сл усилить охрану Святой Елены?
     КОРОЛЬ: Зачем? Этим вы его, вернее,  их  только насторожите. Сейчас ему
неплохо,  и  это  самое главное. Признаюсь, я ему даже  симпатизирую.  Ему с
самого  начала  страшно не  везло.  Судьба,  а не  честолюбие,  вынудила его
провозгласить себя императором. Композитор Бетховен посвятил ему  симфонию и
отменил  посвящение.  Империи уже  нет,  а  симфония осталась. Кто  от этого
проиграл? Честолюбец. Его жизнь - это  несчастное стечение обстоятельств. Он
достоин главы в Ветхом  Завете. Вспомните, герцог, когда он надевал  брюки и
на них лопались швы, -  а они лопались,  ибо  он полнел, - начинали  трещать
неаккуратно скроенные европейские границы. Бедняга. Так плохо кончить...
     ГЕРЦОГ: Такова судьба всех  авантюристов. Ваше  величество,  власть ему
слишком легко досталась.
     КОРОЛЬ: Разве? По-моему, мне она досталась еще легче.
     ГЕРЦОГ: Ваше величество, вы  дали  себе  нелегкий  труд родиться  сыном
своих  родителей.  Насколько мне  известно,  он  не был отягощен королевским
происхождением.
     КОРОЛЬ:  Зато мой брат  король Людовик, да и я тоже, отягощены им сверх
меры. Увы, у  меня  нет ни Талейрана, ни Меттерниха. Вы великий  полководец,
герцог,  вероятно, величайший в истории,  но,  к величайшему сожалению, я не
могу доверить вам политику Англии.
     ГЕРЦОГ: Ваше величество, я не понимаю...
     КОРОЛЬ: Сейчас поймете. Дорогой  герцог, вы слишком часто  оказываетесь
правы. Этого никто не любит, точно так же как  вы сами не любите  ошибаться.
Между  прочим, это означает и  то, что вы не  сразу понимаете, что ошиблись.
Обратите внимание - князь Талейран все время кругом неправ, но все его ценят
и  любят, и он всегда добивается своего. Искусство дипломатии  заключается в
умении добиться того, чтобы  вам в вину не ставились ваши ошибки. Вы никогда
не ошибаетесь, герцог, по крайней мере никто не решится  указать вам на ваши
ошибки, и поэтому вы не дипломат.
     ГЕРЦОГ:  Увы,  ваше  величество,  я всего  только  выгнал французов  из
Испании. Ну, и выиграл битву при Ватерлоо. Правда, на пару с Блюхером.
     КОРОЛЬ: К сожалению, этот ваш успех невозможно развить, ибо вы победили
единственного в своем роде Бонапарта.
     ГЕРЦОГ: Ваше величество, Франция до сих пор представляет угрозу Европе.
     КОРОЛЬ: Бог с ней! Почему вы не играете в карты, герцог?
     ГЕРЦОГ: Это не доставляет мне удовольствия.
     КОРОЛЬ: В самом деле?
     ГЕРЦОГ: Ваше величество,  я не нуждаюсь в чужих деньгах  и тем более не
желаю проигрывать свои.
     КОРОЛЬ:  Странное дело, я, по-вашему,  нуждаюсь? Герцог,  вы  ничего не
понимаете. Я буду рад видеть при дворе  вашу сестру,  когда  она  пожалует в
Англию.
     ГЕРЦОГ (низко кланяясь):  Ваше величество, Англия должна править миром.
А это значит,  что Франция не должна быть великой державой. Видите, как  все
просто!
     КОРОЛЬ (пожимая плечами): Ну, так она и правит миром. Ладно, поужинайте
со мной. Надеюсь, мой бифштекс вас образумит.
     ГЕРЦОГ: Вы же знаете, ваше величество, я должен ехать.
     КОРОЛЬ: Сидите, герцог, сидите, я пока еще король!

     Явление 24

     (Капитанская каюта на  английском военном корабле "Хотспер".  Капитан и
двое офицеров.)

     КАПИТАН: Ждите,  ребята. Нас,  может быть,  сменят. Адмирал бесится  от
скуки.
     1-й ОФИЦЕР: Он невыносим. Еще немного, и начнет нас бить. И потом, я не
могу  столько пить.  Надо  напомнить  ему,  что это  английская  королевская
эскадра, а не пиратская флотилия и что он имеет дело с дворянами.
     2-й  ОФИЦЕР:  Что это вы!  Он  вполне достойный  предводитель  пиратов.
Неизвестно еще,  кто первый взбесится. На флагмане матросы только  и делают,
что спят друг с другом.
     КАПИТАН: Я просил его  отвести корабли к Святой Елене, но он не хочет и
ссылается  на приказ. Знаю я этот приказ. Он  в  плохих  отношениях с лордом
Хоу. По-моему, мы будем торчать в море, пока не кончится вода.
     1-й ОФИЦЕР: Или вино. Один черт знает, откуда у него  вино. Да и потом,
он упрям как мул. Никто не знает, чего он хочет.  Может быть, у него в самом
деле приказ Адмиралтейства.
     КАПИТАН:  Ничего у  него нет!  Кроме трех грязных островов и отставного
императора тут и охранять нечего. У нас сейчас мир.
     1-й ОФИЦЕР: Дело не в островах.
     КАПИТАН: Ежу понятно, что дело в императоре.
     2-й ОФИЦЕР: Да что там, прикончим его и спокойно уплывем в Англию.  Нам
еще скажут спасибо. Не всю же жизнь здесь болтаться!
     КАПИТАН: Пока он не помрет.
     2-й ОФИЦЕР: Ну, тогда ему недолго осталось.
     КАПИТАН: Слушай, ты во флоте шестой год. А я командовал "Хотспером" еще
при  Трафальгаре,  понимаешь! А теперь меня держат здесь.  Я не знаю, скорее
всего он великий человек...
     2-й ОФИЦЕР:  Был! Был! Он  положил в  свою  постель  дочку австрийского
императора,  но  ведь не  всю  же Европу!  А  сейчас  даже  я  в тысячу  раз
значительнее его.
     КАПИТАН: Ладно тебе. За последние десять лет не было ни одного  путного
морского   сражения.   Континентальная  блокада,  одним   словом.   Даже   с
американцами нам было труднее. Что он мог сделать без кораблей?
     1-й ОФИЦЕР: Корабли.
     КАПИТАН:  Разве  что. Да и то. У  них нет военно-морских традиций. Они,
как это, выращивают виноград.
     2-й ОФИЦЕР: Жарко. Даже еще хуже, нечем дышать.
     КАПИТАН: Давление упало, поэтому душно. Хоть бы  приличную бурю, может,
образумился бы.
     1-й  ОФИЦЕР: Приличная  буря  разнесет нас на  куски. Мы  обленились, и
корабли в плохом состоянии. Но только  на этот раз  бури не будет. Разве что
чуть-чуть попляшем на волнах.
     КАПИТАН: Ты видел, как на флагмане  погиб матрос?  Прекрасно, тихо, без
звука, как будто ничего не почувствовал. Здесь мы такие  же заключенные, как
он, только наши дела гораздо хуже.
     2-й ОФИЦЕР: Посвети-ка мне сюда.
     1-й ОФИЦЕР: Есть резон держаться поближе к адмиралу.
     КАПИТАН: Какой тут, к черту, резон! Хватит пить.
     2-й  ОФИЦЕР:  Нет, правда. Может, и нам что-нибудь  перепадет. Надо  же
понять, что его тут удерживает.
     КАПИТАН: Ты зря пижонишь. Погода действительно портится.
     1-й ОФИЦЕР: Я  устал.  Не знаю,  правда, от  чего,  может быть, от вас.
Пойду спать. (Уходит)
     КАПИТАН: Пошел спать. Счастливый человек.  Достань бутылку (2-й  офицер
достает  большую черную бутылку и пытается ее  открыть). Нет, дай сюда.  (Он
отдает  бутылку. Капитан легко  открывает ее  и  наливает  в  бокалы  густую
красную жидкость.)
     2-й ОФИЦЕР: Как кровь.
     КАПИТАН:  Мне все  равно. Надо  будет завтра  побриться.  (Пьет, слегка
причмокивая, подавившись, кашляет.) Да ну ее к черту (Выбрасывает бутылку  в
иллюминатор.) Я даже не знаю, где мы сейчас. Вот только флагман рядом.
     2-й ОФИЦЕР: Так нам действительно вина не хватит.
     КАПИТАН: У меня еще много. Не нравится - пойди вылови. Она,  небось, не
утонула.
     2-й ОФИЦЕР (чуть потише): Я не был на флагмане с месяц.
     КАПИТАН: Я больше. Может, хоть  там  следят за  приборами.  Лет  десять
назад Лэмб любил порядок. Съезди.
     2-й ОФИЦЕР: Я не хочу.  Он командует, а меня все  это не  касается. Как
будто его  забота таскать нас по морю! Если бы в этом  был хоть какой-нибудь
смысл! Я не для того послал Англию к черту.
     КАПИТАН: Брось. Я думаю, мы здесь и останемся.
     2-й ОФИЦЕР: Давай еще кого-нибудь пошлем к черту.
     КАПИТАН: Ты сегодня расположен шутить.
     2-й ОФИЦЕР: Ни черта я не расположен. Пойдем спать.
     КАПИТАН: Не хочу. Послушай, война будет скоро?
     2-й ОФИЦЕР: На море война никогда не кончается.
     КАПИТАН: Почему?
     2-й  ОФИЦЕР:  На  суше, когда  воюют, разоряют города  и  убивают  всех
подряд. Здесь  можно  воевать,  никого не тревожа и не  грабя,  ради чистого
искусства, сколько хочешь. А проигравший тонет, и все - никаких следов.
     КАПИТАН: Ты все знаешь. А когда не останется кораблей?
     2-й  ОФИЦЕР: Ну, конечно,  это пока есть корабли. Или  можно подождать,
пока  не  построят новые. Море  существует для  торговли,  а  не  для войны.
Поэтому воевать здесь можно со всеми удобствами.
     КАПИТАН: Да, следов не остается.
     2-й  ОФИЦЕР:  Признай, недурно бы подойти  сейчас к острову  и изо всех
орудий одним бортом, а потом другим.
     КАПИТАН: Разбить стекло в спальне у лорда Хоу? Он все-таки англичанин.
     2-й ОФИЦЕР: Ну и что! Он высунется в ночной рубашке и будет непристойно
ругаться.
     КАПИТАН: Если бы  не "Хотспер", послал бы все это к черту. Плевал я  на
жалованье.
     2-й ОФИЦЕР: В открытом  море. Столько воды. И на  этом самом "Хотспере"
можно приплыть в Плимут или куда угодно.
     КАПИТАН:  Не замочив ног. Самая милая  лошадка  в мире.  Сорок пушек  и
совершенно невероятная площадь парусов.
     2-й ОФИЦЕР: Если тебе так хочется, выпей за "Хотспер".
     КАПИТАН: Не могу.
     2-й ОФИЦЕР: Почему?
     КАПИТАН: Не могу и все. Ты пьян, пойдем спать.
     2-й ОФИЦЕР: Не хочу.
     КАПИТАН: Ну  и черт с тобой. Сиди  и пей. А  я завтра отправлю  тебя на
гауптвахту. (Медленно раздевается, мурлыкает, потом ложится на койку.)
     2-й ОФИЦЕР: Капитан, извини, я пошутил.
     КАПИТАН: А что такое?
     2-й ОФИЦЕР: Ты же знаешь.
     КАПИТАН:  Иди проспись.  (Он  встает.)  Слушай,  налей  мне  еще.  (Тот
наливает полный стакан и подает  его  капитану. Капитан делалет глоток.) Что
бы мы делали без этого?
     2-й ОФИЦЕР: То же самое.
     КАПИТАН: Да нет. Не вытерпели бы.
     2-й ОФИЦЕР: Я же говорю. Ну, глотки бы друг другу перегрызли.

     Явление 25

     (Герцог Фюрствальдский беседует с банкиром Фельдтом.)

     БАНКИР: Я не помню такого жаркого лета, господин герцог.
     ГЕРЦОГ (сухо): Я давно уже не обращаю внимания на погоду.
     БАНКИР: Что же вас в таком случае интересует, ваша светлость?
     ГЕРЦОГ: Вы все отлично знаете, Фельдт. Мне нужны деньги.
     БАНКИР: Вам?
     ГЕРЦОГ: Не все ли равно, если проценты вы получите с меня?
     БАНКИР:  Нет, ваша светлость. Я не ростовщик и  не  скупщик  краденого,
поэтому мне совершенно не безразлично, на что пойдут мои деньги.
     ГЕРЦОГ:  А,  прекратите. Неужели вы думаете, что  я потерплю, чтобы мне
читали мораль?  Вы деловой  человек и как  таковой можете вложить деньги  во
все, что сулит прибыль.
     БАНКИР:  Что  вы,  герцог,  ни  в коем  случае! Только в то, что  сулит
выгоду. Я  не хочу потерять на одном деле то, что заработаю на другом.  И уж
во всяком случае имейте в виду, что у меня есть политические убеждения.
     ГЕРЦОГ: Будьте спокойны, им ничто не угрожает.
     БАНКИР: Возможно. Но давайте взвесим  все обстоятельства.  Вы просите у
меня сумму, в двадцать раз превышающую ваш годовой доход, кстати,  не  такой
уж маленький.  Если бы вы собирались  построить завод или  основать торговую
компанию, то  скорее  всего не просили бы денег, а позвали  бы  меня в долю.
Единственное исключение - это если бы его величество обещал вам какие-нибудь
особенные  привилегии, но  это  исключено - я давно  бы  об  этом знал и сам
пришел бы к вам, помните, как десять лет назад...
     ГЕРЦОГ: Да, конечно, но...
     БАНКИР:  Одну  минуту.  Это значит, что деньги вам  нужны  на  какое-то
политическое  предприятие, и, судя  по сумме, довольно  крупное. Но  - прошу
прощения,  господин  герцог, я вынужден говорить правду  - в одиночку вы  не
способны  на  крупное  предприятие. Значит,  за  вами  кто-то  стоит, и  это
наверняка персона очень  влиятельная, можно  даже  попытаться  угадать,  кто
именно,  странно только, что у него  мало  денег. Можно угадать даже,  о чем
идет  речь -  в конце концов крупных политиков очень мало, а крупных дел - и
того меньше, и к тому же, зная  вас,  можно  предположить, что ваш коллега -
аристократ.  Но все  это  частности.  Интереснее  другое  - чем  все-таки вы
собираетесь со мной расплачиваться?
     ГЕРЦОГ: Деньгами.
     БАНКИР:  Деньгами?  Едва ли у вас их  будет  достаточно. А кроме  того,
неизвестно,  возьму ли  я  с  вас  деньги.  Скорее  всего  вы  рассчитываете
заплатить  мне одной из тех политических  услуг, которые вроде  бы ничего не
стоят,  а на  деле  оказываются  весьма  накладными. То есть  по  сути  дела
государственными деньгами. Разумеется, я не против. Но это  не значит, что я
готов рисковать и вообще на все готов.
     ГЕРЦОГ:  Вы  ничем   не  рискуете.  Я  дам  вам  надежное  обеспечение,
достаточное,  чтобы вас  успокоить.  Что  вы предпочитаете -  земли, города,
замки? А  может  быть,  табачную или текстильную  монополию? Собственно, мне
нужны  не столько деньги, сколько возможность незаметно их вкладывать.  Если
бы я начал использовать собственные или подручные средства, об этом сразу же
стало бы известно.
     БАНКИР: Разумеется, ведь у вас нет свободных денег.
     ГЕРЦОГ: У меня большие финансовые возможности.
     БАНКИР: Наверное. Но, тем не менее, вам нужны деньги, а не кредит.
     ГЕРЦОГ:  Конечно. Во-первых,  кредит  не дает  возможности пользоваться
деньгами незаметно, он прямо-таки рассчитан на гласность.
     БАНКИР: Вот глубокое рассуждение!
     ГЕРЦОГ: А затем, мне совершенно  незачем рекламировать свои отношения с
банкирами, например с вами.
     БАНКИР: Простите, ваша светлость, но вы меня не совсем поняли.
     ГЕРЦОГ: Я вас совсем не понял, Фельдт.
     БАНКИР:  Господин  герцог,  мой банкирский дом  - один из крупнейших  в
Европе.  А это  значит, что, несмотря на мою  политическую индифферентность,
моя финансовая политика есть часть общеевропейской политики, и - поверьте, я
отнюдь не ликую - любые политические перемены меня кровно касаются. Поэтому,
занимая у меня деньги на политическое предприятие, нужно начинать не с того,
сколько процентов я получу на указанную вами сумму, а с того, насколько  то,
что вы затеваете, выгодно мне с точки зрения чистой политики. Если речь идет
об  усилении  австрийцев в Италии,  как  ни  дико это  сегодня  звучит, -  я
согласен, и даже более того,  я  готов  рискнуть. Но ни за какие деньги я не
буду работать  с Ротшильдами и, уж конечно, не допущу, чтобы  на мои  деньги
поляки бунтовали против России.
     ГЕРЦОГ: Господин Фельдт, вы верите мне на слово?
     БАНКИР: Разумеется, господин герцог, ведь это мне выгодно.
     ГЕРЦОГ: Конечно. Так вот, мы договорились.
     БАНКИР: В самом  деле? Ну, что ж, будем считать, что вы поймали меня на
слове. Но, если я верно вас понял, придется воевать с Англией.
     ГЕРЦОГ:  Наверняка.  Я  обещаю  вам  все  военные подряды,  которые  вы
захотите получить.
     БАНКИР: А если вы проиграете?
     ГЕРЦОГ: Тогда вы получите деньги.
     БАНКИР: Я имею в виду, еще до войны... то есть до переворота.
     ГЕРЦОГ: Я вас прекрасно понял. Вы получите...
     БАНКИР: Я не об этом. Моих денег вам наверняка не хватит.
     ГЕРЦОГ: Ничего страшного. Конечно, даже вы не можете купить свободу для
всей Европы. Но, по-видимому, скоро  к  нашим  услугам будет бюджет военного
министерства.
     БАНКИР: Я подумаю. Ваша милость, когда вы хотите получить ответ?
     ГЕРЦОГ: Хотите неделю на размышление?
     БАНКИР:  Ну,  что  вы,  ваша  светлость!  Это слишком  долго.  Если  вы
согласитесь встретиться со мной завтра...
     ГЕРЦОГ: Завтра? Знаете  что, приезжайте завтра  вечером  на  бал к леди
Рольтон, но только не раньше двенадцати. Я там буду.
     БАНКИР: А если вас все-таки не будет, могу я сообщить свое решение...
     ГЕРЦОГ: Ни в коем случае!
     БАНКИР: Да, леди Рольтон красивая женщина, это нехорошо.
     ГЕРЦОГ: Я с вами  вполне  согласен.  И  все-таки можно  считать, что мы
договорились?
     БАНКИР:  О, считать можно все, что угодно. Завтра  ночью я  буду  иметь
честь сообщить вам свой ответ.
     ГЕРЦОГ: Прекрасно. Вы не поужинаете со мной?
     БАНКИР:  Еще  слишком  рано.  Если  это не нарушит ваши  планы,  стакан
красного вина и печенья.
     ГЕРЦОГ: Я, пожалуй, составлю вам компанию. (Входит лакей. Герцог что-то
ему шепчет.  Он кланяется, выходит и  возвращается  с требуемыми предметами.
Банкир не позволяет ему налить вино в стаканы и делает это сам.)
     БАНКИР: Я люблю это занятие. Как  можно подпустить  лакея к бутылке? Вы
же  не положите его в постель к жене. (Герцог морщится.) Простите, я  совсем
забыл. (Замолкает. Неожиданно) Господин герцог, поторопитесь, он в последнее
время очень плохо выглядит.

     Явление 26

     (Леди Рольтон, граф де Панти и граф де Буа-Реми)

     ЛЕДИ  РОЛЬТОН:  Не  притворяйтесь,  будто я вас интересую, граф. Вам до
меня нет никакого дела. Я уж  не говорю о том, что вы меня покинули,  мне не
привыкать...
     ГРАФ ДЕ ПАНТИ: Простите, миледи, к кому из нас вы обращаетесь?
     ЛЕДИ РОЛЬТОН: Не притворяйтесь...
     ГРАФ ДЕ ПАНТИ: Вы несправедливы к Анри, миледи, а ко мне тем более.
     ЛЕДИ РОЛЬТОН: Сейчас вы скажете, что без ума от меня.  Старая  песенка.
Влюбленные  мужчины  немы  как рыбы. Хотя  действительно, у  меня  пока  нет
оснований на вас сердиться.
     ГРАФ ДЕ  БУА-РЕМИ: Миледи, право, это  пустяк,  не обращайте  внимания.
Зная  вас, я могу предположить, что к завтрашнему утру они  у вас  появятся.
Негодуйте.
     ЛЕДИ РОЛЬТОН  (пропуская его  замечание  мимо ушей):  Завтра! Откуда  я
знаю, что будет завтра?
     ГРАФ ДЕ ПАНТИ: Простите, миледи, я знаю. Завтра вы устраиваете бал.
     ЛЕДИ РОЛЬТОН: Вы оба приглашены?
     ГРАФ ДЕ ПАНТИ: О да, миледи.
     ЛЕДИ РОЛЬТОН: Прекрасно. Последнее время мне недостает кавалеров.
     ГРАФ ДЕ БУА-РЕМИ: У вас скверная память, миледи.
     ЛЕДИ РОЛЬТОН: Да, ужасная. Иногда я забываю, как меня зовут. Если бы не
милорд...
     ГРАФ  ДЕ  БУА-РЕМИ: Вы  никак  не можете  о нем  забыть? (Граф де Панти
дергает его за полу.)
     ЛЕДИ РОЛЬТОН (не замечая): Вы знаете, граф, маркиз,  ваш отец, которого
я  люблю   больше  чем  всех  остальных,   никогда  не  оскорблял  меня  при
посторонних. К  счастью,  граф  - мой друг. (Де  Понти  кланяется и пытается
скрыть улыбку.) Да-да, не отпирайтесь.
     ГРАФ ДЕ БУА-РЕМИ: Простите, миледи, но отец  тоже  иногда  называет вас
своим другом.
     ЛЕДИ РОЛЬТОН (примиряюще): Должно быть, он имеет на это право. (Граф де
Панти расправляет манжеты.)  К сожалению,  я старею. Несколько лет назад это
право, хотя  и  не  всецело, принадлежало  императору Наполеону, и  он  этим
гордился.
     ГРАФ ДЕ БУА-РЕМИ: Вы и  это помните? Нет, миледи, вы  клевещете на свою
память.  Как  все странно! Вы помните то, что не следовало бы помнить, а все
остальное  забываете.  Ведь  Наполеон  давно  уже покойник.  Как  это у  вас
получается?
     ЛЕДИ РОЛЬТОН: Чем я хуже Жозефины? Правда, она француженка.
     ГРАФ ДЕ БУА-РЕМИ: Зачем ему еще одна француженка? Он так и  не научился
понимать в них толк, разве что в актрисах. Ничего не поделаешь - корсиканец,
дикий зверь. Не понимаю, почему он на вас не женился.
     ЛЕДИ РОЛЬТОН:  Не все ли равно?  В отличие от вас, он об этом просто не
думал...
     ГРАФ  ДЕ  БУА-РЕМИ: Отправляйтесь  к нему  на Святую  Елену! Прекрасная
мысль, вы потрясете всю Европу своей преданностью и станете общим кумиром.
     ЛЕДИ РОЛЬТОН: А вы как думаете, граф?
     ГРАФ ДЕ ПАНТИ (серьезно): Я думаю, вам имеет смысл поехать.
     ЛЕДИ РОЛЬТОН: Хорошо, я поеду.
     ГРАФ ДЕ БУА-РЕМИ: Возможно, отец составит вам компанию.
     ЛЕДИ РОЛЬТОН: Я буду очень рада.
     ГРАФ ДЕ БУА-РЕМИ: Правда, это будет несколько утомительно.
     ГРАФ ДЕ ПАНТИ: Миледи, вам не кажется, что граф шутит?
     ЛЕДИ РОЛЬТОН (чистосердечно): Нет, не кажется.
     ГРАФ ДЕ БУА-РЕМИ: Надеюсь, вы не сомневаетесь, граф, что она поедет?
     ГРАФ ДЕ ПАНТИ: Не сомневаюсь. Зачем?
     ЛЕДИ РОЛЬТОН: Разумеется, я поеду. Вы чудесно придумали, мой дорогой.
     ГРАФ ДЕ БУА-РЕМИ: Когда?
     ЛЕДИ РОЛЬТОН: Я еще не знаю. Если бы не бал... Вы дадите мне три дня на
сборы?
     ГРАФ ДЕ БУА-РЕМИ: Через три дня вас не должно быть в городе.
     ЛЕДИ РОЛЬТОН: Увы, граф, я нисколько не огорчена.
     ГРАФ ДЕ ПАНТИ: На чем вы поплывете, миледи?

     Явление 27