н  называл  Казачий
отдел "собачьим отделом" и "червеобразным отростком слепой кишки". Это его
подлинные слова!
   И насчет того, кто верил, кто не верил... Да если честно,  все  верили!
До единого. Как было не верить, когда читались такие обращения:
   "Товарищи! Нами были приняты все меры к  мирному  улаживанию  конфликта
между Мигулиным и Советской Республикой. Теперь время разговоров  кончено,
и, чтобы вы знали, куда вас ведут и на что толкают,  мы  передаем  решение
Ревсовета Республики.
   Мигулин объявляется мятежником, против него двинуты сильные  отряды.  С
ним будет поступлено как со стоящим вне закона.  Сообщите  это  войскам  с
предупреждением, что всякий, кто посмеет поднять оружие  против  советской
власти, будет сметен с лица земли. Во  избежание  кровопролития  предлагаю
Мигулину в последний раз вернуться к исполнению воинского долга,  иначе...
будет  считаться  изменником  Революции.  Если   подчинится   добровольно,
гарантирую безопасность, иначе погибель его неизбежна..."
   А вот из обвинительного акта:
   "В этих своих воззваниях, которые он выпускает по пути следования, есть
указание,  что  он  хочет  свергнуть  коммунистическую  партию.  В   одном
воззвании говорится: я поднял бунт против  советской  власти,  которая  не
нравится вам,  подразумеваются  красноармейцы...  Он  зовет  в  свои  ряды
дезертиров,  которые  являются  главнейшим  злом  Советской  России,   они
подорвали наше положение на Южном фронте...  В  пути  следования  Мигулина
было несколько боев с нашими красноармейскими частями, по показаниям одних
-  4,  по  другим  сведениям  -  5.  Стало  быть,  в  тот  момент,   когда
обнаружилось,  что  советская  власть  не  может  допустить   партизанских
выступлений, Мигулин силой  оружия  прорывается  на  фронт...  23  августа
поздно вечером Мигулину было известно, что если он  выйдет  на  фронт,  то
будет объявлен вне закона... В результате стычек среди  наших  войск  было
много убитых и  раненых,  были  потери  и  со  стороны  Мигулина.  В  этих
затруднительных наших оперативных  действиях  Мигулин  отдавал  приказания
рвать телефонные и телеграфные провода. Имеются сведения,  что  Мигулин  в
пути арестовал  коммунистов  и  некоторых  крестьян  -  правда,  он  затем
отпускал их - за то, что они  отказывались  давать  ему  подводы,  и  даже
грозил расстрелом. По пути был ограблен один  завод,  у  заведующего  была
отобрана некоторая сумма денег. (Видишь, Асенька, эти факты почему-то тебе
не запомнились. Да, наша человеческая память - еще более чудо потому,  что
умеет поразительным образом  одно  отсеивать,  а  другое  сохранять!)  При
приближении к фронту, когда положение  Мигулина  стало  довольно  опасным,
когда он почувствовал, что его игра проиграна, он начал колебаться, но все
же вместо того, чтобы сдаться мирным  путем,  он  пытался  идти  дальше...
Мигулин арестовал двух коммунистов, Логачева и  Харина,  по  подозрению  в
покушении  на  его  жизнь.  Но  в  деле  нет  материалов,  устанавливающих
наличность  такого   покушения.   Коммунистов   этих   Мигулин   объявляет
заложниками и грозит расстрелять при первом выстреле со стороны  советских
войск.  Арестованные  коммунисты  шли  в   течение   нескольких   дней   с
красноармейцами,  и   им   в   любой   момент   грозила   опасность   быть
расстрелянными, и только паника, вызванная  выстрелами  с  нашей  стороны,
дала им возможность бежать..."
   А она пишет, будто арестованные находились в  рядах  корпуса  и,  когда
Маслюк спросил, где они, Мигулин махнул рукою назад, как бы говоря: здесь.
Бог ты мой, память - штука ненадежная. Нужны старенькие бумажки, истлевшие
на сгибах документы, выцветшие чернила, бледный шрифт  "ундервуда"...  _Но
посылать все это ей нельзя_.
   Павел Евграфович сейчас же сел за ответ.


   "Дорогая Ася!
   Благодарю тебя за  присланные  содержательные  воспоминания.  В  них  я
почерпнул  очень  много  интересного,  раскрывающего..."  Тут  он  надолго
задумался, какое применить выражение: "всю историю", или "весь  ход",  или
же просто  "события".  Однако,  призадумавшись  покрепче,  решил  написать
"некоторые подробности". Дальше написал "выступления Донского  корпуса  на
фронт" и услышал выстрел где-то близко. Он  не  обратил  внимания,  ибо  в
расположении корпуса всегда постреливали. Дисциплина  тут  была  не  ахти.
Следующую фразу только начал, как  бабахнуло  сразу  два  выстрела,  и  он
подумал, что на трехлинейку не похоже,  бьют  вроде  из  охотничьего,  что
показалось странным: откуда охотничье? Какие-то тонкие, то ли женские,  то
ли детские, голоса кричали. Павел Евграфович отложил ручку и, как  был,  в
сетчатой майке и в полосатых брюках от пижамы, вышел из комнаты  и  задней
дверью через большое общее крыльцо спустился на двор.
   На повороте дороги, ведущей в  глубь  участка,  он  увидел  грузовик  с
крытым кузовом. Возле грузовика толпились  несколько  человек,  женщины  и
ребятишки,  и  что-то  кричали,  вопили  и  даже  плакали.  Внучка  Полины
великовозрастная Алена бросилась к Павлу Евграфовичу, рыдая.
   - Спасите! Они убивают!
   - Кого?! - изумился Павел Евграфович.
   - Уже убили Гуслика! Теперь ищут Арапку, хотят убить!  Какие-то  звери!
Боже мой, звери, звери!
   Человек с охотничьим ружьем на плече удалялся в сторону сараев, рядом с
ним мелькал, кажется, Приходько - в  соломенной  шляпе,  в  чем-то  белом,
развевающемся, - за ними бежала  толпа  детей.  Павел  Евграфович  услышал
азартный крик:
   - Толя! Айда Арапку стрелять!
   Он с ужасом узнал голос внука.  Возле  заднего  борта  в  кузове  стоял
знакомый парень - Митька совхозный, прохвост, пьянчужка, он и теперь  был,
видно, хмелен, рожа красная, еле ворочал языком, что-то женщинам  объяснял
мыком, а те на него орали и махали руками. Застреленные  собаки  лежали  в
кузове.  Мальчишки  подпрыгивали,  чтобы  заглянуть  через   борт.   Павел
Евграфович поспешил, задыхаясь, к сараям, где человек с охотничьим  ружьем
тыркался из одной сараюшки в другую, ища Арапку. Какой-то мальчик  плакал.
Другой закричал радостно:
   - Вон! Вон! Вон он!
   Убийца разбрасывал груду досок.
   - Что можно сделать? - говорил Приходько. -  Приказ  дачного  треста...
Это не от нас, товарищи, зависит...
   - Прекратить! - крикнул что есть мочи Павел Евграфович.
   Никто почему-то  не  услышал.  Он  опустился  на  что-то  вроде  ящика,
деревянное, ноги не держали. В груди была  боль.  Он  вдруг  подумал,  что
сидит на чем-то деревянном и длинном,  как  гроб.  Внезапно  из-под  досок
выскочил, скуля, Арапка и бросился к Павлу Евграфовичу. Прыгнул к нему  на
колени и сунул нос ему под мышку. Павел Евграфович  обнял  пса,  чувствуя,
как тот дрожит. Павел Евграфович задыхался, и в груди была боль.
   - Это мой пес... Это не бездомный... - сказал слабым голосом.
   Люди что-то кричали. Женщина ругалась  с  Приходько.  Он  понимал,  что
Приходько хочет, чтобы Арапку убили, потому  что  Арапка  пристает  к  его
собачонке. Убивать только за то, что дворняга. Да он лучше всех. Они  сами
бешеные, эти пьянчуги, их самих застрелить. Ему хотелось все это  крикнуть
человеку с ружьем и Приходько, сказать Приходько, что он подлец. Он бывший
юнкер. Он перекрасился. Его самого застрелить. Но не то что крикнуть, даже
сказать не было сил, в груди была боль, он обнимал пса и дрожал  вместе  с
ним. Он чувствовал подступающую тошноту. Никто не отнимет у него пса,  как
бы ни кричали, как бы ни воняли водкой в  лицо.  Приходько  злобно  вертел
глазом.
   - Вы нарушаете параграф! Указание Моссовета!
   Павел Евграфович собирал во рту слюну, чтобы плюнуть. Какой-то  мальчик
подбежал и сел рядом с Павлом Евграфовичем, обняв Арапку. Теперь  обнимали
пса вдвоем. Потом с другой стороны подошла  девочка  и  положила  руку  на
Арапкин затылок, торчавший из-под мышки. Вдруг он  почувствовал,  что  пес
перестал дрожать.
   Кто-то хрипел в ухо:
   - Найди червонец... Я ему дам, змею, а то не отстанет...
   Это был Митька совхозный. Тот мальчишка, что сел с Павлом  Евграфовичем
рядом, нес Арапку на руках,  уморился,  выпустил,  Арапка  побежал  рядом,
прижимаясь к ногам. Павел Евграфович останавливался,  когда  давила  боль.
Дома искал деньги, рылся  повсюду,  по  карманам,  по  ящикам,  спросил  у
Валентины, но нашел только три рубля и копеек сорок мелочью.
   Митька был недоволен, ворчал, но согласился.
   - Ладно, давай! - Побежал,  прыгая  через  насаждения,  треща  кустами,
торопясь к грузовику, к новым собакам, новым трешницам.
   Павел Евграфович ушел в дом  и  затворил  за  собой  дверь.  Ни  с  кем
разговаривать  не  хотелось.  По-прежнему  болела  грудь,  но  не   оттого
разговаривать не хотелось. Нет, не оттого. Все вместе - какая-то  гадость.
Арапку он спас. Но как спасти остальное? Например, того мальчика,  который
кричал: "Вон! Вон! Вон..."? И собственного внука? Как теперь разговаривать
с Приходько? Подумал, что при Гале всего этого быть  не  могло.  Не  могло
быть таких душителей собак, таких любознательных  мальчиков,  такой  жары.
Жара нечеловеческая, нездешняя, жара того света. Все было другое при Гале.


   Сидел в кресле-качалке, вдруг говор - Верочка с Эрастычем.  Где-то  под
окном, внизу, совсем близко.  И  разговаривают-то  негромко,  а  ему,  как
назло, все слышно. Даже удивительно, до чего  отчетливо  и  ясно.  Верочка
жаловалась: "Ужасно волнуюсь.  Смотреть  больно.  Стал  такой  старенький,
такой жалкий, чудной... Еле ходит..." Эрастыч: "Не бери в голову. (Что  за
глупость: _не бери в голову_. Научный работник, а  выражается  черт  знает
как.) Ведь не можешь заставить  брата  бросить  пить?  Не  можешь  вернуть
старику здоровье? Значит, не  бери  в  голову".  Слушал  спокойно.  Ничего
нового. Мучило только то, что подслушивает, но подняться  с  качалки  было
непросто, требовались усилия, и он некоторое время колебался, затевать  ли
сложную операцию по подъему с качалки, надеясь, что  томительный  разговор
внизу сам собой прекратится. Кашлянул громко и стукнул палкою в пол, давая
знать, что сидит рядом. Нет, не слышали, продолжали. Верочка все жалобней:
"Но ведь мне его жалко, правда же.  Ну  что  он  сидит  ночами,  не  спит,
перебирает свои бумажки..." - "И слава богу,  есть  занятие".  -  "Это  не
занятие, Коля. Это что-то..." - "Все старики немного "чайники". Старость -
вид шизофрении". И ушли.
   Думал над странной фразой: "Все старики  немного  "чайники".  Что  этот
неприятный человек имел в виду? От фразы исходила  тревога.  Шизофрения  -
понятно. Считают его шизофреником. Но при чем тут чайники? Бог ты мой, они
сами больны, они больны непониманием, больны  нечувствием,  о  чем  мечтал
человек с голым и мятым черепом - как его звали? - он  говорил,  что  надо
избавиться от эмоций. Уже избавились? Вылетела из  головы  фамилия.  Череп
похож на кулич. Его зарубили весной двадцатого года.


   Нет, не пойду и разговаривать не стану. Все  разговоры  неинтересны.  А
если нет интереса, нет смысла, зачем об этом беспокоиться? Все  это  давно
ушло и абсолютно ненужно; подумаешь, загадка, кто получил  домик  старухи,
не  имевшей  наследников.  Нет,  нет,   неинтересно.   Единственное,   что
интересно: _что выбросило Мигулина из Саранска  навстречу  Деникину?_  Вот
тут поистине болит, тут проблема, вопрос вопросов?
   Чтобы ответить на упрек: "Ты все же верил в его вину..."
   Спросите у муравьев, которые бегут цепочкой вот здесь, по  подоконнику,
один за другим, верят ли они в то, что там, куда они бегут, их ждут  корм,
спасение, истина... Один человек, как всегда, недоверчиво хмыкал.
   Приехали в Балашов на рассвете. Мглистый темный  октябрь.  В  квартире,
которую для нас сняли,  живет  корреспондент  реввоенсоветской  газеты  "В
пути" Лев. На льва непохож: тонок, бледнолиц, военный френч сидит на  нем,
как с чужого плеча.
   Он привез последний  номер  газеты  "В  пути"  со  статьей  о  Мигулине
"Полковник Мигулин". Написал Троцкий. Суд начинается через два дня.
   - Послушайте, нельзя  же,  ей-богу...  -  говорит  Шура,  вчитываясь  в
статью, и я вижу, как лицо его грубо,  пятнами  белеет.  Знаю,  эти  белые
пятна - признак раздражения. - Смотрите, что он пишет: "Постыдно  и  жалко
заканчивается карьера бывшего  полковника  Мигулина.  Он  считал  себя,  и
многие другие считали  его  большим  "революционером"...  Но  что  явилось
причиной временного присоединения Мигулина к революции? Теперь  совершенно
ясно: личное честолюбие, карьеризм, стремление подняться  вверх  на  спине
трудящихся масс..." Дальше впрямую об измене...
   - И что же? Почему не устраивает? - спрашивает Лев.
   - Да потому, что нельзя до суда писать: "Теперь совершенно ясно..."
   - Не понимаю...
   -  Если  "совершенно  ясно",  тогда  суд  ни  к  чему.  Все  суды  мира
устраиваются, чтобы установить ясность.
   - Все суды мира нас не интересуют, - говорит Лев. -  Революционный  суд
ни на что не похож. Такого суда не было в истории.
   Лев - это фамилия? Зовут как-то сложно, и все привыкли:  Лев,  Лев.  Мы
знакомы давно, недели три. То он мелькал в Козлове, то в штабе  IX  армии.
Шура объясняет: если б он знал,  что  так  обстоит  дело,  он  бы  не  дал
согласия участвовать в процессе. Лев холодно:
   - Не думаю, Александр Пименович, чтобы зависело от вашего согласия.
   С этого темного рассвета,  статьи  "Полковник  Мигулин"  и  неприятного
разговора с  корреспондентом  Львом  все  пошло  вкось.  Шура  сразу  стал
возражать, как у него бывало, против всего подряд.  Раздражение  и  злость
кипели. Кажется, он проклинал себя за то,  что  не  уклонился  вовремя,  и
теперь делал все, чтобы разругаться, поломать, уехать. А он  был  нужен  -
его авторитет, каторжанская слава прибавляли веса суду. Два  других  члена
суда - кубанские казаки, председателем назначен  старый  партиец  Сыренко.
Главный обвинитель - Янсон. Он давний знакомец Шуры. Они  на  "ты".  Янсон
тут главный, все споры, ругань, несогласие - с ним.
   - Пойми  ты,  черт  упрямый,  что  сей  суд  имеет  не  юридический,  а
политический смысл. Пропагандистский смысл! Мы должны сокрушить легенду  о
Мигулине. Мы должны нанести удар по контрреволюционному казачеству -  раз,
по бонапартизму - два и по партизанщине - три.
   И еще говорит Шуре:
   - Почему, Александр, ты всегда ломишь свою линию? Почему ты всегда -  а
я хорошо помню по старым временам - так тяжело подчиняешься  дисциплине  и
коллективному мнению?
   Шура говорит, что приехал участвовать в судебном разбирательстве, а  не
в театре. Если тут заранее отрепетированный спектакль, тогда  увольте.  Не
совсем правда. Спектакля хотел автор статьи "Полковник Мигулин". Но  вышло
иное. Вышло совсем иное, но Шура не знал, что  выйдет.  Янсон  раздраженно
уверяет: не волнуйся, будет настоящий  суд,  будет  обвинитель,  защитник,
будут члены суда, публика, журналисты, но у него, Янсона,  предварительное
мнение четкое. Мигулин должен быть судим за измену.
   - Ты этого не считаешь?
   - Я не знаю. За тем и приехал - узнать.
   Споры делаются все резче, Шура закусил  удила.  Кончается  катастрофой:
вечером Шура уезжает в Пензу, бросив гневное  объяснение,  что  снимает  с
себя обязанности члена суда в связи с несогласием с тем-то  и  тем-то.  Не
помню, с чем именно. На его место срочно  вызван  председатель  армейского
ревтрибунала Десятой. Шура поступает рискованно. Я за него в страхе.  Была
минута  -  сразу  после  внезапного  отъезда,  когда  Сыренко   и   Янсон,
взбешенные, говорят об аресте и привлечении к суду. Но, разумеется, вздор!
Потом соглашаются, что, может, и к лучшему: с его настроением  неизвестно,
что он бы отколол на суде...
   А я остаюсь в Балашове. Потому что  еще  раньше  назначен  в  помощники
секретарю суда. Много волокиты, много бумаг, имен. Кроме Мигулина  судятся
двенадцать человек командиров и близких ему казаков, допрашиваются полтора
десятка свидетелей. Да и все захваченные Скворцовым 430 человек  находятся
на положении обвиняемых и ждут решения своей доли.
   Мрачный, исхудалый, разом старик - в  черных  волосах  проседь  сильней
привычного, - сидит Мигулин на первой скамье сбоку от стола судей и  то  и
дело порывисто, наклонясь вперед, выламываясь плечом, оглядывает зал,  ища
глазами. Ищет Асю, а ее нет. Публику в первый  день  не  пускают.  С  Асей
встречаюсь вечером...
   Вот редчайшая редкость, драгоценность в сто шестьдесят страниц в  синей
папочке: стенограмма суда. Если начнется в доме пожар и надо хватать самое
ценное, схвачу эту папку. А зачем? Все читано, перечитано.
   _Председатель_. Подсудимый Мигулин, вы слышали, в чем вы обвиняетесь?
   _Мигулин_. Слышал.
   _Председатель_. Признаете себя виновным?
   _Мигулин_. По всем  предъявленным  пунктам,  за  исключением  некоторых
деталей, признаю себя виновным,  но  прошу  во  время  судебного  процесса
выслушать мою исповедь...
   Все читано, перечитано, передумано, перемеряно памятью. Но  каждый  раз
что-то новое. Галя тоже  читала.  Говорила,  что  Мигулин  -  правдивый  и
честный человек, но с узким кругозором. Это она вывела из  стенограммы.  А
уж она-то понимала. Она ничего не знала про Асю. Галя в людях  разбиралась
преотлично, в особенности в мужчинах. Женщины занимали ее мало. Да у ней и
подруг не было - одна Полина. Она говорила: "С ними скучно. В них  столько
ерунды..."
   _Мигулин_. Я был не против  идейного  коммунизма,  а  против  отдельных
личностей,  которые  своими  действиями  подрывали   авторитет   советской
власти... Я обрисовывал на митингах все примеры очень рельефно... Итак,  я
хочу указать на невозможно сложившуюся политическую атмосферу  в  Саранске
вокруг меня. Затем распространился слух, что пал Тамбов, и  мне  казалось,
что кадеты могут подойти при таком положении к Богоявленску. Мне казалось,
что деникинские войска вклинятся в наше расположение в направлении Ряжска,
тем более что распространились  слухи  об  эвакуации  Козлова...  И  решил
выступить с наличными силами, убежденный, что я своим выступлением в любом
месте остановлю фронт...
   _Председатель_. Вы грозили арестовать коммунистов?
   _Мигулин_. Это был просто тактический шаг, так как я  не  хотел,  чтобы
кто-нибудь мешал мне на пути. Я сперва объявил, что Харин и Логачев  будут
расстреляны, но затем отдал приказ, чтобы этого не делали,  так  как  я  в
принципе против  смертной  казни.  Мною  не  был  расстрелян  ни  один  из
арестованных коммунистов.
   _Председатель_. Когда была написана  ваша  декларация  "Да  здравствует
Российское Пролетарское Трудовое Крестьянство"?
   _Мигулин_. В первых числах августа, когда мне на одном из митингов была
подана  записка:  что  такое  социальная  революция  и  как  должно   жить
человечество?
   _Председатель_. Не жалели ли вы, что у вас нет орудия, а то бы вы смели
Пензу с лица земли?
   _Мигулин_. Нет, не говорил этого.
   _Председатель_. Руководили ли вы боями и какими во время похода?
   _Мигулин_. Мы старались избегать боев и, еще не доходя  до  реки  Суры,
советовались с Юргановым, как лучше пройти, чтобы избежать столкновения...
Откровенно говорю, что первоначальное мое направление было на  Пензу,  так
как мне хотелось, чтобы т.Янсон меня наконец понял...
   _Янсон_. Скажите, когда вы выступили со своей частью  якобы  на  защиту
фронта, логично ли было с вашей стороны  устраивать  новый  фронт  в  тылу
советской власти - как офицер, подумали ли вы над этим?
   _Мигулин_. Конечно, я действовал нелогично,  но  поймите  мое  душевное
состояние, поймите ту атмосферу...
   _Янсон_. Чувствовали вы себя в последние дни нормальным  человеком  или
ваш разум мутился?
   _Мигулин_. Вы уже слышали от меня, я не отдавал себе  отчета  и,  когда
вел с вами переговоры, метался из стороны в сторону, несколько  раз  бывал
на станции, несколько раз подходил к аппарату и в конце концов, измученный
этой борьбой...
   Откуда она узнала, что я в театре? Вечером  со  Львом  пошли  в  театр,