он  из
гордости угрожал. Он удовольствовался обещанием жены, что она  никогда  не
станет больше представлять это дело в таком обидном для них свете,  а  она
получила некоторую поддержку в его несокрушимой самоуверенности.



12

   Миссис Кори с  дочерьми  вернулась  в  начале  октября,  проведя  после
Бар-Харбор недели три-четыре в Интервэйле. Они слегка загорели с тех  пор,
как в июне уехали из города, но ни в чем  больше  не  изменились.  Старшая
дочь, Лили, привезла немало эскизов водорослей и  грибов-поганок  на  фоне
скал и гнилых пней, которые никогда не будут закончены и никому  не  будут
показаны, ибо она знала им цену. Младшая, Нэнни, прочла множество романов,
остро ощущая, сколь неверно они изображают жизнь; и повидала  немало  сцен
из жизни, сожалея об их непохожести на романы. Обе они были милые девушки,
образованные, разумеется, всегда хорошо одетые и  достаточно  хорошенькие;
но ни на море, ни в горах не встретили они никого, кто мог бы сыграть роль
в их жизни, и вернулись домой, к обычным своим занятиям, без надежд и  без
опасений.
   За отсутствием этого, они проявили тем больший интерес к  делам  брата,
которые немало заботили их мать, как стало ясно после первых  же  взаимных
приветствий.
   - Кажется, все продолжается, а ваш отец не написал об этом ни слова,  -
сказала она, качая головой.
   - А чем бы это помогло?  -  спросила  Нэнни,  миниатюрная  блондинка  с
пышными волосами, которые красиво выбивались из-под шляпки. Шляпка шла  ей
более всего. - Ты бы только расстроилась. Он не мог помешать Тому, и ты не
смогла, когда нарочно для этого приезжала.
   - Думаю, папа мало что знал, - сказала Лили.  Это  была  высокая  худая
брюнетка, казалось, всегда зябнувшая,  так  что,  однажды  увидев  ее,  вы
всегда представляли  ее  себе  в  сочетании  с  теплыми  шалями  различных
цветовых оттенков.
   В любой семье женщины весьма серьезно относятся к возможности того, что
молодой человек заинтересуется другой женщиной. Муж дочери или  сестры  не
становится частью семьи, ему не требуются нежности и заботы; но жена  сына
или брата имеет на его мать и сестер  неоспоримые  права.  Некая  принятая
женским полом условность вынуждает их выражать ей нежность, любить ее  или
делать вид, что любят, и ввести в  свой  круг,  как  бы  она  ни  была  им
противна. В семье Кори тут были замешаны не одни лишь чувства. Семья  была
отнюдь не бедна и по части денег не зависела от Тома  Кори;  но  мать,  не
сознавая этого, привыкла во всем полагаться на его суждения  и  советы,  а
сестры, видя его равнодушным к девушкам, стали смотреть  на  него  как  на
полную свою собственность; и кончиться это должно было не с его женитьбой,
а с их замужеством, которое пока  не  предвиделось.  Были  девушки  -  они
охотно выбрали бы для него одну из них, - которые взяли бы его, не отнимая
у семьи; но от девушки вроде мисс  Лэфем  нельзя  было  ожидать  подобного
великодушия.
   - Может быть, - говорила мать, - не так уж это было бы плохо. Она очень
ласкова со своей матерью; она, видимо, слабохарактерная, хотя  кое  в  чем
очень умелая.
   - О, она и с Томом будет  очень  ласкова,  будьте  уверены,  -  сказала
Нэнни.  -  А  из  таких  слабохарактерных  выходят  самые  узколобые.  Она
вообразит, будто мы с самого начала были против нее.
   - У нее нет для этого оснований, - вмешалась Лили, - и мы ей  оснований
не дадим.
   - Нет, дадим, - возразила Нэнни. - Так получится само собою, во  всяком
случае, достаточным основанием будет ее невежество.
   - Мне она не кажется столь уж невежественной,  -  сказала  справедливая
миссис Кори.
   - Конечно, читать и писать она умеет, - согласилась Нэнни.
   - Не представляю себе, о чем он может с ней говорить, - сказала Лили.
   - О, _это_ как раз просто, - сказала ее сестра. - Они  говорят  сами  о
себе, а иногда - друг о друге. Я этого наслушалась на верандах отелей. Она
вышивает, или вяжет, или плетет кружева,  или  еще  что-нибудь  такое;  он
говорит, что она, как видно, очень любит рукоделье, а она говорит: да, да,
она очень этим увлекается, все над ней даже смеются, но что поделаешь, это
у нее с детства, и так далее, с  мельчайшими  подробностями.  Наконец  она
говорит: может, ему  не  нравится,  если  кто-то  плетет  кружева,  вяжет,
вышивает и все такое? А он говорит: что вы! Очень нравится, как она  могла
это подумать? Ну, а сам он предпочитает  грести  или  ночевать  в  лесу  в
палатке. Потом она позволяет ему подержать уголок ее  рукоделья,  а  может
быть, и  пальчики;  тут  он  набирается  храбрости  и  говорит,  что  она,
наверное, ни за что не согласится  отложить  рукоделье  и  прогуляться  по
скалам или пособирать чернику, а она склоняет голову набок и говорит, что,
право, не знает. И они уходят, и  он  ложится  у  ее  ног  на  скалах  или
собирает чернику и кладет ей на колени, и они продолжают говорить о себе и
сравнивать, что их отличает друг от друга. А потом...
   - Достаточно, Нэнни, - сказала мать.
   Лили печально улыбнулась:
   - Какая гадость!
   - Гадость? Ничуть нет!  -  возразила  сестра.  -  Наблюдать  это  очень
забавно, а делать самой...
   - Что люди видят друг в друге - это  всегда  тайна,  -  сказала  строго
мать.
   - Да, - согласилась Нэнни, - но нам сейчас от этого не легче.
   - Не легче, - сказала мать.
   - Остается только надеяться на лучшее, пока мы не узнали худшее. А если
оно настанет, постараемся и в нем найти нечто хорошее.
   - А вдруг будет не так уж плохо. Когда  я  приезжала  сюда  в  июле,  я
говорила вашему отцу, что поладить всегда  можно.  Надо  принять  все  как
нечто естественное и стараться, чтобы это не портило отношений между  нами
самими.
   - Верно. Но трудно заранее  смириться.  Ведь  это  большая  уступка,  -
сказала Нэнни.
   - Конечно, нам следует противиться -  всеми  допустимыми  способами,  -
сказала мать.
   Лили  больше  не  вмешивалась.  В  качестве  натуры  артистической  она
считалась не очень практичной. Решить, что делать,  и  справиться  у  Тома
Кори о его желаниях выпало на долю ее матери и сестры.
   - Твой отец писал  мне,  что  сделал  визит  полковнику  Лэфему  в  его
конторе, - сказала миссис Кори, пользуясь первым  же  случаем  говорить  с
сыном.
   - Да, - сказал Кори. - Отец подумывал об обеде, но,  по  моему  совету,
ограничился визитом.
   - О! - сказала миссис Кори с облегчением, точно это бросало новый  свет
на тот факт, что визит предложил именно сын. - Он мне так  мало  писал  об
этом, что я ничего не знаю.
   - Мне казалось, что им нужно встретиться, -  объяснил  сын.  -  Так  же
думал  и  отец.  Я  был  рад,  что  предложил  это;  а  полковнику  Лэфему
чрезвычайно приятно.
   - Да, да, это было  во  всех  отношениях  правильно.  А  ты,  вероятно,
видался летом также и с его семьей?
   - Да, часто. Я довольно часто ездил в Нантакет.
   Миссис Кори опустила глаза. Потом она спросила:
   - Как они поживают?
   - Все здоровы, иногда прихварывает только сам Лэфем. Я его навестил раз
или два. Он не дал себе за это лето никакого отдыха;  он  так  любит  свое
дело, что, видимо, не может ни на миг с ним расстаться. Вот он и оставался
в городе под предлогом, что строится...
   - Ах, да, дом. Это будет нечто великолепное?
   - Да, дом красивый. Его строит Сеймур.
   - Тогда, конечно, он будет отличный. А барышень и миссис Лэфем дом тоже
занимает?
   - Миссис Лэфем - да. А барышень, кажется, меньше.
   - Ведь это делается для них.  Разве  они  не  честолюбивы?  -  спросила
миссис Кори, осторожно подходя к нужной теме.
   Сын немного подумал. Потом ответил с улыбкой:
   - Мне кажется, что нет. Совсем не честолюбивы. - Миссис  Кори  перевела
дух. Но сын прибавил: -  За  них  честолюбивы  родители,  -  и  она  снова
встревожилась.
   - Вот как, - сказала она.
   - Они очень простые и милые девушки, - продолжал Кори. - Тебе, я думаю,
понравится старшая, когда ты ее узнаешь.
   Когда ее узнаешь. Это, видимо, означало, что  обеим  семьям  предстояло
познакомиться поближе.
   - Она, значит, более  интеллектуальна,  чем  ее  сестра?  -  отважилась
спросить миссис Кори.
   - Интеллектуальна? - повторил сын. - Это не совсем то  слово.  Но  она,
несомненно, умнее.
   - Младшая, кажется, очень разумна.
   - О да! И так же практична, как хороша собой. Она все умеет и все любит
делать. Ты не находишь, что она необычайно красива?
   - Да, - сказала с усилием миссис Кори.
   - И она очень добра, - сказал Кори, - совершеннейшая невинность  и  вся
видна насквозь. Чем лучше ты ее узнаешь, тем больше она тебе понравится.
   - Она мне сразу понравилась, - героически сказала  мать;  но  долее  не
выдержала. - Только я боюсь, что она может быть скучной: ее  горизонт  так
ограничен.
   - Я этого  тоже  боялся,  но  вовсе  нет.  Она  интересна  самой  своей
ограниченностью. Ход ее мыслей весь на виду, как у ребенка.  Она  даже  не
сознает своей красоты.
   - Вряд ли молодые люди могут угадать, что  именно  сознает  девушка,  -
сказала миссис Кори. - Но я не говорю, что барышни Лэфем... - Сын слушал с
рассеянной улыбкой. - О чем ты вспомнил?
   - Я просто  вспомнил  мисс  Лэфем  и  некоторые  ее  слова.  Она  очень
остроумна.
   - Ты о старшей? Да, ты говорил. А у нее ход мыслей тоже на виду?
   - О нет, она полна неожиданностей, - и Кори  снова  задумался  и  снова
улыбнулся; но не сказал, чему именно, и мать не спросила.
   - Не знаю, как понимать его -  он  хвалит  девушку  так  откровенно,  -
сказала она после мужу.  -  Это  было  бы  естественно,  если  бы  он  уже
объяснился с ней, а я чувствую, что еще нет.
   - Вы, женщины, не поднялись  еще  -  и  это  доказывает  ограниченность
вашего пола - до Бисмарковой концепции в дипломатии. Если  мужчина  хвалит
одну женщину, вы думаете, что он влюблен в  другую.  По-вашему,  если  Том
меньше хвалил старшую сестру, из этого следует, что он объяснился ей?
   Миссис Кори отвергла этот вывод, сказав, что вовсе ничего из  этого  не
следует.
   - Впрочем, он и эту хвалил.
   - Тогда радуйся, что все обстоит так хорошо. А  сделать  ты  все  равно
ничего не можешь.
   - Да, знаю, - вздохнула миссис Кори. - Я бы хотела, чтобы  Том  был  со
мной откровеннее.
   - Он откровенен - настолько, насколько это в природе американского сына
своих родителей. Думаю, что,  если  ты  спросишь  его  прямо,  каковы  его
намерения в отношении молодой особы, он  скажет  -  если  только  сам  это
знает.
   - Неужели он не знает, Бромфилд?
   - Очень возможно, что не знает. Вы, женщины, думаете, что  раз  молодой
человек волочится за девушкой или девушками, значит, он влюблен. Вовсе это
ничего не значит. Он волочится потому, что так принято, потому, что он  не
знает, куда  девать  время,  и  потому,  что  это,  по-видимому,  нравится
девушкам. Полагаю, что в данном случае Том столь усердно волочился за ними
потому, что в городе никого больше не было.
   - Ты в самом деле так думаешь?
   - Я выдвигаю гипотезу. Барышням стоит на лето оставаться в Бостоне  или
поблизости. Молодых людей держит в  городе  работа,  и  вечера  они  могут
проводить только здесь или  в  нескольких  милях  отсюда.  А  каково  было
соотношение полов на морском курорте и в горах?
   - О, не менее двадцати девушек на одного, и то жалкого,  мужчину.  Ужас
что такое!
   - Вот видишь, в одном пункте своей теории я прав.  Отчего  бы  и  не  в
остальном?
   - Хорошо, если так. Но я все же не уверена. Для девушек все  это  очень
серьезно. Нехорошо, если Том посещал эту семью, не имея никаких намерений.
   - А если имел, тебе это тоже  не  нравится.  На  тебя  трудно  угодить,
дорогая. - И муж потянул к себе разложенную на столе газету.
   - Я чувствую, что на него это совсем непохоже, - сказала  миссис  Кори,
выражаясь все более неясно, как часто бывает с женщинами,  знающими,  чего
они хотят. - Брось читать, пожалуйста, Бромфилд! Я ведь очень  беспокоюсь.
Я должна узнать, насколько это серьезно. Не могу я терпеть  дольше.  И  не
понимаю, как ты можешь быть спокоен, ничего не зная.
   - Я, например, не знаю, что со мной будет после смерти, и, однако, сплю
спокойно, - ответил Бромфилд Кори, откладывая газету в сторону.
   - Это совершенно иное.
   - И более серьезное? Ну ладно, что ты можешь сделать? Мы уже  обсуждали
это, когда ты летом приезжала и согласилась со мной, что сделать мы ничего
не можем. С тех пор ничто не изменилось.
   - Нет, изменилось, продолжается по-прежнему,  -  сказала  миссис  Кори,
снова противореча себе в словах. - Я должна прямо спросить Тома.
   - Дорогая, ты же знаешь, что не сможешь.
   - Тогда почему он нам ничего не рассказывает?
   - Он не может, если ухаживает за мисс Айрин - так ее, кажется, зовут? -
как принято у американцев. Он скажет нам, когда объяснится  _с  ней_.  Так
поступил когда-то и я. Вспомни нашу собственную молодость,  Анна.  Правда,
это было давно.
   - Все было иначе, - сказала миссис Кори, почувствовав,  однако,  легкое
волнение.
   - Почему иначе? Мамаша Лэфем знает, влюблен ли Том в ее дочь  или  нет;
несомненно, знает это от нее и папаша Лэфем. А нам не знать этого, пока не
узнает сама девушка. Будь уверена. Твоя  мать  про  нас  знала  и  сказала
твоему отцу; а мой бедняга отец ничего не знал  до  самой  помолвки;  а  я
ухаживал за тобой или, как ты это называешь, - волочился...
   - Нет, это _ты_ так называл.
   - Значит, я? Целый год или дольше.
   Жена не могла не утешиться несколько при воспоминании о днях  юности  и
любви, оживших при этих словах, хотя ей  неприятно  было  связывать  их  с
чувствами ее сына к Айрин Лэфем. Она задумчиво улыбнулась.
   - Ты, значит, думаешь, что они еще не поняли друг друга?
   - Вероятно, поняли.
   - И объяснились?
   -  Из  нашего  разговора  логически  следует,  что  нет.  Но  тебе   не
обязательно так думать. А теперь можно я почитаю, дорогая?
   - Да, теперь можешь, - сказала миссис Кори  с  одним  из  тех  вздохов,
какими женщины  выражают  скорее  свою  уверенность  в  никчемности  мужей
вообще, чем недовольство собственным супругом.
   - Спасибо, дорогая, тогда я  уж  и  закурю,  -  сказал  Бромфилд  Кори,
закуривая сигару.
   Она оставила его в покое и не пыталась  больше  добиться  чего-либо  от
сына. Это не значит, что она ничего не предприняла. Разумеется,  она  даже
себе, а тем более другим, не  призналась,  зачем  сделала  утренний  визит
Лэфемам, которые к этому времени перебрались из Нантакета на Нанкин-сквер.
Дочерям она объяснила, что давно чувствовала себя неловко, использовав это
знакомство, чтобы получить деньги на благотворительные цели, и больше  его
не поддерживая. Кроме того, ей казалось, что ей  следует  как-то  признать
деловую связь Тома с отцом семейства, дабы никто не подумал,  будто  семья
Тома этого не одобряет.
   - Да, дела есть дела, - сказала, смеясь, Нэнни. - А  нас  опять  хочешь
взять с собой?
   - Нет, на этот раз я поеду одна.
   На этот раз ее экипаж легко нашел дорогу на Нанкин-сквер, и она послала
со служанкой карточку, которую миссис Лэфем получила в  присутствии  своей
дочери Пенелопы.
   - Придется принять ее, - пролепетала она.
   - Да, но почему такой виноватый вид, мама? - сказала девушка. -  Ты  не
сделала ничего _такого_ уж дурного.
   - А мне сдается, что _сделала_. Не знаю, что со  мной.  Раньше  я  этой
женщины не боялась, а сейчас, кажется, не посмею взглянуть ей в глаза.  Он
ведь по своей воле к нам ездил, и, видит бог, я этому долго противилась. Я
не хотела, чтобы он бывал у нас. А вообще-то мы такие же  порядочные,  как
они, и у твоего отца вдвое больше денег. Не нам просить  у  них  милостей.
Думаю, они были рады устроить его у твоего отца.
   - Это все, конечно, доводы в твою пользу, - сказала девушка. - Повторяй
их про себя, всякий раз считай до ста, прежде чем заговорить, и как-нибудь
все обойдется.
   Миссис Лэфем растерянно поправляла свою прическу  и  ленты  в  ожидании
появления миссис  Кори.  Она  тяжко  перевела  дух,  взглянула  невидящими
глазами на дочь и поспешила вниз. Действительно,  при  первых  встречах  с
миссис Кори она не робела перед ней; но с тех пор  она  поняла,  как  мало
знает свет; и столько раз возвращалась к тому, что неверно понимала и  что
проницательно угадала, что уже не  могла  встретить  ее,  как  прежде,  на
равной ноге. Несмотря на бодрый дух и чистую совесть, какими только  может
обладать женщина, миссис Лэфем внутренне  робела  и  с  ужасом  спрашивала
себя, с чем явилась гостья. Она то бледнела, то краснела  и  заговорила  с
гостьей довольно бессвязно. Она смутно слышала,  что  миссис  Кори  что-то
очень хорошо сказала о сыне, о его интересе к новой работе и о том, как он
доволен. Но она не спускала с миссис Лэфем взгляда и видела  ее  смущение.
Миссис Лэфем негодовала,  сознавая  свою  невиновность.  Однако  под  этим
взглядом она стала чувствовать,  будто  и  впрямь  гнусно  воспользовалась
отсутствием миссис Кори, чтобы отнять у нее сына и женить  его  на  Айрин.
Пока все это мучительно  ворочалось  в  голове  миссис  Лэфем,  она  вдруг
услышала, что миссис Кори хотела бы иметь удовольствие увидеть мисс Айрин.
   - Ее как раз нет дома, - сказала миссис Лэфем. -  Не  знаю,  когда  она
вернется. Пошла взять книгу. - Тут она  снова  покраснела,  вспомнив,  что
Айрин потому пошла за книгой, что о ней говорил ей Кори.
   - Как жаль, - сказала миссис Кори. - Я надеялась  повидать  ее.  А  как
другая ваша дочь, с которой я не знакома?
   - Пенелопа? - спросила миссис Лэфем  с  некоторым  облегчением.  -  Она
дома. Я ее сейчас позову. - Лэфемы еще не додумались тратить излишек своих
денег на слуг, которых вызывают  звонком;  они  держали  двух  служанок  и
истопника, и так  продолжалось  уже  десять  лет.  Если  бы  миссис  Лэфем
позвонила  из  гостиной,  служанка  пошла  бы  отпирать   входную   дверь,
уверенная, что кто-то  пришел.  Миссис  Лэфем  сама  поднялась  наверх  за
Пенелопой, и девушка, хоть и встретила ее насмешками, пришла вместе с ней.
   Миссис Кори смерила ее взглядом, а Пенелопа,  будучи  ей  представлена,
отошла в глубь комнаты и села; внешне покорившись предстоящему  испытанию,
она отвечала своим медлительным голосом на вопросы миссис Кори.
   - Вы, барышни, вероятно, с  удовольствием  переедете  в  новый  дом,  -
сказала та вежливо.
   - Не знаю, - ответила Пенелопа. - Уж очень мы привыкли к старому.
   Миссис Кори несколько опешила, но продолжала сочувственно:
   - Конечно, вам будет жаль расставаться со старым.
   Миссис Лэфем не удержалась, чтобы не заметить:
   - Если бы это зависело от девочек, мы бы, наверное, так и не переехали.
   - В самом деле? - спросила миссис Кори. - Они  так  привязаны  к  этому
дому? Но я их понимаю. Мои дети были бы в  отчаянии,  если  бы  надо  было
уезжать из нашего старого особняка. - Она  обратилась  к  Пенелопе:  -  Но
подумайте, как красив ваш новый дом и как чудесно он расположен.
   - Да, мы, вероятно, и к нему привыкнем, - сказала Пенелопа в  ответ  на
дидактическое утешение.
   - Думаю, что и полюбите, - продолжала покровительственно миссис Кори. -
Сын говорил мне, какой  чудесный  вид  на  залив  открывается  оттуда.  Он
находит, что ваш дом великолепен. Он, кажется,  имел  удовольствие  именно
там встретиться со всей вашей семьей, когда только что приехал.
   - Да, он, наверное, был нашим первым гостем.
   - Он просто восхищен вашим домом, - сказала миссис Кори вежливо, но  не
сводя с Пенелопы пронзительного взгляда, словно  стараясь  угадать  по  ее
лицу, чем еще восхищен ее сын, и  надеясь,  что  она  это  вдруг  нечаянно
выдаст.
   - Да, - сказала девушка, - он несколько раз побывал там с нашим  отцом,
а уж тот не преминул продемонстрировать все его достоинства.
   Мать несколько приободрилась, увидев такое спокойствие дочери.
   - Девочки потешаются над отцом: уж очень  он  носится  с  постройкой  и
только и знает, что о ней говорить.
   - О, в самом деле? - спросила миссис Кори вежлив