и осадные
орудия, что  долгая эпоха средневековья кончилась и  начинается новая  эра -
<новое время>,  которое будет  мыслить  и  созидать в  иных пространственных
масштабах.  Флорентийский гуманист Полициано, представитель  мирной  научной
мысли, в сознании величия этой исторической минуты  поет хвалу Португалии, и
в его вдохновенных словах звучит благодарность всей просвещенной Европы: <Не
только шагнула она далеко за  Столбы  Геркулеса и укротила бушующий  океан -
она  восстановила  нарушенное  дотоле  единство обитаемого мира. Какие новые
возможности, какие  экономические  выгоды,  какое  возвышение знаний,  какое
подтверждение выводов античной науки, взятых  под  сомнение  и  отвергнутых,
сулит это нам! Новые страны, новые моря,  новые миры (alii mundi)  встают из
векового мрака. Отныне Португалия - хранитель, страж нового мира>.
     Ошеломляющее событие прерывает  грандиозное продвижение  Португалии  на
восток. Кажется, что <другой мир> уже достигнут, что королю Жуану обеспечены
корона  и  все  сокровища Индии,  ибо после  того  как португальские  моряки
обогнули  мыс Доброй Надежды,  никто уже не может опередить  Португалию и ни
одна  из европейских  держав  не  смеет  даже  следовать  за  ней  по  этому
закрепленному  за  нею  пути.  Еще  Энрике  Мореплаватель  предусмотрительно
выхлопотал у папы буллу, отдававшую все земли, моря и острова, которые будут
открыты за мысом Боядор, в полную,  исключительную собственность Португалии,
и  трое  пап, сменившихся  с  того  времени,  подтвердили  эту  своеобразную
<дарственную запись>, одним  росчерком  пера  признавшую весь еще  неведомый
Восток с миллионами его обитателей законным владением  династии Визеу. Итак,
Португалии,  и  только  Португалии,  подчинены  все  новые  миры.  С  такими
незыблемыми  гарантиями  в  руках  люди   обычно  не  обнаруживают   большой
склонности к  рискованным предприятиям; поэтому вовсе не так недальновидно и
странно, как это a  posteriori 12  считает большинство историков,
что beatus  possidens 13 король Жуан  II  не  проявил интереса  к
странному проекту безвестного генуэзца,  страстно  требовавшего целого флота
para buscar el levante por el  ponente, чтобы с запада  добраться  до Индии.
Правда,  Христофора  Колумба  любезно  выслушивают  в  Лиссабонском  дворце,
наотрез ему не отказывают.  Но там слишком хорошо помнят, что все экспедиции
на якобы расположенные к западу между Европой и  Индией легендарные  острова
Антилию и Бразиле кончались плачевными неудачами. Да и  чего ради  рисковать
полновесными португальскими дукатами для поисков весьма сомнительного пути в
Индию,  когда после многолетних усилий верный  путь уже найден  и рабочие на
корабельных  верфях  у берегов Тежу  день  и  ночь  трудятся  над  созданием
большого флота, который, обогнув Мыс Бурь, прямиком пойдет к Индии?
     Поэтому, как камень, брошенный  в окно, ворвалось в Лиссабонский дворец
ошеломляющее  известие, что хвастливый  генуэзский  авантюрист действительно
пересек  под  испанским  флагом  Oceano  tenebroso  14  и  спустя
каких-нибудь пять недель плавания в западном направлении наткнулся на землю.
Чудо  свершилось!  Нежданно-негаданно  сбылось  мистическое  пророчество  из
Сенековой <Медеи>, долгие годы волновавшее умы мореплавателей.
     <...veniet  annis saecula seris, quibus Oceanus vincula rerura laxet et
ingens pateat tellus, Typhisque novos  detegat orbes, nec sit terris  Ultima
Thula>.
     Поистине,  <...наступят  дни, чрез много  веков  океан  разрешит  оковы
вещей, и огромная явится взорам земля, и новые Тифис откроет моря, и Фула не
будет   пределом  земли>  15.  Правда,   Колумб,  новый  <кормчий
аргонавтов>, и не подозревает, что он  открыл новую  часть света.  До  конца
своих дней этот  упрямый фантазер упорствует  в  убеждении,  что  он  достиг
материка  Азии  и, держа от своей <Эспаньолы>  курс  на запад,  мог бы через
несколько дней  высадиться  в устье  Ганга. А  этого-то как  раз  Португалия
смертельно страшится. Чем  поможет Португалии папская булла, отдающая ей все
земли,  открытые  в восточном  направлении,  если  Испания  на более кратком
западном пути в последнюю минуту обгонит  ее и захватит  Индию?  Тогда плоды
пятидесятилетних  трудов  Энрике,   сорокалетних  усилий  его  продолжателей
превратятся  в  ничто.  Индия  будет  потеряна  для  Португалии   вследствие
сумасбродно-смелого предприятия  проклятого генуэзца. Если  Португалия хочет
сохранить свое господство, свое преимущественное право на Индию, ей остается
только   с  оружием   в   руках  выступить   против  внезапно  объявившегося
противника.
     К счастью, папа устраняет грозящую опасность. Португалия  и  Испания  -
наиболее любимые и милые его сердцу чада, это единственные нации, чьи короли
никогда не дерзали восставать против его духовного авторитета. Они воевали с
маврами  и   изгнали  неверных;   огнем  и  мечом  искореняют  они  в  своих
государствах  всякую  ересь;  нигде  папская  инквизиция  не  находит  столь
ревностных пособников в преследовании мавров, маранов и евреев. Нет, папа не
допустит вражды между любимыми детищами.
     Поэтому он решает все еще не  открытые  страны  мира попросту  поделить
между Испанией  и Португалией, притом не в качестве <сфер влияния>, как  это
говорится   на  лицемерном  языке  современной  дипломатии,  нет;  папа,  не
мудрствуя  лукаво,  дарит  своею  властью  наместника  Христова  обоим  этим
государствам  все еще  не известные народы, страны, острова и моря. Он берет
шар земной и, как яблоко, только не ножом, а буллой от 4 мая 1493 года режет
его пополам. Линия разреза начинается  в  ста левгах (старинная морская мера
протяжения) от островов Зеленого Мыса.
     Все  еще не открытые  страны, расположенные западнее этой линии, отныне
будут принадлежать  возлюбленному чаду -  Испании; расположенные восточнее -
возлюбленному чаду -  Португалии.  Сперва  оба детища  изъявляют согласие  и
благодарят за щедрый подарок.
     Но  вскоре Португалия обнаруживает  некоторое  беспокойство  и  просит,
чтобы  линия раздела была  еще  немного  передвинута  на запад. Эта  просьба
уважена договором, заключенным 7 июня  1494 года в Тордесильяс,  по которому
линия раздела была перемещена на двести семьдесят левг к западу (в силу чего
Португалии позднее достанется не открытая еще в ту пору Бразилия).
     Какой бы комичной ни казалась на первый взгляд щедрость, с которой чуть
ли не весь мир одним росчерком  пера  даровался двум  нациям без  учета всех
остальных, все  же это мирное разрешение конфликта следует рассматривать как
один  из редких  в  истории  актов благоразумия,  когда  спор разрешается не
вооруженной силой, а путем добровольного соглашения.
     Заключенный в Тордесильяс договор на годы, на десятилетия  предотвратил
всякую  возможность колониальной войны между  Испанией и  Португалией,  хотя
само  решение вопроса  было и  осталось  лишь  временным.  Ведь когда яблоко
разрезают  ножом,  линия  разреза должна  проступить и  на  противоположной,
незримой  его  части. Но в какой  же половине находятся  столь долго искомые
острова драгоценных пряностей - к востоку от линии раздела или же к  западу,
на противоположном  полушарии?  В  части,  предоставленной Португалии, или в
будущих  владениях Испании? В данный момент ни папа, ни короли, ни ученые не
могут ответить на этот вопрос, ибо никто еще не измерил  окружности земли, а
церковь  и  вовсе  не   соглашается   признать  ее   шарообразность.  Но  до
окончательного разрешения спора  обеим нациям  предстоит еще немало  хлопот,
чтобы управиться с гигантской подачкой, которую  им кинула судьба: маленькой
Испании - необъятную Америку, крохотной Португалии - всю Индию и Африку.
     Неслыханная  удача  Колумба  сначала  вызывает  в Европе  беспредельное
изумление, но затем начинается такая лихорадка открытий и приключений, какой
еще не ведал наш  старый  мир. Ведь успех  одного отважного человека  всегда
побуждает к рвению и мужеству целое  поколение. Все, что в Европе недовольно
своим положением  и слишком  нетерпеливо,  чтобы ждать  -  младшие  сыновья,
обойденные  офицеры,  побочные  дети   знатных  господ  и  темные  личности,
разыскиваемые правосудием - все устремляется в Новый Свет. Правители, купцы,
спекулянты напрягают всю свою энергию, чтобы  снарядить  побольше  кораблей;
приходится силой  обороняться  от  авантюристов и любителей легкой наживы, с
ножом в руках  требующих скорейшей доставки их в страну золота. Если инфанту
Энрике,  чтобы  залучить   на  корабль  хоть  минимальное  число   матросов,
приходилось испрашивать  у папы отпущение грехов для всех  участников  своих
экспедиций,  то  теперь  целые селения  устремляются  в  гавани, капитаны  и
судовладельцы  не  могут справиться с  наплывом  желающих  идти  в  матросы.
Экспедиции непрерывно  следуют одна  за другой,  и вот действительно, словно
внезапно  спала  густая  завеса  тумана,  повсюду -  на  севере, на юге,  на
востоке, на западе - возникают новые  острова, новые страны: одни, скованные
льдом, другие, заросшие  пальмами. В течение двух-трех десятилетий  немногие
сотни маленьких кораблей, выходящих из  Кадиса, Палоса, Лиссабона, открывают
больше неведомых земель,  чем открыло человечество за сотни тысяч лет своего
существования. Незабываемый, несравненный календарь  той  эпохи  открытий. В
1498 году Васко да Гама,  <служа господу и на  пользу португальской короне>,
как с гордостью  сообщает король  Мануэл,  достигает  Индии и высаживается в
Каликуте;  в  том   же   году  капитан  английской  службы  Кабот  открывает
Ньюфаундленд  и  тем  самым  -  побережье  Северной  Америки.  Еще  год -  и
одновременно,  но независимо  друг от  друга,  Пинсон под  испанским флагом,
Кабрал  под португальским открывают Бразилию (1499);  в  это же время Гаспар
Кортереал, идя  по  стопам  викингов,  через пятьсот лет после  них входит в
Лабрадор.  Открытие   следует  за   открытием.   В  самом  начале  века  две
португальские  экспедиции,  одну из  которых сопровождает Америго  Веспуччи,
спускаются вдоль берегов Южной Америки почти до Рио де Ла-Плата; в 1506 году
португальцы открывают Мадагаскар, в 1507 году - остров Маврикия, в 1509 году
они достигают Малакки, а в 1511 году берут ее приступом; таким образом, ключ
к Малайскому архипелагу  оказывается в их руках. В 1512 году Понсе  де  Леон
попадает  во  Флориду, в 1513  году с  Дарьенских  высот  первому европейцу,
Нуньесу  де Бальбоа,  открывается  вид  на  Тихий океан. С  этой минуты  для
человечества  уже  не  существует  неведомых  морей.  За  сравнительно малый
отрезок  времени  -  одно  столетие  -  пройденное   европейскими  кораблями
пространство увеличилось не стократно, нет, тысяче кратно! Если в 1418 году,
во времена инфанта Энрике,  весть о том, что первые barcas достигли Мадейры,
вызвала  восторженное  изумление,  то  в  1518  году  португальские  суда  -
сопоставьте по карте  эти расстояния  - пристают в Кантоне  и Японии;  скоро
путешествие в Индию будет  считаться менее рискованным,  чем  еще  недавно -
плавание  до  мыса Боядор. При  столь стремительных темпах  мир  меняет свой
облик от года  к году, от месяца  к месяцу. День и ночь сидят в Аугсбурге за
работой  гравировщики  карт, и космографы  не в силах  справиться с огромным
количеством  заказов.  У них вырывают из  рук  влажные, еще  не раскрашенные
оттиски.  Печатники  не  успевают  издавать  для  книжного  рынка  книги   с
описаниями  путешествий и  атласы  -  все  жаждут  сведений о  Mundus  novus
16.  Но  едва  только  успеют  космографы   тщательно  и   точно,
сообразуясь  с   последними  данными,  выгравировать  карту  мира,  как  уже
поступают новые данные, новые сведения.  Все опрокинуто, все  надо  начинать
заново, ибо  то, что  считали  островом,  оказалось частью материка, то, что
принимали за Индию -
     новым  континентом. Приходится  наносить  на карту  новые  реки,  новые
берега, новые горы.  И что же? Не успеют граверы  управиться с новой картой,
как   уже  приходится  составлять   другую   -   исправленную,   измененную,
дополненную.
     Никогда, ни до, ни после, не знали география, космография,  картография
таких бешеных, опьяняющих, победоносных темпов развития, как в эти пятьдесят
лет,  когда,  впервые  с  тех  пор, как  люди живут, дышат  и  мыслят,  были
окончательно  определены форма и  объем  Земли,  когда  человечество впервые
познало круглую планету, на которой оно уже столько тысячелетий вращается во
вселенной. И  все  эти  беспримерные  успехи  достигнуты  одним единственным
поколением:  эти мореходы приняли на себя  за всех последующих все опасности
неведомых морей,  эти конквистадоры проложили все пути, эти  герои разрешили
все - или почти все  - задачи.  Остается еще только один подвиг - последний,
прекраснейший,  труднейший:  на  одном и  том же  корабле обогнуть  весь шар
земной и тем самым, наперекор всем космологам и богословам прошедших времен,
измерить и доказать шарообразность нашей Земли. Этот  подвиг станет заветным
помыслом   и   уделом   Фернано   де   Магельаеша,  в   истории   именуемого
Магелланом.

        МАГЕЛЛАН В ИНДИИ
     Март 1505 г. - Июнь 1512 г.
     Первые португальские корабли, отплывшие из устья Тежу в неведомую даль,
стремились  только  к  открытию новых  земель;  последующие старались  мирно
завязывать  торговлю  со  BHOBЬ  открытыми  странами.  Третья  флотилия  уже
снаряжена   по-военному,  и  с  этой  даты,  25  марта  1505  года,   прочно
устанавливается  тот  трехтактный  ритм,  который  будет  господствовать  на
протяжении  всей  начавшейся   теперь   колониальной  эпохи.   Веками  будет
повторяться все тот же процесс:  сперва основывается фактория, затем - якобы
для  защиты ее  от нападений - воздвигается крепость. Сперва  ведется мирная
меновая торговля с туземными властителями, затем, как только налицо окажется
достаточное количество солдат,  у князьков попросту  отнимают их владения, а
следовательно, и  все их добро.  Не пройдет  и  десяти лет,  как  опьяненная
первыми  успехами  Португалия  забудет,  что  первоначальные  ее  притязания
сводились к скромному участию в торговле восточными пряностями:  в удачливой
игре благие  намерения  быстро  исчезают. С  того  дня,  как  Васко да  Гама
высадился в  Индии, Португалия  немедленно принялась оттеснять  от  нее  все
другие народы.  Ни  с кем  не  считаясь,  она всю Африку,  Индию и  Бразилию
рассматривает  как  ей  одной  принадлежащие  владения.  От  Гибралтара   до
Сингапура и Китая не  должен  отныне  плавать ни один чужеземный корабль; на
половине  земного  шара  никто,  кроме  подданных  самой  маленькой   страны
маленькой Европы, не смеет заниматься торговлей.
     Потому столь величественное зрелище и являет собою  25 марта 1505 года,
когда  первый  военный  флот Португалии,  которому  предстоит  завоевать эту
новую, величайшую в мире империю,  покидает  Лиссабонскую гавань  - зрелище,
которое можно сравнить разве лишь  с  переправой  Александра Великого  через
Геллеспонт.
     Ведь и здесь задача столь же непомерна. Ведь и этот флот отправляется в
плавание  не за  тем, чтобы подчинить  Португалии какую-нибудь одну  страну,
один народ, а чтобы покорить целый мир. Двадцать кораблей  стоят в гавани; с
поднятыми парусами ждут они королевского приказа поднять якоря. И это уже не
корабли времен Энрике,  не  открытые  баркасы, а широкие,  тяжелые галеоны с
надстройками на носу  и на корме, мощные  корабли  с тремя, а то  и четырьмя
мачтами и многочисленной командой. Кроме нескольких сотен обученных военному
делу матросов, на корабле находится не менее тысячи пятисот воинов в латах и
полном вооружении, человек двести  пушкарей,  а сверх того -  еще плотники и
всякого рода ремесленники,  которые по прибытии в  Индию  немедленно  начнут
строить новые суда.
     С первого  взгляда  должен уразуметь каждый, что перед столь гигантской
эскадрой  и задача поставлена гигантская - окончательное  покорение Востока.
Недаром  адмиралу  Франсишку  д'Алмейде  пожалован титул вице-короля  Индии,
недаром самый прославленный герой и мореплаватель Португалии, Васко да Гама,
<адмирал индийских морей>, самолично выбирал и испытывал снаряжение. Военный
характер задачи Алмейды несомненен.  Алмейде поручено сравнять с землей  все
мусульманские  торговые  города  Индии  и Африки,  во  всех  опорных пунктах
воздвигнуть крепости и оставить там гарнизоны.  Ему поручено - здесь впервые
предвосхищается  руководящая идея английской политики - утвердиться во  всех
исходных  и  транзитных  пунктах, запереть  все  проливы  от  Гибралтара  до
Сингапура и  тем  самым пресечь  торговлю  других стран.  Далее  вице-королю
предписано уничтожить морские силы египетского султана и индийских раджей  и
взять под такой строгий  контроль все гавани,  чтобы  <с  лета  от рождества
Христова тысяча пятьсот  пятого> ни один корабль не португальского  флага не
мог   перевезти   и  зернышка  пряностей.   С  этой  военной  задачей  тесно
переплетается  другая  -  идеологическая, религиозная;  во всех  завоеванных
странах  распространить христианство.  Вот почему  отплытие  этого  военного
флота сопровождается  таким же  церемониалом,  как выступление  в  крестовый
поход. В  соборе  король вручает  Франсишку д'Алмейде новое  знамя из белого
дамаста с  вытканным  на нем  крестом господним, которому  предстоит победно
развеваться  над  языческими  и мусульманскими  странами.  Коленопреклоненно
принимает его адмирал, и, также преклонив колени, все тысяча пятьсот воинов,
исповедавшись и приняв причастие, присягают на верность  своему  властелину,
королю  португальскому,  равно как  и  небесному  владыке, чье  царствие  им
надлежит утвердить в  заморских  странах.  Торжественно,  словно религиозная
процессия,  шествуют они через весь город  к  гавани;  затем орудийные залпы
гремят  в  знак прощанья, и корабли величаво скользят вниз по течению Тежу в
открытое море, которое их адмиралу  надлежит - от края до  края  - подчинить
Португалии.
     Среди  тысячи  пятисот  воинов,  с  поднятой  рукой  приносящих  клятву
верности у алтаря, преклоняет колена и двадцатичетырехлетний юноша, носитель
безвестного доселе имени Фернан  де Магельаеш. О  его происхождении мы знаем
только, что  он  родился  около 1480 года.  Место его  рождения уже  спорно.
Указания позднейших хроник  на городок  Саброуза, в провинции Тразуж-Мондиш,
опровергнуты  новейшими исследованиями,  признавшими завещание,  из которого
это  сообщение  почерпнуто, подложным; наиболее  вероятным  в  конце  концов
является предположение,  что  Магеллан  родился в  Опорто, и о семье его  мы
знаем только то, что она принадлежала к дворянству, правда лишь к четвертому
его разряду - fidalgos de cota  de armes.  Все же такое происхождение давало
Магеллану право иметь наследственный герб  и открывало  ему доступ ко двору.
Предполагают, что в ранней юности он был  пажом  королевы Элеоноры, из чего,
однако, не явствует, что  в  эти годы,  покрытые мраком  неизвестности,  его
положение  при  дворе  было  хоть  сколько-нибудь  значительным.  Ведь когда
двадцатичетырехлетний   идальго   поступает   во   флот,   он  всего-навсего
sobre-saliente  (сверхштатный), один  из тысячи пятисот  рядовых воинов, что
живут, питаются, спят в  кубрике вместе  с  матросами и юнгами, всего только
один из тысяч <неизвестных солдат>, отправляющихся  на  войну  за  покорение
мира, в которой  всегда там, где  погибают  тысячи, остается  в  живых  лишь
десяток-другой,  и  всегда только одного  венчает бессмертная  слава  сообща
совершенного подвига.
     Во время  этого  плавания Магеллан - один из тысячи пятисот рядовых, не
более. Напрасно стали бы мы разыскивать его имя в летописях индийской войны,
и  с  достоверностью  обо  всех этих  годах  можно только  сказать, что  для
будущего великого мореплавател