Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
ущий раз.
Год встречает прозрачные стены в упор -
К воскресенью с трудом остается окурок,
Влажный воздух сгущается в пресный раствор,
И девицы бояться зайти в переулок.
Осень прячется нынче за тонким стеклом,
Простодушно-тоскливо жужжание лампы,
Где мое ожидание мирно текло.
"2"
Я опять превратил ожидание в греческий остров,
И живое во мне - все конкретнее и приземленней
Становилось, пока я ловил вожделенную ночь.
Белорукие демоны тихо шептали о ней,
Их тяжелые руки в молчаньи терзали мой остов,
И сияющий греческий мир страстотерпца слепого
Изумительно ясно явился герою во сне.
Я опять воспою твой загадочный гнев, мой герой,
Не жалея ни денег, ни красок, ни слов, ни железа,
И застенчивый луч проскользнет в обитаемый мир,
Осужденный скитаться уже осужден за скитанья,
Бледно-пенные волны, как сине-зеленые вены,
Беспощадно омыли скрипучий и твердый песок.
"3"
Перед лицом трагедии античной,
Как маленький смущенный антикварий,
Мир задохнулся яростью кирпичной,
Составленной из множества деталей.
И, замкнутый силками многих петель,
Он простонал, зайдя к Силену в гости -
Ах, может быть, я выточен, как ветер,
Из вверенной богам слоновой кости.
"4"
Волшебная болтанка перелета
Из некоего города в иной,
Из некоей привычной части года
В застывшую поверхность подо мной.
Мне незачем смотреть в иллюминатор:
За слоем стекол то же, что везде -
Прозрачный слой пространства, пеленатый
В слой облаков, спустившихся к воде.
"5"
Где-то в области преданий
Превращения мои.
Мой народ - мирмидоняне,
А отнюдь не муравьи.
Время - лекарь не из худших,
Я терплю и жду удач.
И хихикающий случай
Как отчаявшийся врач.
"6"
Признайся, что, пуская в рост
Двугривенный или полтинник,
Ты вел себя как Буратино,
Обманутый семейством лис.
Не обойтись кусочком кожи -
Убыток больше и нежней.
Ты просадил за пару дней
Полмира, а доход ничтожен.
"7"
Смириться, если ты кентавр,
С зловещей гибелью Хирона,
Плаща чудесную отраву
С наивной радостью принять.
Метель чиста, как тонкий шелк
На свежевыстиранной блузке.
Смириться, если ты ничто
Для незнакомой андалузки.
"8"
Приняв соцветие за плод,
И рот прославленного мима
За медленный водоворот,
Продолжить греческие мифы
В незыблемую, как весна,
Как изнывающие липы
Поэзию, где мне тесна
Программа собственного мифа.
"9"
Я им и не был. Криком совы,
Тенью, отброшенной собственным прошлым:
Двигаться так, как двигались львы -
Тихо, невидимо, быстро и просто.
Давнее прошлое - страшный искус.
Лучше не знать, но рассеять соблазны
Может забравшийся в джунгли индус,
А не безвестный Иван Карамазов.
Ветер и воздух, и влага, и блеск
Черного там, где привычные складки
Снега, и мы бы не выжили без
Старой привычки любить в беспорядке.
Много ли надо! Вот ветер сырой
Кутает город в туман, и постройки
Переживают. И ранней весной
Тяжко гадать и подсчитывать строки.
"10"
Расставил фигуры на краю доски,
И после того, как сделал ход,
И после того, как обменял
Коня на коня, разинул рот.
На с4 мне нужен слон,
А конь не нужен. Лучше молчать
И долго думать.
Нужно подумать,
Прежде чем сыграть f5.
"11"
Не это здание, а другое,
Шторы это скрывают,
За ними видишь тот двор,
Памятник Ленину и деревья,
К счастью, потому что
Комната выглядит так же,
И яблони, их нет,
От которых меня отгонял сегодняшний покойник.
"12"
Облокотившись на кресло, смотрю,
Тщетно пытаясь уйти без царапин
В серое, - невыразительный трюк, -
Как обезглавленный ранее Капет
Больше не мог устрашать горожан
И разгонять непокорный парламент,
Ибо ему отказала не память,
А голова.
"13"
Город Карфаген! В огромном доме,
На главной улице, там, где вокзал,
Мне чудится помешанный на броме
Еще не одноглазый Ганнибал.
И если он вообще был молод,
Влюблялся и писал стихи,
Тому виной не ты, мой город,
А личные его грехи.
"14"
Ударить в набат, в колокол певчего рога,
И уши заткнуть, и не слышать содеянный гром,
И из каждого слова убрать по два лишние слога,
И два лишних часа простоять под осенним дождем.
И две долгие ночи не спать и молиться о смерти,
И два века подряд не держать наготове перо,
И двух сказочных женщин лишить своего милосердья,
И две будущих истины, выпимши, знать наперед.
"15"
Начало конца
Октябрь кончается под звук
Дождя, долбящего по стеклам,
Цедящего свою казну
По заржавевшим водостокам,
И в умирающем саду,
Беспомощном до новой эры,
Возможно, лучший день в году
Встречается с Аполлинером,
И на ладонях тает снег,
В тяжелый мох проникло тленье,
И только бедный человек
Еще способен к размноженью.
"16"
Мне не хотелось дальше вспоминать,
И вопреки занятьям перенесся
Я в эту осень листья уминать.
"17"
Эмили Диккинсон
"1."
Глядят глаза и тают,
А пальцы не лежат
И век не покидают,
Столько в них тепла.
Задумчивые льдинки
Блестят и долго ждут,
Как будто им в новинку
Таиться тут.
"2."
Остриженные ногти
На большой руке.
Их переводы просты
На нашем языке.
От следующих женщин
И от слепых мужчин
В непониманьи вечен
Бровей ее изгиб.
"3."
Стук маленьких капель
О теплую ладонь,
И ей уже возможно
Остаться там одной.
Ничтожество свободы -
Во рту звенел язык,
Кусок живого Б-га
И рта ее двойник.
С серебряным отливом
Как легкий воздух, трель,
Я у тебя учусь
Быть молчаливым.
"18"
Мое происхожденье не безупречно,
Репутация тоже.
К сожалению, мое поведение
Тоже небезупречно.
"19"
Я забрался в одну бесполезную осень.
За окном тоже осень, но только не та,
И осмысленный трепет березы, и тощий
Изумительный пес добежал до куста,
И беззлобная общность собак и мальчишек,
Как разумная общность воды и людей,
Полагает возможным чудесный излишек
У природы - любви и у неба - дождей.
Забывая о краткости времени года,
Невозможно привыкнуть к его мотовству.
Я не только не жду ничего от природы,
Но, вдобавок, не очень-то рад сватовству.
"20"
Блаженный привкус истинного Б-га
В немного душной мякоти цветка,
И крошечная медная полушка
Оборванной ромашки, и подушка
Прельстительного дерна, три глотка
Сырого воздуха, и шедшая полого
Тропинка поворачивает вверх.
Уносит вверх - и сладострастный привкус
Упавшего случайно лепестка
И губ коснувшегося поцелуя
Срывает тонкий стебель ветерок.
Блаженное пылающее лето,
Обугленное солнечным стараньем,
Избавленное от переживаний,
Кощунственных, когда ты полон сил,
Когда всесильны солнце и жара,
И полному язвительности свету
Сопротивляться может только тень,
И от ручья, стекающего к нам,
Вороны научились перезвону,
И сладкому змеиному браслету
Свернуться бы в пугающий клубок,
И замирает сердце от тоски
По белому щемящему исходу,
Что, может быть, решился бы ожить,
Но - сонной красоте не возражают -
И к каждому съедобному куску
Уже спешит голодный рот цветка,
Жука, птенца и даже человека,
И у щеки возлюбленной пунцово
Расцвел необычайно пышный мак.
И лето может быть объяснено,
Не пользуясь знакомыми словами -
Здесь больше нет ценимых нами слов -
А только жадные прикосновенья.
Я объясняю лето точно так,
В тех терминах и тем же языком,
Каким Г-сподь творил его когда-то.
"21"
Трехъярусный корабль доставил
Испанское вино. И был приказ
Проконсулу прибыть на Палатин,
Что означает смерть или отставку...
"22"
В конце
И даже не властный унять прибой,
Который и более сильных гнул,
Я так же пронзительно брошусь в бой,
И так же погибну, как царь Саул.
Сменив календарь, Б-г зачнет миры,
Под крышкой отщелкают три нуля,
И новые гунны зажгут костры
У стен Вестминстера и Кремля.
Но, вольный бездействовать и карать,
Я буду, забыв про тоску и стыд,
В кругу исступленных пророков плясать
С таким же упорством, как царь Давид.
"23"
Я уловил недоуменье снега
В тяжелый час езды на почтовых,
Когда такси - ночной фанатик бега -
Везло домой фанатиков ночных.
Мрак - тот же снег, кружащийся без цели,
Когда, помяв безмолвие крылом,
Плывя, как сон, в кильватере метели,
Я ничего не вижу за стеклом.
"24"
Волшебное почти всегда мгновенно,
Мгновенье часто пахнет волшебством,
И схема линий метрополитена -
Моя игрушка в поезде пустом.
Мельканье желобов и стен волненье
Едва ли защитят меня от сна,
И схема линий метрополитена
Раскрашена, а потому видна.
"25"
Определение
Верлибр -
Это поэтическая форма,
Неплохо приспособленная
Для стихов
О театре.
"26"
Я тихо целовал
Раздавленные губы,
Щеки сырой овал,
Запястия и зубы,
И ласковую смерть
Бросал в тебя с размаху,
И умолял не сметь
Рассеиваться - страху.
"27"
Происшествие
Хорошо, что пропустила, слышишь, а,
Я боялся, у меня денег нет на такси,
Ну ясно, я выпимши,
Я так боялся, она хороший человек,
Говорю,
Мне до Варшавской, ведь без пересадки,
Слышишь, а,
Пропустила,
Говорит,
Валяй, тебе я доверяю,
Так слава Богу,
Я доеду до Варшавской
Без пересадки,
Я доеду, добреду
И больше ничего не надо,
Ах, добрый человек!
"28"
Пер. с Ахматовой
Весь день я его черкала,
Теперь, поди, не прочесть.
А что вчера написала,
Успело мне надоесть.
Взяла себя ночью в руки
И думаю - Что же я!
Что если черкать со скуки
Возьмется жена твоя?
"29"
Песнь о Нибелунгах
Миннезингер,
Мой друг веселый Зигфрид,
Погибель общая -
Гортанная струя шестиязыких строк,
И если я и не авантюрист,
То стоило ли поджимать
И, стало быть, транжирить губы?
Мне, в общем, довольно стыдно,
И этот мир уж очень радужный,
Во Франции
Носили уж очень легкие доспехи,
Наверно, оттого
Меня так манит
Скандинавский мир -
И саги вместо скучного Вольтера.
"30"
К тебе
Вельми значителен идущий день,
Все, что имеет право - остается,
Или с изяществом канатоходца
Глотает ночью белую сирень.
И, поступившись белою сиренью,
И, отступив к наивному цветенью,
Изобретатель завтрашнего дня
Качается и ценит
Возлюбленную брата своего,
Которая, едва родившись в пене,
За бешеную цену отдается
Достойному внимания ее,
В чем нет, конечно, ничего плохого.
Однако как пределы простоты
В классических полотнах проступают,
Так дьявольские кандалы звенят
На всем, что окружает человечность,
И, наконец, весенние цветы
Играют в ослепительные игры,
И, обстреляв крупнейшие порты,
Фатальные ошибки исправляя,
Враг отступил от наших берегов.
Баран глядит на новые ворота
С разумным удивлением. Смешон,
Кто вне пределов старого болота
Волшебные не видит огоньки,
Блуждающие вроде бы бесцельно.
Вдвойне смешон, кто, встретив их однажды,
Решит, что это бродят светляки.
Я влез в вагон на площади Свердлова
В двенадцать двадцать - в майской духоте
Опаздываешь и не держишь слова,
Но только был вагон, как никогда,
Набит людьми, и вплоть до Павелецкой
В нем не было уже свободных мест,
Вот только сам я был свободным местом.
Но, как выходит в ночь из-под земли
Немой, но тарахтящий вечно поезд,
И звезды, отражаясь под мостом,
Мерцали надо мной слепящим роем,
Так несколько мгновений над водой
В надрывный гул, из недр другого гула
Тащившийся, жил маленький Содом.
Он был закован в те же телеса,
Что некий царь, и грех проникновенья
В чужую плоть - мельчайший из грехов
В глазах уставших или петухов.
Я беспокойно двигаюсь в страну,
Где лето не отбрасывает тени,
Так Афродита в прошлую войну
От взрывов донных бомб рождалась в пене
По меньшей мере тридцать раз на дню.
Твоей любовью движется гора,
Мое движенье было безответным,
Как быстрое движенье топора.
И пахло необычным перегаром,
Как будто пили чистый кипяток,
Заваренный в старинной винной таре
И сдобренный бутылочным стеклом...
"31"
В тоске, как неопалимый куст
От огненного припадка -
Сперва от избытка нежных чувств,
Потом от их недостатка.
Том Сойер - забор, карту мира - мы.
Не Яго ее, а Кассий
Ее супруга - уняв с кормы
Его чернокожих пассий.
"32"
Осень
Листья не осыпает
И не жует травы.
Здесь снегопад бывает,
А листопад - увы.
В столь экстремальном виде
Год рисовался мне
Разве что в Антарктиде
Или в кошмарном сне,
Где и осетр не диво,
И обыватель пьет -
Только не мед, ни пиво
Не попадают в рот.
"x x x"
Скамейки перестали пахнуть,
Значит, зима.
"33"
Плоть к плоти - неучтенные никем.
Вкусить ее, наесться древней пыли -
На бронзовом ноже остался крем.
В карманном "Древний мир в издержках стиля"
Читаем: "Жизнь во времени есть плен".
Ах, как умели спать цари Микен!
Парадный вход и бани где-то тут,
Поблизости. Нашли кусочек мыла.
Тут, у окна, она его убила -
Но это, может, так, а может, врут.
Патрокл был современником Ахилла,
Поскольку ел с довольно схожих блюд.
"34"
Признание
Под желтые своды листвы -
Как в Стикса свинцовые воды?
Мы были в плену у любви,
А стали рабами погоды.
Мы спали без долгих затей,
И, не поддаваясь природе,
Легко выпускали детей
Одетыми не по погоде.
Кого там пугают дождем?
А ныне беспомощно ждем,
Пока она к нам обернется.
"35"
Совет
"Себя изыщите в удаве -
Прискорбно, но истина с ним.
Закончится к нашей же славе
Период, проигранный в дым".
А дело не в шляпе, а в моде.
Бессмысленно жаться к стене,
Когда он цитирует в Лоде
"Записки о Галльской войне".
Боюсь, это будет несладко -
Узнать после стольких геройств,
Полезна ли римская хватка
Без римских же качеств и свойств.
Набравшись любви к Клеопатре,
Почувствует прямо с пути,
Что дальше деления на три
В науках ему не уйти.
"36"
Если вздыхать - то с тобою в связи,
Слишком опасно мы в прошлом играли.
Вот и целебные свойства сандалий -
Просто ногами по этой грязи.
Только не возят перчаток сюда,
Медных доспехов, сапог с голенищем.
Там, где успеха, как правило, ищут,
Я бы мгновенно сгорел со стыда.
"37"
Город
Как ни много, все же мало
Древних стен и их ушей -
Но ни дома, ни квартала,
Говорящего душе.
Возрожденный для свершений,
Чей он - чей или ничей?
Не шутя рядился гений
С интуицией своей.
Некто, отрывая Трою,
Огорченно говорил:
"Я б ее иначе строил,
Я бы в ней иначе жил.
А пока она такая,
Что поэт находит в ней?" -
На супругу надевая
Украшения царей.
Двадцать лет он пробирался
Сей извилистой тропой,
С каждой переменой галса
Прогрызая новый слой.
Юный пыл еще сослужит,
Здравый смысл обороня.
Под холмом он обнаружит
Деревянного коня.
Так вполне осуществится
И вконец расстроит миф,
И тогда он ополчится
На Микены и Тиринф.
Он не то еще не знает,
То ли знает, что отвык,
И прилежно изучает
Древнегреческий язык,
И вполне уверен с детства,
Что отыщет Илион -
Но любовь и музы дерзки
Даже с большими, чем он.
"38"
Прозрачности вопреки,
Спасайся от обобщений,
А Англию упрекни.
Колониальный, вот
Какой он, центральный Лондон -
Великое дело - флот!
"39"
Природы любимое чадо!
В безвестности странно витать.
Ведь сколько везения надо -
Такой разговор записать.
Где ветер мешается с громом,
И ты бы, наверное, смог -
На то получается комом
Заказанный к свадьбе пирог.
"40"
Цветок
Строя незаметный дом
Из бесхитростного зданья,
До обидного всезнанья
Доходить своим умом.
Камень дереву под стать
В Иудее, где привьется,
Но зато ему придется
Самому себя питать
И спускаться по скале,
Не даваясь вражьей силе -
В лучшем мавританском стиле,
Да еще в Святой земле.
"41"
Вздохнуть, наклониться и душу отдать,
И будет, что будет - сей риск
Отныне придется не на душу брать,
А так - на коленный мениск.
Любезно и праведно в общем ряду -
Пускай учиняет разрыв,
Бесплотным союзом на третьем году
Младенческий пыл охладив.
Вкрапления кремния в каждой слезе
И в голосе - чистая медь,
Пока на какой-нибудь милой стезе
Не станется помолодеть.
"42"
Чего считается виной
Ожиданная неудача?
Как будто может быть иначе!
Кому дано - тому дано,
А просто на своих местах.
Чем плакать от стыда и спеси,
Пусть лучше неудачник взвесит
Ее на собственных весах.
"43"
Ветер бесшумен, а снег мягкотел
И поедаем у дышащих зданий.
Так и не знает переживаний
Тот, кто ботинки и шляпу надел.
Кто закрутил трагедийный эффект
Та, что милиция на уши встала?
Лед появился где лучше, и снег
Там, где трагедия не ночевала.
"44"
Он - прекрасный пример того,
Что ценит в людях Всевышний,
Мой друг, завоевавший любовь
Потому, что он симпатичный.
И как, хотя это и не так,
Я сразу засомневался.
За что, например, любят меня,
Прагматика и испанца.
"46"
Елене
Декабрьский боевой кортеж
В снегу спасается от шума
И объяснений - как Кортес
В сокровищнице Монтесумы.
Наш девятиэтажный дом,
Почти задушенный метелью,
Наивно мстит зеленым льдом
Жильцам, застигнутым в постели:
Одним - родиться в декабре,
Другим - удерживать рыданья,
А третьим - умирать в Комбре
От легкого похолоданья.
"47"
Никто не стоит того, чтобы думать
О нем, как думают о нем.
Моя двенадцатая память
Растаяла, пока тепло.
Раскаюсь, только бы иначе
Не нашуметь. Сер небосвод,
И будет сер, и слава Б-гу,
Пока еще не новый год.
Забавно будет. Люди, тоже -
Зачем им вещи, ей же ей,
Они немодны и прозрачны,
А мне и дочери нужней.
"48"
Самое мудрое - молчать, когда не знаешь,
Что говорить, молчать и тогда, когда говоришь,
Так, положив себе в рот разноцветные камешки,
Слушал великий оратор, как волны пинали голыш.
Спорить с природой, с власть предержащей
Спорить бессмысленно, ясно, природа права,
И пробирая до слез, притворяясь молчащей,
Ночь без труда подбирает у моря слова.
- Тише - шипит волна. - Шипи, дорогая,
Слаще тебя не будет на нашем веку,
Старый дурак проникает к счастливой Данае
Целую ночь проторчав на морском берегу.
Влажные губы и влажные поцелуи,
Темная ночь - безмолвие и тишина...
Слушать молчание, женщину полунагую
Молча лишать спокойствия и сна.
И - ничего. Они безлики, безлики,
Спокойствие Эриниевых волос,
Бессильное молчание Эвридики...
"49"
Задуматься, и как от этих стен
Отскакивать, и от дверных проемов.
Какая разница, спроси, мой друг Давид -
Марат убитый и Марат одетый?
Переселенцы - рекруты. Их цель -
Грабеж и избавленье от разбоя.
Чего еще мне от милитаристской
Дубовой цели жизни не корпеть?
"50"
Рассуждение
Йодом замазать пчелиный укус,
Даже слегка не кусая свой ус,
Даже мизинцем не выдав причины -
Ибо сие недостойно мужчины, -
И, обессилев от приторных спазм,
В ту же секунду бесцветно и потно
За неуменьем состроить сарказм
Выдать кругом, что ужасно щекотно.
Но благородные рамки игры
Не поощряют иных исключений,
Даже с змеей у ноги до поры
Не опускаясь до лишних движений.
И благодетельный сей этикет,
Плотно вскормив нас войной и неволей,
На гомерически гладкий паркет
Смотрит, как рота на минное поле.
И драгоценный военный досуг
Строится вместе досадой и сплином
Как удовольствие - с помощью рук.
Все, что угодно, - взамен дисциплины.
"51"
Отличие между стихами и прозой
То, пожалуй, что то, что хорошо в прозе,
Плохо в стихах, там все плохо.
Все же я не уверен, что поэт Овечкин глупее меня,
Он написал все на свете, совсем все -
Я могу не писать совсем.
"52"
Женщины
После первых любовных удач
Постыдиться просил меня врач.
И наверно, с той самой поры
Мне всегда не хватало сестры.
Ибо женского общества суть -
Что в нем можно спокойно уснуть.
Но непросто дотронуться лбом,
Совершенно не пр