счет закрытия пансиона,
добавила:
     - Ничего,  пусть живет тут.  Ему же будет,  мне кажется,  лучше, а то
ведь возле него были совсем чужие люди,  -  поди-ка  привыкай к  ним...  Я
думаю, он нам мешать не будет, а?
     Макухин же отозвался на это:
     - А если ему работу какую-нибудь дать,  то лучше всяких пансионов ему
это помочь может.
     - Ну,  какую же ему работу дать можно!  - усомнилась Наталья Львовна,
однако Макухина точно осенило:
     - Ведь он  -  архитектор,  что  ты!  Пусть строит!..  Эх,  если бы  я
архитектором был, сколько бы красивых домов я понастроил!
     Наталья Львовна приложила руку к  его лбу и  сказала ему на  ухо,  но
серьезно:
     - Ты не пей, Федя, больше, - тебе вредно.
     А в это время Павлик чокался с Алексеем Иванычем, налив ему стаканчик
портвейна.
     Алексей Иваныч боялся, что Павлик начнет его спрашивать о чем-нибудь,
что ему самому неприятно уж было вспоминать, но тот ни о чем не спрашивал,
только угощал его,  точно сам был хозяином в  этом доме,  и расхваливал то
вино, то пирог, то майонез, то отбивные котлеты.
     Между делом он сказал ему:
     - Надеюсь,  вы опять поселитесь на нашей горке,  Алексей Иваныч?  Это
было бы очень хорошо.
     - Неужели?..  Что же в этом хорошего?  -  так же между делом, усердно
занятый едой, спросил Алексей Иваныч.
     - С  вами  мне  лично  всегда было  интересно говорить,  -  признался
Павлик, на что отозвался Алексей Иваныч с виду рассеянно:
     - Вот как? Интересно? А я этого и предположить не мог.
     Полковник сказал ему из-за спины Павлика:
     - А шоссе-то ваше,  как вы уехали, пришло в упадок: никаких работ там
больше не ведут.
     - Ах,  это на берегу которое? Вот как, - не ведут? - удивился Алексей
Иваныч. - Скажите, пожалуйста! А почему же так?
     - Не ведут,  нет,  -  я там недавно был и никаких рабочих не видел, -
подтвердил полковник. - А почему именно, - не имею понятия.
     - Да ведь там же этот,  как его... староста здешний, - Иван Гаврилыч,
- припомнил Алексей Иваныч.
     - Никого нет, и никакого старосты я не видел.
     - Староста тут, ведь он - жулик, - вступила в разговор слепая.
     - Это не  наше дело,  -  попытался отстранить ее  полковник,  но  она
обрадовалась случаю поговорить, - ведь долго молчала.
     - Как  же  так не  наше?  Вполне наше,  раз мы  тут живем уже столько
времени...  А что жулик, так что же тут такого? Он на то и староста, чтобы
был жулик.
     Другие  за   столом  или  очень  мало  обратили  внимания  на  поздно
пришедшего гостя,  или совсем не заметили его прихода,  занятые спорами об
артели каменоломщиков, - может она существовать без хозяина или нет.
     Музыканты  тоже  не  хотели  быть  только  посторонними зрителями  на
свадебном пире:  они  тоже  проявляли деятельность,  вдруг  ударяя во  все
литавры и  бубны,  рокоча трубами и  взвизгивая скрипкой.  А утомясь,  они
подкреплялись за своим небольшим, стоявшим в стороне столом.
     Особенно усердствовал в  этом гармонист,  который,  наконец,  потерял
весь свой меланхолический облик и  глядел мутными набрякшими глазами почти
свирепо, точно собираясь с силами начать скандал, а не вальс и не польку.
     Почувствовав этот остановившийся на  себе свирепый взгляд гармониста,
Алексей Иваныч спросил Павлика:
     - Это кто же такие гуляют на свадьбе?
     - Удивиться вполне можно,  -  ответил Павлик,  - но это все спасатели
Макухина.
     Конечно,  Алексей Иваныч  не  понял  его  и  переспросил,  и  Павлику
пришлось рассказать вкратце,  как  мог  в  море проститься с  жизнью Федор
Макухин,  так  же,  как  простился с  жизнью его  брат Макар,  если бы  не
выхватили его из моря его же рабочие.
     Это изумило Алексея Иваныча.
     - Макар?..  Макара я вспоминаю...  Макара я помню,  как же, - отлично
помню... Так он погиб, вы говорите? Вот уж никак нельзя было ожидать!
     Он  сидел взволнованный.  Он даже перестал есть,  а  только глядел на
Макухина, точно стараясь найти на его плотном, бритом теперь лице признаки
прирожденной удачи во всех житейских делах.
     И вдруг стремительно вскочил он.  Хотел было выйти из-за стола, чтобы
подойти к  Макухину,  но  стулья стояли плотно,  а  за его стулом оказался
какой-то  шкафчик,  в  свою  очередь прислоненный к  стене...  Нельзя было
выйти, и он громко заговорил, обращаясь к Макухину:
     - Федор Петрович!  Что  я  тут услышал!  Будто ты  был на  волосок от
смерти и тебя спасли вот они! - Он кивнул неопределенно на весь стол. - Ты
- счастливый человек,  Федор Петрович!  От души тебя поздравляю! И Наталью
Петровну,  Наталью Петровну тоже!  Это очень редкостно,  чтобы так везло в
жизни!..  Я себя лично... я о себе лично два слова, если позволите... Я не
то чтобы завидую вам обоим,  а только мало что понимаю... Просто, ничего в
общем  не  понимаю,  -  почему  же  мне  никак  и  никогда не...  как  это
называется,  -  забыл...  (он пощелкал пальцами) не было удачи,  что ли?..
Ведь я -  архитектор,  - вдруг обратился он ко всему столу, - ведь я вырос
на  проектах и  сметах,  на проектах и  сметах,  -  отчего же я  ни одного
порядочного здания не построил и  даже своей личной жизни тоже?  Проекты и
сметы,  ведь  это  -  моя  область,  а  что  касается самого себя,  ничего
спроектировать никогда не мог, ничего вычислить не мог, - почему это? Чего
мне недоставало?..  И в результате я вот на чужой свадьбе!.. У меня конец,
у вас, - обратился он снова к Макухину и Наталье Львовне, - только начало,
и я хотел бы, чтобы ты, Федор Петрович, и вы, Наталья Петровна...
     - Львовна!   -   громко  подсказал  ему  Павлик,   а  полковник,  Лев
Анисимович, поглядел на него явно неодобрительно, и это его смутило.
     В  довершение всего гармонист,  все время свирепо на  него глядевший,
развернул свое "концертино" и  перебрал лады,  а  старик с бубном раза три
сряду ударил бубном о свой кулак.
     Павлик потянул Алексея Иваныча за рукав книзу,  и он сел, умолкнув, и
сосредоточенно начал глядеть в  свою тарелку.  А  на  узенькое,  но все же
свободное  место  между  общим  столом  и   столом  музыкантов  выскочили,
перемигнувшись,  молодой малый  Аким,  который держал в  церкви венец  над
Натальей  Львовной,   и  тоже  не  старая  еще  жена  Севастьяна,   -  оба
раскрасневшиеся от вина,  оба с  платочками в  руках;  и музыканты грянули
казачка.


     Зажгли лампу-молнию,  и от этого, после сумерек, очень многим, должно
быть,  стало казаться,  что  в  свадебном пиру начинается вторая,  гораздо
более веселая часть.
     Есть  действительно в  искусственном свете,  изобретенном  человеком,
какой-то вызов дневному свету: ведь он во всяком случае для всех очевидная
победа над ночной темнотой, действующей весьма угнетающе.
     Все  воспрянули духом:  те,  кто  способны были  пить до  полусмерти,
нашли, что они еще только начали входить во вкус попойки; те, кто плясали,
увидели,  что они еще не отбили каблуков;  те,  кто горланили песни, - что
они  еще  далеко  не  охрипли,  а  те,  кто  умели,  щелкая  по  бочонкам,
определять,  сколько в  них осталось вина,  решили,  что вина осталось еще
гораздо больше, чем было выпито... Даже с музыкантов при ярком свете лампы
слетели  сонливость  и   усталость,   и   у   гармониста  снова   появился
меланхолический вид.
     А  ночь выдалась темная,  так что нечего было и  думать,  чтобы можно
было не только дойти к  себе Павлику и  полковнику с его слепой женой,  но
даже и  довезти их  по очень плохой дороге в  гору.  Их,  а  также Алексея
Иваныча  уложили спать  в  комнатах на  верхнем этаже,  когда  было  около
одиннадцати часов. Тогда же ушли домой и музыканты.
     Ровно до двенадцати досидели молодые, потом тоже ушли наверх, а гости
еще сидели, пока хватило керосина в лампе. Они улеглись на полу, где нашли
для себя удобнее и куда донесли их ноги.
     Каменотесам из Куру-Узени, конечно, некуда было идти; что же касалось
рыбаков Афанасия и Степана и извозчика Кондрата с их женами, то хотя они и
были здешние,  но  не  могли уж понадеяться на себя,  что дошли бы к  себе
благополучно.
     А  за  окнами хлебосольного макухинского дома,  -  слышно было даже и
пьяным,  -  ревело море.  Начавшийся еще  днем прибой разъярился ночью,  и
огромнейшие волны бешено-упрямо шли в атаку на сонный город.


     1923, 1944 гг.


                 ИСТОЧНИК ПОЛУЧЕНИЯ ТЕКСТА И ИЛЛЮСТРАЦИЙ

84 Р 7
С 32


                               Иллюстрации
                         А. В. Нїиїкїоїлїаїеївїа


     4702010200 - 1681
С  -------------------- 1681 - 88
     080(02) - 88

                               c Издательство "Правда", 1988. Иллюстрации.


     Сергеев-Ценский С. Н.
С 32     Преображение России: Обреченные на гибель. Преображение человека.
     / Ил. А. В. Николаева. - М.: Правда, 1988. - 608 с., ил.

          С. Н.  Сергеев-Ценский известен читателям не  только  как  автор
     "Севастопольской  страды",  но и как создатель историко-революционной
     эпопеи "Преображение России",  включающей в себя ряд произведений (12
     романов  и 3 повести),  которые не продолжают друг друга,  а являются
     совершенно самостоятельными.
          В настоящее  издание  вошли  романы  "Обреченные  на  гибель"  и
     "Преображение человека".

          4702010200 - 1681
     С  -------------------- 1681 - 88                              84 Р 7
          080(02) - 88


                    Сергей Николаевич Сергеев-Ценский

                           ПРЕОБРАЖЕНИЕ РОССИИ

                               Эїпїоїпїеїя

                           ОБРЕЧЕННЫЕ НА ГИБЕЛЬ

                          ПРЕОБРАЖЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА


                                 Редактор
                           С. А. Сїуїрїкїоївїа

                           Оформление художника
                         А. И. Нїеїрїоївїнїоїгїо

                         Художественный редактор
                       В. В. Мїаїсїлїеїнїнїиїкїоїв

                           Технический редактор
                            Е. Н. Щїуїкїиїнїа


                                 ИБ 1681
     ________________________________________________________________
           Сдано в набор 08.09.87. Подписано к печати 07.01.88.
              Формат 84x108 1/32. Бумага книжно-журнальная.
                Гарнитура "Литературная". Печать высокая.
       Усл. печ. л. 31,92. Усл. кр.-отт. 32,34. Уч.-изд. л. 34,72.
            Тираж 500 000 экз: (4-й завод: 400 001 - 500 000).
                      Заказ ј 3970. Цена 3 р. 10 к.
     ________________________________________________________________
                 Набрано и сматрицировано в ордена Ленина
                и ордена Октябрьской Революции типографии
            имени В. И. Ленина издательства ЦК КПСС "Правда".
              125865, ГСП, Москва, А-137, ул. "Правды", 24.
     ________________________________________________________________
                Отпечатано в типографии "Курская правда",
                   305007, г. Курск, ул. Энгельса, 109.


__________________________________________________________________________
     Текст подготовил Ершов В. Г. Дата последней редакции: 03.03.2001
     О найденных в тексте ошибках сообщать:   mailto:vgershov@chat.ru
     Новые редакции текста можно получить на: http://lib.ru/~vgershov