сколько вычитываю (это формулировка одного моего друга).
     -- Ваши любимые строчки из вашего любимого поэта Бродского?

     -- Он верил в свой череп, верил.
     Ему кричали: нелепо!
     Но падали стены. Череп,
     оказывается, был крепок, --

     это из стихотворения о художнике.
     --  Вот вы  сказали, что  читаете главным  образом по-русски.  А  языки
прочих стран проживания? Вы ими всерьез овладели?
     -- No, no. Я хотя и говорю по-немецки,  по-английски, по-французски, но
не могу сказать, что иностранными языками владею блестяще. Мыслю я, конечно,
по-русски. В разговоре стараюсь придерживаться классического русского языка,
чисто    петербуржского    стиля.   Иногда,   правда,    иностранные   слова
проскальзывают, когда расслабишься.
     -- Известно, что вы человек религиозный. Вот сейчас пост, и как вы?..
     --   От   постов   я   был   освобожден   еще  в   юности,  настоятелем
Псково-Печерского монастыря отцом Алипием. Когда мы с Женей  Есауленко, моим
другом,  тощие и  заморенные, приезжали  к настоятелю,  он  поддерживал наши
животы щедрыми  дарами  из своего холодильника. "Какой,  --  говорит, -- вам
пост,  вы  и так еле на ногах держитесь!" Человека снимают  с поста, если он
слишком много трудится, также освобождаются странствующие.
     В этом монастыре я был когда-то  на  послушании. Человек я с  юных  лет
довольно  религиозный, и было такое юношеское желание -- уйти в монастырь от
суеты мирской, от коммунистической...
     -- Ушли бы -- иконы бы там писали...
     -- Одна из самых  высочайших задач художника -- написать  образ. И тема
распятого Христа. К ней я иногда тайком подкрадываюсь. Но это безумно сложно
для  меня -- пока.  Скажу без ложной скромности: сегодня я не  чувствую себя
подготовленным к этим высоким сюжетам...
        "Венеция"
     Кроме  всего прочего, Михаил  Шемякин известен  как  давний любитель  и
постоянный участник венецианского карнавала. Однажды он зазвал туда  и меня.
Я  написал  про  карнавал  заметку, треть  которой  была  про Шемякина.  Вот
отрывок:

     "...На  следующий  день  -- он  выдался  особенно  сырым,  дождливым  и
пасмурным  --  пошли к  Шемякину. Он поселился  со своей обильной свитой  на
Campo  Arsenale, под  совершенно  кремлевской, с  точно  такими же  зубцами,
стеной красного кирпича.  Давний, уж лет тридцать, любитель Венеции, Шемякин
тут  все  знает,  не   раз  выставлялся.  Никаких  отелей:  "В  апартаментах
выгодней!" --  то есть  он снимает  частную квартиру. Он  как раз был дома и
раскладывал на столах маски, привезенные из Америки. Маски  он снял со своих
деревянных  скульптур.  Шемякин размышлял,  прохаживался по комнате  в своем
камзоле офицера Измайловского полка и дымил.
     -- Вы не правы,  Миша,  -- говорил я ему. -- "Мальборо" так  не идет  к
вашему костюму. Отчего вы не курите трубку?
     -- Да все  спешка  проклятая,  -- оправдывался  он.  --  Семь  сундуков
упаковать, куча костюмов! Ну и забыл  столько всего... У меня дома  и трубка
заготовлена, и очки специальные, под старину... Ну ничего, я тут куплю.
     И точно, он исправился. Я встретил  его потом на  площади Сан-Марко: он
прогуливался  в  своем   черном  плаще,  из-под  которого  виднелся   костюм
венецианского купца из  толстенного местного  шелка,  и курил трубку. За ним
шла  его  свита. Жена Ребекка, дочь Доротея (прилетели специально  из Афин),
мать  художника,  подруга  Сара, лейб-фотограф  Львов (из  Америки),  другой
лейб-фотограф,  по  фамилии Сато (из  Токио добирался), русский  художник из
Берлина Николай Макаренко,  француз-галерист Игонне  (этот в Венеции живет),
потом еще  Марк Нобель,  американец-биолог из  Лондона,  который  пишет  про
Шемякина книжку, а с ученым его жена и все дети, и еще и еще кто-то. Вся эта
процессия  -- в  старинных серьезных  костюмах,  в  масках,  которые Шемякин
изготовил  собственноручно.  Это  было очень  солидно.  Туристы бесцеремонно
отпихивали лейб-фотографов ("карнавал -- это для всех, а не для вас одних!")
и сами запечатлевали редкое зрелище при помощи "мыльниц"...
     Шемякин  объявил  своей  труппе  антракт,  мы  пошли  в  кафе  "Quadri"
передохнуть. Выпили (чаю; он же непьющий), и он признался:
     -- Почему я так люблю этот карнавал? Да потому что  я, мягко выражаясь,
ненавижу современный мир. Ненавижу технику, ненавижу пластик: с изобретением
синтетических  вещей  столько  традиций   распалось,  началось  опустошение,
исчезают характеры, расы... Меня как художника это  раздражает и  печалит. Я
вынужден жить в современности, потому  что выброшен  в это  чужое время, мой
век -- восемнадцатый! Кто-то  явно не на ту кнопку нажал.  Я приземлился  не
там...
     Уж кстати -- от этого ни один участник карнавала удержаться не может --
Шемякин высказался  по поводу разных погибелей. Но...  крайне  оптимистично.
Венеция  может утонуть  к 2000 году,  но  ее  можно и  нужно  спасти русским
кедром, которым  ее в давние времена  и укрепляли.  Раз тут скучно ("Как там
Аристотель говорил: из  бочки вытекло вино, осталась лишь бурда... Это я про
карнавал"), так Шемякин  в  следующий раз  сюда привезет из  Питера огромное
количество  художников и музыкантов, и тут станет весело. Он еще задумал тут
организовать  процессию  из  карликов, которые  будут тащить здоровенный нос
имени Гоголя: "Надо вообще вдохнуть  в  Венецию новую  жизнь,  дать им новое
карнавальное ощущение".".

     1994, 1995


        " * Инна Чурикова * "

        ""Так и живу между Икшей и Канном""
     Она  могучая  характерная  актриса,  которая  с  годами   не  меняется,
оставаясь такой же, какой и была всегда, -- трогательной и симпатичной.
     На встречу Инна Чурикова шла чуть прихрамывая: только что сняли гипс.
        "Люди болеют, когда не понимают"
     -- Инна Михайловна, как нога? Поклонники таланта ведь волнуются.
     -- Кажется, вполне зажила. Мне в театре еще делают  лечебный массаж, но
я  уже не  только хожу,  но даже и репетирую  в "Чайке"  -- у меня там  роль
актрисы Аркадиной.
     Ногу  сломала   из-за   ерунды.  У  меня   роль  в  продолжении  фильма
Кончаловского  "Ася Клячина, которая  любила, да не вышла  замуж, потому что
гордая  была". Там  моя героиня залезает  на кузов машины. Кузов  сделали из
двух сдвинутых  столов, но соединили их плохо. Я залезла -- они разъехались.
Перелом,  гипс.  Фильм-то  про  Асю-хромоножку,   вот  и  я  теперь  хромаю.
Кончаловский расстроился сильно. Я  же, как  человек  деликатный,  позволила
себе  сломать ногу  только  на  последних  дублях --  когда  фильм  был  уже
закончен.  Ничего,  ничего!  Это полезная история:  с этой ногой я выпала из
суеты.  Сидела дома -- как бы под арестом, вела тихую жизнь,  читала Чехова,
разговаривала с  сыном, мужем.  Анализировала  свои  отношения  с людьми  и,
кажется, многое поняла.
     --  То, что вы поняли, -- это совсем  интимно  или вы можете поделиться
этим с миром?
     -- Интимно. Но про одно  я, пожалуй, могу  сказать.  Я теперь знаю, для
чего людям посылается болезнь: чтобы они  что-то поняли, чтоб до них  что-то
дошло.  Например, вот что:  вокруг  много беззащитных людей, они попадают  в
ситуации, из  которых не могут выбраться без посторонней  помощи. И когда  я
сама попала в такую ситуацию --  ситуацию зависимости от других людей, -- то
поняла, что  перед многими виновата. Люди часто думают: "Самому б как-нибудь
прожить, куда уж до  других". Я вспо-минала себя и свои  грехи, тех, кому не
помогла.  У меня были ситуации,  в которых я могла бы вести себя по-другому,
быть чуткой, а я как бы... занималась  своими делами! И теперь я  боюсь, что
поправлюсь и снова начну бегать, суетиться.
     -- Но вы смогли себя простить?
     -- Не знаю... Но собой я очень недовольна.
        "Иногда приходится перекрестить пирог"
     --  А  что  будет  в продолжении  "Аси..."?  Вроде в  первой  серии был
завершенный сюжет...
     -- Та Ася, из первой картины, грандиозной, была мне родственная душа --
прекрасный  благородный ангел Ия Саввина. А во второй  серии, через двадцать
лет,  Ася стала  партийной. Она секретарь  парторганизации, завидует, мешает
всем жить и пьет. Может ли жизнь такое сделать с замечательным человеком? Но
потом в Асе пробуждается совесть -- как болезнь, начинается стыд  за себя, и
этим кончается картина.
     Вот  я вам рассказывала  про свою ногу,  что  я  испытала... А однажды,
когда мы еще жили в  Ленинграде,  со мною было вот что. Глеб ушел ненадолго,
кажется, в булочную. Я жду его, жду, а внутри  какой-то жуткий страх: что-то
сейчас должно произойти. Вдруг слышу, кто-то скребется у двери, -- открываю,
а  это  Глеб. Он на  коленях,  скорчился  весь от  страшной  боли  (это, как
выяснилось потом,  была  почечная  колика). И мы оба думаем, что это  конец.
Все. А он повторяет только одно: "Что  теперь  с тобой будет, что  теперь  с
тобой будет?.." В эти  мгновения он  думал обо  мне, он жалел  меня. Никогда
этого не забуду! В этом была истина его отношения ко мне. Он с этим уходил!
     Пережитая боль, испытания душевные и физические -- они меняют человека.
Он как бы лишается суеты, его уже  только очень важное может беспокоить. Вот
как Евгений  Леонов  играл  в  "Поминальной молитве"  --  он играл  о  самом
главном... Мы действительно на короткое время приходим в этот  мир, на очень
короткое.
     Да, так про фильм. Я там ругаю демократов, курю, пью и гоню самогон.
     --  Вы  знаете,  я  раньше  тоже гнал.  Увлекательнейшее  занятие!  Это
искусство, близкое, понятное и нужное людям!
     --  Нет, я в жизни  не гоню. Если что и  готовлю, то еду. Когда  ничего
нет, можно быстро и вкусно приготовить каравайцы. Это такие тонкие блины без
дрожжей,  по рецепту  моей  бабушки.  Она жила  в  деревне  Максы  Рязанской
области.  Помню ее дом: бедная  изба  в одну  комнату, щели между  бревнами,
кровать, печь, длинный стол...
     Еще я очень вкусно готовлю щи,  пельмени,  большие пироги, пирожки -- с
мясом, с капустой. Я отношусь к  этому не как к  рутине, а как к  искусству.
Иногда,  бывает, даже перекрестишь пирог, чтоб получился.  Пироги и пельмени
люблю: это  что-то живое, это дает ощущение дома. Я чего из любимых  блюд не
умею готовить, так, например, фаршированную рыбу.
        "Мечта о молчаливой домработнице"
     -- Вы все домашние работы сами делаете?
     -- У меня были раньше домработницы, а сейчас нет. Работала у меня  одна
женщина,  так, бывало, сядет и часами рассказывает про свою  тяжелую  жизнь.
Говоришь  ей: "Дорогая, любимая,  пожалуйста,  возьмите вот  это и  сделайте
то-то!" Сделает  и  опять рассказывает... А  где найти человека,  который бы
работал,  делал свое дело  и ничем другим на работе  больше  не занимался?..
Найти бы  такого замечательного человека, который будет ценить и свое время,
и мое! Как бы мне этого хотелось... А  пока домработницы нет, мы сами. У нас
такой бригадный метод. Глеб, например, тянет на себе  всю стирку, стиральная
машина -- это его дело. Ваня  же пылесосит. И готовит! Настолько хорошо, что
он меня  просто избаловал. Он может  рыбу запечь в  сметане, курицу на гриле
приготовить...
        "Никакой небрежности, безумная элегантность"
     --  Знатоки всегда отмечали ваш неповторимый стиль в  одежде. Как бы вы
сами его описали?
     --  Ну, это  не то чтобы строгая  элегантность, не  то чтобы изысканная
простота...  Знаете,  мне нравится такой  французский стиль,  как  у  Катрин
Денев. Вроде простой  костюм, но как там  все продумано, как хорошо сделано,
никакой небрежности -- и безумно элегантно! Какая линия, ах ты Боже мой!
     -- Так у вас откуда такие вещи?
     -- У меня почти все от моего любимого модельера Саши Шешунова. Конечно,
есть и купленные вещи, типа итальянских пиджаков.
     (Голос актрисы теплеет.)
     -- А какие дома, фирмы вы считаете "своими"?
     -- У меня таких нет, не могу похвастать, -- я была бы неискренней. Я не
жила на Западе так подолгу, как, допустим, Алла  Демидова, которая там имеет
возможность основательно  что-то  подбирать.  У меня деловые поездки, всегда
очень мало  времени.  Мне  редко  удается  купить  что-нибудь  интересное из
одежды. Найду, бывает,  что-то  хорошее -- а  на  мне  это не смотрится. Это
каждый раз так сложно, даже, я бы сказала, мучительно...
        "Привычка гулять по Круазетт"
     -- Эти ваши короткие поездки -- в основном на фестивали?
     -- И на съемки: снималась в Венеции, в фильме "Плащ Казановы". Ну разве
там было у меня время ходить по магазинам? Я там работала... Помню, как мы в
Канн возили "Мать". Идем по этой лестнице на набережной Круазетт, волнуемся,
фотографы  вокруг  суетятся,  не знают, кого  снимать --  неизвестно  ж, кто
получит главный приз...  Потом  я  там  была  членом  жюри;  это уже  другая
история.  Уж  никакого  волнения  при  подъеме  по  знаменитой  лестнице  --
быстро-быстро по ней, чтоб на утренний просмотр не опоздать!  Кино  я просто
обожаю. Смотрела все конкурсные фильмы, а потом  еще Куросаву  и  Гринуэя. А
великий фильм "Рiano" о глухонемой пианистке!  Я в нее влюбилась так, что  в
какой-то момент  просто начала  рыдать. Замечательная картина! Как это было!
Какие там съемки, какой удивительный завораживающий голос у Харви Кейтеля, и
эта музыка! Вот это картина...
     Она  кончается, уже титры, жюри ушло, а я стою и рыдаю.  И один критик,
очень известный, тоже стоит рядом  и рыдает. Мы взялись за руки,  как брат с
сестрой, и вместе вышли. А вечером я опять пошла на  "Piano": хотела узнать,
как  зритель принимает  фильм (очень хорошо,  кстати)  и  кто  режиссер. Это
оказалась женщина, австралийка Джейн Кемпион.  Ее поцеловал Бог  --  так она
талантлива. Но что-то  Бог дает, а  что-то и забирает. Во время съемок Джейн
была беременна, но роды были неудачны. Ребенок умер. Такая вот плата.
     -- Да-а...
     --  В этом мае в  Канн повезут  нашу  картину, "Асю  Клячину-II". Канн!
Прелестный городочек, не очень большой. Средиземное море, май, еще не жарко,
вечерами  и  дождичек,  и  ветер  --  разная  погода. Можно даже замерзнуть.
Грандиозные  отели  пятизвездочные.  Когда  мы туда  возили  "Мать", жили  в
"Карлтоне",  а когда была  в жюри  -- в  "Мартинезе".  Там красиво,  весело,
бесконечные  soiree,  суета,  всюду приглашают --  на  корабли,  на  пляж, в
ресторан, столько всего происходит, все в  смокингах --  без них на вечерние
просмотры,  которые  после  четырех часов,  не пускают.  Можно  гулять  ночи
напролет, балбесничать, целоваться -- делать что хочешь. Можно знакомиться с
людьми.
     -- Вы с кем там познакомились?
     -- С Майклом Дугласом,  например. И еще  был смешной  случай: я думала,
что беседовала с Элизабет Тейлор. Это поразительно:  она лечилась в  клинике
от алкоголизма,  легла  туда женщиной  в  возрасте,  а  вышла  молодой!  Она
выкарабкалась. И  вышла  замуж  за  человека  почти на двадцать пять лет  ее
моложе.  И  вот  я  ее  встретила  в  Канне,  на  благотворительном  приеме.
Пропорхнула молодая леди вся в белом,  с итальянской стрижкой, с загаром  --
ну, конечно, это Лиз! Я подошла вместе с Ванечкой, стала ей говорить хорошие
слова. А после  мне  сказали,  что это  не  Тейлор, а  ее двойник.  Это  так
поразительно -- двойник! Заведенный специально  для официальных мероприятий!
Но я думаю, эта дама-двойник ей мои слова передала.
        ""Читаю страшные истории в газетах...""
     -- А  вы,  наверное, в отличие от Элизабет Тейлор ходите на мероприятия
лично?
     -- Ну естественно. Разве можно найти двойника для меня? И потом, куда я
хожу? Когда я работаю, я бесконечно занята, хожу на съемки, в театр. Да и не
очень все это люблю. Это так бесконечно суетно.  И потом -- люди как мозаика
там,  я не люблю таких мозаичных встреч: быстро немного о чем-то,  полезного
человека увидеть, переговорить. Это хорошо  для деловых людей, которым нужно
много полезных разговоров провести.
     -- А у вас как бы другой стиль, так?
     -- Да. Я люблю сидеть дома, думать, читать...
     -- Как вы сказали? Читать? Сейчас?
     -- Ну что вы, что вы! Литература для меня всегда много значила! Это для
меня было  все! Литература меня  ориентировала, формировала  мой  вкус. Я  и
сейчас читаю.  "Евгения Онегина" перечитываю.  Ну,  он  такой!.. Ой, ну  так
хорошо! А Бродский, как его Юрский читает! "ГУЛАГ" бы я сейчас не осилила, а
"Живаго"  перечитываю -- это хорошо,  это  гениально. Если раньше я  прятала
того  же  Солженицына  под матрас  и  даже  Аксенова  читала как запрещенную
литературу, то сейчас... Я, правда, не знаю, чем это все закончится... Читаю
страшные истории в газетах... Неизвестно, что нас ждет... А вот Ванечка мало
читает, и меня это немного беспокоит.
     Зато он готовит, я уже говорила. И таскает домой разных зверей. Ванечка
завел  собаку  -- Джек,  спаниель  русский.  Иногда люди обижаются,  что  --
"русский":  думают,  я  поднимаю  национальный вопрос.  Но это  просто такая
порода! Джек рыжий,  такой умный, что иногда кажется: в него  вселилась душа
Моцарта  или Пушкина. Понимает все! Добрый, не кусает,  не ворует. Иногда  я
думаю: если  бы  люди относились друг  к другу  так, как наша  собака к  ним
относится!
     Еще есть  кролик Филимон. Он ест с утра до ночи, а если ему не  спится,
то  и ночью ест. Ване кто-то подарил. Этот  кролик -- бесстрашный. Бродит по
квартире,  по пути перекусывая всякие провода. Он любит  смотреть телевизор.
Наш  Джек  кролика очень  любит, он его  буквально  облизывает. Это, видимо,
проявление отцовских  чувств:  наш русский  спаниель, видимо,  полагает, что
когда Филимон вырастет, станет кобелем.
     -- Но по  должности  он  не  кролик, правильно?  А то бы вы  его вкусно
приготовили, как это у вас в доме водится.
     -- Нет-нет. Думаю, что кроликов мы теперь  не будем есть всю оставшуюся
жизнь, никто из нас. С крольчатиной покончено. Это невозможно.
        "Отравленная вода Родины"
     -- Куда вы ездите в отпуск?
     --  В Икшу. У нас там в кооперативе  "Искусство"  квартирка,  на правах
дачи. Река, лес,  уединение, для Глеба это очень ценно. Как выдается два-три
дня, так туда.  Ничего  особенного у  нас  там  нет -- так, розочки, укропы,
петрушки, сельдерюшки. Это Ване удается, у него  легкая рука:  какую семечку
ни посадит, обязательно вырастает.
     В  Икше хорошо  смотреть из окна:  луг, река,  за  рекой откос, на  нем
деревенька и поезда вдали, как игрушечные, а сверху поют птицы и синее небо.
Как  в раю. Когда предвесенняя пора, когда снег такой  мокрый,  как  влажный
сахар, -- можно пойти в лес и умереть от счастья...
     -- Семья, работа, природа -- что еще?
     --  Люблю встречаться  с интересными  людьми.  Вот  я  познакомилась  с
драматургом Александром Галиным. Я просто радуюсь, когда с  ним общаюсь. Это
же фантастический человек, изумительный, светлый, с большим  чувством юмора.
Он пишет свои  ироничные истории и сам смеется от того,  что  пишет!  Он мне
подарил  замечательную роль,  в  которой я снималась  в Венеции.  На съемках
собрались прекрасные люди,  там была замечательная атмосфера. Вот это -- мой
мир...  Или  вот  я познакомилась  с режиссером  Арановичем.  Летчик,  лихой
человек: понимаете, он падал  на самолете, с  самолетом вместе. Этот человек
способен на риск. Снимали с ним в Волхове. (Меня поразило, что там в  городе
из  крана течет черная вода, она ванны отбеливает! Эту отравленную воду пьют
люди...)
     Я работала  с  Игорем Скляром, это грандиозный актер. Ну и что, что  он
поет "Комарово до второго"? Он -- глубокий и серьезный человек!
     Случайно  я  познакомилась  с одним  бизнесменом,  который  раньше  был
простой инженер...  Умница, делает большие дела, рискует, у него корпорация!
У него мозги из ценного металла или драгоценного камня.
     Это  производит  на  меня  впечатление.  Такие ребята сейчас  приходят!
Может, оттого, что я становлюсь  старше,  мое  чувство жизни еще обостренней
стало.  Жизнь  для меня  более  ценна,