сь, присев, как того  требовали  правила  учтивости  по
отношению к пожилым людям. Потом она огляделась, но прислуги не заметила.
   Глаза Бабы Филы насмешливо сверкнули.
   - Нет ее! - А когда Бекка  удивленно  открыла  рот,  старуха  принялась
смеяться. Ее смех походил на треск раздавленной ногой яичной  скорлупы.  -
Ах ты, дитя, неужели ты не знаешь, что я обладаю  силой,  позволяющей  мне
читать людские умы?
   - Я бы сказала, что это скорее чувства, мэм, а  не  умы,  -  парировала
Бекка, частично вернув самообладание.
   - Ты бы сказала? - Вещунья склонила голову набок,  и  довольная  улыбка
тронула ее губы. - И была бы совершенно права. У тебя  острый  взгляд.  Он
режет как нож - до кости. Нам кое-что известно о  костях  -  тебе  и  мне,
верно? Ну а теперь скажи,  куда  ушла  Марта,  и  я  сделаю  тебе  славный
подарочек, если догадаешься.
   - Марта?
   Баба Фила вскинула свои холодные, покрытые шишками руки.
   - Ах, это еще один секрет, который тебе предстоит хранить,  девочка.  Я
знаю, что ты и без того таскаешь в себе в эти дни столько  тайн,  что  ими
можно заполнить всю землю. Да, я назвала ее Мартой, а почему бы и нет?  Мы
с ней проводим  вместе  много  дней  и  ночей.  Так  почему  же  я  должна
обращаться с ней, как с животным? Даже старая кобыла мисс Линн, у  которой
все кости наружу, и та имеет имя.  Формально,  как  того  требует  обычай,
имени у нее нет, как и у всех служанок, которые тут  были  до  нее.  Но  в
память о нашем изгнании я дала ей имя. Раздели эту тайну с нами, дитя,  но
молчи. То, что мы знаем здесь, умирает сразу за дверью. Ни словечка внизу!
- Последняя фраза звучала особенно твердо. В ее значении  было  невозможно
усомниться.
   - Я не  скажу,  клянусь  Господином  нашим  Царем.  -  Бекка  задумчиво
погладила подбородок. - Но если ее тут нет, значит,  она  выполняет  очень
важное поручение. Может, помои пошла выносить?
   Баба Фила раскудахталась и закашлялась.
   - Так! Именно так! Я же знаю, что ты  умница.  Скажи  мне,  Бекка,  это
правда - мне ее поведал сквознячок -  насчет  праздника  Окончания  Жатвы?
Правда, что Эпл, Приска и Сара Джун обручены?
   - Да, мэм, в общем, правда.
   - А то, что тебя пометил Варак?
   Бекка чуть язык себе не  прикусила,  так  она  торопилась  опровергнуть
сказанное.
   - Нет, мэм, он сделал предложение только Саре Джун.
   - Я  говорю  не  "обручился",  а  "пометил",  девушка!  Знаком  Христа,
сотворенным из земли, и все такое? - Баба Фила изобразила в воздухе  крест
на лбу Бекки. На этот раз  в  реакции  девушки  было  больше  страха,  чем
удивления. Вкрадчиво, голосом мягче падающих  снежинок  Баба  Фила  задала
вопрос: - Ну и что ты теперь думаешь о силах хуторской вещуньи?
   Тщательно взвешивая слова, Бекка наконец ответила:
   - Я думаю, тут было достаточно  разговоров  о  том,  что  случилось  на
празднике Окончания Жатвы, для того, чтобы часть их просочилась и сюда.  Я
бы больше удивилась, если б до вас не дошли столь важные новости.  Ваша...
Марта - это ведь ваши вторые уши, не так ли? И  она  бесшумно  приходит  и
уходит, да и имени у нее нет, так что в умах местных жителей она как бы не
существует. Именно так она и собирает для вас сведения.  Я  думаю,  что  с
помощью ее ушей и ваших собственных вы научились слышать  так  же  хорошо,
как мисс Линн научилась видеть.  И  еще  я  думаю,  что  настоящая  мудрая
женщина должна воспитать в себе и то и другое умение.
   - А мудрая женщина, значит, это ты? - На мгновение в глазах  Бабы  Филы
мелькнуло выражение  жалости.  Старуха  дотронулась  до  пальцев  Бекки  и
погладила их. - Смотри  и  слушай,  девочка,  слушай  и  смотри.  Погибают
грезящие, ибо у них и уши,  и  глаза  каменные.  Звезды  слепят  их  своим
блеском, и они не замечают, что кто-то уже выкопал яму на их пути. Но  те,
кому светит пламя ума, выживают и  в  тяжелейшие  времена,  и  в  голодные
времена, и во времена  боли.  Они  знают,  что  существуют  забытые  пути,
которые  позаросли  травами,  но  которые  лишь  ожидают,  чтоб  их  снова
отыскали.
   - Но если тропа заросла, - Бекка говорила так тихо,  что  ее  почти  не
было слышно, - если она скрыта от  глаз,  то  для  того,  чтоб  ее  заново
открыть, нужны не только острые глаза? Не может  ли...  может,  для  этого
надо уметь грезить?
   - О, свои сны ты тоже держи при себе, милочка, - согласилась старуха. -
Только не следует опираться на одни грезы. Есть времена, когда глаза видят
так много, что сердце перенести этого не может.  Вот  тогда  сны  способны
исцелять. Есть времена, когда даже  при  твоем  разуме  ты  можешь  узнать
непереносимо много для него.
   Скрип ременных петель большой двери заставил Бекку обернуться. В дверях
стояла девушка Бабы Филы, придерживая рукой упертый в бок  свежеотчищенный
ночной горшок старухи.
   Баба Фила оттолкнула от себя руку Бекки.
   - А теперь займись своим делом и прекрати  мне  надоедать,  -  рявкнула
она. - Только потому, что у тебя течка, нечего изображать из себя поникший
стебелек! Работай! В работе спасение женщин.
   Бекка еще раз присела и пробормотала что-то насчет  починки  белья,  но
при этом не слышала ни собственных слов, ни ответа Бабы  Филы.  Даже  пока
девчонка отыскивала ночные рубашки, чулки и юбки,  нуждавшиеся  в  штопке,
Бекка продолжала слышать в своем уме отголосок слов Бабы Филы. Бекке  было
непривычно жарко, что,  впрочем,  могло  быть  еще  одним  результатом  ее
состояния. Но весь этот разговор об  огне,  о  забытых  тропах,  о  смерти
грезящих...
   "И сны? Они тоже умирают? - шептал Червь с лицом девушки из ночи бдения
Бекки. - Тогда чем был голос, принесенный ветром  от  Поминального  холма,
как не дыханием безумия? Призраков, Бекка, не существует.  Нет  блуждающих
душ, которые окликают тебя по имени. Мы - всего лишь сны. Реально же  лишь
то, что можно пощупать руками. По-настоящему умная женщина  получает  свои
знания лишь таким образом".
   Что-то тлело в груди Бекки. Это тление не давало  искр,  зато  жар  был
такой, что, казалось, мог  поспорить  с  любым  камином.  Тверже  камня  и
яростнее солнечных недр были  буквы,  слагающие  одно-единственное  слово,
слово, отрицающее горькое и  непререкаемое  определение  того,  что  такое
реальность и что такое ее противоположность.
   НЕТ. И еще раз, и еще громче, и еще раскаленнее  в  сложенных  лодочкой
ладонях ее души: НЕТ!
   Дасса обуглилась от той же  искры  отрицания  и  отказа,  и  эта  искра
вырвалась из ее души на крыльях реального пламени.
   "И сожгла ее дотла в огне, который она разожгла сама, - шептал призрак.
- Разве ты хочешь того же, Бекка? Ты хочешь  этого?  -  Сонное  личико  ее
крошки-сестры внезапно возникло перед глазами Бекки. -  Ни  одно  семя  не
прорастет  в  обожженной  пламенем  борозде.  Ни  единого  плода  не  даст
обгоревшее дерево".
   Девушка Бабы Филы трясла ее за руку.
   - Эй!  Ну-ка,  проснись!  Иначе  слетишь,  чего  доброго,  со  ступенек
лестницы. Баба хочет посмотреть, чему я тебя научила.
   - То, чему я сначала  научила  тебя,  -  довольным  голосом  отозвалась
старуха. -  Через  Марту  я  дала  тебе  важнейшие  знания,  которые  тебе
когда-нибудь могут очень пригодиться.
   "Когда-нибудь!"  -  повторила  про  себя  Бекка.  Сейчас!  И  вспомнила
Адонайю, прижимающего ее к стволу дуба, тут же от всей души пожелав, чтобы
они снова оказались там и чтобы она показала ему все,  чему  научилась  со
времени праздника Окончания Жатвы.
   - Положи свои вещички на пол, Бекка, - сказала бабина девушка. -  Будем
драться.
   Бекка  начала  было  протестовать,  говоря,  что  мама  внизу  ждет  ее
возвращения, что она с нетерпением дожидается, когда же Бекка принесет  ей
белье Бабы Филы для штопки и Хэтти сможет покончить с этим делом. В запасе
у Бекки было еще немало весьма весомых причин, по  которым  она  не  могла
дольше оставаться на чердаке. Как это девушка в  поре  будет  кататься  по
всему полу с другой девчонкой? Да  у  всех  без  исключения  жен  случится
родимчик, если они услышат о такой дикости! Борьба,  драка,  знание  того,
как спасти свою шею и сломать чужую, все это чисто мужское дело!
   "Мужское дело", - согласился Червь.
   Бекка положила на пол узел с бельем.
   - А почему бы и нет? - улыбнулась она.
   Схватка длилась недолго,  зато  отличалась  свирепостью.  Марта  начала
первой, прыгнув на Бекку как кошка,  готовая  драться  зубами  и  когтями.
(Первый урок, полученный Беккой, заключался в том, что женщины дерутся без
соблюдения  правил,  принятых  на  турнирах,  и  не  гнушаются  ничем  для
достижения победы.) Прыжок застал Бекку врасплох - дерзкий  ложный  прием,
который  эта  тощая  молчаливая  девчонка  еще  ни  разу   не   применяла.
Неожиданность!  Любому  дураку  известно,  что  зачастую  именно  этим   и
выигрывается бой. За то мгновение, которое  продолжался  прыжок  Марты,  в
голове Бекки успели промелькнуть все случаи, когда она слышала эту  фразу.
Время растягивалось. Она успела пересчитать все зубы в широко открытом рте
девчонки, разглядела каждую полоску грязи под  ее  ногтями.  За  считанные
мгновения тело Бекки успело перехватить на себя руководство  действиями  у
пораженного неожиданностью мозга.
   Неожиданность? Но не для меня!
   Теперь время обрело былую скорость. Действуя совершенно  автоматически,
Бекка сделала шаг в сторону и, ухватив еще в  воздухе  Марту  за  талию  и
ворот  рубашки,  рывком  придала  прыжку  девушки  еще  большую  высоту  и
скорость. Рухнувшая на пол Марта проехалась лицом по половицам, а  старуха
залилась смехом.
   Не успел еще старухин смех смолкнуть, как Марта была  уже  на  ногах  -
готовая к прыжку, глаза узкие, свирепые. Она притворилась, что  собирается
снова повторить свой прыжок, но тут же изменила намерение, и  когда  Бекка
скользнула вбок, она встретила это движение на  полпути.  Босая  загорелая
ступня Марты врезалась в живот Бекки. Сильные руки вцепились  в  ворот  ее
платья, и одновременно Марта, свернувшись в тугой комок,  опрокинулась  на
спину, увлекая Бекку за собой. Рот Бекки уже открылся для вопля, но тот же
самый инстинкт битвы наглухо заткнул ей глотку.
   "Ты только завопи, и тут же весь дом сбежится сюда!"
   Теперь в ее голове  звучал  голос  совсем  иной  Бекки  -  той  вредной
жестокой девчонки, которая с таким восторгом приняла предложение  подружки
подраться. Порядочная девушка уже давным-давно сбежала бы отсюда  -  туда,
вниз,  к  своему  рукоделию.  Бекка  закусила  губу,  чтобы  ненароком  не
вскрикнуть, когда с размаху врезалась плечом в пол. Зубы пропороли кожу на
губе, и она ощутила соленый вкус крови.
   Марта вскочила с пола первой, сразу же став хозяйкой  положения.  Бекка
еще не отдышалась от своего падения, а Марта уже бросилась ей на  грудь  и
попыталась пригвоздить к полу раскинутые, как крылья, руки. Девушка весила
немного, но и этого хватало, чтоб не дать Бекке подняться. Слабый  ветерок
торжествующего смеха Марты всколыхнул прядь волос над ее ухом.
   Вот так же злорадствовал и Адонайя!
   Бекка сложилась, как перочинный нож. Ее юбки взлетели в  воздух,  когда
она, прижав к животу колени, вдруг с силой бросила их вверх и вперед,  как
косой смахнув с себя Марту. Удар заставил  девчонку  Бабы  Филы  отпустить
одну из рук Бекки. Этого оказалось достаточно. Бекка сжала кулак и с силой
нанесла Марте удар, прямо между ее маленькими грудями. Воздух  со  свистом
вылетел из легких девушки, и она упала на локти.
   Рывок и контррывок, удар и защита от него, отдельные детали  безмолвной
схватки временами превращались в подобие невиданного  девичьего  танца  со
сложным сплетением фигур. Ни одна из девушек не вкладывала  в  борьбу  всю
свою силу, зная,  что  даже  одно  плохо  рассчитанное  движение  принесет
смерть. Но хотя драка и велась не вполне всерьез, она несла в себе грубую,
извращенную, кровавую красоту сражения не на жизнь, а на смерть.
   Танец захватил танцоров. Странная,  чужеродная  радость  охватила  тело
Бекки,  куда-то   оттесняя   беспомощную,   послушную   женщину,   которую
воспитывала в ней мать. В Бекке бушевал прибой гнева.
   "Почему я не была такой с Адонайей?  Почему  я  позволила  ему  ударить
себя? Конечно, тогда я еще не  знала  этих  приемов,  но  даже  тогда  мне
следовало попытаться, следовало драться беспощадно, следовало..."
   Злость на прошлое бессилие взбесила  Бекку.  Время  утонуло  в  красном
тумане и вернулось лишь тогда,  когда  она  оказалась  сидящей  верхом  на
Марте, на Марте, почти обезумевшей от унизительного  ощущения  неминуемого
поражения. Бекка чуть не оглохла от тех проклятий, которые обрушила на  ее
голову прислужница Бабы Филы. Она глядела на эту тощенькую  девчонку  так,
будто чья-то чужая рука, к которой она не имела ни малейшего касательства,
заставила их оказаться в этом странном положении.
   - Здорово! - Баба Фила с силой хлопнула ладонями по коленям. - Вижу, ты
преподала ей урок не хуже, чем те, которые  получала  от  нее.  -  Старуха
вылезла из кресла, двигаясь с неожиданной легкостью. Она стащила  Бекку  с
ее противницы и помогла побежденной встать. - Ну и как мы  теперь  назовем
ее, Марта? Беккой или Юдифью? [Юдифь - героиня неканонического библейского
текста "Книга Юдифи"; во время осады ее родного города Ветилуи ассирийским
полководцем  Олоферном,  притворной  лаской  добившись  его  доверия,  она
проникла в шатер и отрубила спящему Олоферну голову его собственным мечом]
- Видеть беззубый оскал старухи было странно и страшно.
   Бекка поднялась без посторонней помощи. Отерла грязным  рукавом  пот  с
лица. Во рту чувствовался солоноватый привкус. Почему-то болели  глаза,  а
из носа текло нечто клейкое.
   - Кто бы мог подумать! - давилась от смеха Марта,  уже  забыв  о  своем
унижении. - А по виду, Бог свидетель, ведь ничего  подобного  не  скажешь!
Впрочем, может быть, это и к лучшему. Дай им только понять, что скрывается
за этим да-сэр-простите-сэр личиком, так ни один мужчина  во  всем  Имении
тебя по доброй воле в постель не впустит!
   - Неплохо, - согласилась Баба Фила. А затем практично добавила: - Иди и
умойся, прежде чем встретишься со своей матерью, детка.  Спорю,  ты  лучше
управляешься с кулаками, чем с объяснениями.
   - Да и переоденься заодно, - сказала Марта, поднимая  узелок  Бекки.  -
Это я отнесу твоей ма, да и постараюсь объяснить что да как.
   - Но ма ждет, что я...
   - Ты  сначала  переоденься,  -  стояла  на  своем  Марта.  -  Тебе  это
необходимо. Матерь Божия, и почему ты допустила, чтоб Господь Бог  повелел
женщинам входить в пору...
   Бекка приподняла юбки и поняла, что имеет в виду Марта. Кровавое  пятно
говорило, что время течки кончается, за что  она  искренне  возблагодарила
Бога. Дело было хоть и Божие, но стыдное. Она покраснела.
   - Все мои юбки - в девичьей спальне. А как  раз  сейчас  мужчины  будут
возвращаться с полей. Я не посмею идти туда.
   - Хочешь, провожу тебя? - предложила Марта.
   - А уж я сама отнесу белье  для  чинки,  -  прокряхтела  старуха,  беря
узелок у своей помощницы. - И уж если  я  не  сумею  сплести  какую-нибудь
байку, чтоб заговорить твоей маме зубы так, чтобы она и не  заметила,  как
их вырвут, то согласна помереть на этом самом месте. А вы  обе  идите.  Да
набрось-ка на себя вон ту накидку, что висит за дверью, Бекка. У нее  есть
капюшон, который скроет твое лицо.  Все  на  хуторе  знают,  что  это  моя
одежка. Даже если ты встретишься  с  одиноким  мужчиной,  он  поглядит  на
накидку и не поверит своим глазам. Давненько, ох как давненько у  меня  не
было течки. Ну а теперь - брысь!
   Бекка схватила с вешалки накидку и набросила  ее  на  свою  испачканную
одежду. Осторожно, стараясь не шуметь, они спустились  по  лестнице  вниз,
сопровождаемые кудахтающим смехом Бабы Филы.



14

                               Если рая в объятьях твоих не найду,
                               Я войду в него после кончины.
                               Мне в постели одной - все равно что в аду -
                               Вздохи в ней не заменят мужчину.
                               Ты не верь, что я ложную клятву дала -
                               Я ж клялась на мече и на хлебе.
                               Я бы с радостью рай на земле обрела,
                               А придется искать его в небе.

   -  Мне  тут  не  полагается  быть,  -  говорила  Бекка,  вытирая   лицо
полотенцем, принадлежавшим какой-то другой девушке. Она повесила полотенце
на другое место, спрятав мокрую ткань поглубже среди остальных и молясь  в
душе, чтобы настоящая владелица полотенца не заметила подмены.
   - А мне еще больше! - Марта улыбнулась потолку спальни, а  затем  резко
села и спустила ноги с постели, на которой развалилась как на собственной.
Постель принадлежала Приске, и Бекка знала, что ее родственницу хватил  бы
удар, если б она увидела девчонку Бабы Филы, вольготно расположившуюся  на
ее кровати. - Но кто сможет доказать, что мы тут были, а потом ушли? -  Ее
взгляд лениво обежал комнату с двумя рядами кроватей. В ногах каждой стоял
шкафчик для личных вещей, а рядом с постелью - умывальник. - Вот,  значит,
как вы живете! А я там, на своем чердаке, полном ночных кошмаров,  думала,
что у вас  тут  кругом  роскошь  да  богатство...  А  оказывается  -  тоже
убожество!
   Бекка сложила запачканные юбки и засунула их в свой шкафчик для одежды.
Самые большие пятна она отмыла. Потом, когда течка кончится, у  нее  будет
время заняться ими более основательно.
   - Не надо было так долго возиться с пятнами, - продолжала Бекка. - Надо
было просто попросить тебя разыскать мне другую смену одежды.
   - Мне нипочем не разыскать твою одежку  в  таком  месте,  -  равнодушно
отозвалась девушка Бабы Филы. - Все кровати на один манер. Можно подумать,
что вы - девчонки - тоже все на одно лицо, тасуй вас как хочешь. А  насчет
времени не волнуйся.  Сейчас  все  твои  сестрички  заняты  приготовлением
ужина.
   - Все, кроме малышек.
   - Ах, эти... - В голосе Марты звучало презрение. - В случае чего  я  их
до полусмерти напугаю, чтоб не смели даже одним глазком...
   - Марта! - Бекка с треском захлопнула дверцу своего шкафчика. - Да  как
ты смеешь угрожать моим маленьким сестренкам!
   - Любишь маленьких, а? Даже если придется выбирать между тем, что  тебя
тут поймают, когда ты в  поре  -  уж  не  знаю,  какое  наказание  за  это
положено, - и тем, что какой-нибудь сопливый недоносок повоет маленько, но
зато заткнет свою глотку? - Марта скорбно покачала головой.
   Бекка взяла таз с грязной водой и вылила ее  из  окна.  Вытерла  насухо
халатиком таз, затем отлила осторожно понемногу чистой  воды  из  кувшинов
своих родственниц, чтоб пополнить свой, совсем опустевший.
   - Ну вот, - сказала она, игнорируя провокационный выпад Марты,  -  вряд
ли тут найдется достаточно умная голова,  чтоб  докопаться  до  истины.  Я
кончила, надо поторапливаться. Я отдам тебе накидку Бабы  Филы  у  черного
входа, а ты отнесешь ее наверх. Я же  отправлюсь  сначала  помыть  руки  и
лицо, будто готовилась к ужину. Пошли.
   - Иду! - Марта вскочила с  постели  Приски  и  даже  не  побеспокоилась
подтянуть покрывало, чтоб придать ей  хоть  видимость  прежней  аккуратной
заправки. И когда Бекка кинулась выравнивать смятые простыни и  покрывало,
ей показалось, что она слышит презрительный смешок.
   Бекка задула единственный тусклый фонарь, который она рискнула зажечь у
самого входа в спальню, и тщательно прикрыла за собой  дверь.  Прежде  чем
она осмелилась вступить на тропинку, она осторожно поглядела в  оба  конца
дорожки. Уши напряженно ловили шум, который мог означать, что кто-то идет.
Воздух был свеж и холоден.  Он  свободно  проникал  под  колокол  капюшона
накидки Бабы Филы и ледяной рукой обнимал шею Бекки. Она  еще  раз  кинула
взгляд на дорогу.
   - Да шевелись же ты, дуреха чертова! - Марта с силой толкнула  Бекку  в
спину, заставив ее вы