олько в Илье...
     - Я не понимаю, что это за большие планы!.. Объясните!
     - Не берусь объяснить... Нет...
     - То есть,  вы-то сами уверены ли, что они большие? - и посмотрела на
Ваню очень недоверчиво.
     - Я  думаю...  что  это зависит от  времени...  Если настанет крупное
время,  то и  людей за уши вытянет...  И даже очень многих...  а не только
избранных.
     - Время?.. А Илья?.. При чем же тогда Илья?
     - Илья?
     Ваня вдруг улыбнулся длинно,  и от этой улыбки большое лицо его стало
намекающим, почти шаловливым, почти по-детски хитрым.
     - Илья  думает,  что  наше  время  очень  скоро станет временем очень
крупным...
     - Почему думает? - насторожилась Наталья Львовна.
     - Мы  с  ним  бродили тогда по  Галате...  это  в  Константинополе...
грязные очень кварталы... И вот он говорил...
     - Но ведь думать мало, надо знать!..
     - Он на чем-то основывал это... Только я, признаться, забыл...
     - За-бы-ли?..  Ну да... Потому что вам скучно было слушать всякую его
чепуху!.. Скучно!..
     - Не то что скучно, а... как бы это сказать...
     - Нет!  Скучно!..  Скучно!..  Так же и мне сейчас скучно!.. Боль-ши-е
пла-ны!.. Скучно, и все!
     И Наталья Львовна замахала рукой.


     В  больнице у  дежурного врача уже  не  она,  а  Ваня взял билетик на
свидание с Ильей.
     Очень  встревожена,  очень  взволнована была  Наталья Львовна,  когда
входила с ним в знакомый коридор хирургического отделения.  Этого коридора
с  белыми  деревянными диванами и  стеклянными высокими дверями палат  она
боялась теперь.  Но  сестра или  сиделка в  белом  халате была  уж  другая
теперь,  старушка с кротким ликом. Ваня очень уверенно пробасил ей фамилию
Ильи,  и она радостно почему-то закивала головой, точно к ней самой пришел
в гости этот молодой бог здоровья.
     - Я только скажу ему, больному. - может быть, он сюда выйдет...
     И голос у этой сиделки оказался тихий, ласковый, очень семейственный.
     - Ага!..  Да...  Скажите:  Сыро-мо-лотов!  - очень густо протрубил ей
вслед Ваня.
     И когда, кивая ему назад головой, пошла к недоступной два дня назад и
раньше высокой двери старушка, Наталья Львовна, неожиданно для себя самой,
спряталась за широкую, как сани, Ванину спину.
     И несколько мгновений этих, когда скрылась за дверями старушка, очень
они показались долгими, и больно стало, гулко и крепко биться сердце.
     А глаза из-за спины Вани все на дверь,  - и вот отворилась эта дверь,
и лик у старушки сияющий:
     - Пожалуйте в палату... Очень рад вас видеть...
     - Да ведь и я рад!.. Как же...
     Ваня  хотел  было  пропустить вперед  себя  Наталью  Львовну в  дверь
палаты,  но она решительно толкнула вперед его,  а сама, глядя упорно вниз
под  ноги  на  белый  с  красными  каемками  половик,   зачем-то  опускала
торопливой рукой узенькую вуальку со шляпки.
     Но  вуалька была  приколота и  даже  не  прикрыла глаз,  и  когда она
услышала радостный вскрик Ильи:  "Вааня!" -  она подняла глаза и больше уж
ни на что кругом не смотрела, кроме него, и не думала уж, узнает он ее или
нет, и насколько это будет ему неприятно и ненужно.
     - Об-рос ты! - протрубил Ваня.
     Действительно,  новый был теперь Илья для Натальи Львовны,  -  она не
видела его раньше таким.  Таким видел его Алексей Иваныч,  когда приехал к
нему домой. Пробились усы, начала курчавиться мягкая бородка, бледное было
лицо и радостное, так как смотрел он только на подходившего Ваню.
     Наталья Львовна путаной походкой держалась за Ваней, ее он мог только
угадывать...  Но когда дружески-прочно поцеловался с Ваней Илья, вставши с
койки, она протянула ему обе руки:
     - Здравствуй! Здравствуй, милый!
     Она и улыбалась, и слезы заволокли ей глаза, а он сказал недовольно:
     - А-а, и вы... все-таки... Здравствуйте!
     Лицо у  него потухло,  рука его была чужая,  деревянная,  и она почти
вскрикнула:
     - Нет! Нет, Илья!.. Почему же ты так... враждебно?
     - Садитесь же.  Садитесь же... Вот табурет, Ваня! - заторопился Илья,
и порозовело у него лицо, и исподлобья поглядел он куда-то в глубь палаты.
     Палата была большая,  но больных в  ней было всего трое,  кроме Ильи.
Эти  трое лежали рядом в  другом конце,  а  около койки Ильи стояли пустые
строгие койки,  застланные темно-серыми байковыми одеялами и с наволочками
подушек из фламского полотна.
     Это была "дворянская" палата,  и  из  того же полотна под темно-серым
халатом виднелась на Илье рубаха, завязанная у ворота.
     Теперь было два  часа,  и  много света входило в  палату сквозь очень
большие окна, но прохладно было, и от Ильи пахло иодоформом.
     Наталья  Львовна  села  после  Вани.  Такою  тяжестью стал  вдруг  ее
короткий сак и  даже шляпка из черного бархата с белым крылом,  что как-то
странно было садиться на хрупкий с виду табурет: хотя бы стул со спинкой.
     - Да, Илья!.. Так вот где я тебя нашел!.. - смущенно зарокотал Ваня.
     А она вся подалась вперед и сказала торопливо вполголоса:
     - Илья, ты знаешь, я выхожу замуж!
     Она сказала это,  как девочка,  застенчиво и робко,  и как бы жалуясь
ему,  и как бы ища совета,  и как бы отпуская его от себя, и как бы желая,
чтобы он не поверил в это, чтобы дико было ему в это поверить.
     Но он  удивился чрезвычайно.  Он не на нее,  а на Ваню поглядел вдруг
очень сложным, жалеющим даже, почти испуганным взглядом.
     - Ка-ак?.. Замуж?.. За тебя, Ваня?..
     Ваня только отрицательно повел головой,  поглядел было на нее, но тут
же отвел глаза.
     - Не за него,  нет!..  За другого,  - заспешила Наталья Львовна. - Ты
его видел тогда на вокзале... Мы с ним приходили раньше тебя проведать, но
только...  тогда было нельзя...  А сейчас как?.. Ты уж поправился, Илья?..
Как я рада!
     И она прижала руки к груди, однако опустила их, поглядев на Илью.
     Он  уже  не  слушал  ее,  он  глядел  на  Ваню,  по-прежнему радостно
улыбаясь, и говорил:
     - Как же ты, Ваня, узнал, что я здесь?
     - Да,  видишь ли...  слухом земля полнится... Ведь у меня отец в этом
городе живет... Я тебе говорил, кажется...
     - Это я знаю...
     - Ну вот... ради него я и застрял здесь... на время, впрочем... Скоро
думаю ехать...
     - Далеко?.. За границу?.. А у меня из-за одного недоноска целый месяц
жизни пропал!
     И почему-то Илья раздул ноздри и зло посмотрел на Наталью Львовну,  и
этот взгляд его заставил ее посереть...  Это она почувствовала вдруг,  что
лицо ее стало теперь не бледным даже, а серым, точно он ударил ее наотмашь
взглядом этим и перебором ноздрей, и она сказала, уже не понимая зачем:
     - Недоносок же этот находится сейчас не в тюрьме,  а в доме... вот...
Ивана Алексеича...
     Даже Ваня крякнул и  вздохнул,  услышав это,  даже он обернулся к ней
укоризненно, а Илья нахмурился и спросил его:
     - Дикий вздор какой-то?
     И зачем-то обеими руками оттянул вниз пояс халата.
     - Я действительно купил здесь домишко...  имел такую глупость... - не
на вопрос ответил Ваня.  - Ты,  пожалуйста,  как только выпишут тебя, - ко
мне... Это на Новом Плане.
     - Вот как?.. Дом купил?.. Поздравляю!.. А Дивеев?
     - Ка-кой Ди-веев?..  Ах да... Этот сумасшедший?.. Да ведь он же с ума
сшел!..
     - Это я ему давно говорил,  что ему бы на Сабурову дачу, но он мне не
верил,  -  жестко пропустил сквозь зубы Илья.  -  Жаль, потерял через него
время!
     - Зато... приобрел опыт! - улыбнулся Ваня.
     Илья не ответил улыбкой, - он сказал еще жестче:
     - Да, уж теперь, если кому-нибудь вздумается в меня еще раз стрелять,
уж я буду знать, что мне надобно делать!
     - А что же в таких случаях надобно делать? - прогудел Ваня неожиданно
для Натальи Львовны.
     - Не  по-зво-лять  эти  упраж-нения  воин-ственные всяким без-дар-ным
стрел-кам, - вот что!
     И  по  одному тону этого,  ставшего очень брезгливым,  голоса Наталья
Львовна почувствовала,  что он,  глядящий не  на нее,  а  на Ваню,  помнит
именно теперь больше и  лучше,  чем  когда-нибудь раньше,  ее  выстрел,  и
разбитую розовую лампадку, и кошку опрометью вон с задранным хвостом.
     Она стала перебирать непроизвольно сумочку свою, повертывая ее, точно
наматывала на нее нитки,  и в то же время глядела не на эту сумочку,  а на
мощную руку Вани, лежащую на его левом колене.
     - Как же  им не позволять?  -  вставил было Ваня,  но Илья продолжал,
сильно напирая на слова:
     - Потому что,  если позволять это всяким... сумасшедшим или женщинам,
слишком...   исте-ричным,   то  этим  ни  ма-лей-ше-го  удо-воль-ствия  не
доставишь ни себе, ни им!
     Отбросив руки  с  ридикюля,  вытянув  и  заломив их,  Наталья Львовна
кинулась бы  на колени перед Ильей,  если бы не поймал глазами этого жеста
Илья и не сказал пренебрежительно:
     - Тут не театр... тут больница!
     И Ваня,  заметив это,  снова крякнул, вздохнул и оглянулся на дальний
угол,  куда как раз в  это время направлялась какая-то девочка-подросток в
школьной шапочке,  с  двумя кулечками,  может быть домашних печений,  а ей
навстречу подымалась с  подушки худощекая напряженная голова с  проседью в
черной бороде.
     И  не  успела  Наталья Львовна также  вслед  за  Ваней  оглянуться на
девочку, Илья спросил в совершенном недоумении:
     - Как же он оказался у тебя, Ваня, этот стрелок?
     - Видишь ли...  дом мой...  он  -  двухэтажный...  -  точно намеренно
растягивал Ваня ответ.  - Нижний этаж снял... один доктор военный... И там
лечебница теперь... для этаких больных...
     - С зайчиками?.. Вот как!.. Большой, значит, дом?
     - Нет... Да ведь их пока немного...
     - Так он...  этот...  не  придет ли  сюда еще...  со своим знаменитым
револьвером, а?
     Наталья  Львовна заметила,  какое  определенно брезгливое лицо  стало
теперь  у  Ильи.   Спрашивал  Ваню,   а  глядел  на  нее,  и  лицо  налито
брезгливостью до краев.
     - Ты не волнуйся,  Илья, - тебе вредно и ни к чему, - зарокотал Ваня.
- Он  больше ни в  кого уж стрелять не будет...  Он очень жалок...  Я  его
видел сейчас...
     - Но кто же хлопотал о нем,  хотел бы я знать?.. - поднял брови Илья.
- Кто взял его на поруки?.. Какой болван?
     Наталья  Львовна опять  перебрала руками  сумочку (простую,  кожаную,
темно-зеленого цвета) и ответила тихо:
     - Мой жених.
     Должно быть,  заметив,  какое  вдруг  изумленное стало лицо  у  Ильи,
вставил поспешно и ненужно Ваня:
     - А Эмма уехала... знаешь ли... к себе в Ригу...
     Илья  даже  не  заметил  этой  вставки;  он  спросил  Наталью Львовну
насмешливо:
     - Ва-аш жених?.. Он ему кто же... этому... ваш жених?.. Брат?..
     - Случайный знакомый...
     И Наталья Львовна опустила глаза.
     - Ска-жи-те!..
     И точно теперь только услышал, что сказал Ваня:
     - Так уехала в Ригу?.. Совсем?
     - Как совсем?..  От меня совсем?..  Ну вот!..  Зачем же? - усмехнулся
довольно Ваня.  -  К своим, проведать... и в цирк кстати... В Риге хороший
цирк.
     - Ска-жи-те!..  Что же он,  богат?  Со связями?..  Князь какой-нибудь
этот ваш  жених?  -  совершенно не  слушая Ваню,  спрашивал отрывисто Илья
Наталью Львовну и закончил вдруг:  -  Мне совершенно безразлично, конечно,
кто, но-о...
     - Он к вам сюда не придет, не бойтесь! - сказала Наталья Львовна.
     - Зачем же мне бояться?..  Я потому только и здесь,  что не боялся...
Однако не мешало бы...  Я ведь по серьезному делу ехал,  Ваня,  и вот... Я
потерял тысяч пятьдесят благодаря этому!
     - Пятьдесят тысяч?..  -  Ваня вдруг широко улыбнулся. - Какого же это
великого грешника должен был ты защищать?
     - Не  защищать,  нет!..  Совсем не то...  Дело было чисто торговое...
Тебе не странно?..  Чисто торговое!.. Ведь у меня отец был купец, - я тебе
говорил?..  И дядя...  Он был тогда со мною на вокзале...  тоже купец... Я
ведь не галерейки разные ездил за границей смотреть, - ты меня извини, как
художник,  -  я по делу ездил... И вывез я оттуда вполне обоснованный план
действий...  И старого дядю своего этим планом своим покорил... И мы ехали
за  этими  пятьюдесятью тысячами наверняка!..  Почти в  кармане были!..  И
нужно же было жалкому дураку этому!..  И по странной случайности он у тебя
в доме!.. Этого-то уж я не ожидал!..
     - Больной...  Лечится...  Так вот как!..  Пятьдесят тысяч!.. И Никита
Демидов по-прежнему твой идеал?
     - Никита и сын...  Сына звали Акинф... Русский Крупп... только на сто
лет раньше Круппа.
     - Крупп...  ведь это...  пушки? - безмерно удивилась Наталья Львовна,
переводя глаза с Ильи на Ваню.
     - А Демидов для армии Петра Великого поставлял ружья, - ответил ей за
Илью Ваня.
     - Ты  знаешь,  Ваня,  что представлял собою Прокофий Акинфович,  внук
Никиты?  -  заметно вдруг оживился Илья.  -  Не знаешь,  конечно, - я тебе
скажу.  Я сам это недавно узнал...  Екатерине-душке на какие-то авантюры -
кажется,  на войну с турками,  понадобились деньги...  Посылает она Федора
Орлова к Демидову на Урал занять четыре миллиона...  Тот говорит:  "Деньги
будут,  а  когда отдача?.."  -  "Да уж матушка-царица,  ужли ж  она..."  -
"Одначе  денежки  счет  любят...  Я  человек торговый...  У  меня  счет  и
расчет...  Через полгода день в  день и  час в  час чтобы деньги мои назад
были...  А к сроку не будут,  один ежели день просрочишь,  -  я сделаю вот
что:  соберу купцов уральских и князей и графов, какие под рукой найдутся,
и  четыре раза тебе при всех по  сусалам дам,  а  денег назад не возьму...
Желаешь?" - "Это, - говорит Орлов, - матушке-царице обида будет... Я не от
себя денег  прошу,  а  от нее прислан...  Ты,  стало быть,  матушку-царицу
оскорбляешь..." "Чем оскорбляю?..  Что денежки счет любят?" - "Должен буду
передать царице".  - "Дело любезное...  Поезжай,  передай..." Каков банкир
был лет полтораста назад, а, Ваня?
     Наталья Львовна вдруг увидела прежнего Илью... Очень надменны и очень
задорны стали у него вдруг глаза,  точно сам он, загораясь, играл молодого
(непременно молодого) Демидова Прокофия.
     - Фи-гу-ра!  -  крутнул головою Ваня.  -  А  не дешево отдавал четыре
миллиона за четыре пощечины какому-то Орлову?
     - Четыре миллиона для того времени - деньги огромные!.. Однако и цена
хороша!..  Четыре пощечины,  выходит,  не Орлову, ты не так понял, а самой
матушке-царице! И Орлов поехал назад в Петербург и передал Екатерине.
     - И  та  при-ка-за-ла  деньги взять без всяких условий?  -  улыбнулся
Ваня.
     - Нет,  немножко не  так...  И  та  послала за деньгами в  Голландию,
устроила внешний заем  под  лихие проценты и,  только так  себя обеспечив,
послала за деньгами того же Орлова к Прокофью... И Орлов условие о четырех
пощечинах подписал.
     - Неужели подписал? - вставила Наталья Львовна.
     - А  подписавши,  -  не поглядел даже на нее Илья,  -  получил деньги
счетом и  потом дрожал за свои щеки и  торопил голландцев и  за два дня до
срока деньги привез Прокофию... Но Прокофий заставил его просидеть эти два
дня и  деньги принял час в час,  как было написано в условии...  "Денежки,
говорил,  срок любят...  Матушка же царица может меня и  посечь,  конечно,
если захочет, - силы у нее на это хватит, а против батюшек миллионов и она
не вольна!.." Вот он каков был, наш Сесиль Родс!..
     - Анек-дот! - рокотнул Ваня.
     - Может быть,  -  но...  того времени,  заметь!..  У  тебя,  дескать,
власть,  а у меня - сила!.. Могу тебе и такие условия поставить, - так как
ты без меня не обойдешься... Отлично понимали это и тогда!
     Наталья Львовна смотрела теперь  не  на  Илью,  а  на  Ваню:  что  он
ответит?  -  Но Ваня улыбался, как будто любуясь Ильей. Он теперь весь был
явная  сила  -  сутуловато сидевший на  табурете,  охватив колена большими
пальцами рук, - и он сказал:
     - Самые счастливые люди те, которые могут сочинять анекдоты.
     - А если их некому будет рассказывать? - поспешно возразил Илья. - Ты
представь только:  кто еще несчастнее анекдотиста,  которому некому, - ну,
совершенно некому рассказать свежий анекдот?
     Ваня положил свою руку на его колено и засмеялся тихо,  но так густо,
что  обернулись в  их  сторону  бородатый больной  и  девочка  в  школьной
шапочке, и еще другой больной с перевязанной головою, неизвестно - молодой
или старый.
     Наталье Львовне почему-то стало очень неловко за Ваню,  а  Илья будто
не тогда, десятью минутами раньше, а вот именно только теперь ее обидел.
     - Я  не  вижу в  нем  этого большого спокойствия,  о  котором вы  мне
говорили!  - сказала она Ване, так как будто и не было рядом Ильи, и глаза
у нее стали теряющие,  такие глаза,  как у тех,  кто смотрит за улетающим,
утопающим в серых тучах осенних треугольником журавлей.
     Ваня только поднял на  нее  мясистые редковолосые брови,  а  Илья как
будто не расслышал, что она сказала, и продолжал о своем:
     - Это  у  меня  было очень хорошо продумано и  рассчитано,  но  время
потеряно,  -  и конец!.. Дядя мой поехал один, но у него, я уверен, ничего
не выйдет, - в пустой след!..
     - Ну что ж,  -  придумаешь на досуге другой проект,  -  глядя на него
пристально, сказала Наталья Львовна.
     Илья встретился с  нею глазами,  засунул за пояс руки и сказал Ване с
виду спокойно:
     - Я пролежу тут еще, должно быть, дней десять... Если приедешь ко мне
еще раз,  буду рад,  только...  без провожатых, пожалуйста... Поговорим, я
буду рад, - только... приезжай один!
     Ваня понял, что теперь лучше уйти, и поднялся, зарокотав:
     - Ну,  поправляйся...  да...  Я  и  не спросил тебя,  как ты ранен...
Хорошо, что неопасно... Поправляйся!
     И протянул ему руку.
     - Время для посетителей тут от двух до четырех, - ты знаешь?.. Можешь
когда угодно, - очень твердо сказал Илья, - только, пожалуйста, один.
     Ваня сделал было шаг от койки Ильи, понимающе наклонив голову и давая
место проститься Наталье Львовне,  но  она не  поднялась с  табурета,  она
сидела,  перебирая сумочку,  и  глядела на Илью в  упор,  и углы губ у нее
начали слабо дергаться.
     - Идемте,  Наталья Львовна!  - попросил Ваня и осторожно, как к очень
хрупкой вещи, прикоснулся к ней.
     - До свиданья!..  Прошу меня извинить, ежели я лягу, - сказал Илья, и
действительно неторопливо и не совсем свободно лег на койку.
     - Да...  Он устал,  конечно...  Идемте,  Наталья Львовна! - несколько
нажал на ее плечо Ваня, но она сказала тихо:
     - И это все, Илья?
     Илья тем временем сбросил туфли и завернулся в одеяло, подтянув его к
самому подбородку, и закрыл глаза.
     - Идемте же,  Наталья Львовна!  -  в третий раз сказал Ваня, просунув
пальцы к локтю ее руки.
     Он покраснел, он даже чуть потянул кверху этот локоть, но она сказала
тихо:
     - Вы идите, а я еще посижу.
     - Здесь больница,  а не театр!..  -  поднял голову Илья.  - Уведи ее,
Ваня, ради бога!
     Обхватив Наталью Львовну за  прижатые локти  сзади,  Ваня  решительно
поднял ее  с  табурета,  как  подымают маленьких детей,  а  Илья укрылся с
головою одеялом.
     Был момент,  когда совершенно потемнело в  глазах Натальи Львовны,  и
она упала бы,  если бы  не  держал ее под руку Ваня,  а  когда момент этот
прошел и  она вышла рядом с  Ваней из  палаты,  то в  коридоре ей пришлось
сесть от слабости и перебоев сердца на белый диван.
     - Экая вещь! - тихо басил над нею Ваня. - Может быть, воды?
     Минуты две  очень нехорошо билось сердце,  но,  оправившись,  сказала
Наталья Львовна то, чего не понял Ваня:
     - Мой вам совет: никогда не бейте розовых лампадок.
     Лицо ее было очень какое-то серое, даже глаза из черных стали сизыми,
так  что испугался Ваня,  но  она сама пошла к  выходной двери и  потом на
лестнице и на дворе по желтым ракушкам уверенно ставила ноги.
     На извозчике она спросила Ваню:
     - Зачем ему пятьдесят тысяч... вашему другу?
     - Его дело... не знаю, - ответил Ваня, а подумав, сказал: - На мелкие
расходы, должно быть.
     - Конечно... Куда