енной
жизни   стали   шириться  идеалистические  настроения  и  возникла  ощутимая
потребность в  братьях по разуму ("прогрессисты"  не в счет, хоть и свои, их
разум вывернут  наизнанку). Тогда же возникли слухи  о невзрачных существах,
обитающих   в   пещерах.   Взаимная    симпатия,   как   говорится   теперь,
комплементарность, возникла  после  того,  как гуингмы  воочию  убедились  в
сверхестественных способностях пещерных жителей - те владели даром пускать в
полет неодушевленные камни  и время  от времени появлялись в  ночной  степи,
держа  в  руках куски огня.  Так  об  этом  говорится  у  летописца-гуингма;
летопись, само собой, телепатическая.
     Контакт братьев по разуму  состоялся уже  в  ту пору, когда у  гуингмов
сформировалось  вполне устойчивое  представление  о том, что  йэху -  демоны
пещер, обладающие разумом вполне сравнимым с лошадиным. Большинство гуингмов
относились к йеху  с боязливым уважением - кстати, это отношение сохранилось
до  сих  пор.  Идеологи  "органистов"  склонялись к  тому, чтобы  заручиться
покровительством  этих  существ; какова  же  была радость первого  табуна, в
который заявился долгожданный пришелец, а также гордость  той пегой кобылки,
на которую в знак дружбы вскарабкался гость. И сидя верхом на ней, этот йеху
произнес речь, сущность которой сводилась к следующему:
     - Вместе мы - сила!
     Надо  отметить, что  с  тех  пор  все  речи политиканов,  обращенные  к
публике, проводят эту мысль и ничего более.
     Впервые гуингмы ощутили себя силой, это было новое чувство. И в табунах
этих  сторонников  естественной  природы  стало  стремительно  формироваться
представление  о том,  что  йеху  как бы  посланы им  свыше,  с  гор,  чтобы
гармонически   дополнить   приземленный    разум    гуингмов    мистическими
способностями  потусторонних существ.  На  теперешнем языке,  гуингмы готовы
были делегировать свои полномочия демонам пещер.
     А как на все это реагировали технари, "прогрессисты"?  Надо сказать, им
было не  до  того; признать  следует, что  гуингмы так  и  не  додумались до
орудий, инструментов, удобных для копыта, а машинная  цивилизация еще только
смутно представлялась наиболее прозорливым из  них.  Некоторые даже считали,
что прогресс зашел в тупик.
     И "органисты" всем стадом предались йеху.
     Дальнейшее  нет  необходимости  описывать,  все  зафиксировано  в курсе
истории. От  боевых лав Атлантиды, от кавалерийских полков Хефрена до Первой
конной армии Буденного - это ужас и мрак лошадиной истории, это непрестанная
гонка  вскачь одержимых  (по  лошадиным понятиям  конь со  всадником одержим
демоном, вполне наглядно), это массовые убийства гуингмов, и что толку, если
при  этом гибнут также и йеху. А в редкие  мирные передышки участь обманутых
становилась лишь ненамного лучше: это либо буксировка громоздких  устройств,
куда  зачем-то  набивалось   множество   йеху,   либо  и  вовсе   утонченное
издевательство - волочение за собой  по почве заостренного окованного крюка,
постоянно тормозящего движение. Надо  сказать, что пещерные демоны оказались
на  удивление  изобретательны  по  части  подобных  измывательств:  вспомним
лошадей,  вертевших ворот  в  шахте,  вспомним  лошадок,  везших  Скотта  по
ледникам  через  Антарктиду...  Кнут и  удила - вот что могли  бы изобразить
гуингмы на своем гербе, если б имели склонность к символике.
     Несколько  тысячелетий  господства  йеху,  при  всей  их  невообразимой
жестокости, никак не отразились на характере обращенных в рабство гуингмов -
это были все те же миролюбивые покладистые существа. Нельзя сказать, чтобы в
обращении  йеху  с  гуингмами  присутствовало  одно  лишь  зверство  -  нет,
отмечались и случаи взаимной симпатии, особенно в среде простолюдинов-селян,
владельцев одной-двух лошадок. У властьимущих йеху такие  случаи доходили до
гротеска  -  все  помнят Буцефала, а также  намерение Калигулы ввести своего
коня в сенат. Но и в этих исключительных обстоятельствах их седлали и на них
ездили. Исключение  -  конь  великого  князя Олега, отправленный на почетную
пенсию суеверным властителем.
     Лишь  однажды  за все  время  истребительных  войн,  а  именно  в  пору
рыцарства  предпринята  была  единственная  попытка  хоть  как-то  защитить,
оградить    самого   гуингма    от   действия    всевозможного   вооружения,
предназначенного  строго  говоря  для уничтожения  именно йеху. Боевых коней
стали  облекать в  панцири, подстать всадникам,  и это  несколько  уменьшило
травматизм  гуингмов,  говоря  теперешним слогом.  Однако гений  Возрождения
изобретатель Леонардо  предложил в качестве противодействия страшную штуку -
что-то  вроде  косилки  с  четырехлопастным  огромным  серпом,  который   бы
буквально "косил" вражескую конницу  по ногам. Само  собой,  буксировать эту
жуть предполагалось четверкой гуингмов.
     Леонардо до сих пор слывет одним из величайших гуманистов.
     Развитие  огнестрельного оружия свело на нет преимущества  доспехов,  и
гуингмы снова стали терпеть почти такой же урон, как и их верховые  хозяева.
Однако  потребность  в  них  все  увеличивалась,  и  к  началу  нашего  века
численность  порабощенных гуингмов была сравнима с численностью  самих йеху.
Хотя  параллельно шел  процесс  вытеснения гуингмов другими  существами, еще
более адской природы  чем сами йеху  - сверкающими созданиями из металла,  с
камерами сгорания вместо души. Йеху казалось, что они ими  повелевают, этими
исчадиями. Йеху, вообще-то, и сами весьма недалекие и несчастливые существа.
Но душа у них есть.
     И вот, когда в  их  среде наконец-то  стали появляться первые настоящие
сторонники гуингмов - вспомните, в России хотя  бы - "Холстомер", "Изумруд",
когда   общества  защиты  животных  (гуингмов  они  относили  к   животным),
негодовали  насчет  жестокости извозчиков, когда, наконец,  горлан революции
Маяковский   написал  "Хорошее   отношение   к   лошадям",   последнее  свое
человеческое  стихотворение,  за  которое ему  многое  простится -  гуингмы,
то-есть лошади стали  исчезать в  массовом  порядке. Так  что  вскоре некого
стало  и  защищать  от  жестокостей,  тем  более  что   и  самим  защитникам
приходилось то и дело от них уворачиваться...
     Напрашивается  заключение:  а вот технари-"прогрессисты", которые  были
предусмотрительнее...  Ничуть  не бывало:  остров с  "прогрессистами"  сразу
после  Свифта  посетил  восьмидесятипушечный  фрегат  Ост-Индской  кампании,
который  перебил местных йеху, а  гуингмов-островитян  отдал  в  пользование
колонистам.
     Мораль истории гуингмов додумайте сами.

     Заблуждение

     Распространенное:  "J  & you",  что обычно  у простонародья переводится
пошло-сентиментально, на самом деле есть  кодированный карточный посыл  "Даю
червонную масть". Партнер может ответить: "Don't &, hold &", что значит - не
пикуй, придержи бубну, или же: "Get &, no &", то-есть  - давай трефу, хватит
червей. То-есть вполне определенные карточные символы или же замаскированная
воровская переписка через Интернет.
     Вообще, обращение наше к  пиджин-инглиш бывает  совсем необоснованно. К
примеру,  хоровое распевание возле юбиляра чего-то вроде "хеппи перденс тую"
раньше решалось куда мелодичнее и понятнее,  безо всяких туев: "Как на Олины
именины  испекли  мы каравай, каравай-каравай..." И  так  далее,  многие еще
помнят.
     Особенно странно выглядит английская матерщина, активно  вторгающаяся в
нашу стенописную  культуру. Обычно исполнители надписей на заборах стараются
оскорбить  какой-то   враждебный  им  социальный   слой.   Но  тут  цель  не
достигается, большинство не знает  чужого языка, особенно старшее поколение.
Матюки  пропадают втуне. Более того, обычное  для  английского  обращение на
"вы" в данном  случае неуместное фраерство. У  нас в таких случаях говорится
исключительно "ты".
     Огорчают  также  грамматические  ошибки.  Так  полюбившийся  подросткам
глагол "fuck" они зачастую пишут через "а", что  лишает высказывание всякого
смысла. Что  может подумать  об  украинской  молодежи  какая-нибудь  Мерилин
Олбрайт, прочти она  такое во время визита?  И вообще, человек,  не особенно
уверенно пользующийся родным русским должен где-то  в районе селезенки иметь
такое предостерегающее ощущение.
     Представляю, как они все это станут излагать на украинском, если только
он когда-то привьется у нас! Кстати,

     Из истории Украины

     Украина в процессе  воссоздания  замышлялась на будущее по меньшей мере
как тысячелетний Рейх. А  потому и  ее  историческое  предшествование должно
было   оказаться   необычайно   монументальным.   Летописцам   новоявленного
государства хотелось бы какой-то  фундаментальной точки отсчета, ну если  не
от  сотворения  мира,  то  хотя  бы  от основания первых цивилизаций. Потому
довольно-таки    приемлемой    показалась   эпоха    шумеров,   в    каковую
предположительно и произошел грандиозный переход древнеукраинского  народа с
территории  теперешней  страны  (которую он  всегда  заселял)  на  Индийский
полуостров  и  обратно.  В сравнении  с  этим всем  известный  исход  евреев
выглядит пионерской вылазкой. Когда у создателей этой мифологемы спрашивали,
для  чего  потребовалось  столь сложное построение  в обратной  исторической
перспективе, те в  конце-концов сознавались, что такая предпосылка создавала
все условия  для  утверждения, будто  первые арии  произошли от украинцев. В
доказательство   приводился   санскрит,   где   множество  слов  оказывались
заимствованными, или же очень близкими по  смыслу и звучанию к украинским. В
частности, слово "Украина" на санскрите означало "великолепная, благородная,
прекрасная",  и  т.п.  Недостойное предположение,  что  это  слово  польских
корней, обозначавшее  не так уж и давно  окраинную  и дикую  периферию  Речи
Посполитой, изничтожалось таким образом напрочь.
     Другая группа  ученых старалась  провести  свою  генеалогическую  линию
через  Элладу, и  не  просто Элладу, а именно Олимп, откуда  во  всем блеске
древнегреческого Пантеона и  сошли на землю прародители украинского  народа.
Трудности  в построении этого мифа  состояли  в  том, что первоисточник, так
сказать, был достаточно проработан - до самых ничтожных нимф опускались иной
раз греческие  сказители,  и трудно было  втиснуться  туда,  в эту полуголую
ватагу  еще  и  колоритному запорожцу в  малиновых шальварах. Сколько нибудь
приемлемой  версии не  находилось во  всем огромном  олимпийском  архиве,  и
великий  слепой  бандурист  Гомер  тоже  ни  словом  не  обмолвился о  наших
предшественниках.  Зато  термин  "козак"  получал  оттуда  весьма   солидное
обоснование; он также весьма искусно связывался с грациозной козой, будто бы
олицетворявшей неизменную склонность к изяществу казачьего сословья.
     По более серьезной версии первые украинцы появились  на Украине в конце
мелового периода (кто говорит в начале, но это уже явный перебор) и сразу же
стали  играть ведущую роль  в тогдашней жизни. Некоторые связывают вымирание
динозавров  именно с  появлением  украинцев. Следы тех  колоссальных  побоищ
обнаруживаются еще и  теперь там  и сям, а предание  о Покатигорошке навечно
зафиксировало в народной памяти те славные годы борьбы с летающими ящерами и
наземными  тиранозаврами.  Непредвзятый   исследователь   может  себе   живо
представить  традиционный  украинский  пейзаж  с белой  мазанкой (в  меловом
периоде  не  было  проблем  с мелом),  с плетнем и  горшками  на  кольях,  с
черешнями вокруг, и на фоне всей этой пасторали - угрюмое стадо игуанодонов,
перебредающее к водопою.
     Множество окаменелостей свидетельствует в пользу этой версии.
     Вот с какой весьма  отдаленной точки отсчета  следует исчислять историю
Украины.  Нужно  ли говорить  о  том, что извечные соперники украинцев,  так
называемые русские, тогда еще и  мечтать не  смели о  том времени, когда они
наберутся наглости произойти от каких-нибудь ханты-марксистских обезьян.

     Из газеты РЫН-О.К!

     Царица  базаров г-жа Савская Нонна  Михайловна собирается  в  ближайшее
время навестить известного магната теневой экономики, так называемого "царя"
-   Соломона  Яковлевича  Фильшина,  чтобы   набраться  от   него  мудрости,
необходимой   в   текущих   операциях.  Визит  затрудняет   лишь   то,   что
местонахождение г-на Фильшина в настоящий момент неизвестно  никому, включая
ближайших членов семьи.
     Показания  Соломона  Яковлевича,  известные в  юридических  кругах  под
обобщающим термином "притчи",  хранятся в  сейфах спецхрана  МВД и  подлежат
квалифицированной расшифровке. Эксперты полагают, что это  весьма изощренные
рецепты по уклонению от налогов, своего рода инструкции для местных филиалов
г-на Фильшина.
     Известный шлягер "Песнь песней" на слова выдающегося олигарха в прошлом
году стал хитом отечественной попсы (группа ГОМОСОЦИУМ).
     Казалось  бы  в ореоле  такой популярности совершенно невозможно  "царю
Соломону" (кликуха) скрыться от любопытных глаз хоть на секунду. Но вот поди
ж  ты -  как  в  воду  канул...Никакие  расследования на этот счет,  включая
интервью с применением детектора лжи (электроутюга) - результатов не дали.

     Спусковой крючок

     Один такой специалист по  баллистике (назовем его условно  Б., чтобы не
раскрывать государственной тайны), от всех наших бедствий решил окончательно
бросить якорь в  Иллинойском технологическом  институте,  где он уже  не раз
бывал после  устранения  железного  занавеса  и куда  его  при каждом случае
зазывали. Нельзя  сказать,  чтобы  он  был  так уж  очарован страной  равных
возможностей (это лишь подростку видится, что там лишь гоняют с пистолетами,
да  заваливают  красоток,   на  самом  деле  большинство  занято  монотонным
муравьиным  трудом), как раз именно наш разгильдяйский  образ жизни  был ему
более по  душе, но жизнь дала  понять Б. - специалисты по баллистике нигде в
мире больше не нужны, разве что возле озера Мичиган.
     Б. перебрался туда, благо это оказалось не так сложно  для холостяка, и
довольно быстро  втянулся  в деятельность  небольшого отдела в этом огромном
заведении.  Его  непосредственный  руководитель,  некто  Моррисон,  поначалу
внимательно  опекал новичка и  старался  предупредить его возможные промахи;
так, когда  наш  земляк  решил  было  по неопытности  поселиться  во  вполне
доступном по деньгам и прилично выглядевшем районе, тот  вовремя  решительно
отговорил  Б.  Дело  в  том, что облюбованный  Б.  district,  дотоле  вполне
приличный,   быстро   терял  репутацию  из-за   появления   там   нескольких
негритянских семейств. И такое случалось не раз.
     Из  этой опеки  в  дальнейшем  возникло  что-то вроде дружбы (понимание
дружбы у них и у нас весьма разное). Что касается Б., то ему попросту больше
не с кем  было общаться - разбросанные там  и сям новые иммигранты были  ему
большей частью незнакомы. Интересно, что и Моррисон был человеком достаточно
одиноким, что не редкость в этой вроде бы крайне общительной стране.
     Когда Б. посещал высящийся неподалеку мегаполис,  то вместо  ожидаемого
расслабления  после  изнурительной работы,  (где собеседником  ему был  лишь
безмолвный экран дисплея), он возвращался домой с чувством, будто только что
чудом  выскользнул  из   гигантских   стальных  внутренностей  непостижимого
механизма, активно перерабатывающего человеческую массу. Он часто названивал
на  родину через океан,  но там не  разделяли его пустяковых переживаний  на
фоне катастрофических российских проблем.
     Моррисон  таким  образом  стал отдушиной. Однажды  он  пригласил своего
вконец захандрившего друга Б. на  какую-то большую студенческую  сходку, где
молодые люди,  как у нас говорится,  могли  оттянуться по-настоящему. Должно
быть  шеф нашего  баллистика  предполагал,  что  атмосфера непосредственного
юношеского буйства должна как-то встряхнуть нового гражданина, напомнить ему
о  его оставленной родине, которую Моррисон искренне считал огромным мировым
заповедником алкоголизма. Однако Б. не проникся; он безучастно блуждал среди
танцующих и  шалящих в рамках закона  студентов, и лишь только  один элемент
праздничной программы  развлек его ненадолго. Это  было громадное сооружение
изо  всяческой  ерунды, начиная  от  костяшек домино до каких-то  черпачков,
мутовок, пенальчиков, громоздящееся чуть не до потолка большого зала,  да  и
по  полу  занимало оно почти всю  его  площадь. Полгода  инициативная группа
студентов и аспирантов собирала эту неустойчивую громаду, и вот  теперь  при
большом  стечении  народа  и  под  телекамерами  ее  должны были  разрушить.
Баллистик не уяснял цели действа.
     - Понимаешь, - объяснял  ему Моррисон, -  у  наших лоботрясов очередное
увлечение, строительство таких вот чудищ. Интерес здесь в том, что спусковая
костяшка, trigger,  вызывает  последовательное  обрушение всей  конструкции.
Можно наблюдать как бы рисунок разрушения...
     Б. поник еще более:  он  приехал  из края,  где разрушению не  виделось
конца. Тем временем аспирант в смокинге,  вдохновитель всей затеи легким, но
торжественным  движением  прикоснулся   к  триггеру.  И  дорожка   падающих,
заваливающихся элементов стремительно  побежала по  этой  ажурной  горе, под
нарастающий  смех  и  аплодисменты,   особенно  когда  в  процесс  включался
какой-нибудь  половник,  или  клизма  -  у  американцев  вообще юмор  весьма
плоский, без второго слоя.
     - Смотри! - хохотал Моррисон, - шарик прямо в морду маске!
     Мгновение  спустя  все  было  кончено.  Народ  с  улыбками  и  бокалами
приступил  к триумфатору,  большинство же потянулось в  другие комнаты,  где
длилось веселье. К уплощившейся  бесформенной груде уже деликатно подступали
уборщицы, а Б. все продолжал рассматривать останки катастрофы.
     - Идем, Б., выпьем чего-нибудь! - самоотверженно предложил Моррисон, не
терпевший спиртного. И вот тогда баллистик произнес роковую фразу.
     -  Я думаю,  - сказал он,  - что  это  была универсальная модель. Иными
словами, этот самый триггер,  всемирный триггер где-то без  сомнения есть. И
стоит его тронуть - без намерения даже...
     И  махнул рукой. С нашей точки зрения это была обычная  в подпитии игра
ума, мрачное  советское макетирование  обыденности, где любое действие вроде
бы  способно  вызвать  крах.  За этим предположением вполне  мог последовать
уморительный  анекдот -  к  сожалению, там не въезжают в наши анекдоты. Б. и
сам  не придал никакого значения этой  своей  декларации, он,  так  сказать,
работал на местную публику, воспринимающую выходцев из погибающей страны как
случайно уцелевших  зомби.  А местной публикой на  тот  момент оказался лишь
коллега Моррисон.
     Нельзя сказать, что Моррисон был такой уж впечатлительный и легковерный
субъект, он и  сам через  несколько мгновений забыл горькую сентенцию своего
нового  друга, но вот  где-то  в закоулках  памяти, в  той самой, сложной  и
непостижимой   области   сознания   его   затаилось    это   нигилистическое
представление - подобно черной нерасшифрованной точке. Время  от времени это
представление возникало у него - то когда  он  глядел на свой родной город и
вдруг начинал  соображать,  в  каком  порядке  должны валиться друг на друга
многоэтажные  конторы,  чтоб  не осталось ни одной  незатронутой,  то  возле
какой-нибудь большой автостоянки,  где (так ему  виделось), стоит лишь  ни с
того, ни с сего  подкоситься  колесам  у крайнего автомобиля  как  волна его
падения   пробежит   по   всем   бесчисленным    сверкающим   рядам,    пока
заасфальтированное поле  не станет сплошь покрыто  сплющенными жестянками...
Словом, невинная гипотеза стала зародышем развивающейся мании.
     В  отличие  от  холостяка  Б.,  Моррисон имел  довольно  большую  семью
(американе   по   плодовитости  уступают   разве  что   лишь  нашим   бывшим
соотечественникам  узбекам), и  конечно же мог расслабиться и  отвлечься по