительный, гарантия -- девяносто девять
процентов! Это статистика...
"Как пользоваться дышлом"
-- И что ж, справедливость в наших судах невозможна?
-- Вообще справедливость имеет какой-то шанс только в состязательном
процессе. Но состязательность в наших судах отменил еще Петр: "А суду и
очным ставкам не бывать, а все дела ведать розыску". Инквизиционный же суд
-- вот такой, как у нас, -- вообще мало связан с идеей справедливости. Он
обслуживает чьи-нибудь интересы, правильно или ложно понятые.
-- Так вы скажите -- чьи?
-- В лучшем случае интересы борьбы с преступностью. А на самом же деле
сплошь и рядом -- справедливость корпоративно понятую. Приговор придумывают
не по справедливости, а такой, чтоб и прокурор был доволен, и вышестоящая
инстанция не отменила.
-- Понятно, закон -- что дышло. А как им ворочают? Вот что, если надо
принять по делу определенное решение, так начальство вызывает судью и учит
его жить?
-- Ну, если судят безвестного хулигана, то кому ж он нужен -- его как
хотят, так и судят. А если дело важное, если оно связано с городским
имуществом, с родственниками высокопоставленных лиц, с политикой... Особенно
с выборами! Вот, например, во время местных выборов в суд подаются жалобы на
действия избиркома. Как их рассматривать? Не угадаешь -- считай, потерял
кресло.
Вообще суды -- вопреки Конституции -- содержатся в основном за счет
местных бюджетов. А еще ж квартиры судьям надо получать. Всегда местная
власть может нажать на суд! Сверху председателю суда объясняют, какой нужен
приговор, и он расписывает дело кому-то из своих доверенных судей. Это ж вам
не федеральный округ Колумбия, где все дела распределяются по жребию!
-- Но и начальству же тоже трудно! Справедливость -- одно, а вашему
брату судейскому надо же квартиры давать.
-- Да, да, понятно...
-- Квартиры... Вот у вас какие жилищные условия?
-- Трехкомнатная квартира на троих.
-- Вот видите... Вам хорошо, а другим? Теперь деньги: их где дают, как?
-- Это дело "черной" адвокатуры. Приходит адвокат к своему дружку судье
и договаривается насчет приговора. А еще лучше, если он со следователем
поговорит. И поделится гонораром.
-- Ну, тут можно утешаться вот чем. Кто-то мудрый сказал: "Не требуйте
у Бога справедливости. Если б он был справедливым, то давно б вас всех
наказал".
"Феодализм"
-- Если сейчас попытаться описать нашу жизнь не из желаемого, но по
факту, если глянуть на нас непредвзято -- какие термины вы бы применили?
-- У нас нормальное неправовое государство, причем не самое плохое из
неправовых. Управляют нами не законы, а личное усмотрение начальства. Это
управление вотчинного семейного типа, то есть типичный феодализм. Феодал --
отец своим подданным, а они ему должны быть как дети. Если холопам сразу
дать демократические свободы и зауважать права личности, то это будет
посягательство на власть феодала. Что очень плохо: ведь другой власти при
таком строе не бывает! Приятно, что феодальный способ правления намного
прогрессивней, чем рабовладельческий строй (который у нас недавно был
свергнут). А теперь систему разлагает еще более прогрессивная формация --
капитализм. К власти идет денежный мешок, он ломает загородки между
регионами и постепенно ограничивает власть феодалов. Этот замечательный и
очень полезный, хотя и стихийный, процесс идет в хорошем темпе: смотрите,
как заметно подточился феодализм за последние пять -- семь лет! В общем,
наше общество устроено разумно, все идет как надо, ситуация понятна, будущее
предсказуемо. К сожалению, большие ресурсы отвлекаются на поддержание
иллюзии того, что у нас якобы демократия и правовое государство. Это
делается для успокоения слабонервных и наивных, которые не понимают: ничего
не изменится, пока не созреет историческая необходимость.
-- Но пока не созрела эта историческая необходимость и нет денег,
нельзя ли бесплатно -- как в американском кино -- завести такой порядок,
чтоб всякий арест немедленно подтверждался судьей? (Вообще если б эти
заокеанские боевики с их маниакальным уважением к писаным законам у нас не
показывали, то с вами б вообще никто разговаривать не стал.) То это тоже
будет посягательством на власть феодала?
-- Да, будет посягательством. И кроме того, некогда судьям дежурить, у
них и так средняя нагрузка -- сорок дел в месяц.
-- Особенность феодализма -- низкая цена человеческой жизни, а права и
достоинства личности при нем вообще не принято обсуждать. Так?
-- Вот в феодальной Англии как проводилась чистка переполненных тюрем?
Приезжал шериф и в зависимости от настроения всех выпускал или, напротив,
всех вешал. Вот и у нас в прессе были предложения отменить мораторий на
смертную казнь и смертников побыстрей расстрелять, а то якобы они много
проедают. А их всего-то пятьсот человек -- прям объели страну!
-- Так что, у нас время для реформ еще не пришло?
-- Нет, просто одновременно с реформами надо вести просветительскую
работу. Чтоб люди, которые принимают решения, учились их принимать на основе
новых, правовых стандартов.
-- То есть вы и сами понимаете, за что вас не любит начальство? Оно
знает, что не надо гнать лошадей, не надо спешить с реформами, когда у нас
такое состояние умов. Вы тоже ведь не требуете немедля навести порядок и
уповаете на медленный прогресс. Газеты потихоньку будут пописывать про
гуманизм, ТВ американскими детективами приучит нас к правам человека -- и,
гляди, нравы постепенно поправятся, так?
-- Да, все должно постепенно делаться. Те же суды присяжных хоть и
медленно, но переустраивают среду вокруг. Вслед за ними и простые суды
начали исключать из дела доказательства, добытые с нарушением закона, --
вот, есть теперь такая процедура! Это культура, это как мытье рук перед едой
-- приказным порядком не введешь, пока люди сами с этим не согласятся и не
примут как свое.
И еще нужна политическая воля. Надо, чтоб царь был освободитель и
реформатор и чтоб строго спрашивал с чиновников за подготовку и проведение
реформ. А то когда ввели суды присяжных, так я сам ездил по стране, правдами
и неправдами выторговывал здания под эти суды. А ведь можно было из Москвы
строго приказать! Но -- нет, не приказали, сказали -- сам выбивай, если тебе
надо. И это, заметьте, в лучшие времена президентской заботы о реформе -- до
того как Филатов с Ореховым нас разогнали.
"Конвейер или служение?"
-- Вы диссидент?
-- Да нет... Или, если вам угодно -- диссидент в советском понимании
этого слова. Тогда диссиденты указывали власти на то, что она должна была
соблюдать собственные законы. И я теперь указываю.
-- Вы -- идеалист?
-- Да. В том смысле, что у меня есть идеалы, за которые я сражаюсь.
Это, например, идея правды. Верующий ли я? Да, конечно. Если говорить о моих
идеалах, то они, собственно, вмещаются в короткой фразе из манифеста
Александра Второго: "Да правда и милость царствуют в судах".
Иногда народные заседатели меня спрашивают: "А что будет вам, если мы
примем такое-то решение?" Я им отвечаю: "Наши неприятности ничто по
сравнению с неприятностями подсудимых. Нас поругать могут, а у них -- жизнь
отнять".
-- Получается, что вы один хороший, а все плохие?
-