стор есть. Кстати, ему тоже будет интересно.
   Калябин выскакивает из комнаты.
   Анатолий. Неужели спутник открыли? (Мозговой утвердительно кивает го-
ловой.) Тот самый, десятый?
   Мозговой. Тот самый, Богдановский!
   Анатолий. Но это же какой-то бред!
   Мозговой. Вы еще скажите, происки темных сил или чья-то злая воля.
   Анатолий. Нелепо, как нелепо.
   Мозговой. Полная и окончательная победа инженера! А мы хороши -  гра-
фоман, сумасшедший, дилетант. Вот вам и дилетант. Нет,  земля  наша  еще
очень плодовита гениями-самоучками. Не зря я за него душой болел,  пере-
живал. Да, да, очень переживал. Даже факт болезни скрыл. Получается, что
и я за правое дело посильно боролся... Анатолий. Перестаньте, вы же  по-
нимаете, что это совпадение. Мозговой. Да, совпадение, ну и что? Кто до-
кажет? Кто разберется? Калябин? Профессор? Безграмотны. Только мы с вами
(переходит на шепот). Но ведь мы никому не скажем!
   Стук в дверь. Не дожидаясь ответа, дверь открывает и появляется  офи-
цер милиции.
   Чернопятов (вежливо). Отдел профессора Сыровягина?
   Мозговой. Суровягина, а что угодно?
   Чернопятов (протягивает красную книжицу). Лейтенант Чернопятов. Я  бы
хотел задать несколько вопросов.
   Мозговой (легкомысленно). Но в какой связи?
   Чернопятов. Можно все-таки я задам вопросы?  (Проходит  к  свободному
столу, кладет папку.) Вы когда видели профессора в последний раз?
   Анатолий и Мозговой переглядываются
   Анатолий. Вчера.
   Чернопятов. У вас паспорта с собой? Давайте-ка я перепишу  ваши  дан-
ные. Так, значит, вчера. (Берет документы, переписывает  и  одновременно
спрашивает.) А вы (к Мозговому)?
   Мозговой. Вчера видел, а сегодня - кажется, утром, впрочем, я ему  не
сторож. Вам бы лучше на вахте спросить.
   Чернопятов. Да, да, спросим. Ну, а как он был вчера? Вы ничего стран-
ного не заметили в его поведении?
   Мозговой. Вообще-то в последние дни мы были все взволнованы. Впрочем,
это все наши научные дела, кометы, планеты...
   Чернопятов. Хорошо, науку пока оставим. Вы не удивляйтесь,  пожалуйс-
та, моему вопросу, но это очень важно. Что может означать для профессора
слово "сирень"?
   Мозговой (в замешательстве). Сирень? Но причем здесь сирень?
   Чернопятов. Значит, не знаете?
   Мозговой. Да нет, это всем известно, у профессора аллергия на сирень.
Но что случилось?
   Чернопятов (что-то записывает в блокнот, потом долго, изучающе  смот-
рит на ученых, и наконец сообщает). Два часа назад  профессор  Сыровягин
скончался от тяжелого увечья. Умирая, профессор повторял  одно  слово  -
"Сирень".
   Мозговой присвистывает.
   Анатолий. Как же так - увечья? Отчего? Где?
   Чернопятов. В метро. Обстоятельства гибели не ясны. Не  удержался  на
платформе и упал под поезд. Его слегка протянуло по платформе. Возможно,
кто-то случайно толкнул. В общем, пока ничего не ясно. Я бы хотел осмот-
реть его рабочее место.
   Появляется Калябин. В руках у него разбитый всмятку  транзистор  про-
фессора. Вопреки нанесенным повреждениям из транзистора сквозь потрески-
вания слышится веселая музыка. Все застывают в недоумении.

Картина девятая
   Квартира Богданова. Из репродуктора доносится та же музыка, что и  из
разбитого профессорского транзистора. На диване лежит  хозяин.  Он  спит
нераздетый, накрытый пледом. Сон инженера удивительным образом переходит
в свою противоположность. Ему зябко, он встает, закутываясь пледом.  Вы-
ходит на улицу. Здесь для него приготовлен сюрприз. Огромный,  с  рыжими
космами, раскаленный шар парит в высоком, покрытом редкими барашками не-
бе. Под синим сводом раскинулся огромный город с изнывающими  от  зелени
бульварами и проспектами. Он задирает голову вверх, подставив бледное от
долгой зимы лицо светлым потокам солнечных лучей. Они пробираются в мор-
щинки, протискиваются сквозь красноватую двухдневную щетину, приятно ще-
кочут кожу. Богданов улыбается и  сквозь  ресницы  разглядывает  Солнце.
Багровыми кругами в глазах лопаются колбочки и палочки, а  после  Солнце
превращается в темную синюю дырку на белесом небе.
   Богданов (шепчет). Как хорошо.
   Он долго стоит, как мальчуган, удивляясь благородству  системы  мира.
Он ощущуает ее разом, всю, от центральных магматических слоев  до  самых
дальних горизонтов Вселенной. Он принимает ее законы уже потому, что сам
является ее неотъемлемой частью. Здесь хорошо, здесь стоит  жить.  Здесь
миллион лет кажутся вечностью.
   Богданов. Интересно, а разумна ли Вселенная, которая хочет понять са-
мое себя?
   Вдруг его задевают за плечо. Он оглядывается и видит вокруг множество
прохожих. Некоторые катят впереди себя детские коляски и не замечают ин-
женера.
   Богданов (кричит). Постойте! Посмотрите вокруг себя, вон  трава,  вон
деревья, а вон черные умные птицы.
   Богданов подбегает к прохожим, пытается обратить внимание на открытое
им чудо, но они по-прежнему его не  замечают.  Вдруг  он  заглядывает  в
детские коляски и обнаруживает, что в них пусто.
   Богданов. А где же ваши дети? (Подбегает к другим.) Где ваши дети?
   Мужчина с воздушным шариком ( выходит вперед). В чулане.
   Богданов (вскрикивает, будто что-то вспоминая). Как?!
   Страшная догадка мелькает в воспаленном мозгу инженера. Он зашатался,
и чтобы не упасть, хватается за дерево. Но дерево  не  держит  его,  оно
сгибается, как свернутый рулон картона. Богданов смотрит на свои  ладони
- они перепачканы коричневой гуашью. Люди обступают инженера и с интере-
сом разглядывают его действия.
   Богданов. Смотрите! Это все не настоящее.  Все  ангажировано!  (Снова
что-то вспоминает.) Вы что же, думаете, и ремни  в  чуланах  из  бумаги?
Пустите меня! (Пытается выбраться из круга.) Мне нужно  домой,  пока  не
поздно, я должен спасти его! И вы идите скорее домой, я вас уверяю,  они
настоящие, из свиной кожи! (Мечется, не находит просвета, останавливает-
ся.) Я знаю - вы тоже не настоящие! (кидается прямо на живую изгородь).
   В последний момент люди расступаются и он убегает.  От  скорости  все
смазывается: дома, улицы, машины - все проносится, как декорации  в  ог-
ромном павильоне под синим куполом неба. За спиной раздаются голоса.
   Голос из толпы. Не-е, не успеет, у нас с общественным транспортом пе-
ребои.
   Другой голос. А может, успеет? Вишь, как быстро бежит.
   Наконец он добрался до своего дома, вбегает в  квартиру,  исчезает  в
кладовке. Потом появляется с кожаным ремнем. Растягивает его, пробуя  на
прочность. Появляется Гоголь-Моголь.
   Богданов (без удивления). На, возьми - он настоящий. Или нет, я лучше
выброшу сам. (Исчезает, появляется с пустыми руками.) Ты как здесь  ока-
зался?
   Гоголь-Моголь. Дверь открыта.
   Богданов. Ну, ну.
   Гоголь-Моголь. Мне Елена сказала: зайди, мол, проведай. Вот  витамин-
чиков принес (протягивает сетку с яблоками), яблоки антоновские.
   Богданов. Зачем тратился, Гоголь? Спасибо, конечно, но при  моей  бо-
лезни разве яблоками вылечишься? (Берет яблоко, нюхает.)
   Гоголь-Моголь. Да брось - какая твоя болезнь, так,  переутомление.  А
отчего переутомление? Как раз от недостатка витаминов. Ты  не  нюхай,  а
ешь, в них железа много. Нам как раз железа  не  хватает.  Размягчаемся,
нервничаем, на всякие второстепенные факты здоровье гробим... Ох и  слу-
чай у нас сегодня произошел! Сколько работаю в метро, а такого  не  при-
помню. Въезжаем мы с моста на станцию. Смотрю  -  мужик  на  самом  краю
платформы стоит. Мне еще помощник говорит: "Глянь - чудило как  стоит!".
Я, конечно, просигналил на всякий случай.  Мне  даже  показалось,  мужик
отступил. Когда пролетали мимо, я ему рукой показал, чего и где  у  него
не хватает. А когда остановились, слышу -  шум,  гам,  дежурная  красный
подняла. Представляешь, Коля, этот мужик таки свалился. А чего,  спраши-
вается, подлез? И народу-то было так себе. Чего спешить? Вот тебе и пос-
пешил. Ну, скажи, Коля, как с такими людьми всеобщее равнодействие  осу-
ществить?
   Богданов. Так что - погиб он или нет?
   Гоголь-Моголь. Убился насмерть.
   Богданов (заинтересованно). А как он выглядел?
   Гоголь-Моголь. Ничего особенного, интеллигент.
   Богданов. Нет, я имею в виду -там, на платформе - как он?
   Гоголь-Моголь (удивленно смотрит на инженера). Я не рассматривал. Во-
обще не люблю таких картин.
   Богданов. Умер, говоришь?
   Гоголь-Моголь. Умер, умер. Хватит об этом. (Взял себе яблоко,  громко
надкусывает.) Коля, ты не знаешь, когда эта проклятая зима кончится?
   Богданов. Зима? Разве на улице зима?
   Гоголь-Моголь. Я в переносном смысле. Ну, чем наша весна не зима?
   Богданов. Тяжело мне, Гоголь. Ты не уходи, ладно?
   Гоголь-Моголь. Я и не собирался. Не беспокойся. Вот  чайку  поставим.
Ты не грусти, черт с ним, с этим выступлением. Ты свое  дело  сделал,  а
истина рано или поздно сторонников найдет себе. Главное, знай себе рабо-
тай дальше на благо отечества  -  ведь  ты  талант,  Коля,  пойми,  про-
чувствуй. (Инженер протестует.) Знаю, знаю, начнешь сейчас  скромничать,
отказываться, мол, какой я гений. А я и спорить не буду,  меня  агитиро-
вать не надо, я уж пожил среди людей, разобрался, что к чему.  Меня  те-
перь не проведешь. А то распишут - и такой, и сякой. И все он предвидел,
и все понимал по особому, и в детстве на скрипке играл, и черт-те как не
по-нашему мозги у него устроены. Чепуха. Просто  мужик  был  нормальный,
понимал все как надо, не  приспосабливался,  и  сам  не  навязывался,  и
взглядов своих не навязывал. Жаль - немного таких людей. А почему? Пото-
му что не верят себе, думают, чего бы такого на себя напялить, какую та-
кую физиономию состроить, чтоб остальные в  нем  необычные  преимущества
заподозрили. Вот и ходят в масках с каменными лицами. Так и  разыгрывают
театр. Тот певец вылезет на сцену, глаза выпучит, щеки раздует, ручонка-
ми машет, ля-ля-ля - одним словом, стальное горло. А копни его глубже  -
все в себе поломал, жалко даже. Потом  и  придумывают:  стили,  течения,
жанры. Чтоб каждому зверьку свою клеть. Ан нет - сказать просто, что все
это дрянь, чепуха, выверт. Ты понимаешь, Коля, не верят в себя.  Обидно.
Я не знаю, кто это придумал, зачем? Наверно, энергетически выгодно.  По-
нимаешь? Серость - это выгодно, потому что надежно. Другие из зала смот-
рят и думают: "Да и я могу так, даже еще лучше, раздувать щеки и к  тому
же еще ушами двигать".
   Богданов. Уж больно ты строг к людям.
   Гоголь-Моголь. Время такое строгое пришло, контрольный опыт  начался,
эпоха проверяемости. Еще пару сотен таких лет - и баста, поезд дальше не
пойдет, просим освободить вагоны.
   Богданов (настороженно). Кто опыт ставит?
   Гоголь-Моголь. Кто? Ты, например, я, все мы. Вот пришел бы, например,
тысячу лет назад кто-нибудь и объявил, что все  вокруг  есть  субстанция
воды и пламени. Поди его опровергни. Ведь он на слова наплюет, на  аргу-
менты только хмыкнет, мол, верую и все тут. Еще и школу философскую  ор-
ганизует, последышей читать-писать по-своему научит. Они  ж  еще  тысячу
лет процветать будут, потому что проверить некому. Сейчас,  конечно,  по
такому простому вопросу сомнений нет. Сейчас ему бы  в  двадцать  четыре
часа указали, где вода, а где пламень. Конечно, теперь с водой и  пламе-
нем никто и не суется. Сейчас посложнее накручивают. Какая-нибудь  клас-
сификация населения годков сто продержаться может, а потом розог  пропи-
шут. А вот наступит полная проверяемость, тогда в реальном времени  мыс-
лить придется. Тогда уж двигай ушами, не двигай - без толку,  катись  на
свалку истории. Здесь и выйдут наперед нормальные люди, которым прикиды-
ваться противно.
   Богданов (улыбаясь). Ох, не знаю, как тысячу лет назад, а сейчас вода
и пламень очень злободневны.
   Гоголь-Моголь. Что ты имеешь в виду?
   Богданов. Я имею в виду, что чайник поставить надо.
   Гоголь-Моголь спохватывается, замечая в руках чайник. Уходит и  через
некоторое время возвращается.
   Богданов. Как твой трактат о всеобщем равнодействии?
   Гоголь-Моголь. О, это бомба! Только тяжело идет, информации не хвата-
ет.
   Богданов. Но ты давай, поспешай.
   Гоголь-Моголь. А чего спешить? Я уж опоздал,  теперь  лет  через  сто
только и напечатают.
   Появляется Доктор. Он очень возбужден.
   Доктор (размахивает газетой). Есть, есть  спутник,  десятый  спутник!
Вот смотрите, читайте. (Читает, пропуская неважное.) Так, вот, французс-
кий астроном Одуэн Дольфюс открыл десятый спутник Сатурна. Спутник  наз-
ван именем древнегреческого бога Януса.
   Гоголь-Моголь выхватывает газету, читает.
   Богданов (спокойно). Так и должно было случиться.
   Гоголь-Моголь (подбегает к инженеру, обнимает, целует).  Люди,  люди!
Все-таки есть правда на свете, а! Есть высшая справедливость, туды ее  в
качель! Нет, ну как же так, вот судьба - злодейка, чертовка: еще вчера в
грязи, растоптан, унижен, во второй сорт зачислен, чуть ли не графоманом
назван, и на тебе - вдруг такой взлет, ай-яй-яй, высоко же  ты  взлетел,
нас, наверно, маленьких человечков, оттуда и не разглядеть? Ну, ну, я же
шучу, это я так, для образности, для пространственного восприятия твоего
научного подвига, я же знаю тебя - ты наш, Коля, наш полностью, что  там
медные трубы, понимаешь, мы и не такое стерпим, дай я тебя  еще  поцелую
(лобызается). А эти, горе-ученые, официальные апологеты, как  они  в  ту
самую лужу и сели! (Делает овратительную гримасу.) Захватили власть, су-
кины дети, ни тебе в журнал, ни тебе докладов, сидят по редакциям, толс-
тые зады наедают под покровом научной тайны, мнят себя благоустроителями
Вселенной; вот они-то и есть дети своих отцов-теоретиков,  непроверенных
научным опытом гениев и пророков, самых что ни на есть кровавых графома-
нов...
   Появляется Елена. Гоголь-Моголь бросается к ней, дает газету.
   Гоголь-Моголь. Царица наша, прочти и возрадуйся.
   Елена читает. Но из глаз ее не исчезает какая-то глубокая непреодоли-
мая печаль. Она садится на диван и молчаливо наблюдает, как гости накры-
вают на стол. Приносят чайник. Инженер достает бутылку шампанского.  Го-
голь-Моголь вываливает из сетки яблоки на стол. Ее  опять  усаживают  во
главе. Чокаются, выпивают за победу.
   Богданов (к Гоголю-Моголю). Вот ты говоришь, железа много в  яблоках.
А откуда это железо?
   Гоголь-Моголь. Как откуда? Из почвы, естественно, корнями вытягивает-
ся, по стволу, по веткам в яблоко попадает. А после я его откусываю (от-
кусывает яблоко), и внутрь заглатываю, и все в себе растворяю  (довольно
улыбается).
   Богданов. Все правильно, растворяешь. Ну, а в почве откуда железо?
   Гоголь-Моголь. Накапливается от времени, из отходов разных,  металло-
лома (смеется). Вон трубопровод, знаешь, как гниет, ржавеет. У  нас  не-
давно прорвало, неделю воды горячей не было...
   Богданов. Подожди насчет воды. Ну а раньше, когда трубопровода не бы-
ло?
   Гоголь-Моголь. Это что же, до римской империи?
   Богданов. Ну, например.
   Гоголь-Моголь. Хм, в земле залегало, в природном  состоянии.  Но  ты,
конечно, спросишь, откуда в земле? Так я тебе отвечу, я читал, ты не ду-
май, что я совсем темный, крот подземный. Вся Земля наша образовалась из
протопланетного облака первичного вещества. (Задумывается.) Хм, а откуда
оно появилось в первичном веществе?
   Богданов. В том-то и дело, что вещество это не первичное, а уже  быв-
шее в употреблении!
   Гоголь-Моголь. Как так?
   Богданов. Сейчас доподлинно известно, что в первичном веществе  ника-
кого железа не было. А железо  может  получаться  только  внутри  звезд.
Звезды сгорают, потом взрываются, и железо попадает  в  допланетное  ве-
щество, а из него уже и Земля сотворилась. Выходит, это железо,  которое
мы с яблоком глотаем и которое в нас содержится, прежде обязательно было
в какой-нибудь звезде.
   Доктор. Следовательно, мы состоим из звездного вещества!
   Гоголь-Моголь. Ура, мы - звездные люди, дети звезд!
   Елена (грустно). Неужели это правда? И я, и Гоголь-Моголь, и Доктор -
все мы дети звезд? Правда, Коля?
   Богданов. Да, истинная правда.
   Елена. И все остальные люди тоже?
   Богданов. Да.
   Гоголь-Моголь. Друзья, как здорово много знать, я люблю много  знать.
Знать - это почти что любить. Да, да, я не верю  в  любовь  без  знания.
Черт возьми, хитро получается. Ведь мы же, получается, все  как  братья.
(Задумывается.) Я представляю, как тут лирически все можно вывернуть.  Я
раньше думал, почему люди с такой тоской смотрят на звезды?  Теперь  по-
нял: это в нас внутри атомы шевелятся по своей родине, по  своим  родным
краям. (Цокает языком.) Красиво. Нет, каково, скажи, Доктор - красиво?
   Доктор. Конечно, красиво. Я теперь понял, почему ты  тоску  навеваешь
на меня.
   Гоголь-Моголь. Ладно, не задирайся. (Смотрит на Елену.) Елена вот се-
годня почему-то грустная. Что с тобой, чего теперь грустить? Вам  теперь
с Колей прямо вперед смотреть надо. Жизнь устраивать на новый лад.
   Елена (пытается улыбнуться). Что ты, разве я грущу? Мне ужасно  весе-
ло.
   Гоголь-Моголь. Нет, я вижу, тебя что-то гнетет.
   Доктор. Не приставай к человеку. Видишь, человек устал. И как тут  не
устать - столько всего навалилось. Эх, вам бы, ребята, сейчас  отдохнуть
деньков двадцать в пансионате. Правда, поехать бы куда-нибудь, обстанов-
ку сменить. А то, видишь, радость уже не в радость.
   Елена (меняется, встает). А что, поедем, Коля,  куда-нибудь  к  морю,
прямо завтра же. Все бросим, я целый год моря не видела. Море и  звезды,
и мы одни, чтоб никого не видеть, а только вспоминать. Нет, и вспоминать
никого не будем. Будем одни с нашим железом и звездами.
   Богданов. Но как же рукопись? Нужно довести теперь до конца.
   Гоголь-Моголь. Да брось, теперь чего волноваться,  теперь  пусть  они
там сами волнуются. Представляю, как этот профессор приползет, - прости-
те, мол, извините, ошибочка вышла, не разобрались  по  темноте  нашей...
(Доктор и инженер смеются.)
   Елена (серьезно). Не приползет.
   Гоголь-Моголь. А я говорю - приползет, если не дурак, а ведь  не  ду-
рак, раз профессор. Он еще в соавторы к Коленьке  напрашиваться  станет.
Слушай, Коля, ну возьми ты его в соавторы, что тебе, жалко? Ты  еще  де-
сять таких теорий изобретешь. Да и этого паренька,  Анатолия,  очень  он
мне понравился. Очень мы с ним тогда  душевно,  насчет  равнодействия...
Нет, впрочем, его не бери. Он вроде сам мужик умный. Из него может  толк
выйти, если рутина не засосет.
   Елена не принимает возражений Гоголя-Моголя.  Она  чем-то  озабочена,
будто постоянно что-то там внутри себя ищет, перебирает, но никак не на-
ходит. Это видно хотя бы по тому, как нервно блуждают  ее  руки,  словно
ищут  какого-то  равновесного  удобного  состояния.  Она  то  одергивает
платье, то потирает висок, поправляет прическу, то вдруг сильно  сжимает
руки. Раздается звонок. Елена вздрагивает. Гоголь-Моголь идет  встречать
и возвращается с вытянутым лицом.
   Гоголь-Моголь. Там... Этот...
   Елена (не выдерживает). Да кто там?
   Гоголь-Моголь. Призрак.
   Появляется Марк Васильевич Разгледяев.
   Елена (удивлена, будто ждала кого-то другого). Ты?
   Разгледяев. Я низменно прошу прощения. У вас праздник.
   Воцаряется неловкое молчание. Наконец  сам  Богданов  первым  сбросил
оцепенение и вопреки условностям пошел навстречу гостю.
   Богданов. Ничего  особенного.  Проходите,  у  нас  тут  действительно
что-то вроде...
   Разгледяев. Знаю, знаю, чего там. Конечно, такое событие нужно  отме-
тить. Разрешите пожать руку (трясет Богдановскую руку).  От  всей  души.
Конечно, получается, как это вдруг: я - и от всей души. Ну  уж,  знаете,
такой факт. Как говорится, перед наукой все тлен. И такое открытие,  что
ей-богу!
   Богданов. Конечно, конечно. Ну что ты, Елена, так смотришь  на  меня?
Вот, право же, не знаем мы еще человека, не ведаем, в чем  его  сила.  А
сила, может быть, и есть в том, чтобы признать свою слабость, суть  свои
заблуждения.
   Разгледяев. Абсолютно здесь признаюсь. Растоптан совершенно, и  поде