азжеванной
зеленой  массы.  Гилбер  закусил  губу,  чтоб  удержаться  от  смеха.  Она
выплюнула бы эту гадость прямо ему на сапоги, если бы хитрый огонек в  его
глазах не говорил ей, что он ждет от нее именно этого.
   Да будь она проклята навеки,  если  доставит  этому  полумужчине  такое
удовольствие! Еще раз двинув челюстями, она протолкнула всю эту  мерзейшую
массу в желудок.
   - Вот и умница! - Гилбер похлопал ее по  коленке,  будто  поздравлял  с
чем-то. - А  ведь  неплохо,  а?  Конечно,  листья  эти  вкуснее,  если  их
сварить... во всяком случае, в это время года. Теперь  я  припоминаю,  что
моя мать никогда не делала из них салат, кроме как весной.
   Бекка вытерла все еще влажный от слюны рот тыльной стороной ладони.
   - Я когда-нибудь убью тебя, Гилбер Ливи!
   - Значит, ты практиковалась и теперь стреляешь лучше?
   - Ты же знаешь, что нет.
   Его провоцирующая усмешка исчезла так же быстро, как вспугнутая пичуга.
   - А может, и следовало бы...
   - Каким это образом? - поинтересовалась она. - Патронов  у  меня  мало.
Когда они кончатся, то где я возьму новые, пока мы не доберемся до города?
   - Если ты думаешь, что  они  там  сразу  же  преподнесут  тебе  коробку
патронов, то... - Продолжение его слов звучало как неясное бормотание.
   Бекка пощупала узел, завязанный на подоле одной  из  юбок,  где  сейчас
покоился револьвер.
   - Вероятно, надо было отдать его тебе, - сказала она,  стараясь,  чтобы
голос не выдал сомнений, обуревающих  ее.  -  Ты  хоть  стрелять  из  него
умеешь, так, чтобы попадать в цель.
   - У меня уже есть собственное оружие, и  этого  достаточно  для  любого
мужчины. Так что твое пусть останется при тебе. - Он даже  не  подозревал,
как обрадовали Бекку  его  слова.  -  Хоть  ты  и  не  сумеешь  им  хорошо
распорядиться, зато знаешь, что за штука -  отдача.  Наверняка  ты  с  ним
управишься лучше, если будешь защищаться на близком расстоянии.
   - Думаешь, я сумею?
   - А почему бы и нет? На тебя не похоже,  чтобы  ты  кинулась  с  визгом
бежать, услыхав револьверный выстрел. -  Тень  прежней  улыбки  приподняла
уголки его губ; - Хотелось бы мне познакомить тебя с моей матерью. В  тебе
хватит мужества, чтоб она воспитала из тебя настоящего бойца.
   - Твоя мать тренирует бойцов? - Бекке показалось, что вот сейчас Гилбер
Ливи расскажет ей, что в тех местах,  откуда  он  явился,  мужчины  рожают
детей. И она ему поверит. Кем бы он ни был, но он не настоящий мужчина. За
многие дни, проведенные ими в пути, он  ни  разу  не  попросил  у  нее  ни
Поцелуя, ни  Жеста.  Может,  это  потому,  что  он,  по  его  словам,  сын
священника, а может, с ним  случилось  что-то  непоправимое.  Она  все  же
надеялась, что это не так.
   - Там, откуда я родом, все обучаются защищать себя, - сказал он.  -  Не
все делают это ружьями - их у нас очень мало и боеприпасов - тоже. Но  раз
уж мы выбрали свой образ жизни, никому из ваших не  придется  считать  нас
легкой добычей.
   Бекке показалось, что она понимает:
   - Войны из-за земли обычно случаются между соседями. И мне очень  жаль,
что они все еще бывают в ваших краях.
   - Нет, наши земли никому не нужны, - ответил  Гилбер.  -  Никто,  кроме
нас, в этих горах жить не захочет. - Он  оглянулся  назад,  на  тропу,  по
которой они пришли. За полосой деревьев солнце уже склонялось к западу.  -
Кроме умения обращаться с оружием, Бекка, есть многое, чему тебе следовало
бы поучиться. Моя мать учит детей нашего племени тому,  чтобы  каждый  мог
выжить, если он останется совсем один. Вот что  ты  станешь  делать,  если
что-нибудь приключится со мной?
   - Ничего с тобой не приключится.
   Бекка говорила со свойственным ей  ослиным  упрямством,  но  страх  уже
пропитывал ее голос - он дрожал.
   - Так в чем же дело? Почему ты боишься овладеть лесным знанием?
   Бекка вспыхнула:
   - Я никаких знаний не испугаюсь!
   Гилбер потянулся за кожаной сумкой, висевшей у него на боку, и  высыпал
горсть странно выглядевших растительных огрызков,  чтобы  Бекка  могла  их
хорошенько разглядеть.
   - Ты говорила мне, что училась траволечению, так что готов спорить,  ты
многое знаешь о лекарствах. Однако беда в том, что не все, что хорошо  для
тела снаружи, годится и для желудка.
   - Я немного знаю и о том, как готовить разные чаи, отвары...
   - Если ты попытаешься заменить еду  твоим  чаем,  то  в  брюхе  у  тебя
засвистит ветер! - Гилбер явно не собирался обижать ее. -  Вот  погляди-ка
на это. - Он показал на листья, стебли, корни и кожистые пластинки грибов.
- Все это я собрал сегодня днем. Это только образцы, но я знаю места,  где
растут еще такие же. Их можно есть. Если мы будем идти и  дальше  так  же,
обходя хутора, запасы Виджи кончатся задолго до того,  как  мы  дойдем  до
берега. Я знаю, как можно прожить на таких вот дарах леса, но мне было  бы
спокойнее, если б и ты знала  о  них.  Я  вовсе  не  думаю,  что  со  мной
произойдет несчастный случай... Мои дела в городе слишком важны для  моего
народа в горах... и все же, на всякий случай...
   - Ничего с тобой не  случится,  Гилбер,  -  повторила  Бекка,  стараясь
превратить свои слова в заговор, отгоняющий зло. - Но если тебе будет  так
спокойнее, то учи меня.
   - Если говорить правду, мне будет не только спокойнее, - признался  он.
- Земли, по которым мы пойдем уже завтра, очень скудны. Если мы оба  будем
знать, что съедобно, а что - нет, мы сможем в этом  лесу  собрать  столько
еды, что обеспечим себя до будущего шаббита, а большую часть того, что нам
дал Виджи, оставим как неприкосновенный запас.
   Когда Гилбер упомянул о завтрашнем марше, Бекку пробрал  озноб.  Гилбер
принял эту дрожь за дрожь от холода. Он взял длинную  палку  и  разворошил
маленький костер, который развел на месте их стоянки. Это  была  последняя
роскошь, которую они  могли  себе  позволить,  и  оба  хорошо  это  знали.
Следующий переход будет проходить по безлесным местам - по  пустошам,  где
разрушение почвы, вызвавшее  впоследствии  Голодные  Годы,  было  особенно
сильным. Земля там, по словам  Гилбера,  умерла.  Зерновые  там  расти  не
могли, да и дикая растительность - тоже. Правда, земля теперь  не  была  и
совсем голой - уж больно много лет прошло, - однако все, что росло на этой
изуродованной земле, было как лишаи на трупе.
   Огонь,  разведенный  в  пустошах,  мог  бы  стать  маяком  для   любого
хуторянина, чьи глаза случайно глянули бы в том направлении.  После  того,
что Бекка сделала Адонайе, нельзя было рисковать ничем, что могло привлечь
к ним внимание и отдать Бекку в руки  любого  альфа.  Дьяволица  -  так  в
присутствии мужчин ее звали другие женщины, но кто знает, может, в глубине
своих сердец они ее превозносили? Ни один альф не мог спать  спокойно  под
собственной крышей, пока рассказы о ее деяниях шуршат над сжатыми полями и
передаются от одной женщины, сидящей у камина, к другой.  Бекка  присвоила
себе право решать, тогда как Мужской  Обычай  утверждал,  что  она  лишена
права на выбор. Безумная обладательница каменного сердца, живущая у Виджи,
показала, как далеко может зайти женщина, чтобы вернуть себе право  решать
и обладать выбором, хотя бы в мелочах. Бекка противопоставила себя  новому
альфу хутора, сказала ему "нет!" и всадила ему в глаза два острых и тонких
стальных зуба в подтверждение своих слов. Она сделала  то,  о  чем  многие
женщины лишь мечтают, выполняя непосильную работу, рожая детей и видя, как
этих детей у них отбирают по воле альфа. Бекка стала легендой.
   Но если легенду изловят и покажут, какого цвета ее кровь и  как  громко
хрустят ее кости, тогда...
   Бекка целиком отдалась уроку Гилбера. Это отвлекало ее от мыслей о том,
что все еще разделяло ее и город с его правосудием.
   - Ну, эти я хорошо знаю,  -  сказала  Бекка,  беря  в  руку  маленькие,
похожие на бутончики грибы. - Кэйти клала их иногда в похлебку.
   - А Кэйти говорила тебе, как отличить один вид от  другого?  -  спросил
Гилбер.
   - Еще бы, конечно. Одни белые,  другие  коричневые,  третьи  достаточно
мягкие, чтобы их есть  сырыми,  другие  же  надо  сначала  варить,  а  еще
другие...
   - ...Могут тебя убить, - перебил ее  Гилбер,  кладя  конец  оживленному
перечислению Бекки. - Знаешь  ли  ты,  как  отделить  хотя  бы  смертельно
опасные? Белая изнанка, маленькая шляпка с  краями,  свисающими  почти  до
корня, а ножка под  ней  украшена  несколькими  бахромчатыми  кольцами.  -
Гилбер с помощью охотничьего ножа заточил конец палочки,  которой  ворошил
костер,  и  начал  рисовать  на  земле,  сопровождая  рисунки   словесными
описаниями. Вскоре  голова  Бекки  закружилась  от  множества  указаний  и
предостережений: грибы, что растут  на  деревьях,  тверды,  но  безопасны;
грибы,  ножки  которых  розовеют  или  желтеют  при  срезании,  отпугивают
грибника, советуя ему заняться менее  опасным  делом;  грибы,  чьи  шляпки
загибаются  по  краям  вверх,   образуя   чашечку,   могут   оказаться   и
деликатесными, и причиной вашей гибели, если вы не знаете  мелких  примет,
позволяющих отличать один вид от другого.
   - Дождевики годятся в пищу, - говорил Гилбер, - и их трудно  спутать  с
другими. Они растут на земле, большие, округлые, белые. Некоторые  из  них
достигают размеров твоей головы. Отличная  еда,  а  кроме  того,  если  их
положить на рану, они останавливают кровотечение.
   Бекка медленно покачала головой:
   - Слишком трудно все это запомнить сразу.
   - А ведь это еще только грибы, - отозвался Гилбер. - С ними лучше всего
поступать так: запомнить два или три вида, которые наверняка безопасны,  а
остальных избегать. Я покажу тебе несколько, которые я захватил с собой, с
этого ты и начнешь. Что до других растений, то я научу тебя, как  отличать
полезные. Но это потребует времени, а на пустой желудок  заниматься  таким
делом трудно.
   - Ты покажешь мне, что и как,  а  уж  со  своим  животом  я  как-нибудь
разберусь, - отозвалась Бекка.
   У нее были учителя и получше, но никого  из  них  она  не  слушала  так
внимательно, как Гилбера. Пока он обучал ее искусству выживания в лесах, с
его губ часто срывались упоминания о том, как он сам обучался  этому.  Его
племя жило преимущественно собирательством  дикорастущих  растений,  и  им
удавалось существовать так с самых Голодных Годов.
   - Нас  изгнали  с  той  земли,  которая  осталась  плодоносной.  Кто-то
выдумал, будто мы были причастны к ее отравлению. Тогда мы ушли  в  места,
которые никому не были нужны, но иногда нас настигали  даже  там.  Однажды
ваши здоровенные правоверные хуторяне надумали, что  земле  можно  вернуть
плодородие, если окропить ее нашей кровью. Был и такой хутор, который стал
посылать своих юношей в наши края, чтобы те доказывали свою лихость, воруя
наших детей для своих жертвоприношений. Они это  называли  "отправиться  в
Морию" -  так  именовалась  местность,  где  праотцу  Аврааму  было  навек
заказано проливать человеческую кровь в приношение Господу.
   - Этот рассказ я знаю, - сказала Бекка, и в той части  ее  памяти,  где
хранились фантомы Поминального холма, зазвучал  испуганный  детский  плач.
Это не были хуторские дети, но смерть не знает различий.  Ей  было  трудно
говорить - горло будто засыпало сухим песком. - Они будут гореть  в  огне,
эти люди с того хутора.
   - Им пришлось куда хуже, - сказал Гилбер, - когда мы их поймали.
   - Ты там был?
   Ледяной холод, появившийся во  взгляде  Гилбера  Ливи,  принудил  Бекку
замолчать. То, как он говорил об этом богопротивном хуторе,  заставило  ее
вспомнить лицо па,  когда  он  читал  о  делах  Патриархов  и  о  жестоком
правосудии в жестокие времена.  Каждое  слово,  каждый  поступок  отделяли
Гилбера Ливи от других известных ей людей, пока наконец в ее представлении
ему стало  не  хватать  только  хвоста  или  крыльев,  чтоб  стать  чем-то
совершенно неземным.
   - Ты пошел со своими людьми, чтобы... чтобы остановить их?
   - Это было давным-давно, - ответил он. - Задолго до того,  как  родился
мой отец или отец его отца. Точно никто не  знает,  как  давно,  но,  надо
думать, ближе к тем временам, когда воды стояли еще высоко, а  голод...  -
Он четырежды сплюнул на землю, очищая  рот,  оскверненный  названием  этих
проклятых годин. - Тем не менее  мы  заставили  их  вспомнить  об  ангелах
смерти, когда сошли к ним с гор, могучие и наконец-то во  всеоружии  силы.
Мы исполнили то, что надлежало исполнить, чтобы больше ни  один  хутор  не
смел счесть нас легкой добычей. Думаю, это сработало. Ты можешь увидеть то
место на моих картах; мы отметили этот ныне не существующий  хутор  именем
Джихинном. Теперь там нет ничего, но мы обязаны о нем  помнить.  Не  знаю,
как его звал тот народ, который там жил. Это не имеет значения, все  равно
они все давно погибли, и среди  ваших  людей  не  нашлось  таких  дураков,
которые бы поселились на том месте,  где  когда-то  жили  эти  подонки.  -
Гилбер был человеком, излагавшим только факты и  не  нуждающимся  в  чужих
оценках его действий - хороших или плохих. - Они убивали наших детей, пока
мы не сказали им: никогда больше! Мой народ не собирается ждать, пока твой
Бог начнет карать грешников.
   Он поглядел на запад,  где  поднимались  горы  и  где  солнце  медленно
опускалось в закат.
   - Видишь, уже поздно. - Казалось, он  сам  рад  возможности  переменить
тему разговора. - Скоро лягут сумерки и наступит  шаббит.  Знаешь,  Бекка,
возьми образцы, которые ты уже запомнила, и отправляйся вон в  ту  рощицу,
погляди, может, что и найдешь там съедобное. А я пока подготовлю  кое-что,
а уж потом посмотрю, что ты нашла и как хорошо  усвоила  искусство  лесных
сборов.  -  Он  бросил  ей  кусок  аккуратно  сложенной  материи  и  велел
использовать его в качестве мешка.
   Бекка поступила как велено. Ее мозг был до отказа забит знаниями насчет
сбора дикорастущих растений, полученными от Гилбера, а потому  она  забыла
спросить его про этот шаббит, о котором он упоминал не в первый  раз.  Это
слово всегда ее удивляло, но постоянно подворачивалось какое-нибудь  дело,
которое отвлекало ее от вопросов о его значении. Что бы  там  ни  было,  а
ожидавшее ее дело было гораздо важнее. Она должна доказать  своему  другу,
что хорошо усвоила его уроки, и обязательно  выполнит  это.  Она  принесет
полный платок отличной еды, и там не найдется ни одного  кусочка,  который
он выбросит как ядовитый.
   В общем это оказалось не так уж и трудно. В этом году почти сразу же за
праздником Окончания Жатвы наступила такая холодная погода, какой никто не
ожидал. Бекка припомнила разговоры женщин о том,  что  будто  бы  холод  с
каждым годом проникает все дальше  и  дальше  в  глубь  страны.  Они  даже
расспрашивали Бабу Филу, не может ли та подтвердить их более краткосрочные
наблюдения, и вещунья пустилась в пространный рассказ  о  том,  что  в  ее
девичьи годы вообще не было времен года, которые  можно  было  бы  назвать
холодными.
   Но  пусть  времена  года  крутятся  как  хотят,  а  заморозки  принесли
великолепный урожай диких ягод. Даже Бекка знала, что они вкусны, хотя  бы
по той причине, что всякая птичья мелочь охотно поедала их  на  кустах.  К
ягодам она добавила несколько древесных грибов и  листики  львиного  зуба,
найденные там, где деревья стали реже. Были там и  орехи  -  что-то  вроде
странных желудей с маленькими чашечками, которые упали с тех же  деревьев,
на которых росли грибы. Гилбер говорил, что они вкусны,  но  только  не  в
сыром виде. Она уже так уверовала в свой взгляд грибника, что  добавила  к
сбору несколько земляных грибов, которые  тщательно  осмотрела  в  поисках
признаков  ядовитости,  прежде  чем  окончательно  решить  вопрос  об   их
пригодности.
   К тому времени, когда Бекка подошла к лагерю, солнце уже  почти  зашло.
Дорогу она отмечала - еще один урок, преподанный Гилбером, и  ей  даже  не
требовалась подсказка в виде дыма или огня, чтобы привести ее обратно.
   И вдруг она услышала голоса.
   Дерево  дружески  предоставило  ей  свой  толстый  ствол   в   качестве
прикрытия, когда она прокралась поближе,  чтоб  узнать,  что  за  незваные
гости пожаловали к ним в лагерь. Их было всего четверо, но  это  были  как
раз те люди, лиц которых она  надеялась  никогда  больше  не  видеть:  Лу,
Сарджи, Корп и Мол - все с  длинными  ружьями.  Ружье  же  самого  Гилбера
находилось от  костра  гораздо  дальше,  чем  помнила  Бекка;  оно  стояло
прислоненным к стволу дерева вместе с большим кинжалом ее  друга  и  тремя
меньшими клинками, которых она раньше не видела.  На  землю  был  небрежно
брошен кусок веревки, как бы окружая ствол дерева. Вожак скадры  почесывал
свои стоящие дыбом волосы и спокойно сообщал Гилберу, как именно они будут
его убивать.
   Окруженный ими Гилбер слушал вожака, стоя на коленях, с  лицом  слишком
безмятежным, чтоб предположить, что  за  этой  внешностью  скрывается  ум,
лихорадочно изыскивающий лазейки для  спасения.  Мол  разглагольствовал  о
предательстве, обмане товарищей и о  воровстве.  За  каждый  проступок  по
законам  скадры  полагалось  свое  наказание,  и  нельзя  сказать,   чтобы
приятное. Огонь и ножи имели множество  форм  применения  на  человеческом
теле, которые Бекке и не снились; в данный  момент  Мол  со  знанием  дела
рассуждал о том, какие возможности  предоставляют  мягкие  ткани  глазного
яблока, если  их  подвергнуть  крайне  неприличным  и  болезненным  формам
разрушения. Любой чувствительный человек от одного этого  разговора  начал
бы просить пощады.
   Но Гилбер даже глазом не  моргнул.  Сумерки  уже  прокрались  в  редкий
лесок; их наступление сдерживалось колеблющимся светом  жалкого  костра  и
спокойным золотистым светом двух толстых белых свечей, стоящих  в  голубых
керамических чашечках.
   - Я же говорил, что заплачу, -  сказал  Гилбер  Молу  спокойным  ровным
голосом. Его смуглые  щеки  горели.  Третья  голубая  чашка  стояла  между
свечами, а рядом с ней лежал маленький питьевой мех; все это было столь же
ново для Бекки, как и три ножа у обвязанного веревкой дерева. - Заплачу  и
за тот путь, что прошел с вами, и за девушку.
   - А за девчонку? - вмешался костлявый Сарджи.
   - Да кому она нужна-то? Эта сучка с провонявшей ногой давно уже сдохла.
И говори, только когда тебе разрешат! - Мол  ударил  юношу  по  лицу,  как
будто это было в порядке вещей. - Ты меня не так понимаешь, Гилбер Ливи, -
продолжал он со вздохом. - Ты служил моей скадре хорошо и честно во  время
нашего общего марша, и этого вполне хватило, чтобы расплатиться и за себя,
и за целый мешок баб. Но я не могу  менять  законы  скадры.  Размер  платы
определяет весь личный состав, и им так понравилась эта  девчонка,  что...
Черт, ну, словом, они жутко расстроены ее бегством. Вот  почему  я  тут  с
группой - отыскать ее, хотя вы и находитесь за пределами предписанных  нам
маршрутов.
   - А я-то считал тебя вожаком, Мол, - сказал Гилбер, - а не мальчиком на
побегушках у твоих людей.
   Глубокие шрамы на лице Мола побледнели.
   - Я - вожак, но мои люди знают, что они имеют право высказать  кое-что,
прежде чем следовать за мной. Когда к нам обращается за  защитой  женщина,
мы имеем право попытаться с ее помощью влить в  наши  ряды  свежую  кровь.
Достойная благодарная женщина это понимает. Та девка,  которую  ты  украл,
будет  просто  оскорблена,  если  мы  не   позволим   ей   высказать   нам
благодарность за все, что мы для нее сделали.
   Улыбка Гилбера была ясной и спокойной.
   - А ты никогда не встречался с недостойной женщиной?
   Корп испустил рев и ударил Гилбера по лицу прикладом винтовки.  Лесовик
поскользнулся в грязи и рухнул на бок, приземлившись  прямо  на  маленький
питьевой мех. Затычка выскочила, темная пахучая  жидкость  выплеснулась  в
костер, где зашипела и вспыхнула. Мол  развернулся  и  со  страшной  силой
врезал кулаком в живот Корпа.
   - Ах ты, деревенский говнюк затраханный,  -  закричал  Мол,  когда  тот
согнулся