помещение.
     Там за столом сидел начальник тюрьмы. Он сказал:
     - Тебя обвиняют в том, что ты анархист. Ты признаешься в этом?
     У Феликса словно выросли крылья. Значит, все это не имеет никакого отношения к Лидии!
     - Признаюсь ли я? - спросил он - Да я горжусь этим.
     Один из полицейских протянул начальнику тюрьмы заведенное на Феликса досье, и тот подписал его. После этого Феликса раздели догола и дали ему зеленый фланелевый халат, пару шерстяных чулок и желтые войлочные шлепанцы слишком большого размера.
     Потом вооруженный солдат провел его по еще нескольким мрачным коридорам в камеру. Тяжелая дубовая дверь закрылась за ним, и он услышал звук поворачиваемого в замке ключа.
     В камере помещались койка, стол, табуретка и умывальник. Пол был покрыт цветным войлоком, а стены обтянуты какой-то желтой тканью.
     Феликс уселся на койку.
     Вот в этом каземате Петр Первый пытал и убил своего сына. Здесь держали княжну Тараканову, камеру которой заливало так, что крысы, спасаясь от наводнения, залезали ей на плечи. Здесь заживо замуровывала своих врагов Екатерина Великая.
     В этой тюрьме сидел Достоевский, с гордостью подумал Феликс, а также и Бакунин, в течение двух лет цепями прикованный к стене. Здесь умер Нечаев.
     Феликс одновременно ощущал восторг, оказавшись в таком героическом обществе, и ужас при мысли, что останется здесь навечно.
     В замке повернулся ключ. Вошел маленький лысый человечек в очках, неся ручку, пузырек чернил и бумагу. Сел за стол и сказал:
     Напиши известные тебе имена тех, кто занимается подрывной деятельностью.
     Феликс сел и написал: Карл Маркс, Фридрих Энгельс, Петр Кропоткин, Иисус Христос...
     Лысый человек выхватил у него бумагу. Подошел к двери камеры и постучал. Вошли двое здоровенных охранников. Они привязали Феликса к столу, сняли с него шлепанцы и носки. Начали хлыстать его кнутом по ступням.
     Пытка продолжалась всю ночь.
     Когда они стали выдирать у него ногти, он начал называть выдуманные адреса и имена, но они сказали, что знают, что все это ложь.
     Когда они стали свечой прижигать ему гениталии, он назвал имена всех своих друзей-студентов, но и тут они заявили ему, что он лжет.
     Всякий раз, когда он терял сознание, они приводили его в чувства. Иногда мучительство на короткое время прекращалось, чтобы он подумал, что все уже позади, но потом они снова принимались за него, и он молил их прикончить его, чтобы больше не испытывать боли. Они продолжали мучить его еще долго после того, как он выдал им все, что знал.
     В последний раз он потерял сознание, должно быть, незадолго до рассвета.
     Придя в себя, он увидел, что лежит на постели. Руки и ноги были в бинтах. Он чувствовал невыносимую боль. Он готов был покончить с собой, но был слишком слаб для этого.
     Вечером в камеру явился тот лысый человечек. Увидев его, Феликс от ужаса зарыдал. Человечек лишь улыбнулся и вышел. Больше он не приходил. Каждый день Феликса посещал врач. Феликс безуспешно пытался вызнать у него какие-нибудь сведения: знал ли кто на воле, что он здесь, в тюрьме, пытался ли кто-нибудь навестить его, оставили ли ему какие-нибудь записки? Но врач лишь менял ему повязки и уходил.
     Феликс пытался рассуждать. Лидия обязательно придет к нему в комнату и увидит там разгром. Кто-то из жильцов дома обязательно расскажет ей, что его забрала тайная полиция. Что она сделает тогда? Начнет ли отчаянные поиски, не думая о репутации? Или проявит осторожность и потихоньку обратится к министру внутренних дел, выдумав историю о том, что по ошибке арестован дружок ее горничной?
     Он каждый день ждал от нее весточки, но так и не дождался.
     Спустя восемь недель он уже мог почти нормально ходить, и его выпустили, безо всяких объяснений.
     Он отправился в свою комнатку. Думал, что там найдет записку от нее, но все впустую, а комната его уже была сдана другому. Его удивило, что Лидия перестала ее оплачивать.
     Он пошел к ее дому и постучал в дверь. Ему открыл слуга. Феликс произнес:
     - Феликс Давидович Кшессинский передает привет Лидии Шатовой.
     Слуга захлопнул дверь перед его носом. Тогда он пошел в книжную лавку. Старый торговец сказал:
     - Привет! У меня для тебя есть записка. Ее вчера принесла ее служанка.
     Дрожащими пальцами Феликс разорвал конверт. Почерк был не Лидии, а ее горничной. А содержание таково: "Меня прогнали, и у меня теперь нет работы, это все твоя вина. Она вышла замуж и вчера уехала в Англию, теперь ты знаешь, какова плата за грехи". Со слезами страдания он поднял голову и крикнул торговцу:
     - И это все?
     И девятнадцать лет он ничего о ней не слышал.
     В доме Уолденов обычный распорядок был временно нарушен, и вот Шарлотта вместе с челядью сидела на кухне.
     Кухня сияла чистотой, сегодня вечером еду здесь не готовили - хозяева не ужинали дома. В огромной плите потухший огонь, высокие окна открыты настежь, в них струится прохладный вечерний воздух, В серванте аккуратно расставлена посуда, которой пользовались слуги, на крючках развешаны поварские ножи и черпаки, а бесчисленные чаны и кастрюли спрятаны с глаз подальше в массивных дубовых шкафах.
     Шарлотта даже не успела испугаться. Сначала, когда экипаж так внезапно остановился в парке, она просто удивилась, а потом ее главной заботой было успокоить дико закричавшую мать. По возвращении домой ее немного трясло, но теперь, вспоминая происшествие, она нашла его довольно-таки занятным.
     Слуги чувствовали то же самое. Было так приятно и спокойно сидеть за массивным, выскобленным добела деревянным столом, и обсуждать случившееся с этими людьми, составлявшими часть ее жизни: с поварихой, всегда такой заботливой, с Причардом, которого Шарлотта очень уважала, потому что его уважал отец, с опытной и умелой экономкой миссис Митчел, всегда находившей решение любой, возникшей в доме, проблемы.
     Героем же дня был, конечно, кучер Уильям. Он уже успел несколько раз описать дикое выражение глаз нападавшего, когда тот угрожал ему оружием. Одна из горничных не отводила от него потрясенного взгляда, и буквально купаясь в нем, он быстро пришел в себя после явной неловкости от появления на кухне в абсолютно голом виде. - Конечно, - объяснял Причард, - я вполне естественно предположил, что грабителю просто нужна была одежда Уильяма. Я знал, что Чарльз ждал у дворца и смог бы править экипажем. И я решил не сообщать ничего в полицию, пока не переговорю с его светлостью.
     Лакей же Чарльз рассказал:
     - Представляете, что я чувствовал, когда обнаружил, что кареты на месте нет! Я сказал себе: я уверен, что точно оставил ее здесь. А потом подумал: наверное, Уильям ее переставил. Я стал бегать взад и вперед по Моллу, но ее нигде не было. Тогда я возвращаюсь во дворец. "Случилось что-то неладное, - говорю я привратнику, - пропала карета графа Уолдена". А он мне: Уолдена? - да так свысока.
     Тут его перебила миссис Митчел:
     - Эти дворцовые слуги воображают, что они знатнее аристократов.
     - И тут он говорит мне: "Уолден уже уехал, приятель". Я подумал, Боже всемогущий, как же я оплошал! Бегу домой через парк и на полпути нахожу карету, госпожа в истерике, а у милорда на шпаге кровь!
     Миссис Митчел сказала:
     - И в итоге ничего ведь не было украдено.
     - Сумасшедший, - выговорил Чарльз, - настоящий сумасшедший.
     Все согласились с этим.
     Приготовив чай, повариха сначала налила Шарлотте.
     - Как чувствуете себя, миледи? - спросила она.
     - О, сейчас с ней все в порядке, - ответила Шарлотта. - Она легла и приняла снотворное. Наверное, уже заснула.
     - А джентльмены?
     - Папа и князь Орлов в гостиной, пьют бренди.
     Повариха глубоко вздохнула.
     - В парке грабители, а во дворце суфражистки - просто не знаю, до чего мы так дойдем. - Произойдет социалистическая революция, - сказал Чарльз, - помяните мое слово.
     - Тогда всех нас зарежут в постели, - мрачно проговорила кухарка.
     Шарлотта спросила:
     - А что имела в виду суфражистка, когда говорила, что король мучает женщин? - С этими словами она посмотрела на Причарда, который иногда объяснял ей то, что ей не полагалось знать.
     - Она имела в виду принудительную кормежку, - сказал Причард. - Видимо, это весьма болезненно.
     - Принудительная кормежка?
     - Когда люди отказываются принимать пищу, их кормят насильно.
     Шарлотта была заинтригована.
     - И как же это делается?
     - Разными способами, - ответил Причард, и по выражению его лица было ясно, что он не собирается в подробностях живописать их все. - Один из способов - через трубочку в носу.
     Младшая горничная сказала:
     - Интересно, чем же их кормят? Чарльз ответил:
     - Наверное, супом.
     - Просто не могу поверить, - произнесла Шарлотта, - почему же они отказываются есть?
     - Это форма протеста, - объяснил Причард, - тогда у тюремных властей возникают сложности.
     - Тюремных? - изумленно спросила Шарлотта. - За что же их сажают в тюрьму?
     - За то, что они бьют окна, делают бомбы, нарушают порядок...
     - Но чего же они хотят?
     Тут воцарилась тишина, так как слуги вдруг поняли, что Шарлотта и представления не имела, кто такие суфражистки. В конце концов, Причард объяснил:
     - Они добиваются права голоса для женщин.
     - О! - Шарлотта задумалась, а знала ли она вообще, что у женщин нет права голоса? Она как-то не была уверена в этом. Ведь о подобных вещах она никогда не размышляла.
     - Полагаю, наша дискуссия зашла слишком далеко, - твердым голосом проговорила миссис Митчел. - У вас могут быть неприятности, м-р Причард, из-за того, что вы внушаете юной миледи всякие нелепости.
     Шарлотта же прекрасно знала, что у Причарда никогда не бывало неприятностей, так как он, по существу, папин друг. И она спросила:
     - А почему им так уж нужно это право голоса?
     Тут вдруг прозвенел звонок, и они все инстинктивно посмотрели на сигнальную доску.
     - Входная дверь! - сказал Причард. - В такой час поздний! - Он вышел, натягивая пальто.
     Шарлотта допивала чай. Она чувствовала себя уставшей. Про себя она решила, что вся эта история с суфражистками удивительна и даже немного страшновата, но все равно ей хотелось бы узнать о них побольше.
     Вернулся Причард.
     - Пожалуйста, блюдо с сэндвичами, - сказал он кухарке. - А ты, Чарльз, отнеси в гостиную сифон с содовой. - Сам же стал раскладывать на подносе тарелки и салфетки.
     - Ну же, - сказала Шарлотта. - Кто там пришел?
     - Джентльмен из Скотланд-Ярда, - ответил Причард.
     У Бензила Томсона была круглая голова со светлыми, редеющими волосами, густые усы и пронзительный взгляд. Уолден уже слышал о нем. Отец его был архиепископом Йоркским. Томсон получил образование в Итоне и в Оксфорде и служил в британской администрации в колониях. Вернувшись домой, он занялся юридической практикой и работал в системе тюремного надзора, дослужившись до начальника Дартмурской тюрьмы и приобретя репутацию человека, умевшего справляться с бунтами заключенных. Затем перешел на работу в полицию и стал специалистом по смешанной уголовно-анархистской среде лондонского Ист-Энда. Благодаря этим своим знаниям получил высокую должность в особом, политическом, подразделении полиции.
     Пригласив его сесть, Уолден начал излагать ему события вечера. Все это время он не сводил глаз с Алекса. Внешне молодой человек был спокоен, но лицо было бледно, он не спеша потягивал бренди с содовой, а рука его в такт глоткам ритмично сжимала подлокотник кресла.
     В одном месте Томсон перебил Уолдена:
     - А вы заметили, что, когда за вами приехала карета, лакея на месте не было?
     - Да, заметил, - сказал Уолден. - Я спросил у кучера, где же он, но кучер, как будто, не расслышал. А так как перед дворцом была суета, а моя дочь торопила меня, то я решил отложить все выяснения до возвращения домой.
     - Наш преступник, конечно, на это и рассчитывал. Должно быть, у него крепкие нервы. Продолжайте.
     - Экипаж вдруг неожиданно остановился в парке, и какой-то человек распахнул дверь.
     - Как он выглядел?
     - Высокий. Лицо замотано шарфом. Темные волосы. Пристальный взгляд.
     - У всех преступников пристальный взгляд, - заметил Томсон. - А еще раньше кучеру не удалось рассмотреть его получше?
     - Не особенно. Тогда на нем была шляпа, да и было уже темно.
     - Гмм. А потом?
     Уолден глубоко вздохнул. В момент самого происшествия он не столько испугался, сколько разозлился, но теперь же, вспоминая это событие, он ощутил страх перед возможностью того, что могло случиться с Алексом, Лидией и Шарлоттой. Он сказал:
     - Леди Уолден закричала, и это, видимо, спугнуло того парня. Возможно, он не ожидал, что в экипаже находятся женщины. Во всяком случае, он замешкался. - И слава Богу, что так, подумал про себя Уолден. - Я ткнул его шпагой, и он выронил револьвер.
     - Вы нанесли ему серьезную рану?
     - Сомневаюсь. В такой тесноте мне негде было размахнуться, да и к тому же шпага не очень-то остра. Но кровь у него пошла. Жаль, что я не отрубил его чертову голову.
     Вошел дворецкий, и беседа приостановилась. Уолден понял, что разговаривает слишком громко. Он попытался взять себя в руки. Причард подал троим мужчинам сэндвичи и бренди с содовой. Уолден сказал ему:
     - Причард, вам лучше пока не ложиться, но все остальные могут идти спать.
     - Очень хорошо, милорд.
     Когда он ушел, Уолден проговорил:
     - Вполне возможно, это была лишь попытка ограбления. Я убедил в этом слуг, а также леди Уолден и леди Шарлотту. Однако, на мой взгляд, грабителю ни к чему придумывать такой сложный план. Я абсолютно уверен, что это было покушение на жизнь Алекса.
     Томсон посмотрел на Алекса.
     - Боюсь, что так. Как вы думаете, откуда он узнал, где вас можно найти?
     Алекс положил ногу на ногу.
     - Я не делал секрета из своих передвижений.
     - Это следует исправить. Скажите, сэр, вашей жизни когда-нибудь угрожали? - Постоянно, - сдержанно ответил Алекс, - но покушений еще не было.
     - Есть какая-либо особая причина, по которой вы стали мишенью для нигилистов или революционеров?
     - Для них достаточно того, что я княжеского рода.
     До Уолдена дошло, что сложности английских высших кругов со всеми этими суфражистками, либералами и профсоюзами были чепухой по сравнению с тем, с чем сталкивались русские власти, и он почувствовал прилив сострадания к Алексу.
     Спокойным, ровным голосом Алекс продолжил:
     - С другой стороны, меня считают кем-то вроде реформатора, по русским меркам. Они могли бы выбрать и более подходящую жертву.
     - Даже в Лондоне, - согласился с ним Томсон. - В Лондоне во время светского сезона всегда найдутся один-два русских аристократа.
     Уолден спросил:
     - К чему вы клоните?
     Томсон объяснил:
     - Интересно было бы выяснить, знал ли преступник чем занимается здесь Орлов, и не явилось ли сегодняшнее нападение попыткой сорвать ваши переговоры?
     Уолден засомневался.
     - Откуда бы бунтарям узнать об этом?
     - Я просто рассуждаю, - ответил Томсон. - А покушение действительно могло бы помешать переговорам?
     - Безусловно, - сказал Уолден. От этой мысли ему стало не по себе. - Если бы царю сообщили, что его племянник убит в Лондоне, да еще каким-то революционером, да еще эмигрантом из России, он бы пришел в крайнее негодование. Вы ведь знаете, Томсон, как российские власти относятся к тому, что мы принимаем здесь их политических эмигрантов - наша политика открытых дверей долгие годы вызывала трудности в дипломатических отношениях между нами. А покушение может на целых двадцать лет расстроить всякие русско-английские связи. Ни о каком союзе тогда не может быть и речи. Томсон понимающе кивнул.
     - Этого я и боялся. Что ж, сегодня вечером нам ничего больше не сделать. А завтра я поставлю на ноги все отделение. Обыщем парк, допросим ваших слуг и устроим облаву на анархистов в Ист-Энде.
     Алекс спросил:
     - Как вам кажется, вы сможете поймать того человека?
     Уолдену ужасно хотелось, чтобы Томсон ответил утвердительно, но этого не случилось.
     - Это будет нелегко, - ответил детектив. - Он, конечно, все продумал заранее, так что у него где-то есть нора, чтобы там пересидеть. А у нас даже нет его точного описания. Если только он не обратится в больницу по поводу ранения, шансы наши не очень-то велики.
     - Возможно, он еще раз попытается убить меня, - сказал Алекс.
     - Поэтому нам и надо принять защитные меры. Предлагаю вам завтра же покинуть этот дом. Мы снимем для вас, под фальшивым именем, разумеется, верхний этаж в одном из отелей и предоставим телохранителя. Лорду Уолдену придется встречаться с вами тайно, а вам, в свою очередь, безусловно, придется вести весьма замкнутую жизнь.
     - Безусловно. Томсон встал.
     - Уже поздно. Начнем действовать завтра.
     Уолден звонком вызвал Причарда.
     - Вас ждет экипаж, Томсон?
     - Да. Завтра утром давайте созвонимся.
     Причард пошел проводить Томсона, а Алекс отправился спать. Уолден велел Причарду запереть дом, а потом сам пошел наверх. Спать ему не хотелось. Раздеваясь, он позволил себе немного расслабиться и заново пережить все те сложные чувства, которые до сих пор держал в узде. Поначалу он даже ощущал гордость - как никак, думал он, а я вытащил шпагу и прогнал нападавшего: не так уж плохо для пятидесятилетнего подагрика! Но потом его охватила подавленность, когда он начал вспоминать, с каким хладнокровием все они принялись обсуждать дипломатические последствия гибели Алекса - блестящего, жизнерадостного, скромного, красивого, умного Алекса, выросшего на глазах у Уолдена.
     Он лег в постель и так и лежал без сна, все вспоминая тот момент, когда распахнулась дверь экипажа и на пороге возник человек с револьвером. Теперь он чувствовал страх, не за себя или Алекса, а за Лидию и Шарлотту. Мысль о том, что и их могли убить, вызвала у него дрожь. Он вспомнил, как держал Шарлотту на руках восемнадцать лет назад, тогда светловолосую и совсем еще без зубов, вспомнил, как она училась ходить и все время шлепалась наземь, вспомнил, как подарил ей пони, и как ее радость от этого подарка оказалась и самой большой его радостью, он вспомнил, как всего несколько часов назад она, уже взрослая и красивая женщина, с высоко поднятой головой предстала перед королевской четой. Если бы она погибла, подумал он, я бы этого не перенес.
     А Лидия: если бы погибла Лидия, я бы остался один. Эта мысль заставила его подняться и пройти к ней в комнату. У ее постели горел ночник. Она глубоко спала, лежа на спине, с чуть приоткрытым ртом, и ее светлые волосы беспорядочно разметались по подушке. Она выглядела такой трогательной и беззащитной. Я никогда не умел объяснить тебе, как сильно я тебя люблю, подумал он. Внезапно ему захотелось прикоснуться к ней, почувствовать, что она живая, теплая. Он лег с ней рядом и поцеловал. Губы ответили ему, но сама она не проснулась. Лидия, пронеслось у него в голове, я бы не смог жить без тебя. Лидия долго лежала без сна, думая о том человеке с револьвером. Потрясение было сильным, она даже закричала от ужаса - но дело было не только в этом. В том человеке, в его движениях, фигуре, одежде, было что-то столь сверхъестественно зловещее, что вызывало мысль о привидении. Она сожалела, что не увидела его глаз.
     Спустя некоторое время, приняв снотворного, она заснула. Ей снилось, что в ее спальню вошел тот вооруженный мужчина и лег с ней в постель. То была ее теперешняя спальня, но во сне ей снова было восемнадцать лет. Человек положил револьвер на белую подушку подле ее головы. Лицо его все еще было замотано шарфом. Она поняла, что любит этого человека. И через шарф поцеловала его губы.
     Любовь его была прекрасна. Ей стало казаться, что все это ей только снится. Ей хотелось видеть это лицо. Она спросила: "Кто ты?" - и голос ей ответил: "Стивен". Она знала, что это не так, но револьвер, лежавший на подушке, вдруг превратился в шпагу Стивена, и с