нимая, какие эмоции их обуревают. Если бы во мне было чуть больше чувственности, возможно, Стивен чаще приходил бы в мою спальню, и у нас появился бы сын. Лидия вновь вздохнула.
     - Даю за них пенни, - сказал Стивен.
     - Что такое?
     - Даю пенни, за твои мысли.
     Лидия улыбнулась.
     - Никогда не выучу этих английских выражений. Такого я еще не встречала.
     - Никогда не поздно учиться. Оно означает: "Скажи мне, о чем ты думаешь".
     - Я думала о том, что после твоей смерти Уолденхолл отойдет сыну Джорджа.
     - Да, если у нас не будет сына.
     Она взглянула на его лицо: яркие голубые глаза, аккуратная серая бородка. Сейчас он повязал голубой галстук в белую крапинку.
     - Неужели слишком поздно? - спросил он.
     - Не знаю, - задумчиво ответила она. Про себя же решила: "Это зависит от того, что теперь выкинет Шарлотта".
     - Нам надо постараться, - промолвил Стивен.
     Беседа приняла неожиданно откровенный оборот: Стивен, видимо, почувствовал, что ей хочется открытости. Встав с кресла, она подошла и встала за его спиной. На его макушке она заметила небольшую лысину. Когда же она там появилась?
     - Ты прав, - проговорила она. - Нам надо постараться.
     С этими словами она наклонилась и поцеловала его лоб, затем, поддавшись внезапному порыву, в губы. Он закрыл глаза.
     Через секунду она отстранилась. Они редко позволяли себе подобные нежности днем, ведь вокруг всегда было полно слуг. Она подумала: "Почему мы так живем, ведь это не делает нас счастливыми?"
     - Я действительно люблю тебя, - прошептала она. Он улыбнулся.
     - Я знаю.
     Вдруг она почувствовала, что больше не вынесет этого.
     - Мне надо пойти переодеться к обеду до того, как приедет Безил Томсон, - сказала она.
     Он кивнул.
     Выходя из комнаты, она ощущала на себе его взгляд. Поднимаясь к себе наверх, все время думала, остался ли у них со Стивеном хоть один шанс быть счастливыми.
     Она вошла в спальню, держа в руке томик стихов. Положила его на столик. Теперь все зависит от Шарлотты. Лидии необходимо поговорить с ней. В конце концов, можно говорить и о самом трудном, если набраться мужества. Да и что теперь терять? Не решив еще точно, что именно скажет дочери, она направилась в комнату Шарлотты, расположенную этажом выше.
     Она бесшумно шла по ковру. Дойдя до верхней площадки лестницы, всмотрелась вглубь коридора. Увидела, как Шарлотта исчезла за дверью старой детской. Хотела было ее окликнуть, но передумала. Что такое несла Шарлотта? Очень похоже на блюдо с сэндвичами и стакан молока.
     Удивленная, Лидия вошла в спальню дочери. На столике увидела поднос, который утром несла горничная. Ни ветчины, ни хлеба на нем не было. Зачем Шарлотте понадобилось заказывать целый поднос с едой, затем готовить сэндвичи и есть их в старой детской? В ней, насколько знала Лидия, ничего не было, кроме зачехленной мебели. Неужели Шарлотта так переживала за происходящее, что ей потребовалось уединиться в этом уютном мирке далекого детства?
     Лидия решила все выяснить. Она чувствовала некоторую неловкость оттого, что собиралась вторгнуться в сугубо личный ритуал Шарлотты, каким бы он ни был, но подумала: "Ведь это мой дом, моя дочь, и я должна знать, что происходит. Возможно, это нас как-то сблизит и поможет мне сказать то, что так необходимо сказать".
     Итак, она вышла из спальни Шарлотты в коридор и вошла в детскую.
     Но Шарлотты там не было.
     Лидия осмотрелась вокруг. Вот старый конь-качалка с ушами, торчащими под пыльным чехлом. Через открытую дверь она увидела классную комнату с картами и детскими рисунками на стенах. Другая дверь вела в спальню: там тоже ничего не было, кроме прикрытой от пыли мебели. "Понадобится ли это снова когда-нибудь? - подумала Лидия. - Появятся ли у нас няньки, пеленки, крошечные одежки, а потом воспитательница, игрушечные солдатики и тетрадки, испачканные чернилами, исписанные корявым детским почерком?"
     Но где же Шарлотта?
     Дверь в чуланчик была открыта. Внезапно Лидию осенило: ну, конечно! Вот где пряталась Шарлотта! Она ведь думала, что никто и не подозревает об этой маленькой комнатке, куда она сбегала после шалостей. Она натаскала туда всяких вещичек со всего дома, и все делали вид, что не понимают, куда что подевалось. Лидия проявила редкую для нее снисходительность, позволив Шарлотте иметь такое убежище и запретив Марье "обнаруживать" его. Ведь Лидия сама иногда искала уединения в оранжерее и понимала, как важно иметь уголок, недоступный другим.
     Значит, Шарлотта по-прежнему пользовалась этой комнаткой! Лидия подошла поближе, хотя теперь ей еще меньше хотелось нарушать уединение Шарлотты, но искушение было уж слишком сильным. "Все же, не стоит ей мешать", - подумала Лидия.
     И тут она услышала голоса. Неужели Шарлотта разговаривала сама с собой?
     Лидия прислушалась.
     Разговаривала по-русски?
     Прозвучал и другой голос, голос мужчины, что-то тихо отвечавший по-русски; голос подобный нежной ласке, голос, заставивший Лидию затрепетать.
     То был Феликс.
     Лидии показалось, что она теряет сознание. Феликс! В двух шагах отсюда! Скрывающийся в Уолденхолле в то время, как полиция разыскивает его по всему графству! Скрывающийся при помощи Шарлотты.
     Надо сдержаться и не закричать! Приложив ко рту руку, она прикусила ее. Ее всю трясло.
     Мне надо уйти. У меня путаются мысли. Я не знаю, что делать.
     Голова ее раскалывалась от боли. "Надо принять порцию лауданума", - подумала она. Эта мысль придала ей силы. Она сдержала дрожь и через минуту на цыпочках вышла из детской.
     По коридору в свою комнату она почти бежала бегом. Лауданум хранился в туалетном шкафчике. Она открыла бутылочку. Держать ровно ложку была не в состоянии, поэтому глотнула прямо из пузырька. Через несколько мгновений почувствовала себя спокойней. Убрала бутылочку и ложку и закрыла шкафчик. По мере того, как ее нервы приходили в норму, ею овладевало ощущение тихого довольства. Головная боль уменьшилась. Теперь какое-то время она не будет ни о чем переживать. Подошла к гардеробу, открыла дверь. И еще долго стояла, глядя на бесконечные ряды платьев, не в состоянии решить, что именно надеть к обеду.

***

     Феликс, как тигр в клетке, расхаживал по комнатке, три шага вперед, три назад, наклоняя голову, чтобы не задеть потолок. Он внимательно слушал Шарлотту. - Дверь в комнату Алекса всегда закрыта, - говорила она. - Внутри два вооруженных охранника и один снаружи. Те, кто внутри, не открывают двери, пока наружная стража не прикажет.
     - Один снаружи и двое внутри.
     Феликс почесал голову и выругался по-русски. "Все время какие-то сложности, - подумал он. - Вот я уже здесь, внутри дома, и у меня есть помощница, но все равно дело не из простых. Почему мне не везет так, как этим юнцам в Сараево? Почему волею судьбы я оказался причастным к этой семье?"
     Он взглянул на Шарлотту и в голове у него пронеслось: "Нет, я не жалею об этом".
     Поймав его взгляд, она спросила:
     - Что такое?
     - Ничего. Что бы ни случилось, я рад, что нашел тебя.
     - И я тоже. Но как ты поступишь с Алексом?
     - Ты можешь нарисовать план дома?
     Шарлотта наморщила лоб.
     - Могу попробовать.
     - Ты должна знать дом, ты ведь прожила здесь всю жизнь.
     - Конечно, я знаю эту часть дома, но есть такие уголки, куда я и не заходила. Спальня дворецкого, комнаты экономки, подвалы, помещения над кухней, где хранят муку и прочее...
     - Постарайся начертить план каждого этажа. Среди своих детских сокровищ она разыскала лист бумаги, карандаш и склонилась над столом.
     Феликс съел еще один сэндвич и допил оставшееся молоко. Она не сразу смогла принести ему еды, потому что в коридоре убиралась прислуга. Пока он ел, она набрасывала план, морща лоб и покусывая кончик карандаша.
     - Пока сама не попробуешь, не поймешь, как это трудно, - промолвила она.
     Феликс заметил, что она прекрасно чертила абсолютно прямые линии даже без линейки, хотя и пользовалась ластиком, найденным среди старых карандашей. Вид ее был очень трогателен. "Вот так она и сидела в классной комнате многие годы, - размышлял Феликс, - рисуя домики, затем маму с "папой", а позже карту Европы, листья деревьев, зимний парк... Уолден множество раз видел ее такой".
     - Почему ты переоделась? - спросил Феликс.
     - О, здесь все то и дело должны переодеваться. Каждому времени дня соответствует свой туалет. К ужину полагается являться с обнаженными плечами, но не к обеду. К ужину надо надевать корсет под платье, но никак не к чаю. На улицу нельзя выходить в том, в чем ходишь дома. В библиотеке можно сидеть в шерстяных чулках, но в утренней комнате это не годится. Ты не представляешь, сколько правил я должна помнить.
     Он понимающе кивнул. Теперь его больше не поражали развращенные нравы высших классов.
     Она протянула ему чертежи, и он внимательно стал их изучать.
     - А где хранится оружие? - спросил он.
     Она дотронулась до его руки.
     - Не спеши так, - сказала она. - Я ведь на твоей стороне - помнишь?
     В один миг она вновь превратилась во взрослую женщину.
     - Я и забыл, - ответил он с грустной улыбкой.
     - Хранится в оружейной комнате. Она указала ее на плане.
     - Так у тебя в самом деле был роман с мамой?
     - Да.
     - Мне с трудом верится, что она была способна на такое.
     - В те времена она была ужасно безрассудной. Она и сейчас такая, лишь делает вид, что изменилась. - Так ты считаешь, она осталась прежней?
     - Я знаю это.
     - Все, буквально все оказывается не тем, что я думала.
     - Это и есть взросление. Она задумалась.
     - Интересно, как же мне тебя теперь называть?
     - Что ты имеешь в виду?
     - Называть тебя отцом мне как-то неловко.
     - Пока годится и Феликс. Тебе понадобится время, чтобы привыкнуть к мысли, что я твой отец.
     - А у меня будет это время?
     Ее юное лицо было столь серьезно, что он взял ее руку и ласково спросил:
     - А почему же нет?
     - Что ты сделаешь, когда захватишь Алекса?
     Он отвернулся, чтобы она не увидела виноватого выражения его лица.
     - Это зависит от того, как и когда я захвачу его. Но скорее всего, я буду держать его связанным здесь. Тебе придется носить нам пищу и послать шифрованную телеграмму в Женеву моим друзьям с сообщением о том, что произошло. Потом, когда новость о похищении должным образом сработает, мы отпустим Орлова.
     - А после этого?
     - Меня будут искать в Лондоне, так что я направлюсь на север. Там есть большие города - Бирмингем, Манчестер, Гулль - где я мог бы спрятаться. Через несколько недель вернусь в Швейцарию, а оттуда в Санкт-Петербург. Мне необходимо быть там, скоро грянет революция.
     - Значит, я больше не увижу тебя.
     "Тебе и не захочется", - подумал он про себя. Вслух же сказал:
     - Почему же нет? Я могу вернуться в Лондон. Ты можешь приехать в Петербург. Мы можем встретиться в Париже. Кто скажет заранее? Если есть то, что называется Судьбой, она непременно сведет нас вновь.
     "Хотел бы я сам в это верить", - пронеслась в голове Феликса мысль.
     - Ты прав, - произнесла она со слабой улыбкой, и он понял, что она ему не поверила. Она поднялась. - Сейчас принесу тебе воды умыться.
     - Не беспокойся. Я бывал и грязнее. Меня это не волнует.
     - Но меня волнует. Ты ужасно пахнешь. Сейчас вернусь.
     С этими словами она вышла.

***

     То был самый тоскливый обед, который Уолден вообще мог припомнить, Лидия словно находилась в каком-то трансе Шарлотта вела себя тихо, но отчего-то нервозно, что было совсем не в ее стиле, постоянно роняла приборы и даже опрокинула бокал, Томсон безмолвствовал. Сэр Артур Лэнгли попытался было оживить обстановку, но его никто не поддержал. Уолден же весь ушел в себя, мучимый загадкою о том, как все-таки Феликсу удалось узнать, что Алекс скрывается в Уолденхолле, Он терзался ужасным подозрением, что это может быть каким-то образом связано с Лидией.
     В конце концов, ведь это Лидия сообщила Феликсу, что Алекс находится в отеле "Савой", да она и сама призналась, что он был ей "немного знаком" по Петербургу. А вдруг Феликс имел на нее влияние? Все лето она вела себя довольно странно, словно пребывая в рассеянности. Теперь же, когда он впервые за девятнадцать лет подумал о Лидии столь отстранено, он не мог не признаться самому себе, что в сексуальном плане Лидия оказалась достаточно холодной. О, конечно, воспитанным леди и полагалось быть таковыми, но Уолден прекрасно знал, что все это выдумки, и что на самом деле женщин обуревали те же желания, что и мужчин. А не объяснялось ли это тем, что Лидия жаждала кого-то другого, кого-то из ее прошлой жизни? Тогда многое становилось понятным. "Как все же мучительно смотреть на спутницу жизни и видеть совершенно постороннего человека", - размышлял он.
     После обеда сэр Артур отправился в Октагон, где он устроил свою штаб-квартиру. Уолден и Томсон, надев шляпы, вышли на террасу выкурить по сигаре. Освещенный солнцем парк, как всегда, был великолепен. Из дальней гостиной раздавались мощные аккорды фортепьянного концерта Чайковского: это играла Лидия. На Уолдена нахлынула грусть. Тут музыку заглушил рев мотоцикла - еще один гонец спешил сообщить сэру Артуру о ходе поиска. Но ничего нового там не произошло.
     Слуга подал им кофе и ушел.
     Томсон заговорил:
     - Я не хотел упоминать об этом при леди Уолден, но, пожалуй, у нас есть теперь ключик к разгадке того, кто мог быть предателем.
     Уолден похолодел. Томсон продолжил.
     - Вчера вечером я допрашивал Бриджет Кэллэхэн, хозяйку квартиры на Корк-стрит. Боюсь, я ничего из нее не выудил. Но поручил своим людям обыскать ее дом. Сегодня утром они показали мне, что обнаружили там.
     Он вынул из кармана порванный надвое конверт и протянул его Уолдену.
     Тот с ужасом увидел, что конверт был украшен гербом Уолденхолла.
     - Узнаете почерк? - спросил Томсон.
     - Уолден перевернул половинки конверта. На их обратной стороне было написано:

     Мистеру Ф. Кшессинскому
     19, Корк-стрит
     Лондон

     - О, Боже, только не Шарлотта, - вырвалось у Уолдена. Он чуть не зарыдал. Томсон хранил молчание.
     - Она направила его сюда, - проговорил Уолден. - Моя собственная дочь.
     Он уставился на конверт, как бы заклиная его исчезнуть. Невозможно было не узнать почерк, так он был похож на его почерк в молодости.
     - Взгляните на марку, - сказал Томсон. - Она написала письмо, сразу же по приезде сюда. Оно отправлено из деревни.
     - Как это могло произойти? - спросил Уолден.
     Томсон ничего не ответил.
     - Феликс был тем человеком в твидовой кепке, - вымолвил Уолден. - Все сходится.
     Он ощутил безнадежную печаль, даже скорбь, будто умер кто-то из самых близких. Окинул взглядом парк с его деревьями, посаженными еще его отцом полвека назад, и лужайку, за которой его предки ухаживали целую сотню лет. Теперь все оказалось напрасным, напрасным.
     Он еле слышно произнес:
     - Борешься за свою страну, а тебя предают внутри нее же социалисты и революционеры, борешься за интересы своего класса, а тебя предают либералы, борешься за благополучие своей семьи, но даже и здесь тебя предают. Шарлотта! Почему Шарлотта?
     У него перехватило горло.
     - Проклятая штука жизнь, Томсон. Проклятая.
     - Мне придется допросить ее, - сказал Томсон.
     - И мне тоже.
     Уолден поднялся. Посмотрел на свою сигару. Та давно погасла. Он отшвырнул ее.
     - Пойдемте.
     Они вернулись в дом.
     В вестибюле Уолден остановил горничную.
     - Вы знаете, где сейчас леди Шарлотта?
     - Думаю, в своей комнате, милорд. Мне пойти посмотреть?
     - Да. Передайте, что я немедленно хочу поговорить с ней в ее комнате.
     - Хорош, милорд.
     Томсон и Уолден остались ждать в вестибюле. Уолден обвел его взглядом. Мраморный пол, резная лестница, лепной потолок, прекрасные пропорции зала - все потеряло смысл. Мимо них проскользнул лакей с низко опущенной головой. Вошел очередной мотоциклист и направился в Октагон. Появился Причард и взял со столика письма для отправки на почту; вероятно, то же самое он сделал и в тот день, когда Шарлоттой было написано то предательское письмо к Феликсу. С лестницы спустилась горничная.
     - Леди Шарлотта готова вас видеть, милорд. Уолден и Томсон двинулись наверх.
     Комната Шарлотты с окнами в парк находилась на втором этаже передней части дома. Она была солнечной и светлой, с красивыми драпировками и современной мебелью. "Давно я не заходил сюда", - рассеянно подумал Уолден.
     - Какой у тебя грозный вид, папа, - сказала Шарлотта.
     - У меня есть на то основания, - ответил Уолден. - Мистер Томсон только что сообщил мне нечто ужасающее.
     Шарлотта недоуменно нахмурилась.
     - Леди Шарлотта, где Феликс? - в лоб задал вопрос Томсон.
     Шарлотта побелела.
     - Не имею ни малейшего понятия, разумеется.
     - Черт возьми, не притворяйся такой спокойной! - воскликнул Уолден.
     - Как смеешь ты ругаться в моем присутствии?
     - Прошу прощения...
     Тут их перебил Томсон.
     - Милорд, предоставьте это мне...
     - Хорошо.
     Уолден уселся у окна с одной единственной мыслью: "Как же я мог начать извиняться перед ней?" Томсон обратился Шарлотте.
     - Леди Шарлотта, я полицейский, и я могу доказать ваше соучастие в заговоре, связанном с покушением на убийство. Ни я, ни ваш отец не хотели бы, чтобы это пошло дальше, и вас бы на многие годы посадили в тюрьму.
     Пораженный, Уолден уставился на Томсона. Тюрьма! Да он просто пугает ее. "Но нет, - вдруг понял он с ужасающей ясностью, - он совершенно серьезен, она ведь преступница..."
     Томсон тем временем продолжал.
     - Если нам удастся предотвратить убийство, мы сможем закрыть газа на ваше соучастие. Но если убийце удастся его план, у меня не останется другого выбора, кроме как отдать вас под суд - и тогда вас обвинят не в соучастии с целью убийства, а в прямом пособничестве убийству. Теоретически вас могут и повесить.
     - Нет! - вырвалось у Уолдена.
     - Да, - тихо промолвил Томсон.
     Уолден закрыл руками лицо.
     - Вы должны избавить себя от этих мучений, и не только себя одну, но и ваших родителей. Вы обязаны сделать все возможное, чтобы помочь нам найти Феликса и спасти князя Орлова, - сказал Томсон.
     "Мне все это только кажется, - в отчаянии убеждал себя Уолден. Он чувствовал, что вот-вот сойдет с ума. - Они не могут повесить мою дочь. Но если Алекса убьют, Шарлотта окажется одной из его убийц. Но дело ни за что не передадут в суд. Кто сейчас министр внутренних дел? Маккенна. Уолден не был с ним знаком. Но ведь Асквит непременно вмешается с тем, чтобы не допустить суда... или не вмешается?" - Скажите мне, когда вы в последний раз видели Феликса? - задал вопрос Томсон.
     Уолден неотрывно смотрел на Шарлотту, дожидаясь ее ответа. Она стояла, вцепившись обеими руками в спинку стула. Костяшки ее пальцев побелели, но лицо оставалось спокойным. Наконец, она заговорила.
     - Мне нечего сказать вам.
     У Уолдена вырвался громкий вздох. Как она могла сохранять невозмутимость после того, как все обнаружилось? Что творилось у нее в голове? Она производила впечатление совершенно чужого человека.
     "Когда же я потерял ее?" - пронеслось в мозгу у Уолдена.
     - Вам известно, где сейчас находится Феликс? - спросил ее Томсон.
     Она не произнесла ни слова.
     - Вы предупредили его о принятых нами мерах безопасности?
     Никакой реакции.
     - Какое у него оружие?
     Ни звука.
     - Вы понимаете, что каждый ваш отказ отвечать усугубляет вашу вину?
     Тон полицейского изменился, и Уолден сразу заметил это. Взглянув на Томсона, он понял, что тот не в шутку разгневался.
     - Я хочу вам кое-что объяснить, - отчеканил Томсон. - Возможно, вы воображаете, что ваш папочка сможет спасти вас от руки правосудия. Возможно, он сам так думает. Но если Орлов погибнет, клянусь, я отдам вас под суд по обвинению в уб