я они были незаменимой школой.
     С  безвестным sobresaliente  особенно не  церемонятся. Его посылают  на
любую работу: он  должен зарифлять  паруса во время бури и  откачивать воду;
сегодня его посылают  на штурм  города, завтра он  под  палящим солнцем роет
песок  на  постройке  крепости.  Он  таскает тяжести  и  охраняет  фактории,
сражается на воде  и на суше; он обязан ловко орудовать лотом и мечом, уметь
повиноваться  и  повелевать.  Но,  участвуя  во всем,  он во все  постепенно
начинает вникать и становится одновременно и воином,  и моряком, и купцом, и
знатоком людей, стран, морей, созвездий.
     И наконец,  судьба приобщает этого юношу к великим событиям, которые на
десятки и  сотни лет определят  мировое значение его родины и изменят  карту
Земли. Ибо после нескольких мелких стычек, напоминающих  скорее  разбойничьи
налеты, чем честные бои, Магеллан получает подлинное боевое крещение в битве
при Каннаноре (16 марта 1506 года).
     Битва при Каннаноре является поворотным пунктом  истории  португальских
завоеваний. Могущественный  каликутский владыка заморин  приветливо встретил
Васко  да Гаму  после  его  первой  высадки и выразил готовность вступить  в
торговые  сношения  с  этим  неведомым  народом. Но  вскоре  он  понял,  что
португальцы,  через  несколько  лет  явившиеся  снова  на  больших  и  лучше
вооруженных судах, явно стремятся к господству над всей Индией.
     С ужасом видят индийские и мусульманские купцы, сколь  прожорливая щука
вторглась  в их  тихую заводь. Ведь эти чужеземцы одним ударом покорили  все
моря; ни  один корабль не решается  покинуть гавань  из  страха перед  этими
жестокими  пиратами;  торговля  пряностями  замирает.  В  Египет  больше  не
отправляются  караваны. Вплоть  до  венецианского  Риальто чувствуется,  что
чья-то суровая рука перервала нить, соединяющую Восток и Запад.
     Египетский султан,  лишившийся дохода от торговых пошлин, пускает в ход
угрозы.  Он   уведомляет   папу,   что,   если  португальцы   не   прекратят
грабительского  хозяйничанья в индийских водах, он будет вынужден в отместку
разрушить гроб господень в Иерусалиме. Но ни папа,  ни император, ни  короли
Европы не  в силах  обуздать  захватнических вожделений  Португалии. Поэтому
пострадавшим   остается   только  объединиться   для  своевременного  отпора
португальцам, покуда те еще окончательно не утвердились в Индии. Наступление
подготовляет каликутский владыка при тайной поддержке египетского султана, а
по видимому, также  и Венецианской республики, которая - ведь золото сильнее
кровных  уз - тайком посылает в  Каликут  оружейников и пушкарей.  Готовится
внезапный и сокрушительный удар по христианскому флоту.
     Однако  часто  бывает,  что присутствие духа  и  энергия  какого-нибудь
второстепенного  лица  на  столетия  определяет  ход   истории.   Счастливая
случайность спасает португальцев.  В те времена по свету  скитался отважный,
равно  привлекательный  как  своим  мужеством,   так  и  непосредственностью
итальянский  искатель приключений по имени Лодовико  Вартема.  Не  страсть к
наживе,  не  честолюбие  влекут  молодого  итальянца  в  далекие   края,  но
врожденная  непреоборимая  любовь  к  странствиям. Без  ложного  стыда  этот
бродяга по призванию заявляет, что <по малому своему в науках разумению и не
будучи расположен сидеть  над  книгами>, он решил  попытаться  <самолично  и
собственными  своими глазами  увидеть  наиразличнейшие  места  на земле, ибо
словам  одного очевидца больше веры давать надлежит, нежели всем россказням,
понаслышке передаваемым>.
     Первым из  неверных  прокрадывается  в запретный город  Мекку  отважный
Вартема  (его  описание Каабы и поныне еще считается  классическим) и затем,
после многих приключений, добирается не только до  Индии, Суматры  и Борнео,
где до него побывал уже Марко Поло, но первым из европейцев (и  это  сыграет
немалую роль  в  подвиге Магеллана)  и  до  заветных Islas de  la  especeria
17. На обратном  пути, в Каликуте,  переодетый  дервишем  Вартема
узнает  от  двух ренегатов-христиан  о  готовящемся  нападении  каликутского
владыки. Из христианской солидарности он с опасностью для  жизни пробирается
к португальцам и, к счастью еще во время, успевает предостеречь их. Когда 16
марта 1506 года двести каликутских кораблей намереваются врасплох напасть на
одиннадцать кораблей  португальцев 18  ,  те  уже  стоят в полной
боевой готовности.
     Это   самый  кровопролитный  из  всех   боев,   принятых  вице-королем:
восемьюдесятью убитыми и двумя  сотнями раненых  (огромная  цифра для первых
колониальных войн) расплачиваются португальцы за свою победу, правда победу,
окончательно утвердившую за ними господство над всем побережьем Индии.
     Среди  двухсот  раненых  находится и  Магеллан;  как всегда в  эти годы
безвестности его удел - получать только ранения, но не знаки отличия. Вскоре
его вместе с  другими ранеными переправляют в Африку; там его след теряется,
ибо  кому  придет  в голову  день  за днем  протоколировать  жизнь  простого
sobresaliente?  По  видимому, он некоторое время прожил в Софале,  а  затем,
вероятно в качестве  сопровождающего  транспорт пряностей,  отбыл на родину.
Возможно  (в  этом  пункте  хроники разноречивы), что  летом  1507  года  он
возвратился  в  Лиссабон  на одном  судне с  Вартемой.  Но дальние края  уже
завладели сердцем мореплавателя.  Чуждой кажется ему  Португалия, и весь его
недолгий  отпуск превращается  в нетерпеливое ожидание  следующей  индийской
эскадры,  которая  доставит  Магеллана  на  его  настоящую   родину:  в  мир
дерзновенных начинаний.
     Перед этой  новой  эскадрой, в  составе которой Магеллан возвращается в
Индию,  стоит  особая  задача.  Достославный  спутник  Магеллана,   Лодовико
Вартема, несомненно,  доложил  при дворе о богатствах города  Малакки  и дал
точные  сведения  о столь долго искомых  <Островах пряностей>,  которые  он,
первый  из  европейцев и  христиан,  узрел ipsis  oculis 19 . Его
рассказы  убеждают  португальский  двор,   что  покорение  Индии   останется
незавершенным,  а  захват  ее  богатств неполным, пока  не  будет  завоевана
сокровищница  всех пряностей -  Islas de la especeria.  Но  для этого  нужно
сначала  овладеть  ключом,  их замыкающим,  забрать  в свои руки  Малаккский
пролив и  город Малакку (нынешний Сингапур, стратегическое значение которого
не   укрылось  от   англичан).   Согласно  испытанным   лицемерным  методам,
португальцы,  однако, не сразу посылают военную эскадру, а  сперва снаряжают
четыре  корабля  под  начальством  Лопиша  да   Сикейры,  которому  поручено
осторожно  подобраться  к  Малакке  и в  обличье  мирного  купца  произвести
разведку берега.
     Небольшая флотилия без особых приключений достигает Индии в апреле 1509
года. Плавание  в  Каликут,  каких-нибудь десять лет  назад  провозглашенное
беспримерным подвигом Васко да  Гамы и прославленное летописцами  и поэтами,
теперь под силу любому капитану португальского торгового флота. От Лиссабона
до  Момбасы, от Момбасы до Индии известен каждый риф, каждая бухта. Уже  нет
нужды ни  в  лоцманах, ни в <мастерах  астрономии>.  И только когда Сикейра,
выйдя 19 августа из Кочинской гавани,  берет курс на  восток,  португальские
суда снова вступают в неизвестные воды.
     После   трехнедельного  плавания,  11   сентября   1509  года,  корабли
португальцев впервые приближаются к Малаккской гавани. Уже издали убеждаются
они, что  добрый Вартема не соврал  и  не  преувеличил, говоря, будто в этой
гавани <больше кораблей бросает якорь, нежели в каком-либо ином месте мира>.
Парус к парусу теснятся на широком рейде большие и малые,  белые и  пестрые,
малайские, китайские, сиамские лодки, ялики и джонки.  Сингапурский пролив в
силу своего географического положения - aurea Chersonesus 20 - не
мог   не  стать  важнейшей  перевалочной  гаванью  Востока.  Любой  корабль,
направляющийся с  востока на запад, с севера  на юг, из Индии в Китай  или с
Молуккских островов  в Персию, должен пройти этот  Гибралтар Востока.  Обмен
всевозможными  товарами  происходит  в  этом  <складочном  месте>:  здесь  -
гвоздика  с  Молуккских островов  и  цейлонские рубины,  китайский фарфор  и
сиамская слоновая кость, кашемир из Бенгалии  и  сандаловое дерево с Тимора,
арабские клинки из Дамаска, малабарский перец и невольники с острова Борнео.
Вавилонское столпотворение рас,  племен, языков происходит  на  этом главном
рынке   Востока,   где  над  путаницей  деревянных  лачуг  мощно  вздымаются
ослепительно белые дворец и мечеть.
     Изумленно глядят португальцы  со своих кораблей на огромный  город; эта
сверкающая  на  ярком  солнце  драгоценность Востока,  которая должна  стать
прекраснейшим  из  прекрасных  украшений  в  индийской короне португальского
владыки, возбуждает их алчность. Изумленный и  обеспокоенный  в свою очередь
смотрит малаккский властитель и на грозные  корабли чужеземцев. Так вот они,
эти разбойники, не признающие обрезания! Теперь проклятое племя нашло дорогу
и в Малакку!  Давно  уже на  многие тысячи  миль  распространилась  весть  о
сражениях и побоищах Алмейды и Албукерке.  В Малакке знают, что эти страшные
лузитане пересекают моря не для мирного торга, подобно  водителям сиамских и
японских джонок,  но чтобы, коварно выждав момент, обосноваться  здесь и все
разграбить. Наиболее разумным было бы совсем  не впускать эти четыре корабля
в  гавань; ведь когда грабитель  уже вошел в дом - все пропало! Но у султана
имеются надежные  сведения  о боевой  мощи  этих  тяжелых пушек,  чьи черные
безмолвные   жерла   грозно   глядят   с  укрепленных   палубных   надстроек
португальских судов; он знает, что эти  белые  разбойники бьются как  черти,
против них немыслимо устоять. Итак, лучше  всего на ложь ответить  ложью, на
лицемерную приветливость - притворным радушием, на обман - обманом и первому
броситься  на   противника,   прежде   чем  тот  успеет  занести  руку   для
смертоносного удара.
     С неимоверной пышностью  встречает  поэтому малаккский султан посланцев
Сикейры,  с преувеличенной благодарностью  принимает их дары.  Португальцы -
желанные  гости,  велит  он сказать им,  они могут торговать  здесь  сколько
угодно. Через несколько дней он прикажет доставить им столько перцу и других
пряностей,  сколько  они  смогут  погрузить  на  свои  корабли.  Он  любезно
приглашает капитанов на  пиршество  в свой  дворец,  и  если это приглашение
ввиду некоторых предостерегающих  указаний и  отклоняется, то  моряки все же
весело  и  свободно   разгуливают  по  неведомому   гостеприимному   городу.
Блаженство  -  снова  ощущать  под  ногами  твердую  почву,  развлекаться  с
податливыми женщинами  и больше  не спать вповалку в  смрадном кубрике или в
одной из  грязных  деревушек,  где свиньи  и  куры  ютятся рядом  с  голыми,
звероподобными людьми. Весело болтая, сидят матросы в чайных домиках, бродят
по рынкам,  наслаждаются  крепкими  малайскими напитками и свежими фруктами;
нигде,  с  тех  пор  как  они  покинули  Лиссабон,  им  не  оказывали  столь
сердечного,  радушного  приема. Сотни  малайцев  на  маленьких  быстроходных
лодках снова и снова подвозят съестные припасы к  португальским  кораблям, с
обезьяньей  ловкостью карабкаются по снастям, дивятся чужеземным, невиданным
предметам. Завязывается  оживленный товарообмен, и команда с неудовольствием
узнает,  что султан  уже заготовил обещанный  товар  и  предложил Сикейре на
следующее утро прислать  к  берегу все  шлюпки, чтобы еще  до  захода солнца
погрузить на суда неимоверное количество пряностей.
     И действительно,  Сикейра,  обрадованный возможностью быстро  доставить
драгоценный груз, отправляет на  берег все шлюпки с четырех больших кораблей
и  на  них значительную часть  команды.  Сам  он в  качестве  португальского
дворянина считает  ниже своего достоинства заниматься торговыми сделками; он
остается  на борту и играет в шахматы с одним из товарищей  - самое разумное
занятие  на корабле в  томительно жаркий день. На трех других  больших судах
тоже царит сонная тишина. Но некое  странное обстоятельство обращает на себя
внимание  Гарсиа  да  Соузы,  капитана  пятого  судна  маленькой  каравеллы,
входящей  в состав  экспедиции:  он  видит, что все большее число  малайских
лодок шныряет вокруг почти обезлюдевших кораблей, что под предлогом доставки
товаров на  борт  взбирается  по  вантам  все  больше  и  больше  обнаженных
малайцев.
     Наконец  у  него  возникает  мысль:  не  готовит ли медоточивый  султан
предательское нападение одновременно с моря и с суши?
     По  счастью, на  маленькой  каравелле имеется  одна не  отправленная на
берег  лодка; Соуза приказывает  самому надежному человеку  из своей команды
как можно скорей добраться до флагманского судна  и  предупредить  капитана.
Этот надежнейший из  его  команды  не  кто иной, как sobresaliente Магеллан.
Быстрыми,  сильными  взмахами  весел направляет он лодку и застает  капитана
Сикейру беспечно играющим в шахматы. Но Магеллану не нравится, что за спиной
Сикейры с  неизменным  крисом  у  пояса стоят  несколько  малайцев-зрителей.
Шепотом, предупреждает  он Сикейру.  Чтобы  не возбуждать  подозрений тот  с
необычайным присутствием  духа  продолжает игру, но велит одному из матросов
держать наблюдение с марса  и в продолжение всей партии одной рукой держится
за шпагу.
     Предупреждение  Магеллана поспело в  последнюю, самую последнюю минуту.
Спустя мгновение над  дворцом султана взвивается  столб дыма - условный знак
для одновременного нападения с суши  и с моря. К  счастью, сидящий на  марсе
матрос успевает поднять тревогу. Сикейра вскакивает и отшвыривает малайцев в
сторону, прежде чем  они  успевают  на  него  напасть. Горнисты трубят сбор,
команда выстраивается на палубе. Пробравшихся на корабли малайцев сбрасывают
за  борт; теперь  лодки с  вооруженными малайцами  напрасно несутся со  всех
сторон,  чтобы взять на абордаж португальские корабли. Сикейра успел выбрать
якоря,  а мощные  залпы  его орудий обращают  малайцев  в бегство. Благодаря
бдительности  да Соузы  и  проворству  Магеллана  нападение  на  эскадру  не
удалось.
     Хуже  обстоит дело  с  несчастными, доверчиво отправившимися  на берег.
Горсть безоружных, рассеянных по всему городу  людей - против тысяч коварных
врагов. Большинство португальцев  полегло  на месте,  лишь немногим  удается
добежать  до берега. Но слишком  поздно: завладев шлюпками, малайцы отрезали
им  путь   на  корабли.  Один  за  другим  падают  португальцы  под  ударами
превосходящего их численностью  неприятеля. Только  храбрейший  из всех  еще
отбивается  -  это  самый  близкий,  закадычный  друг  Магеллана,  Франсишку
Серрано. Вот он окружен, ранен, обречен на погибель.  Но  тут Магеллан еще с
одним солдатом  подоспел  на своей  лодчонке,  бесстрашно рискуя жизнью  для
друга. Двумя-тремя мощными ударами  он прокладывает себе путь к  окруженному
толпою врагов Серрано, увлекает его за собой в лодку и таким образом спасает
ему жизнь.
     Португальская  эскадра при этом внезапном  нападении потеряла  все свои
шлюпки и  свыше трети  команды,  но Магеллан приобрел названого  брата,  чья
дружба и  преданность  будут  иметь  решающее  значение  для  его  грядущего
подвига.
     При  этом  случае  в  еще  неясном  для  нас облике  Магеллана  впервые
вырисовывается одна  характерная черта - мужественная  решительность. Ничего
патетического, ничего бросающегося в глаза нет  в  его натуре, и  становится
понятным, почему  все летописцы  индийской  войны  так  долго  обходили  его
молчанием: Магеллан из тех людей, кто всю жизнь остается в тени. Он не умеет
ни обращать на себя внимание, ни привлекать к себе симпатии. Только когда на
него  возложена важная задача, и  еще  в  большей  степени, когда он сам  ее
возлагает на себя, этот сдержанный и замкнутый  человек  являет изумительное
сочетание  ума и мужества. Но, совершив  славное дело, он потом  не умеет ни
использовать его, ни похваляться им; спокойно и терпеливо он снова удаляется
в  тень.  Он умеет молчать, он  умеет ждать,  словно  чувствуя,  что судьба,
прежде  чем допустить его  к предназначенному  подвигу, еще долго  будет его
учить и испытывать.  Вскоре после того как при Каннаноре он пережил  одну из
величайших побед  португальского флота и при  Малакке одно  из тягчайших его
поражений,  на  его  суровом  пути  моряка  встретилось  новое  испытание  -
кораблекрушение.
     В  ту  пору Магеллан  сопровождал  один  из  регулярно  отправляемых  с
попутным муссоном транспортов  пряностей,  как вдруг  каравелла наскочила на
так называемую Падуанскую банку. Человеческих жертв нет, но корабль разбился
в щепы  о  коралловый  риф,  и так как разместить  всю  команду  по  шлюпкам
невозможно,  то  часть  потерпевших  крушение  должна  остаться  без помощи.
Разумеется, капитан, офицеры и  дворяне  требуют, чтобы  в  первую очередь в
шлюпки забрали их, и это несправедливое требование вызывает гнев  grumetes -
простых  матросов. Уже  готова вспыхнуть  опасная распря,  но  тут Магеллан,
единственный  из  дворянского  сословия,  заявляет,  что  готов  остаться  с
матросами, если capitanes у fidalgos 21 своею честью поручатся по
прибытии на берег немедленно выслать за ними корабль.
     По видимому, этот мужественный поступок впервые привлек к <неизвестному
солдату> внимание высшего начальства.  Ибо, когда спустя немного времени,  в
октябре 1510  года,  Албукерке, новый  вице-король, спрашивает capitanes del
Rey - королевских капитанов - как, по их мнению, следует провести осаду Гоа,
то среди высказавшихся упоминается и Магеллан. Из этого можно заключить, что
после  пятилетней службы  sobresaliente  простой солдат  и матрос  возведен,
наконец, в офицерский чин и уже в качестве офицера отправляется в плавание с
эскадрой  Альбукерке, которой  предстоит  отомстить  за  позорное  поражение
Сикейры под Малаккой.
     Итак, через  два года  Магеллан снова держит путь на далекий восток,  к
aurea Chersonesus.  Девятнадцать кораблей - отборная  военная флотилия  -  в
июле 1511 года грозно выстраивается у входа в Малаккскую гавань и вступает в
ожесточенный  бой с вероломным гостеприимцем. Проходит шесть  недель, покуда
Албукерке  удается   сломить  сопротивление  султана.  Зато  теперь  в  руки
грабителей попадает  добыча, какая еще не доставалась им даже в  благодатной
Индии. С  завоеванием Малакки Португалия зажала в  кулак весь восточный мир.
Наконец-то удалось перерезать главную артерию мусульманской торговли!  Через
несколько недель она  уже вконец  обескровлена.  Все  моря  от Гибралтара  -
Столбов  Геркулеса -  до aurea Chersonesus -  Сингапурского  пролива - стали
единым  португальским океаном.  Далеко,  вплоть  до  Китая  и  Японии,  будя
ликующий отзвук  в  Европе, несутся  громовые  раскаты этого  удара - самого
сокрушительного из всех, когда-либо нанесенных исламу.
     Перед несметной толпой верующих папа служит благодарственный молебен за
великий  подвиг  португальцев,  отдавших  половину  земного шара  во  власть
христианства,  и  в  Caput  mundi  22  происходит  торжество,  не
виданное Римом  со  времен цезарей.  Посольство, возглавляемое  Тристаном да
Кунья,  подносит папе  добычу, вывезенную  из  покоренной Индии  - лошадей в
унизанной драгоценностями сбруе, леопардов  и пантер. Но  главное внимание и
изумление  вызывает  живой  слон,   доставленный  португальскими  кораблями,
который при неописуемом ликовании толпы трижды простирается ниц перед святым
отцом.
     Но даже этот триумф не может утолить ненасытное стремление португальцев
к экспансии. Никогда в  истории победитель не довольствовался одной  великой
победой: Малакка ведь только ключ к сокровищнице especeria; теперь, когда он
у  них в  руках, португальцы  хотят  добраться и  до  самой  сокровищницы  -
захватит