о   превращалась   в   большую,
соблазнительную  коробку  вкусных  конфет.-- Снова  взял  ее  за руку, повел
дальше.-- Венские конфеты: каждая деталь точно разработана,  повсюду отделки
из шелка,  атласа...  Даже если ты решила дойти до угла  улицы, чтобы выпить
пинту  джина,--  должна выглядеть  так вкусненько, чтобы тебя каждый захотел
проглотить на десерт. Нехорошо!
     --  У  девушки  бывают  разные  периоды  в  одежде,  как  в  творчестве
Пикассо,-- возразила она.-- К  тому же  знай я,  что встречу тебя по пути,--
конечно, вырядилась бы умопомрачительно, не меньше.
     -- Вот это уже другой коленкор! -- похлопал он ее по плечу.
     Опять они шагали, и  Пол  то  и дело  бросал  на  нее искоса любопытные
взгляды:  знакомое,  продолговатое  лицо, такой  знакомый большой  рот -- на
губах, как всегда, наложено  помады  чуть больше,  чем требуется;  маленькие
зубы  придают  лицу,  когда  она  улыбается,  типичное  выражение  маленькой
девчонки из воскресной школы.
     -- Что-то ты подозрительно худеешь, Пол,-- заметила Хэрриет.
     Пол согласно кивнул.
     -- Я худой как щепка. Веду активную, расчетливую жизнь аскета.  Ну а ты
как поживаешь?
     -- Я вышла замуж,-- помолчав, сообщила Хэрриет.-- Ты об этом слышал?
     --  Слышал.  Когда  в  последний раз мы переходили через Шестую  авеню,
"L-бар"  был еще  там. Иногда  меня охватывает  острый приступ ностальгии по
"L-бару" на Шестой авеню.
     Загорелся зеленый, и они быстро перебежали через перекресток.
     --  Ночью  девятого  января  тысяча  девятьсот  сорокового года,--  Пол
поддерживал ее под локоть,-- тебя не было дома.
     -- Вполне возможно,  чему  здесь удивляться? Я теперь взрослая девушка,
могу и загулять.
     -- Я случайно проходил мимо твоего дома и заметил, что света в квартире
не было.
     Свернули на Девятую улицу.
     --  Помню,  как  жарко  было  у  тебя,  словно  в  оранжерее  георгин в
Ботаническом саду.
     --  У  меня  плохая  кровь,--  с  серьезным  видом  сказала  Хэрриет.--
Сказываются годы недоедания в Массачусетсе.
     -- Но самое приятное в тебе -- что ты никогда не спишь.
     -- У каждой женщины есть какая-то свойственная только ей добродетель. У
одних -- красота, у других -- смазливость; у меня своя -- я никогда не сплю.
В этом и кроется причина моей популярности...
     Пол широко улыбнулся.
     -- Заткнись!
     Хэрриет улыбнулась ему, и оба весело фыркнули.
     -- Ты знаешь,  что я имею в виду, не  притворяйся,-- упрекнул он  ее.--
Всякий  раз, когда  я  звонил  тебе  в  два,  три часа ночи,  ты  немедленно
приезжала  -- такая милая, с блестящими глазами  и  в полном  ажуре: ресницы
накрашены, брови ухожены, на губах помада... Все на своих местах.
     --  Да,  в  молодости  я обладала  громадной  силой сопротивления  и не
поддавалась сну.
     -- Утром мы обычно завтракали под музыку Бетховена -- час прослушивания
его главных  шедевров. Бетховен  звучал -- по  особому разрешению  его чести
мэра  города -- с девяти до  десяти утра.-- Пол на мгновение закрыл глаза.--
Этот  маленький цветочек  -- мэр для влюбленных.-- Открыл их  и посмотрел на
эту получужую-полузнакомую женщину, шедшую рядом с ним.
     Как  он  лежал  тогда,  тесно прижавшись  к ней всем  телом,  задумчиво
наблюдая за еще горевшими в девять  вечера огнями  на  вышках города в рамке
большого окна своей  спальни на фоне черного неба... А та ночь, когда она во
сне прижалась ближе к нему, поглаживая его затылок, и ее мягкая рука ощущала
его колкие, короткие волоски -- накануне вечером  он постригся;  она провела
по ним рукой против шерсти, улыбаясь, не открывая глаз...
     -- Что  за восхитительное  создание  --  мужчина...--  прошептала  она;
вздохнула и  чуть  слышно фыркнула; снова  заснула,  не  убирая руки  с  его
бритого затылка.
     Вспоминая все это, Пол улыбался.
     -- Ты что, все смеешься над моим нарядом?
     -- Нет,  просто  вспомнил одну  фразу, которую  когда-то где-то слышал:
"Что за восхитительное создание -- мужчина..."
     Хэрриет бросила на него осторожный, холодный взгляд.
     -- Кто это сказал?
     Пол подозрительно скосил на нее глаза.
     -- Освальд Шпенглер1.-- И добавил: -- Удачно сформулировано.
     -- Мне тоже так кажется,-- кивнула Хэрриет и пошла чуть быстрее.
     Миновали небольшой, захудалый  бар, где любили сидеть вечерами всю зиму
напролет,  заказывали  мартини, а потом говорили,  говорили  и  смеялись так
громко, что посетители за другими  столиками  поворачивались  к ним  и  тоже
улыбались. Пол ожидал --  Хэрриет что-то скажет об  этом их любимом баре, но
она прошла мимо, даже не заметив его.
     -- Посмотри -- ведь это бар Эдди!
     -- Угу! -- резко кивнула Хэрриет.
     -- Он собирается готовить свои мартини из шерри, когда  у него кончится
запас французского вермута,-- сообщил Пол.
     -- Какой ужас! -- скривилась Хэрриет.
     -- Это все, что ты хочешь сказать?
     Сколько раз ему приходилось заглядывать в этот бар, когда он разыскивал
ее повсюду...
     -- Ну а что, по-твоему, я должна сказать?
     Хэрриет, кажется, в самом деле искренне озадачил его вопрос, но Пол так
до конца никогда и  не  мог понять, когда она  говорит  ему правду, а  когда
лжет, и, нужно признаться, это ему не удалось и за последние два года.
     --  Можешь больше  ничего не  говорить. Я  просто могу  пригласить тебя
туда, и мы что-нибудь там выпьем.
     -- Нет, спасибо. Мне и правда нужно как можно скорее сходить в  магазин
Ванамейкера и вернуться домой. Как-нибудь в другой раз.
     -- Ладно,-- кисло откликнулся Пол.
     Повернули на Девятой улице и пошли по направлению к Пятой авеню.
     -- Я знал, что непременно где-нибудь тебя встречу, обязательно встречу!
-- говорил Пол.-- И все думал и гадал -- что же тогда произойдет?
     Хэрриет промолчала, с рассеянным видом разглядывая  высокие  здания  на
другой стороне улицы.
     --  Ты   что,   больше   не  собираешься  со  мной   разговаривать?  --
поинтересовался Пол.
     -- И что же произошло?
     --  Время от  времени,--  начал  он,-- я  встречаю  девушку,  с которой
когда-то был знаком...
     -- В стране их полным-полно, могу тебя заверить.
     -- В стране полным-полно чьих-то бывших девушек.
     Хэрриет кивнула.
     -- Это как-то не приходило мне в голову. Но ты прав.
     -- И рассуждаю  так:  разве не милая,  порядочная, воспитанная девушка?
Почему же в  таком случае меня больше не тянет к ней? Удивительно! А знаешь,
моя  первая девушка стала  полицейским. Прошлым  летом она одна справилась с
вооруженным гангстером на Кони-Айленде. Мать никогда ее не выпускает из дома
в полицейской форме -- ей стыдно перед соседями.
     -- Вполне естественно.
     --  Другая моя знакомая девушка, изменив имя,  танцует сейчас в Русском
балете. На днях я пошел в театр посмотреть, как она танцует.  У нее ноги как
у нашего известного бейсбольного  полузащитника Фордхэма. А мне она казалась
такой красивой... Я и тебя считал красивой.
     -- Мы с  тобой  были  очень хорошей парой,--  молвила  Хэрриет,--  одно
мешало -- тебе  постоянно приходилось бриться. Эта электробритва...  никогда
ее не забуду...
     -- Отказался я от нее...
     А  вот  и его старый дом... Глядя на подъезд, он  отчетливо  вспоминал,
сколько раз они с Хэрриет входили в этот дом и выходили из него в былые дни:
моросит  дождь; сыплет утренний снежок, и  лошадка молочника смирно стоит на
побелевшей улице...
     Они  остановились и стали  смотреть на  старый, из  красного кирпича, с
ветхими  ставнями  дом, уделяя  особое  внимание  окну на  четвертом  этаже:
столько раз они оттуда выглядывали -- узнать, какая на дворе погода...  Пол,
конечно, не забыл того первого раза, одной зимней ночью, когда они с Хэрриет
тихо проскользнули вот через эту дверь.
     -- Таким я был вежливым -- просто загляденье,-- тихо произнес он.
     Хэрриет улыбнулась, понимая, о чем он.
     -- Ты все время ронял ключ на землю и  повторял: "Господи! Господи!" --
пытаясь нашарить его руками.
     --  Я  так нервничал...  Хотел,  чтобы ты  точно  понимала,  какие  нас
связывают  отношения, не  питала  никаких  иллюзий.  Просто хорошие  друзья,
хорошо  понимающие друг  друга; есть  другая  девушка,  она  возвращается из
Детройта через шесть недель,-- никаких притязаний ни на меня, ни на тебя...
     Пол  снова  бросил  печальный  взгляд  на  окно  на   четвертом  этаже,
улыбнулся.
     -- Какой я был дурак!
     -- До чего  милая, тихая  улочка...--  Хэрриет тоже  не спускала глаз с
окна на четвертом этаже; покачала головой, снова взяла Пола за руку.-- Я все
же должна добраться до Ванамейкера.
     Последовали дальше.
     -- Что ты собираешься там купить? -- поинтересовался Пол.
     Хэрриет промолчала,-- по-видимому, не знала, что ему ответить.
     --  Ничего особенного. Мне нужны  вещички  для  младенца. У  меня скоро
будет ребенок.
     Посторонились,  чтобы  дать  возможность  пройти  маленькой  женщине  с
четырьмя таксами,-- вся упряжка с лаем опередила их.
     -- Смешно, правда,--  у меня ребенок! -- улыбнулась Хэрриет.--  Я целый
день лежу и думаю, как все это будет.  Кроме того, сплю  и пью много пива --
теперь ведь  нужно кормить двоих. Но мне  еще никогда в  жизни не  было  так
приятно.
     --  Ну,--  угрюмо  заметил   Пол,--  по   крайней  мере,   из-за  твоей
беременности мужа не заберут в армию.
     -- Может быть. Но он такой яростный патриот -- хоть куда.
     -- Очень хорошо. Когда он окажется в  Форт  Дикс, я буду  встречаться с
тобой  в  Вашингтон-сквер, куда  ты будешь вывозить на  прогулку в колясочке
своего бэби. А чтобы отвести любые подозрения, я надену полицейскую форму. Я
не такой заядлый патриот, как твой муж.
     -- Но тебя все равно загребут, разве не так?
     --  Несомненно.  Тогда   я  пришлю  тебе  свою   фотокарточку  в  форме
лейтенанта. Из Болгарии. Меня  не  покидает странное  предчувствие, что меня
обязательно направят в Болгарию для защиты какого-то важного стратегического
пункта.
     -- Ну и как ты это все воспринимаешь? -- Впервые  Хэрриет посмотрела на
него проникновенно, прямо ему в глаза.-- Может,  это дурацкий вопрос. У меня
ведь прежде не было возможности спросить тебя об  этом. Прежде ты мне всегда
рассказывал,  что  ты  о чем  думаешь, излагал свое  мнение...  О Рузвельте,
Джеймсе  Джойсе,  Иисусе Христе...  цыганке  Розе Ли,  Матиссе...  о крепких
напитках, сексе, архитектуре...
     -- Да, в те времена у меня было множество самых разнообразных мнений,--
Пол  улыбнулся  с некоторым  сожалением  о минувшем.-- Секс и беседа. Основы
цивилизованных отношений  между полами.-- Повернулся и снова  задрал голову,
глядя на окно  на четвертом этаже.--  Какая приятная была комнатка... Секс и
беседа...
     -- Пойдем,  Пол, пойдем! -- поторапливала его Хэрриет.-- Ванамейкер  не
будет работать из-за нас двоих всю ночь.
     Пол, чувствуя, как похолодало, поднял  воротник пальто. Приближались  к
Пятой авеню.
     -- Ты была  единственной девушкой в моей жизни, с которой я мог спать в
одной постели.
     --  Нашел  что сказать  девушке!  --  засмеялась  Хэрриет.--  Может, ты
считаешь это комплиментом?
     Пол пожал плечами.
     -- Нет,  просто факт, не имеющий больше  никакого отношения  ни  к чему
другому. Или, может, все же имеющий? Как ты считаешь, вежливый человек может
так разговаривать с замужней женщиной?
     -- Конечно нет.
     -- О чем ты думаешь, когда смотришь на меня? -- неожиданно спросил он.
     -- Особенно ни о чем,-- Хэрриет осторожно подбирала слова.
     -- Когда ты мне лжешь, о чем ты думаешь?
     -- Особенно ни о чем! -- резко повторила она.
     -- Я искал встречи с тобой целых два года,-- признался Пол.
     --  Зачем  искать --  мое  имя  есть  в  телефонном  справочнике.-- Она
прибавила шагу, кутаясь в пальто.
     -- Но я не отдавал себе в этом отчета, пока не увидел тебя.
     -- Прошу тебя, Пол, пожалуйста...
     -- Шел по улице, подходил к  тому бару, где мы частенько сидели вместе,
входил, садился за  столик, хотя пить совсем не  хотелось,  и не мог понять,
объяснить  себе, ради  чего  я там  торчу. Теперь-то  я  знаю.  Я ждал тебя,
надеялся -- вдруг придешь. Я ведь не случайно проходил мимо твоего дома.
     -- Послушай, Пол! -- умоляюще заговорила она.-- Все это было так давно,
все это было так хорошо -- просто чудесно; но все кончилось...
     -- Я был не прав,-- признался Пол.-- Тебе не нравится, что я говорю?  Я
был не прав. Ты знаешь, я так и не женился в конечном счете.
     -- Знаю. Только прошу тебя -- заткнись!
     --  Когда  я иду  по Пятой  авеню,  прохожу первого января мимо  собора
Святого  Патрика,-- всегда слегка  поднимаю голову, посмотреть,  нет ли тебя
где-нибудь поблизости.  Потому что встретил  тебя там в тот день, когда тебе
удалили зуб  и было так холодно. Мы  шли рядышком, слезы струились из  твоих
опухших красных глаз, и это  был тот единственный раз, когда я тебя встретил
в самом деле случайно...
     Хэрриет улыбнулась.
     -- Какие все же приятные воспоминания.
     -- Два  года,-- продолжал Пол,-- прошло два  года. За  это время у меня
было множество  девушек.-- Он пожал плечами.-- Но все они  лишь наводили  на
меня скуку  и я тоже заставлял их скучать. Я  смотрел  на каждую проходившую
мимо  женщину, чтобы убедиться -- не ты ли? Все девушки, с которыми я гулял,
громко протестовали,  поносили меня  почем  зря за это. А я  бродил повсюду,
ходил следом за девушками с черными волосами,-- может, встречу тебя;  упрямо
шел за женщинами в меховых полушубках, как у тебя,-- может, встречу тебя; не
спуская глаз, шагал за девушками с такой же прямой, прекрасной походкой, как
у тебя,-- может, встречу тебя...
     Он помолчал, потом заговорил снова:
     -- Два года искал тебя  на городских  улицах и сейчас  впервые  в  этом
признаюсь себе. А эта маленькая испанская закусочная, куда мы пошли в первый
раз...  Каждый раз, когда я проходил мимо  нее, в памяти моей всплывало все,
до  мельчайших  деталей:  сколько стаканчиков  мы  пропустили,  какой  играл
оркестр, о чем разговаривали, как нагло подмигивал тебе этот  жирный  бармен
-- кубинец и  как в конце концов, с  охватившей нас обоих  нежностью, гуляли
потом по улицам и наконец пришли ко мне домой...
     Теперь оба шли очень быстро. Хэрриет прижимала онемевшие от холода руки
к бедрам.
     -- Как было поразительно прекрасно, когда соединялись наши тела...
     --  Пол,  прекрати!  -- раздраженно, резко  бросила ему  Хэрриет.-- Два
года!  Прошло   целых  два  года...  Воспоминания  о  тех  ощущениях  должны
притупиться...
     "Как же  я мог  совершить  такую  большую ошибку!  -- размышлял на ходу
Пол.--  Как  мог  намеренно  так  глубоко  заблуждаться?  И  теперь  ее   не
исправишь... Нет никакого  средства. И не будет до конца жизни..." Он  почти
зло посмотрел  на Хэрриет:  лицо  ее сосредоточенно, словно  она  вообще  не
слушает его и лишь напряженно думает, как поскорее перейти улицу.
     -- Ну а ты, ты помнишь?..
     -- Ничего я не помню! -- раздраженно выпалила она; вдруг слезы брызнули
у нее из глаз и  потекли  по  искаженному гримасой лицу.--  Ничего не помню,
черт побери! Ничегошеньки! -- повторяла  она сквозь  рыдания.-- И не пойду я
ни в какой Ванамейкер! Я возвращаюсь домой! Прощай! -- Подбежала к стоявшему
на углу такси, резко рванула  на  себя дверцу, запрыгнула прямо с тротуара в
салон.
     Машина  промчалась  мимо Пола, и он  заметил на  мгновение Хэрриет: она
сидела, выпрямившись, крупные, непрошеные слезы стояли в глазах...
     Пол следил за  такси, пока оно не свернуло с Пятой авеню. Потом пошел в
обратном направлении, размышляя о том, что ему непременно, обязательно нужно
переехать из этого района -- достаточно долго в нем прожил.


ИЗБРАННАЯ КЛИЕНТУРА

     "Фигаро!  Фигаро!  Фигаро!  --  распевали  они,  съезжая со  склона  на
велосипедах, переезжая через дрожащие полосы тени и солнечного света,  между
густыми рядами деревьев с обеих сторон.-- Фигаро!"
     "Фигаро! -- пел  Мэкс,  накреняясь в сторону на повороте.-- Моя милочка
где-то за морем, моя милочка где-то за морем-океаном..."
     --  Ты,  Мэкс,   плешивый  австрийский  жаворонок,--  крикнула   Эстер,
накреняясь в  сторону за  Мэксом  на  повороте.--  Оперение самца желтое,  с
зелеными штанишками. Нельзя его  принимать  за настоящего,  если на носу нет
очков с толстой золотистой оправой в четверть дюйма.
     -- Если бы я  собирался рожать,-- отозвался Мэкс, немного затормозив,--
то никогда бы не  ездил  на велосипеде по горам штата Нью-Йорк,  как ты. Это
совсем не полезно для твоего будущего младенца.
     --  Напротив,  такая  езда  просто  необходима  для  него,--  возразила
Эстер.--  Он будет  настоящим,  худощавым спортсменом. Мне не  нужен толстый
ребенок,  мне  такие  не  нравятся.  Мне нужен  ребенок худой,  печальный, с
большой душой, как у его отца.-- Она поглядела на Сэма, и оба засмеялись.
     -- Думаю, это будет прекрасный ребенок,-- выразил свою надежду Сэм.
     У   подножия   холма   они   увидели  четверых  молодых  людей.   Когда
велосипедисты  приблизились к ним, те растянулись во  весь рост на  дороге с
таким  безразличием,  что  по  нему  чувствовалось:  встреча  эта далеко  не
случайна,-- скорее,  преднамеренна.  Когда  они  подъехали  еще  ближе,  все
четверо  встали; немного нервно  пошаркали ногами, поднимая  клубы  дорожной
пыли. В руках у двоих из них были тяжелые обрубленные ветки, которыми они то
и дело постукивали по дороге. Казалось, эти  ребята слоняются бесцельно, как
неприкаянные, по маленьким городкам  уже довольно долго. Один из них щелчком
раскрыл большой складной карманный нож.
     -- Вон там, на  дороге, ребята, видно, хотят заработать пару баксов  на
субботний  вечер,-- прошептал  Сэм, стараясь  ехать как можно медленнее.-- У
тебя что-нибудь есть в кармане, Мэкс?
     -- Пятнадцать центов... Могу отдать.
     -- У меня -- три заколки для волос,-- добавила Эстер.
     -- У меня четвертак,-- присовокупил Сэм.-- Вперед, может, проедем!
     Но  им все равно пришлось остановиться у подножия  холма,  так  как эти
четверо  снова улеглись,  перегородив дорогу, и, не  говоря ни  слова, снизу
разглядывали Сэма,  Мэкса и Эстер  взглядами  деловых людей.  Они лежали  не
двигаясь; на одном старая,  точенная молью футболка темно-бордового цвета, с
большим номером "36" на спине.
     -- В чем дело? -- осведомился Сэм.
     Они даже не шелохнулись; по-прежнему молчали.
     -- Какие милые ребята,-- мягко произнесла  Эстер.-- Очень  приятные. Вы
случаем не ходите в Принстон, а? -- громко поинтересовалась она.
     Те молчали. Мэкс насвистывал тему одной из своих сонат; повел велосипед
рядом  с собой,  пытаясь их обойти. Они его не пустили;  наконец  поднялись,
обыскали  старую одежду  Сэма  и Мэкса,  пошарили в  карманах старых женских
брючек Эстер, в пятнах от  кулинарного  жира  и велосипедной смазки, ощупали
карманчики ее потрепанной хлопчатобумажной рубашки.
     -- Ничего нет!  -- объявил  парень  в  темно-бордовой  футболке.-- Могу
поспорить -- на всю троицу не будет и доллара.
     -- Интеллигент,--  определил Мэкс с улыбкой, глядя на него сквозь линзы
очков и медленно потирая лысину.-- Настоящий интеллигент, сразу видно.
     -- Не сильно задавайся! -- отвечал парень в футболке.
     -- Жиды! -- высказался второй с раскрытым ножом в руках.
     -- Парочка жидов из колонии свободной любви чокнутой старухи Спиер.
     -- Ну-ка,  убирайтесь отсюда!  --  Парень в футболке  отошел  к обочине
дороги,  освобождая для велосипедистов путь.--  Убирайтесь отсюда к чертовой
матери!
     Медленно вертя педалями, проехали между ними: Эстер -- посередине, Мэкс
и Сэм -- по бокам.
     --  Жидовские  ублюдки! -- бросил  парень  с  ножом.-- Вшивые жидовские
ублюдки!
     Подождав,  пока велосипедисты  отъедут  ярдов на пятнадцать, он  бросил
вслед  им камень. Его примеру  последовали