практически неуязвимыми для
колес автомобилей и смогут успешно блокировать автотрассы.
     Предвидится  возникновение   живых   (и   неживых)  форм,  использующих
электромагнитный, высокочастотный  и радиационный фон. Совершенно  особым  и
ускоренным  путем идет эволюция микроорганизмов, результаты которой мы можем
лишь  смутно  представлять. Однако биологическая эволюция человека  выглядит
даже в этом  ряду достаточно радикально. Предвидится разделение человечества
на ряд  специализированных подвидов,  из которых "человек хищный" и "человек
исполнительный"  могут  иметь тенденцию к доминированию, тогда  как "человек
разумный",  возможно,  будет  окончательно   вытеснен.  Постинтеллектуальное
общество, если можно  будет употребить это понятие, станет  существовать  на
принципах, нам пока неясных.



     Еще листовка

     Серые люди произвели цветных людей.
     Серые  люди до  этого  были  дальтониками,  они  вкалывали,  трудились,
пахали,  рожали, любились, раскулачивались, воевали, отсиживали, выпивали  и
веселились - в сером.
     Цветные люди открыли им глаза, они  показали озадаченным серьмягам, как
танцевать  на ушах,  как любить  в  разные  места,  как  штамповать  розовые
червонцы из воздуха, как подкрашивать жизнь коноплей, как разъезжать на двух
колесах, как разгораживать  мозг на два отделения - одно для цветных, второе
- для серых.
     Серые люди так ничего и не поняли  и теперь медленно вымирают.  Цветным
окружающее все еще видится пестрым.

     Пункт стеклотары

     Исполнитель желаний - самая расхожая придумка любой сказки, взятая  без
особых   переделок  в  фантастику  (разве  что  ассортимент  поболе),  -   в
действительности существует. Ибо ничем иным, кроме исполнения желания, волею
жить  объясняется  существование человека, дерева,  травинки,  ужа, плесени,
спирохеты и т.д.  Но, и  это  ясно  даже  дебилу, функционирует  исполнитель
желаний  на удивление избирательно.  Любая живая  особь  потенциально  может
наплодить себе подобных чуть ли не миллиарды - но вот поди ж ты, исполнитель
желаний  реализует куда как малую часть. Избирательность  - это его основная
функция.  Можно  предположить, что, когда живое  существо уже, так  сказать,
укоренилось  более-менее   в  реальности,  стало   так-сяк  самостоятельным,
исполнитель  желаний  теряет к нему  интерес, как бы  выводит  из-под  своей
опеки. Но это  не так.  Каждому из нас случалось  в  трудных обстоятельствах
взмолиться  - о, чтоб мне сию минуту было то-то! И тут же вожделенное  то-то
появляется.  Это  чаще всего любимая  женщина -  по моему  опыту, у  других,
может,  иначе. Куда  чаще  то-то  вообще  не  возникает,  но  эти случаи  не
запоминаются. Они, так сказать, в порядке вещей.
     Безотказная  работа  исполнителя желаний впечатляет даже в  таком  вот,
неупорядоченном виде. А случаи фокусировки исполнителя становятся источником
сенсаций,  красочных  чудес.  Но вот примеры  действия исполнителя  - вполне
целенаправленного  и длительного - могут, при всем том,  остаться совершенно
незамеченными и необъясненными.
     Была  одна женщина.  Если  бы  ее  кратко  охарактеризовать, включая  и
внешний, и внутренний аспект, то наименование ее занятия - "сборщица посуды"
- при всей своей  примитивности  вполне исчерпывало  бы  нашу  потребность в
образе. Именно -  сборщица  посуды.  У  каждого  на  памяти  такая  безликая
потертая женщина, интересующая окружающих  лишь по роду  деятельности, самой
этой утилитарной.  Та,  о которой пойдет рассказ, полностью  укладывалось  в
схему - сухопарое быстрое существо  с хватательными  руками, с  приплюснутым
личиком, с неизменной грязной торбой на плече, в которой всегда  позвякивает
стеклотара  - не та добропорядочная чистенькая  посуда, что  скапливается на
полке  у  домохозяйки  для сдачи  в  свой срок,  а грязные  пьяные бутыли из
подворотен и мусорных  ящиков, из-под  кустов  и лавочек,  иногда с дождевой
водой  или  с недопитой дрянью,  словом, гадость, за которой мы  с вами и не
нагнемся; а ведь это единственное, что обеспечивает бедной тетке прожиточный
минимум! Парадоксы бытия, одним словом...
     Именно эта сборщица посуды волею судеб наткнулась  на редкостное место,
на фокусировку  исполнителя желаний  -  в довольно  глухом  углу парка,  под
одичалым разросшимся кустом сирени. Подобно Кювье, мы можем воссоздать канву
событий, пользуясь  сущими пустяками - ибо сборщицы уже нет, волшебное место
недоступно (об этом  ниже),  - и  домыслами, каковые  иногда  бывают весомее
улик. Словом,  сборщица  давно  отметила  этот  угрюмый  уголок,  как  особо
удачный, где всегда,  в любую  пору года,  в  любой день найдутся три-четыре
бутылки. Надо  думать, она ревниво охраняла эту свою тайну  от  конкурентов,
подобно  заядлому грибнику, держащему  грибное место  в секрете  ото  всех и
подсознательно   жаждущему  затереть  все  тропинки,  ведущие   туда.  Можно
предположить  также, что долгое время, скажем, несколько лет, исключительные
свойства сиреневого  куста только  и проявлялись,  что в производстве пустых
бутылок разной емкости; думаю, целевая  установка сборщиков посуды  довольно
узка. Можно предположить, что время от времени сборщице случалось  поднимать
с утоптанного  пятачка  возле куста помимо бутылок еще  и смятые  купюры (до
десятки,  выше  ее устремления  не поднимались), а то и тощенькие портмоне с
мелочью.  Так  или иначе,  симпатия  и  признательность сборщицы к заветному
месту росли,  а  это,  как мы  теперь  понимаем, способствовало установлению
обратной  связи (проще всего назвать это так), то-есть, исполнитель  желаний
вошел в резонанс со сборщицей. То, для чего  Фаусту пришлось заложить душу и
разум, теперь давалось  убогой женщине  "на  дурняк", а она этого все еще не
понимала. Хотя к тому времени она уже не обшаривала все зловонные закутки, а
прямиком  шла со своей  тележкой  (мечтой  сборщицы  была  тележка из старой
детской коляски, какую она и получила от исполнителя в один прекрасный день)
к  своей   куче  бутылок  под   кустом.  По-видимому,  исполнитель  желаний,
руководствуясь подсознанием сборщицы, отпугивал других собирателей тары: все
прочие  -  дети,  пенсионеры,  пьяницы  и   проститутки  -  беспрепятственно
обретались  возле благословенного  места  и, возможно,  получили  свою  дозу
утоления желаний, не связывая это никоим образом с кустом.
     Так вот - на самом пике продуктивности исполнителя, сборщица пропала.
     Можно предположить  всякое.  Наиболее  реально  -  мужчина,  не  принц,
разумеется, но  зрелый осанистый дядька, малопьющий, с халупой в  пригороде,
"можно с  небольшим  физическим  недостатком",  как это пишут в  объявлениях
отчаявшиеся вдовы, - вот такой мужчина возник перед нею однажды  под кустом,
и - о  диво, - он  отвечал  всем  ее  скромным требованиям.  Возможно, после
первого знакомства он попросил ее  бросить  это  малопочтенное занятие?  Кто
знает... Тайна ее исчезновения, быть может, вообще не связана с исполнителем
желаний; скажем, следуя  к пункту сдачи посуды, сборщица переходила со своей
коляской  (наобум Лазаря,  как у нас принято)  проспект  Пятидесятилетия,  в
результате чего попала под автобус. Горка битого стекла на асфальте да ворох
окровавленного  тряпья -  вот и все, что  осталось в  результате редкостного
взаимодействия.
     Но  -  и не  следует это сбрасывать со  счетов - итог может быть совсем
другим. Откуда нам знать, что скрывалось за плоским лобиком сборщицы. Что мы
вообще знаем о внутреннем мире сборщиков посуды, этих санитаров леса? Почему
предполагаем  высокие устремления свойственными лишь себе, а  за малыми сими
числим   лишь  поползновения  (не   желания  даже).  Во   всяком  случае,  у
новоявленного  пункта  стеклотары  (некто предприимчивый соорудил уже  возле
куста ларек, ибо стеклянная гора росла день  ото  дня), так вот, возле этого
ларька время от  времени  появляется  этакая  парковая пичуга,  девушка  лет
пятнадцати,  веселое  нескладное  созданье,  она  стрекочет  с   подружками,
взглядывая иногда на ободранную будку, словно пытаясь вспомнить что-то. Она?
Кто знает, кто знает...

     Певец из Гомеля

     Теперь, наверное,  уже  мало кто  помнит оперного певца  Петра  Дунаева
(сценический  псевдоним,  настоящая фамилия  Скиба), и не только потому, что
любители оперы того времени, да и вообще любители оперы, изрядно повымерли с
тех пор, а и по  той еще причине, что в пору повального интереса к уходящему
жанру  Дунаев-Скиба  вовсе   не   был  фаворитом.  Звезда  его  блуждала  по
периферийным,  губернским и уездным городкам и ни разу не озарила  столичные
подмостки - разве  что где-нибудь в окраинном  театрике,  да об этом никаких
упоминаний в тогдашней прессе... Фотография поры бенефиса дает представление
о певце  Дунаеве:  это  рослый  стареющий  дурак  в костюме  Пьеро,  который
подчеркивает начинающиеся изменения  в  фигуре;  пышное жабо  оттеняет мятую
алкогольную  физиономию  с мало  подходящим ей  выражением аристократической
спеси.  Несмотря на всю  эту напыщенность  и  декоративное  величие,  снимок
оставляет печальный осадок.
     Как уже говорилось, не  будучи ни Карузо, ни  Шаляпиным, ни  Собиновым,
Дунаев-Скиба  по   всему  должен   был  безымянно   унавозить   тощую  почву
отечественной  культуры, как на это до  него, да  и  во все времена обречены
сотни посредственных  дарований, фон для настоящих светил. Не  тут-то  было!
Один биограф,  весьма крупный  музыкальный критик,  ни с  того,  ни  с  сего
заинтересовался  давно почившим  певцом.  Что  его  толкнуло  -  неизвестно:
возможно,  он  вырос как раз в том  периферийном  поясе,  что попал  в сферу
культурного   обслуживания   труппы   Дунаева,   возможно,  первые   детские
музыкальные впечатления  сформировались  у  критика именно  под  его блеющий
тенор, так  или иначе, этот  критик с  чудовищной  дотошностью и трудолюбием
воссоздал жизненный путь певца. Была издана толстая монография с приложением
- гибкой пластинкой с перезаписью не то трех, не то пяти Дунаевских партий в
разных операх. Я их не слышал, да и сенсации эта  перезапись, судя по всему,
не произвела.
     Но  вот  что  прошло  мимо  внимания критика, увлеченного лишь  вокалом
личная  жизнь  Дунаева-Скибы. Перечень  корреспонденции в конце  книги  дает
слабое представление об интенсивности и  обширности связей  певца. Переписка
почти не затрагивает  сценическую  жизнь маэстро, это исключительно любовные
письма и записочки. Именно поэтому автор монографии с некоторым раздражением
объединяет  письма  в пачки,  например:  "1911, август,  Полтава,  1 - 2718,
письма личного характера", и больше к ним не возвращается. А зря.
     В  основном  это  любовные  признания,  почти  в  каждом -  предложение
следовать за кумиром  хоть на край света. Пылкие короткие записочки: "Завтра
там  же  - Н.", "Видела  вас сегодня  во сне.  Приходите, я сегодня  одна. -
Цецилия Фохт",  "После  этого  ты  мой  навсегда.  Соня",  и т.п.  Повторные
послания  от  тех  же  корреспонденток настигают  любвеобильного Скибу,  как
правило,  в  другом  городе;  обычно  это  смятенное, короткое,  а  то и  на
нескольких  страницах  сообщение  о  том,  что   роман  их  не  остался  без
последствий.
     Неизвестно, что отвечал Скиба,  но огромный его архив  (труппа  в конце
концов ради смеха отвела здоровенный сундук под корреспонденцию Скибы,  этот
сундук возили с декорациями и прочим  реквизитом и он чудом уцелел во  время
всех   пожаров  и   социальных  переворотов),  архив  его  дает  такие   вот
ориентировочные цифры за тот же 1911 год:
     Январь, Ревель - 1673.
     Февраль, половина марта, Брест-Литовск - 1027.
     Март - апрель, Могилев - 2114.
     Май, упомянутая уже Полтава - 754.
     Итого за половину  сезона  4568  внебрачных детей Дунаева-Скибы.  Сразу
отметим -  1911 не был  особо продуктивным для  него годом. Предположим, что
всю вторую половину  сезона  Дунаев вел абсолютно целомудренный образ жизни,
отдаваясь  лишь  "божественному  искусству"   (тогда  в   ходу  были   такие
выспренности, теперь-то  мы знаем,  что  все  это  работа как работа). Более
того, примем явно заниженную цифру в 6000  наследников Дунаева  за любой год
его, так сказать,  сценической  деятельности (а  таких  годов  набралось без
малого  сорок).  Отбросим  случаи двойни и повторных  набегов певца  на  уже
опустошенные  (вернее,   заполненные)   ареалы,  а  также  последствия   его
контактов, не подтвержденных письменно - а ведь большая часть населения была
неграмотна, - и все равно  цифра потрясает воображение - свыше двухсот тысяч
прямого потомства!
     В начале этой подборки сюжетов рассматривался похожий случай; возможно,
что  предания  о немыслимой плодовитости библейских  пращуров таки имеют под
собой  почву.  А потому  не  станем  особенно зацикливаться  на  результате,
зададимся лишь извечным вопросом - как? Как удавалось ему управиться с таким
объемом чисто технически, как он умудрялся избежать контактов и столкновений
соперниц (по письмам, их набирались толпы, колонны, а ведь ни одна из них не
упоминает о  сопернице, нет  даже обычных женских подозрений, каждая записка
так и пышет уверенностью - мой, только мой! И почему нет неизбежных в  таких
случаях (уже постфактум) горьких упреков,  или требований? Нет, и  все  тут.
"Петичка здоров, уже есть зубки". "Серж  наконец признал  Машеньку.  Она так
похожа на тебя!", и т.д.
     Даже  при нынешней беглости  связей и ничтожности общественного мнения,
обработать  (результативно!)  в  течение  месяца  200,   да  что  там  -  50
претенденток,  -  при всей с их стороны  благосклонности - не представляется
возможным.   То  есть   принимать  прямое  объяснение  чрезвычайной  мужской
продуктивности Дунаева-Скибы  нельзя без огромных  натяжек.  Таким  образом,
возникновение в начале века на просторах империи  целого племени, народности
Дунаевых-Скиба остается необъясненным феноменом, тайну которого унес с собой
этот весьма средний певец, скончавшийся от голода в Самаре в 1921 году. Хотя
накопившиеся  с  тех пор  материалы  касательно  массовых внушений позволяют
предположить, что Скиба, сам о  том не подозревая,  был  одним из величайших
медиумов своего времени, реализовавшим свои внушения  (опять же ненамеренно)
посредством  любовных   арий,  которые  воспринимались  большинством  женщин
бессознательно, в  виде полнокровного романа  с  вполне  реальным  зачатием.
Большинство корреспонденток  Дунаева  - это  замужние  женщины,  но из писем
известны факты  беременности и родов у многих вдов и гимназисток.  Ссылаться
тут на одну лишь силу внушения трудно, остается  предположить, что за каждые
гастроли   Дунаев-Скиба  осуществлял  2-3  убогих  интрижки,  где-нибудь   в
задрипанных меблированных комнатах, с вечной оглядкой, с громким скандалом и
мордобоем накануне отъезда.
     Убеждает в этом еще и тот факт, что пока не обнаружено ни одного письма
самого Дунаева к какой-либо его обожательнице.

     Посланница

     Веткин получил  задание -  взять  интервью  у  женщины из упрятанного в
лесной  глуши  городка,  с  некоторых  пор  объявившей   себя  "посланницей"
неизвестно кого и неизвестно откуда. Веткин  слетал в эту тмутаракань, и вот
что он писал по горячим следам, уже возвращаясь, в кресле самолета:
     "Она живет в темном бревенчатом домишке, который  зато расположен почти
в  центре городка. Домик ничем  не  примечателен,  однако соседи (за  стеной
живут совладельцы домика, семья Н.) говорят, что иногда  им невозможно выйти
на улицу  -  не потому, что дверь заклинило,  заперта  снаружи,  или  что-то
подобное  -  а  просто  невозможно.  Они  не   могли  толком   (малоразвитые
простолюдины) описать это состояние. Получалось так, что жизнь их внешне шла
совершенно нормально, они спали, завтракали  и обедали, занимались по  дому,
беседовали - однако что-то как будто не давало им не то что выйти из домика,
но даже  помыслить об этом, хотя снаружи их ждала куча неотложных дел. Через
сутки-двое наваждение проходило, и семья Н. обретала свободу. По сравнению с
этим такое небольшое затруднение, как  разная  высота  крыльца  - крыльцо то
парило  над  дорожкой сантиметрах  в  двадцати, то  снижалось  до  последней
верхней  ступеньки, -  их  уже  не  особенно смущало.  Однажды,  внимательно
вглядевшись, глава семейства обнаружил, что крыльцо парит не само по себе, а
вместе со  всем домом;  вследствие полного  отсутствия любознательности,  он
оставил этот примечательный факт без внимания".
     Репортер отвлекся  и  глянул в окошко, за которым простиралась облачная
равнина,  освещенная луной - совершенная картина  небытия. Он вспомнил,  что
главный  редактор,  настаивая  на  этой  поездке,  очевидно, предвидел,  что
публикация будет  сомнительной и вызовет скандал. Веткин состоял во фракции,
враждебной  редактору, и  активно выживался. "Не  привыкать",  подумал  он и
продолжал:
     "Жители  городка вообще мало чем интересуются, кроме спирта и картошки.
Лицо  Ангелины -  так  назвалась  ему  женщина  -  в этой  сумрачной, всегда
загазованной  округе отлично  ото всех, оно как-бы слегка освещено  изнутри,
это  нездешнее восковое  свеченье.  "Ангина"  -  упрощенный местный  вариант
имени,  под  которым  ее  знают  жители,  ибо  им  трудно выговорить  слово,
содержащее больше трех слогов. Ангелина внешне очень миловидна и приветлива,
потому,  наверное,  ей  пришлось  на  первых  порах  несладко  от  молодцов,
намеревавшихся урвать свое от возникшей ниоткуда тронутой крали - а  что она
тронутая, в этом мало  кто сомневается. Ангелина всем сразу заявляла о своей
сути".
     Веткин откинулся на спинку и закрыл глаза.  Еще вчера Ангелина, источая
все то же легкое свечение, объясняла ему себя:
     -  Я  на  самом  деле  не  являюсь  своей  собственностью,  я  себе  не
принадлежу, - она легким, очень домашним движением взяла у него пустую чашку
и  наполнила  ее  из  электрического  чайника.  - Есть,  знаете, автоматы  с
дистанционным управлением -  знаете, да? -  так вот, если  б они могли  себя
ощущать, они бы чувствовали подобное... Вы понимаете, что я говорю?
     - Пытаюсь.
     Веткин  сменил  кассету  в  диктофоне,  который  нисколько   не  смущал
Ангелину; вообще, ее, очевидно, мало что смущало. Она расхаживала по комнате
в легком  халатике,  под которым  явно  ничего  не было. Немудрено при таких
повадках, что окрестная шоферня на первых порах так и прыгала на нее.
     -  Они  ведь не  понимали,  что имеют  дело  с  автоматом,  -  смеялась
Ангелина. - В это мало кто верит. Иногда я сама сомневаюсь.
     Да  и Веткин,  глядя на Ангелину,  был вовсе  не уверен  в ее нездешней
сущности,  тем  более,  что  катившееся как  по  маслу интервью  все  больше
отдавало бредом,  но бредом  в очень  приятном  исполнении.  Вот что было на
пленке:
     "Я плохо представляю себе, как я устроена и откуда взялась здесь. Хотя,
думаю, не очень отличаюсь от  прочих. Что смущает, по правде, так это полная
неуязвимость. И еще - никогда  не хочу есть,  хотя могу есть и  все  прочее,
если придется. И никогда не устаю. Не сплю вообще."
     Репортер  вспомнил,  как  Ангелина пыталась  заставить  его, хотя он  и
противился, ударить ее - пускай вполсилы - разливальной ложкой. Всякий раз в
самый последний момент его будто что-то дергало изнутри, и ложка отлетала со
звоном.
     - Как вы это делаете?
     - Не знаю, - искренне созналась женщина. - Это делается само, без меня.
Я думаю,  что создана как связное устройство, но вот с кем связаться и зачем
- не  имею  понятия. А  такая защита - это примерно  то  же, что  изоляция у
кабеля.
     - Ну, это грубое сравнение.
     - Да уж куда грубее. И вот еще что - иногда я получаю приказ.
     - То есть?
     - Не послание,  а приказ действовать. Выйти наружу,  кого-то встретить.
Мощный такой, короткий импульс.
     - Импульс, занятно... И что же вы?
     - А ничего как раз...  -