".

Я испугался. Вечер разгулялся
Как Дон-Жуан. Придется подбирать
Слова назавтра. Если путч удался,
То как его теперь именовать?



Взорвав мосты и отцепив вагоны,
Как частность, избавляясь от частей,
Ночь закрутила штурм Иерихона,
Петляя и визжа, как сто чертей.



        "XIV"



Я весело улыбку в шапку прятал
И не без удивленья наблюдал
Искорененье старого порядка
И начисто оттаявший квартал.

Москва, метель и ночь сводили счеты,
А между ними, каркая и злясь,
Метался гриф, испуганный охотой
На хищников, проталины и грязь.

Пускай спасется! С правого колена
Последний залп - до будущей зимы!
После того, как вырвался из плена,
Он изводился в точности, как мы

По кровожадной молодой особе,
Попутавшей любовь и ремесло.
Я прохлаждался в пуховом сугробе,
Куда нас беспричинно занесло,

И быстро таял. Говорят, разлука
Длинней любви. А если вместе жить?
Я много лет не целовал ей руку -
Неровен час, придется отрубить!

К семи утра, когда протопал мимо,
Ругая нас, мальчишка-почтальон,
Московская метель невозмутимо
Взяла мгновенным штурмом Вавилон.



ИЕРУСАЛИМ




        "I"






С завидной грустью - бегали, потели,
А стоило? И вообще-то как
Проверить, был ли он на самом деле?






        "II"





Проходит время. Усыхают нотки,
Пытаются с разжиженных основ
И, капая, торчат как кость из глотки,
И, наполняя чашечки весов,

Стекают вниз, к заржавленной машине.
Чего там городили огород
Про двадцать шесть расстрелянных в пустыне?
С отравленных геотермальных вод

Отлично зреют овощи. Помимо
Еды тут экономия воды:
Из тридцати веков Иерусалима -
Каких-то полстолетья за труды,

Поскольку до почтения к сединам
Я столько накоплю и издержу,
Что горе востроглазым мандаринам,
Поспевшим к возрастному рубежу!




        "III"



Уже сомкнулись? Браво. Волны хором
Дожевывали мертвых египтян,
Священных крыс, домашних обезьян,
Не брезгуя и головным убором.




        "IV"






Едва сомкнул - и сей же час светает,
И вздрагиваю. Ты спокойно спишь,
Как у Мольера. Утро наступает,
Чуть только за женой недоглядишь.

И думаешь - на то и разномастны
Глаза у незнакомого лица,
Что видеть сны при свете дня опасно
И тягостно, когда не до конца.

Чем тронешь спящих? Я ее не трогал.
Боялся, и амбиции не те,
И если уж бодаться с носорогом,
То в новолунье, в полной темноте,

Где кошки серы, а собаки люты.
Проснуться вместе - и со страхом ждать,
Что поцелуешь, ибо с той минуты
И правда будет нечего желать,

А мы продолжим прямо к катастрофе.
Твой хрупкий сон под синий небосвод,
Под птичий гвалт - за третьей чашкой кофе
Мы дружно согласимся на развод,






Войдя во вкус супружеской измены.
Не от избытка спермы и соплей
Продлил Юпитер ночь любви с Алкменой,
А только бы не расставаться с ней!


Нам все-таки неизмеримо проще!
Ты сохранилась в опции со мной
Как в паспорте - невинной и непрочной,
Двадцатилетней и кристально злой,


Хотя и спящей, и хрустально сонной,
Когда дотронусь - ибо я привык
Пренебрегать гражданской обороной -
Опасность блекнет, а соблазн велик!

Так на закате собирают гравий
Из под волны. Хватаю и верчу -
Ни писем, ни вещей, ни фотографий -
И полагаю все, что захочу.


Но долго ли поймать тебя на слове!
Молчанье и отсутствие улик
Опасней и верней, чем пятна крови,
Как следует из криминальных книг.


Еще разок? Да нет. Здесь нужен кто-то
Нахальнее и девственней, чем я,
И вообще - из этого компота
Ли сей изюм? Почтенная семья


Сама не шутит и не любит шуток.
Вернул добычу - значит, трижды вор...
Я засыпал в любое время суток,
Чтобы услышать этот приговор.




Но чисто францисканское преданье
О Мартине, делившем с кем-то плащ,
Вправляло, как своей железной дланью
Ответствует отступнику палач:


"Оно конечно, я ужасно рада.
Но нас учили опередь всего
Не напирать на срок полураспада,
А если что - домысливать его.


Когда в струю такое благородство, -
Ты рассуждала, - надо раскопать
Курган постарше. Но родство и сходство
Мы ищем в тех, с кем начинаем спать,


Хотя конечно, дорого и горько,
И если в суд, то сразу негде жить...
Я неправа, но все же не настолько,
Чтобы не рваться переубедить.

А вообще-то, бездна аргументов,
Хоть сей же час. Как молвил Дон-Жуан,
Я изложу их письменно к моменту,
Когда приспичит сочинить роман.


Но разве то, что лепится воочью,
При свете дня - мерило темных дел?
Мой серый друг, неужто этой ночью
Ты недополучил, чего хотел?


Или обиды, как дефекты речи,
Растут с годами? Столько лет подряд?
Подставь-ка лоб. Мои дневные встречи
Нисколечки тебя не ущемят,





Поскольку утром, будь их даже рота,
Все смотрят вглубь, хоть на воду не дуй.
А если мы и правда сводим счеты,
То засчитай мне этот поцелуй."



        "V"



Крыть было нечем. Бледный от азарта,
Я повторял, что зелен виноград,
И тот, кто от тоски играет в карты,
Не очень-то прельстится на заклад,

Столь бесполезный две недели кряду -
И ухмыльнулся. Вероятно, так,
Уродуя чугунную ограду,
На ней с досады вешают собак,

А сонный лев наверняка философ.
Я полагал, что тихо додремлю
Необычайный каменный набросок,
Безвинно тяготеющий к Кремлю,

Как Шарль де Голль без одобренья МИДа -
К мадам Тюссо под юбкой Жанны д'Арк.
В конце концов для сохраненья вида
Мы все переберемся в зоопарк -

И голуби, и остроумцы в тоге.
Ночь сорвалась, и нам не по пути.
Я выскочил за дверь и вытер ноги,
Чтоб лишнего с собой не унести.

Я мертвый пес, а потому бессмертен.
Востока нет, и Запад мне не брат.
Мой зонтик цел, и отпуск обеспечен,
И, может быть, я буду город брать.






        "VI"



Не занавески - занавес Ковчега
С тяжелыми кистями по краям,
И не сосульки с кисточками снега -
Мечи и копья ветер изваял

Из в одночасье гибнущей породы.
Преодолев короткий зимний час,
Он примирился с тем, что время года
Длиннее и гораздо старше нас,

И разразился непритворным гневом.
Куда бежать из северных широт,
Когда от ласк весеннего сугрева
Среди сугробов магия цветет?

В магическом кругу, в ужасно узком
Кольце сомнений, на живом снегу
Я целый день, как девушка на блузке,
Нес профиля опасную дугу,

А если к маломощной батарее,
То вдохновенно тлеющий неон
Как по лекалу голубой затеи
Надежно скрасит рыжий медальон,

Портфель в руках и длинный хвост по ветру.
Я долго выбирал из разных зол,
Но как ни жал, а больше сантиметра
Не дотянул до них через камзол

И возгордился, как баран в пустыне
Где перепелки, свежая трава
И все права. В водительской кабине
У всех мужчин кружится голова.






Я тоже мог прикинуться клиентом,
Но, отучившись доверять жене,
Прекрасно знал, что с этого момента
Нас не оставят с ней наедине.





        "VII"




Народ, едва дышавший, может статься,
Уже переваривший старый вздор,
Весьма упорно не хотел болтаться
В пустыне посреди синайских гор.

Случайно уцелев на переправе,
Не свой от несварения и тьмы,
Он полагал, что совершенно вправе
Глотнуть свободы у ворот тюрьмы.


        "VIII"


Любовь моя! Неверие в спасенье ?
Последний шанс у нимфы городской,
И вряд ли ты дойдешь без сожаленья
До жизни и до ярости такой

И повторишься даже и отчасти.
"Жизнь после смерти? Нет, не может быть!
Какой ты веры, высоты и масти
Я ухитрилась вовремя забыть,

И мне уже нисколечки не жутко".
Я сделал фигу: сбрендила, и зря,
Грассируя двусмысленную шутку,
Шныряешь по страницам словаря

И выдаешь их вместе с головою.
Я твердо знал, вручив тебе его,
Что разойдемся. Разрушая Трою,
Ты без труда добьешься своего,

Как водится, не вспомнив о Гомере.
И ой как зря. Как правда пишет Маркс,
Напетое в лирической манере
Через сезон прославится как фарс,


И старый тенор, вероятно, в доле.
Знать где копать - не то, что ямы рыть.
Ты лучше бы всерьез училась в школе,
Чем водку пить и мальчиков водить.


И долго ли до засоренья мифа...
- Но что копать, и кто тому виной,
Когда, преодолев застежку лифа,
Ты начинал ухаживать за мной,


По сути дела, лишь из угожденья,
И целый месяц, мокрая, как мышь,
Я пела по ночам от предвкушенья,
Что ты меня невинности лишишь,


Пока не получилось по-другому.
Засовывая голову в диван
И то и дело уходя из дома,
Ты хитростью упрочил наш роман,


Наверное, уже проверив в деле,
Что все мы серы, дайте только срок!
Пропрыгав вместе целую неделю,
Я вырывала белый волосок,




А ты смеялся. - Выбираешь Заму?
В неполных двадцать? Что же будет в сто? -
Мне оставалось только выйти замуж
Либо удрать - или и то и то...

        "IX"



И, восхитившись трогательной ложью,
Я в сотый раз умильно повторю,
Что за свое падение к подножью
Больших удач тебя благодарю.

В конце концов, я был моложе на год.
Вильнуло десять - и не без смешка
Я пробую редиски здешних пагод
И гребень золотого петушка.

Как это было? В точности ли верно,
Что в пух и прах? И от каких дверей
Сей устроитель марша на Палермо
Увел вакханить жен и дочерей?

Как можно жить с плешивым акробатом?
Отставленный мгновенно и в сердцах,
Я, как Сизиф, уписываю плату
За скучную дорогу в два конца

И плачу от земного тяготенья
И обладанья. С городских высот
Престижное свободное паденье
Влипает в глубину пчелиных сот,

А Айзек Ньютон, говоря серьезно,
Искал в саду не яблоко, а гриб,
И оступился. Вытирая слезы,
Он от досады потирал ушиб,

Уже схватив, что из объятий Музы
Не вынырнешь - и, как карась об лед,
Катился вниз с согласья профсоюза,
Кусая рот и утирая пот,

Пленившись сразу содержимым улья
И ролью трутня. Соревнуясь с ним,
Я от волненья расставляю стулья
И чувствую себя еще одним,

И пробую от ревности и злости
Хозяйского котенка причесать,
Пока ты выпроваживаешь гостя,
Задерживаясь с ним на полчаса.

Тут нет любви и быть ее не может.
Смертельный грех - крутить в такую ночь.
Я понимаю, что тебя тревожит,
Но вовсе не хочу тебе помочь.



        "X"



Так начиналось. Заживо свежее,
Но вот, нельзя. Пока что это флирт.
Кусаем локти, и под стать затее
Горит, почти не грея, чистый спирт

И лезет голубыми языками.
Мигаем вслед - хоть сам на стенку лезь!
Как это славно - отгореть в стакане -
Но что нас ждет, когда он выйдет весь?

Врать нелегко, а притворяться долго.
Небесный лоб давно не чистый лист,
А пухлый том. Не может жертва долга
Вести себя как физиономист.

Так невпопад, так глупо выбрать маску!
"Соскучилась, и, право, как дела?"
Все дело в том, что по ревизской сказке
Ты вечно в этой комнате жила,

А я привык судить официально.
И что с того, что, справившись с замком,
Ты без труда найдешь дорогу в спальню? -
Мне все равно мириться с двойником,

Да так, что правый суд придет в смятенье! -
"Все слава Б-гу". Услыхав ответ,
Ты обернулась неприступной тенью,
Закрыла дверь и погасила свет,

Так что любовь уперлась в опознанье -
Что станется с нее за десять лет,
Когда в углу, как будто в наказанье,
Безрадостно качался твой портрет? -

По будним дням он до сих пор в работе.
Какой печальной яростью полно
Дрожанье век на содроганье плоти -
И занавеси белой полотно!




        "XI"



Хромой судья едва ли будет тронут.
Мы запросто скользим поверх строки,
А из холодных неуютных комнат
Есть два пути. Есть образец руки

Вдоль всей стены, нисколечки не грея -
Ты так скучала, чистя карандаш,
Что напетляла. Было бы умнее
Намалевать лирический пейзаж,




Опять же, от окна до туалета,
Или закрасить. В високосный год,
Наверное, до наступленья лета
Все высохнет и запах пропадет,

А мы уже привыкли к светлым пятнам,
Следам клопов и проданных картин.
Наш Диоген, сумевший стать приятным -
Обыкновенный светский господин.

Я отпускаю маленького зверя.
Он торопливо прыгает с колен
И медленно бежит к открытой двери
От голода и внутренних проблем.




        "XII"



В дырявой бочке на краю Вселенной,
На топком дне желудочной кисты,
В косых глазах упившейься сирены
Я угадал любимые черты

И долго бил копытом от обиды.
Такое счастье - но не может быть!
Где и когда - и под каким же видом
Я, наконец, сумел ее забыть?

Ты расточила золото и царство,
Остался пшик - наш первый общий блин.
В такой закваске пенное лекарство
Ничуть не хуже, чем пенициллин

И "клей универсальный" в царстве кукол -
Все, чтобы жить и радоваться. Пусть
Так и случится. Я себе баюкал
Вполне биологическую грусть






И находил следы кровосмешенья
В благополучной до сих пор семье
Соседей сверху. В ихнем помещеньи
Нисколько не готовились к зиме.


        "XIII"


Так судьбы гнутся, так они мельчатся,
Летит резьба и сводятся на нет.
Наверно, нам не стоило встречаться
После семи плюс три голодных лет,

Чихая на неясность отношений -
Что там притворство - радость или гнев? -
Мы сумрачно держались прежних мнений,
Остепенившись и понаторев

В столь милом большинству рабовладеньи:
Все в свой черед - не каменный же век,
Не коммунизм - все к лунному затменью,
Как полагал пещерный человек,

С которым ты охотно согласилась -
И два неполных месяца пробыв
В замужнем состоянии, решилась
На социальный, в сущности, разрыв,

Чтобы реальность в утреннем прочтеньи
Не помирила нас за пять минут.
Так молят Б-га о землетрясеньи,
Чтобы назавтра не являться в суд.


        "XIV"

За столько лет в сословной мешанине,
Где лучше бы иметь отца и мать,
А под конец укрыться в мещанине -
Наследственную нить не потерять? -

А ни черта не сделалось. Охотно
Делюсь советом. Дамский эготизм
Изжил безбедно и бесповоротно
Нижегородский аристократизм.


Царь или раб - а то мудрец? - едва ли
Я все-таки счастливее, чем те,
Кто хитроумно заключил Израиль
В неистребимой книжной тесноте


И заострил не зренье, а сознанье,
И неучтивым уголком лица
Довел Восток до самовозгоранья,
А Запад до победного конца.

Я в детстве так мечтал его потрогать!
Как там, в газете - щупать матерьял,
Не отходя. И заплатив, не охать. -
Я правда ничего не потерял,


Кроме того, что и на зуб культура.
Отдав детей кропать конец войны,
Охотно взялся рисовать фигуры
Снаружи и с противной стороны


И научился весело лукавить,
Как ты хотела. Право, не в укор,
А в правый глаз - мне нечего добавить -
Ты страшно подурнела с этих пор.


Мое плененье суть головотяпство
Шести колен, свихнувшихся в плену.
Лишь сыновья отцов, рожденных в рабстве,
Вошли в обетованную страну,




Похоронив родителей в Непале
И, проявив невиданную прыть,
Немедленно по замиреньи стали
По их бумагам взятое делить,

Войну не кончив и покой утратив,
И землю тоже - ни черта не жаль!
Мы до сих пор, как идиоты, платим
За благостную эту пастораль,

Поскольку доля каждого балбеса
Определялась через столько лет
Тем, кто конкретно вышел из Рамсеса,
И совершеннолетним или нет.





        "XV"





Шутить с любовью? Вдруг ее не стало.
Пойдешь искать? Проклятые часы!
Ты только что клялась и засыпала,
А я не дергал тигра за усы.

И назови вчерашнее хоть встречей,
Хоть столкновеньем. - Тридцать коробов
За полчаса. Простимся с даром речи,
Досадуя на крепость наших лбов.


        "XVI"


Водичка колыхнулась, поглотила
Еще кого-то. Прямо от сохи,
А все туда же. Расставанье - сила.
Ни римских бань, ни венской чепухи.



        "МОСКВА"


        "I"


Вновь столкнулись. Все в этой же области знаний.
Воскресая, опухшие тени живых
Усыхают до прежних своих очертаний,
Испытав безнадежное таянье их

На себе - на краю предварительно вскрытой
Треугольной могилы - как гость из страны,
Не такой уж богатый, но сытый и бритый -
Отутюженный смокинг - с другой стороны,

Где, не шибко волнуясь по поводу сроков,
Экскортируют прямо из оперы в ад.
Мы расстались давно и без лишних упреков
И немного фальшивим на северный лад.


        "II"



Так строят ракурс. Неприличность в том,
Что в негативе смачно и красиво.
Я начал им позировать в слепом
Повиновеньи силе объектива.


        "III"

Я здесь родился. Прежде молока
Переварил солидный колкий воздух
И фразу о глядящих сорока
Веках. Здесь деревянный посох

Заделался драконом и уполз,
Задействовав довольно мерзкий опыт.
Здесь я любил. Здесь я любил работать,
Зимой бездельничал, а летом мерз,


Хотя конечно, десять лет назад
Во мне бродили жизненные соки.
Так трудный быт и родовой уклад
Из недостатков делают пороки.



        "IV"


Я точно помню - снежная крупа
Дешевле манной. Переводим лупу
С простительного "молодежь глупа"
На выспренное "разводиться глупо,

Еще глупее, чем курить "Казбек".
Москва как многолетнее растенье
Видала зимний дождь, весенний снег,
Никчемное осеннее цветенье

И вовсе не обиженный судьбой
И явственно к погоде непричастный
Развесистый кленовый разнобой -
Не красножелтый и не желтокрасный.

Здесь я постился и играл в любовь,
Но неудачно. Со второго раза
Пришлось сдавать слюну, мочу и кровь
И прочищаться возле унитаза.


        "V"

Куда деваться? Взять и исказить
Текущие из города в предместья
Стремительные шумные предметы
Еще труднее, чем изобразить,

Но я справлялся. Правда, не всегда.
По счастью, у меня больших талантов
Как килек в бочке. Наконец, суда
На целых сорок бочек арестантов.

Огромный мост склонился над рекой.
Опасно опираясь на перила
И морщась оттого, что ты курила,
Я пробовал достать до дна рукой.

Беседовать не значит не жевать.
Мы поедали сладкое печенье
И всматривались в сонное теченье,
Пытаясь за него переживать.

Здесь я встречал безумную весну,
Усваивал текущие жаргоны
И совершал ночные перегоны
В ущерб карману, принципам и сну.

Ну, и кропал. Понятно, не о том
И не о сем. Попробовал об этом,
Но накололся. Я зимой и летом
Любил жену, Прокофьева и дом,

И то слегка. Подкармливая их,
Как вертопрах на собственные средства
Хозяев, от которых ждет наследства,
Но вовсе не горит застать в живых.



        "VI"


И был, наверно, и не так уж плох,
Но, чередуя города и веси,
Усох, как лист фиг?вый, и присох
Как банный лист. Зато прибавил в весе,

Как греки, превращенные в свиней.
Облизываясь на ворота рая,
Я смаковал изгнание, корней
От тучных площадей не отрывая.






Да и чего за сливу жизнь губить!
Я покупал их утром на базаре.
Гсподь велик - по паре каждой твари
Ему легко, мне страшно воскресить.


        "VII"


Я получил наследство. В сером небе,
В торжественно распахнутом окне
Горело солнце, и палящий стебель
Колол глаза и заползал ко мне.

Земля струилась как вода в протоке,
В бесцветной дымке строили вокзал,
И быстрый день зимы голубоокой
Рождался, был и тихо изчезал.

Все было живо и необычайно
Похоже на кошмарный детский сон,
На жизнь игрушек и на их сусально-
Сосулечно-свирепый перезвон,

Щемящий сердце с первого захода.
По сути, с детства. Узкая кровать -
Прелестная клиническая мода -
Так преуспеть и разочаровать!

Мой друг синоптик чокнулся и запил,
И в пятницу сбежал, как от чумы,
От белоснежных дротиков и сабель
Закончившей вторжение зимы.


        "VIII"

Я получил бесценное наследство,
Опасное для всякой мелюзги -
Отличное лекарственное средство -
Одновременно деньги и долги

И сотню писем. Окажите милость,
Возьмитесь счесть. Начните с тех же слив -
Я так старался! Голова кружилась
От страха и ужасных перспектив.


Так поливают снег холодным потом.
День раскололся. Прямо надо мной
Дул южный ветер. Как кулик - болотом,
Он в минус десять управлял страной.

На плеск воды, на колкое признанье,
На едкий чих - как фокусник лихой,
Без отвращенья - с легким содроганьем -
Он взмахивал прозрачною рукой

И этим самым отвечал имущим
И неимущим их материал,
И нимб горящий, словно хлеб насущный,
С высоких лбов к желудкам воспарял.

Как хорошо вести себя примерно!
Я упражнялся, не боясь тюрьмы,
К восторгу доброхотов и, наверно,
К отчаянью дававших мне взаймы.


Что там необычайные расходы!
Я понима