знаете  ли, за  книжечками сижу, по специальности,
конечно, больше все богословские...
     Он приподнял книгу  так, чтобы последний свет из окна упал на страницу,
и прочитал:
     "Третий  ангел вылил  чашу свою  в  реки и источники вод,  и  сделалась
кровь."
     Сообразуясь с этим предсказанием, как мы помним,  и засунул  Эко одного
монаха  в бочку со свиной  кровью, а второго в ванну  с водой.  Уже мертвых,
конечно.
     Далее, в главе  19-й, когда доктор Турбин пытается  оказать медицинскую
помощь больному сифилисом П.Русакову:
     "Полное облегчение, уважаемый доктор, мы получаем только там, - больной
вдохновенно указал в беленький потолок. - А  сейчас ждут нас всех испытания,
коих мы еще не видели... И наступят они очень скоро.
     - Ну, покорнейше благодарю. Я уже испытал достаточно.
     - Нельзя  зарекаться, доктор, ох, нельзя, - бормотал больной, напяливая
козий мех в передней  - ибо сказано: третий ангел вылил чашу в источники вод
и сделалас кровь...
     - ...Убедительно советую, поменьше читайте  "Апокалипсис"...  Повторяю,
вам вредно..."
     Апокалиптически роман и заканчивается - вернее, последнее в нем, что не
сон:
     "И увидел я мертвых и великих... и судимы были мертвые по написанному в
книгах сообразно с делами своими...
     ...и смерти не будет,  уже ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет,
ибо прежнее прошло.
     У Эко  пророчество  - т.е. декларация  апокалиптичности  - выглядит как
цитата из Булгакова, а не из "Апокалипсиса":
     ...Но время назрело. Ты ведь слышал семь труб?
     - Какие семь труб?
     -  Ты что, не  слышал, как  погиб  первый мальчик? Рисовальщик?  Первый
Ангел вострубил, и сделались  град  и  огнь, смешанные с  кровью, и  пали на
землю. Второй Ангел вострубил, и третья часть моря сделалась кровью... Разве
не в  кровавом море утонул второй  мальчик? Жди третьей трубы! Смерть придет
от вод!
     Первый  Ангел.   второй   Ангел,   третий  Ангел...  Когда  Эко   хочет
процитировать Апокалипсис  иными  устами  - устами  Вильгельма  и  его юного
ассистента - он звучит по-другому:
     "Поражена была третья часть солнца и третья часть луны  и  третья часть
звезд так, что затмилась третья часть их".
     "И  я  увидел звезду, падающую с неба на  землю. И дан был ей  ключ  от
кладезя бездны..."
     Ангелов  поминает  только Хорхе,  рассуждающий  не  столько  о  бытовых
судьбах монастыря, сколько о судьбах человечества, и, как и герой Булгакова,
стремящийся напугать:
     "Как  будто не слышаны самые крайние, самые последние  из сведений! Те,
что  в  устах последнего  Ангела,  пророчащего в последней  книге Священного
Писания!...
     Обратим внимание - последней книге Священного Писания...
     Той  самой,   о  которой  старейший  обитатель  итальянского  монастыря
Алинард, перефразируя Булгакова, свидетельствует:
     "В книге Иоанна ключ ко всему."
     Ключ! Как и в любой книге, впрочем, если на ней построить другую книгу.
     И если на минуту принять, что мастер развил, переписал, парафразировал,
да  что  угодно - это самое  Писание,  то  есть Евангелие,  то как прикажете
понимать следующее:
     "...После некоторого молчания Воланд обратился к мастеру:
     - Так значит, в  арбатский  подвал? А кто же будет писать? А  мечтания,
вдохновение?
     - У  меня больше нет никаких мечтаний и вдохновений тоже нет, - ответил
мастер... - меня сломали, мне скучно, и я хочу в подвал.
     - А ваш роман, Пилат?
     - Он  мне  ненавистен, этот роман, - ответил  мастер, - я слишком много
испытал из-за него...
     - ...Но ведь  надо же что-нибудь описывать? - говорил Воланд, - если вы
исчерпали этого прокуратора, ну, начните изображать хотя бы этого Алоизия.
     Мастер улыбнулся.
     - Этого Лапшенникова не напечатает, да, кроме того, это и неинтересно."
     Неинтересно,  стало быть.  Бытовые  картинки, так,  чепуха. Соцреализм.
Равнодушие, можно сказать, к литературе. Но о чем разговаривает вскоре после
этого  мастер с  Иванушкой  перед  тем, как  расстаться с  ним  навсегда?  О
литературе, конечно:
     "...Когда он всмотрелся как следует в темный силуэт, ворвашийся к  нему
с балкона, он приподнялся, протянул руки и сказал радостно:
     - А, это вы! А я все жду, жду вас. Вот и вы, мой сосед.
     На этор мастер ответил:
     - Я  здесь. Но вашим соседом я, к сожалению, больше быть не  могу...  я
пришел попрощаться с вами...
     Иванушка посветлел и сказал:
     - Это хорошо, что вы сюда залетели.  Я  ведь слово свое сдержу, стишков
больше писать не буду. Меня другое теперь интересует, - Иванушка улыбнулся и
безумными  глазами  посмотрел  куда-то  мимо  мастера,  -   я   другое  хочу
написать...
     Мастер взволновался от этих слов...
     - А вот это хорошо, это хорошо. Вы о нем продолжение напишите!"
     Стало быть, продолжение. Продолжение романа  о Понтии Пилате и крушении
Римской империи  -  вот  что  может  взволновать  мастера.  Что  же  это  за
продолжение  такое? Да  мы уже знаем  - столь милый  сердцам Булгакова и Эко
Апокалипсис. Оттого-то, повышая квалификацию, и стал поэт Иванушка Бездомный
сотрудником Института  истории и философии  профессором  Иваном Николаевичем
Поныревым. В просторечии - Иоанном Патмосским.

        "6"

     То, что один поэт может написать, другой может  прочитать. Но даже если
поэт не  станет  читать, то  вовсе  не факт,  что написанное сгинет.  Скорее
всего, оно будет прочитано, поступит в обращение и в конце концов вернется к
упрямцу  в  искаженном виде.  Отсюда  и опасность  цитирования:  цитата есть
цитата есть цитата... Никогда не знаешь, добрался ли ты до первоисточника.
     Тем  более опасной представляется попытка свести флору и фауну  цитат к
одному лишь роду или семейству.  Например,  к  русской литературе.  Особенно
после торжественного объяснения в любви всемирному культурному единению.
     Майя  Каганская и Зеэв  Бар-Села писали, что среди всякой  чепухи Иешуа
надиктовал Левию Матвею "два заманчивых обещания": "...мы увидим чистую реку
воды жизни...  человечество  будет  смотреть  на  солнце  сквозь  прозрачный
кристалл..." Ничтоже  сумняшеся, они  обвиняют Иешуа в близком  знакомстве с
русской классикой:
     "Мы еще увидим небо в алмазах" (А.П.Чехов)
     и
     И даль туманную романа
     Он сквозь магический кристалл
     Уже неясно различал.
     (А.С.Пушкин)
     "Итак,  вместо   чаемого   пророчества   о   будущей   жизни...   Иешуа
пророчествовал  о новом романе.  Не  к  месту,  как будто,  помянутый  Чехов
указывает, в  сущности, на  то, что в анонсированном  романе будет разыграна
вся русская литература от Пушкина до Чехова", - пишут М.К. и З.Б.-С.
     Очень  интересно.  Особенно две  бросающиеся  в глаза вещи:  пушкинская
строфа  процитирована мягко говоря неточно, а булгаковская строфа  вовсе  не
идентифицирована. Мы не оговорились - строфа.
     У Пушкина было так:
     И даль свободного романа
     Я сквозь магический кристалл
     Еще неясно различал.
     Любой другой вариант, помимо всего прочего, небезгрешен просодически.
     Что же до Иешуа, то  он и правда  демонстрирует знакомство  с несколько
более поздней литературой. Например, с такой фразой:
     "И показал мне чистую реку воды жизни, светлую, как кристалл..."
     Преодолевая   застарелую  нелюбовь  к  документированию   цитат,  дадим
справку: Апокалипсис, гл.  22, ст. 1. Итак, как заведено у Булгакова, Иешуа,
минуя Евангелие, дословно цитирует Апокалипсис.
     Что  же  до вольного цитирования  Пушкина, то  оговорка  М.К. и З.Б.-С.
представляется  весьма  многозначительной. Дело  в том, что  она  заставляет
вспомнить симметричный новозаветный стих - о  жизни,  не столь  светлой, как
кристалл:
     "Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно..." - "Первое
послание апостола Павла коринфянам", гл. 13, ст.12.
     Впрочем,  противоречия  между  первоисточниками  тут  нет.  Ибо   Павел
продолжает так:
     "...тогда же лицом  к  лицу; теперь знаю я  отчасти, а тогда  познап?ю,
подобно как я сам познан."
     Тогда  -  это в потусторонние, апокалиптические времена, когда  тусклое
стекло просветлеет.
     Но вообще говоря,  рассуждения  о "кристалле" носят  еще  более древний
характер.  Ее обыгрывала чуть  не  вся эсхатологическая литература. Восходит
она, самое  меньшее, к истории Ноева  ковчега, о котором сказано: "Сделай  в
ковчеге Цогар" ("Бытие",  6,16). Слово  Цогар  представляется  подозрительно
знакомым - ведь почти так же, да и от того же  корня  - "Зогар" - называется
центральное  еврейское  каббалистическое  сочинение.  Что  же  такое  Цогар?
Великий комментатор Раши,  цитируя трактат Талмуда  "Сангедрин", отвечает на
этот вопрос с предельной краткостию:
     "Некоторые  утверждают, что это окно, другие  же -  что это драгоценный
камень, освещавший ковчег".
     То есть "магический кристалл".
     М.К и З.Б.-С., объявив даль романа туманной, невольно удвоили плотность
пушкинского  цитирования  из "Послания у  коринфянам" - ведь  все равно поэт
различал  эту даль неясно. Тем самым они  еще  раз доказали  свою  нездешнюю
культурность - это без всякой иронии. Дело в том, что в былые времена каждый
гимназист проходит новозаветные тексты  и  они были у него,  так сказать, на
слуху.  Поэтому  Пушкин  не  только знал, что цитирует,  но  и мог  спокойно
рассчитывать, что читатель в курсе. В наши времена, увы, это уже не так.
     Булгаков  же,  подсовывая  Иешуа  хрестоматийный  текст,  находился   в
нестандартном  положении.  Люди его  поколения,  безусловно, помнили "чистую
воду  реки жизни" не хуже,  чем "дядю самых  честных правил".  Те  же, "кого
испортил квартирный вопрос", вполне могли  принять эту  воду за минеральную,
см.  нарзан,  Кавказ,  "Демон",  Лермонтов и т.д.  Словом,  за  первозданную
русскую классику. Булгакова, по-видимому, это вполне устраивало.

        "7"

     Тождество Москвы и Ершалаима в "Мастере и Маргарите" - банальность. Его
не надо доказывать,  ибо проведено оно Булгаковым совершенно  явно. Столь же
явно  и   временноп?е   единство,  единство  действия,  однако   смысл   его
представляется нам по-прежнему темным.
     Оба города накрывает одна и та же гроза. Более того, она настигает их в
один и тот же момент.
     Кк  мы помним,  действие ершалаимской части романа происходит 14  числа
весеннего месяца Нисана, в канун еврейского праздника Песах. 14  числа -  то
есть в полнолуние.
     А когда Воланд прибыл в Москву?
     "Однажды весною, в час небывало жаркого заката, в Москве, на Патриарших
прудах, появились два гражданина..."
     Более того, дело также было в полнолуние:
     "Небо над Москвой как  бы выцвело, и совершенно отчетливо  была видна в
высоте полная луна, но еще не золотая, а белая."
     Нехитро предположить, что и совпадение должно быть полное, то есть речь
идет  не  о каком-нибудь,  а  о пасхальном  полнолунии.  Но предполагать нет
необходимости  -  советская  исследовательница  Е.Миллиор  еще  в  70-е годы
доказала,   что  действие   романа,  начинаясь  в  полнолуние,   перекрывает
православную Пасху 1927 года. Определяющим здесь является то обстоятельство,
что Пасха  весьма редко наступает  так поздно. Ведь Берлиоз и Иван Бездомный
гуляли  у  Патриарших  прудов в тени "чуть зеленеющих  лип". То  есть  уже в
начале мая.
     Одно из самых загадочных, на наш взгляд, обстоятельств романа - погода.
И  в  Ершалаиме,  и в Москве невероятно, по-летнему жарко. Ведь  Нисан - еще
далеко  не  летний месяц  даже в  Иерусалиме, а  в  Москве еще только  "чуть
зеленели липы". Стало быть,  в лучшем случае май месяц. Эта  жара имеет явно
неестественный, стало быть, служебный  характер, но нам не удалось выяснить,
какой именно. Правда, мой  хороший приятель  Хаим Бурштейн предположил,  что
разогревает атмосферу обоих городов присутствие черта и источаемое им адское
пламя. В Москве Воланд присутствовал  очно,  а в Иерусалиме,  как  указывает
Булгаков, заочно - наверное, спрятавшись на балконе.
     Датирование действия 27-м годом позволяет  дать еще одно объяснение  не
совсем  евангельскому  возрасту  Иешуа. Предыдущее  (но не первое) было дано
М.К. и З.Б.-С., отметивших, что в русской литературе уже был один Христос, и
как  раз  27-летний  -  князь Мышкин. Так что опять во всем виновата русская
литература, конкретно, Достоевский, и возраст Иешуа - 27 лет - это цитата.
     Нимало не оспаривая  это объяснение, спросим: а в  каком году и в каком
возрасте погиб  евангельский Христос?  В 33-м году  новой эры, на  33-м году
жизни.  В таком  случае,  сколько ему лет, ежели он  погибает  в 27-м  году?
Двадцать  семь. Отметим  - этим  тонким  наблюдением мы обязаны нашему другу
Илюше Куранту.
     И  опять Эко все заметил и ничего  не упустил. Ведь, как он счел нужным
специально отметить в послесловии, выбора у него не было, материал определил
дату за  него, - и потому действие "Имени розы" происходит в конце ноября...
1327 года.  Даже обидно - на весь  четырнадцатый  век другого года не нашел!
Должно быть, не искал.
     Однако вернемся к тождеству Москвы и Ершалаима.  Оно  выходит  за рамки
определения  "Москва -  Третий  Рим",  в  котором  слво  "Рим" употребляется
отчасти в значении "Иерусалим".  Речь идет прежде  всего о  внешнем сходстве
городов, а значит, и о внутреннем  тоже. Его констатация - дело тривиальное,
но  это не означает, что совсем  уж бесплодное. Обратим внимание: оба города
охотно рассматриваются героями сверху:
     "...Перед прокуратором  развернулся  весь  ненавистный  ему  Ершалаим с
висячими мостами, крепостями и - самое  главное - с  не поддающейся никакому
описанию глыбой мрамора  с золотою драконовой чешуею вместо крыши  -  храмом
Ершалаимским..."
     "Тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла ненавидимый прокуратором
город.  Исчезли  висячие  мосты, соединяющие  храм  со  страшной  антониевой
башней, опустилась с  неба бездна и залила  крылатых  богов над гипподромом,
Хасмонейский  дворец с бойницами, базары,  караван-сараи, переулки, пруды...
Пропал Ершалаим - великий  город, как будто не  существовал вовсе." (Кстати,
какие пруды? Патриаршьи...)
     "Эта тьма, пришедшая с  запада, накрыла громадный город. Исчезли мосты,
дворцы.  Все пропало, как будто  этого никогда не  было на свете.  Через все
небо пробежала одна огненная нитка."
     "Воланд, Коровьев и Бегемот сидели  на черных конях, в седлах, глядя на
раскинувшийся за рекою город с ломаным солнцем,  сверкающим в  тысячах окон,
обращенных на запад, на пряничные башни Девичьего монастыря."
     "...Воланд  указал рукою  в  черной  перчатке  с  раструбом  туда,  где
бесчисленные  солнца плавили стекло за  рекою, где над этими солнцами  стоял
туман, дым, пар раскаленного за день города."
     "Над черной бездной, в которую ушли стены, загорелся необъятный город с
царствующими  над ним сверкающими  идолами над пышно  разросшимся  за  много
тысяч этих лун садом."
     Не  всегда даже определишь, о каком городе речь. Однако все  эти цитаты
восходят к одному источнику. К Апокалипсису, разумеется:
     "И вознес меня... на высокую гору и  показал  мне великий город, святой
Иерусалим... Светило его подобно драгоценнейшему камню... Он имеет большую и
высокую  стену, имеет  двенадцать ворот и на них двенадцать Ангелов... Стена
его построена из ясписа, а город был чистое золото, подобен  чистому стеклу.
Основание стены города украшены всякими драгоценными камнями... Улицы города
- чистое золото, как прозрачное стекло."
     Но  вот Ангелов  Булгаков  называет идолами,  да  и вообще относится  к
городу  отрицательно.  Отсюда и  "драконова чешуя".  Ведь дракон  -  один из
главных героев Апокалипсиса, Сатана,  существо враждебное, с которым ведется
упорная  борьба. Только  он переадресовывает драконовы  свойства тому,  кого
считает врагом человечества - Небесному Иерусалиму.
     Что-то ему в нем упорно не нравится.

     Следственные материалы

     Иешуа, как  уже отмечалось,  был знаком  с позднейшей  литературой,  но
евангельские цитаты  вызывают у него сильнейшее недоумение.  Зато у Пилата в
руках находилось что-то  вроде конспекта Евангелия, сообразуясь с которым он
подсудимого и допрашивал. Как мы увидим, Евангелие у Булгакова - нечто вроде
следственного дела.
     Как ни  странно, именно это обстоятельство позволяет точно  ответить на
вопрос о том, на какую из  евангельских версий ориентировался Пилат.  Или же
наоборот: сообразуясь  с  какой  частью Нового Завета Булгаков скомпилировал
свои судебные материалы.
     Речь, разумеется,  о  несиноптическом Евангелии от Иоанна, поставляюшем
внимательному  читателю  версию,  столь  кардинально  отличающуюся  от  трех
остальных, что еретику вроде Булгакова просто грех ею не воспользоваться.
     Дабы  обосновать это  утверждение, вернемся  на  время  к  классической
дискуссии о том, как прошли, согласно первоисточникам, последние дни Христа.
     Прежде всего, когда он был арестован и казнен?
     Матфей рассказывает об этом следующим образом (главы 26-28).
     "Когда Иисус окончил слова сии, то сказал ученикам Своим:
     Вы  знаете, что  чрез  два  дня будет  Пасха,  и Сын Человеческий будет
предан на распятие...
     В первый же день опресноков приступили ученики  к Иисусу и сказали Ему:
где велишь нам приготовить Тебе пасху?"
     Обратите  внимание  - на  этот раз слово "пасха"  написано  с маленькой
буквы, стало  быть,  это  не  что  иное, как  пасхальная  жертва. И  вообще,
Последняя Вечеря - это хорошо знакомый нам пасхальный седер.  Опять-таки, по
Матфею.
     "Когда же настал вечер, Он возлег с двенадцатью учениками."
     Через несколько часов, еще до рассвета, Иисус был арестован.
     "Когда  же настало утро, все первосвященники и старейшины  народа имели
совещание об Иисусе, чтобы предать Его смерти;
     И связавшие Его, отвели и предали Его Понтию Пилату, правителю."
     Тот вынужден  был  распять  его  в  тот  же день,  и Иисус умер еще  до
наступления вечера.
     "Когда же наступил  вечер,  пришел богатый  человек из Аримафие, именем
Иосиф, который тоже учился у Иисуса;
     Он пришел к Пилату, просил Тела Иисусова."
     И  суд,  и распятие  совершились в праздник Песах,  в день  15  Нисана,
который  в том году пришелся на  пятницу. Отметим  в скобках,  что еврейский
календарь  исключает выпадение 15 Нисана  на  пятницу, однако вряд  ли стоит
придавать  этому обстоятельству слишком большое  значение: вполне  вероятно,
что решение об этом было принято в несколько более поздние времена.
     "На другой день, который следует за пятницею, собрались первосвященники
и фарисеи к Пилату
     И  говорили:  господин!  мы вспомнили, что обманщик тот,  еще  будучи в
живых, сказал: "после трех дней воскресну";
     Итак прикажи охранять  гроб до третьего дня, чтоб ученики Его, пришедши
ночью, не украли Его и  не сказали народу  - "воскрес из  мертвых"; и  будет
последний обман хуже первого.

     Как  известно,  "по  прошествии  же  субботы,  на  рассвете первого дня
недели",  конкретнее  говоря,  в  воскресенье,   Мария  Магдалина  и  другие
обнаружили, что Иисус воскрес.
     Марк  и  Лука  излагают  эту истории на  редкость  сходным  образом. Из
Евангелия от Марка  приведем две  короткие цитаты, констатирующие, что казнь
произошла в пятницу, в третьем часу дня:
     "Был час третий, и распяли Его."
     И далее:
     "И  как уже настал вечер,  потому что была  пятница, то есть день перед
субботою,
     Пришел Иосиф из Аримофеи... и просил Тела Иисусова."
     То есть - когда стемнело и день казни кончился, наступила суббота.
     Лука  расходится  с  Матфеем  и  Марком  в  одной немаловажной  детали,
которая, однако, нас почти не занимает. Тем не менее:
     "И  как  настал день,  собрались старейшины народа,  первосвященники  и
книжники, и ввели Его в свой синедрион,
     И сказали: Ты ли Христос?"
     То  есть  - попытка  осудить Иисуса