остью нанес ответный,
коснувшись живота Бенедикта.
   - Касание, - буркнул он.
   Бенедикт кивнул, и братья снова вышли на середину зала.
   - Я поступил глупо, -  признался  Колин,  -  а  ты  ведешь  себя  как
последний дурак.
   - Что, черт подери, ты хочешь этим сказать?
   Вздохнув, Колин снял маску.
   - Почему бы тебе не сделать всем нам приятное и не жениться  на  этой
девице?
   Бенедикт тупо уставился на него, позабыв о рапире. Неужели Колин и  в
самом деле знает, о какой именно девице идет речь?
   Он тоже снял маску и, взглянув в темно-зеленые глаза брата,  едва  не
застонал. "Колин знает". Бенедикт понятия не имел, откуда ему это  стало
известно, но брат знал, это точно. "А впрочем,  чему  удивляться?  Колин
всегда все знает. Единственный человек, который  знает  больше  сплетен,
чем Колин, - это Элоиза, но при  желании  ей  хватит  нескольких  минут,
чтобы поделиться ими с братом".
   - Откуда ты знаешь? - наконец спросил он.
   - О Софи? - Колин криво усмехнулся. - Но это же очевидно.
   - Колин, она...
   - Служанка? Ну и что? Что произойдет, если  ты  на  ней  женишься?  -
Колин пренебрежительно пожал плечами. - Люди,  на  которых  тебе  ровным
счетом наплевать, перестанут с тобой общаться? Я бы  не  возражал,  черт
подери, чтобы со мной перестали общаться некоторые из тех, с которыми  я
вынужден раскланиваться.
   Бенедикт раздраженно пожал плечами.
   - Я уже пришел к выводу, что мне на это наплевать.
   - Тогда в чем же дело? - спросил Колин.
   - Все так запугано...
   - Ты сам все и запутываешь.
   Задумавшись над словами брата, Бенедикт машинально воткнул  рапиру  в
пол, и она закачалась из стороны в сторону.
   - Ты помнишь бал-маскарад, который устраивала мама? - спросил он.
   Не ожидавший подобного вопроса Колин захлопал глазами.
   - Несколько лет назад? Непосредственно перед тем, как она выехала  из
Бриджертон-Хауса?
   Бенедикт кивнул:
   - Совершенно  верно.  Помнишь  даму  в  серебристом  платье?  Ты  еще
наткнулся на нас в холле...
   - Конечно. Ты ею тогда здорово увлекся. - Внезапно Колин все понял  и
вытаращил глаза от удивления. - Неужели это была Софи?!
   - Здорово, правда? - пробормотал Бенедикт.
   - Но... Как...
   - Не знаю, как она туда попала, но она не служанка.
   - Не служанка?!
   - Нет, точнее, она и служанка, но еще и незаконнорожденная дочь графа
Пенвуда.
   - Теперешнего?
   - Нет, который несколько лет назад умер.
   - И ты все это знал?
   - Нет, - коротко бросил Бенедикт. - Не знал.
   - Понятно, - сказал Колин.  Он  задумчиво  прикусил  нижнюю  губу  и,
пристально глядя на Бенедикта, спросил:
   - И что ты собираешься делать?
   Рапира Бенедикта, которая все это время раскачивалась  из  стороны  в
сторону, внезапно упала на пол. Равнодушно взглянув на  нее  и  даже  не
удосужившись поднять, Бенедикт прошептал:
   - Это очень хороший вопрос.
   Он все еще злился на Софи за то, что она его обманула, однако не  мог
не отрицать и своей вины. Ему не следовало требовать, чтобы  Софи  стала
его любовницей. Он имел, конечно, право попросить ее  об  этом,  но  она
имела право отказаться. И  когда  она  это  сделала,  ему  не  следовало
настаивать.
   Бенедикт не был незаконнорожденным ребенком, и если Софи  утверждает,
что жизнь такого человека просто ужасна, и в подтверждение своих слов ни
за что не соглашается зачать такого ребенка, - что ж, он должен  уважать
ее за это. А если он будет уважать ее, значит, он  будет  уважать  и  ее
убеждения.
   Мать была права. Он и в самом деле жил райской жизнью.  У  него  было
все: богатство, семья, счастье.  Он  мог  получить  все,  что  пожелает.
Единственной трагедией в его жизни была внезапная и безвременная кончина
отца, но даже тогда семья помогла ему пережить это несчастье.  Ему  было
трудно  представить  настоящее  горе,  потому  что  он  никогда  его  не
испытывал. И в отличие от Софи никогда не был одинок.
   Как же ему жить дальше?  Он  уже  решил,  что,  презрев  общественное
мнение, женится на Софи. Незаконнорожденная дочь графа -  немного  более
достойная  партия,  чем  горничная,  но  только  чуть-чуть.   Лондонское
великосветское общество, быть может, и примет Софи, если он заставит его
это сделать, однако всегда будет относиться к ней с презрением. Так  что
ему с Софи придется  по  большей  части  жить  в  деревне,  подальше  от
лондонского общества, которое еще долго будет  перемывать  им  косточки.
Однако Бенедикт совершенно четко знал, что предпочитает  тихую  жизнь  с
Софи бурной светской жизни без нее.
   Так ли это важно, что Софи и есть та самая таинственная незнакомка  с
бала-маскарада? Она солгала ему относительно того,  кто  она  такая.  Но
когда они целовались, смеялись или просто сидели  и  разговаривали,  она
была самой собой - женщиной, от  одной  улыбки  которой  у  него  сладко
замирало сердце, которая способна  была  наполнить  его  душу  радостью,
просто находясь рядом. Вот эту Софи он знал и любил.
   - Такое впечатление, что ты пришел к какому-то решению, - тихо сказал
Колин.
   Бенедикт задумчиво взглянул на брата. С каких это пор он  стал  таким
всепонимающим? Когда успел стать взрослым? Бенедикт всегда считал Колина
молодым повесой, красивым и галантным, однако не  любящим  возлагать  на
себя никакой ответственности.
   Но теперь, когда он смотрел на брата, он видел перед собой совершенно
другого человека. Он и внешне сильно изменился. Плечи стали  шире,  поза
увереннее, взгляд мудрее. Последнее было самым важным. Если  глаза  и  в
самом деле зеркало души, значит, и душа Колина претерпела изменения. Она
стала более тонкой и ранимой, способной сочувствовать и сопереживать.
   - Я должен перед ней извиниться, - проговорил он.
   - Уверен, она тебя простит.
   - И она должна передо мной извиниться.
   Бенедикт видел, что брата так и  подмывает  узнать,  за  что,  однако
Колин лишь спросил:
   - А ты ее простишь?
   Бенедикт кивнул.
   Нагнувшись, Колин поднял рапиру Бенедикта.
   - Я сам уберу, - заметил он.
   Бенедикт долго непонимающе  смотрел  на  брата  и  наконец  порывисто
сказал:
   - Мне пора.
   Колин с трудом подавил усмешку.
   - Я так и понял.
   Бенедикт  снова  взглянул  на  брата   и   внезапно,   под   влиянием
необъяснимого порыва, быстро обнял его.
   - Знаешь, - его голос вдруг осип, - я не часто говорю такие слова, но
я тебя люблю.
   - Я тоже тебя люблю, брат. - Колин, как обычно, криво усмехнулся. - А
теперь убирайся отсюда ко всем чертям.
   Бросив брату маску, Бенедикт выбежал из зала.

***

   - Как это уехала?!
   -  Очень  просто.  -  Глаза  леди  Бриджертон  были  полны  печали  и
сострадания. - Взяла и уехала.
   У  Бенедикта  кровь  застучала  в  висках  с  такой  силой,  что  ему
показалось, будто голова сейчас не выдержит и разорвется.
   - И ты ее отпустила?!
   - У меня не было никаких законных оснований удерживать Софи против ее
воли.
   Бенедикт едва сдержался, чтобы не застонать. У него не  было  никаких
законных оснований заставлять ее ехать в Лондон, и тем не менее  он  это
сделал.
   - Куда она уехала?
   - Понятия не имею. Я настояла, чтобы она взяла нашу  карету,  отчасти
потому, что опасалась за ее безопасность, но в большей  степени  оттого,
что хотела узнать, куда она поехала.
   Бенедикт хлопнул ладонью по столу.
   - И что случилось потом?
   - Это-то я и пытаюсь тебе рассказать битых четверть часа.  Я  думала,
что  уговорила  ее  воспользоваться  нашей  каретой,   однако,   похоже,
ошиблась. Когда карету подали, Софи уже исчезла.
   Бенедикт чертыхнулся про себя. Софи, по всей вероятности, все  еще  в
Лондоне, но Лондон - город большой. Практически невозможно найти  в  нем
человека, который не желает, чтобы его нашли.
   - Как я  полагаю,  -  осторожно  спросила  Вайолет,  -  у  вас  вышла
размолвка?
   Бенедикт взъерошил рукой волосы, и взгляд его упал на белый рукав.  О
Господи! Он примчался к матери прямо в костюме для фехтования.
   - Вот черт! - выругался он и бросил раздраженный взгляд  на  мать.  -
Только прошу тебя, мама, не нужно сейчас  лекций  о  том,  как  нехорошо
ругаться.
   - Я и не собиралась читать тебе никаких лекций, - улыбнулась Вайолет.
   - Где мне теперь ее искать? Улыбку Вайолет как рукой сняло.
   - Не знаю, Бенедикт. Хотелось бы мне знать. Софи мне очень нравилась.
   - Она дочь графа Пенвуда, - сказал Бенедикт. Вайолет нахмурилась.
   - Я предполагала что-то в этом роде. Полагаю, незаконнорожденная?
   Бенедикт кивнул.
   Мать открыла рот, собираясь что-то сказать, но что, Бенедикт так и не
узнал, потому что в этот момент дверь в  кабинет  распахнулась  с  такой
силой, что ударилась о стену, и в комнату ворвалась Франческа, а  следом
за ней Гиацинта. Франческа  так  стремительно  подлетела  к  столу,  что
стукнулась о него, а Гиацинта ткнулась ей в спину.
   - Что случилось? - спросила Вайолет, вскакивая.
   - Софи... - едва выдохнула Франческа.
   - Я знаю, - сказала Вайолет - Она уехала. Мы...
   - Нет! - перебила ее Гиацинта, бросая на стол газету. - Читай!
   Бенедикт попытался схватить ее первым - он уже узнал газету "Светские
новости от леди Уислдаун", - однако мать оказалась проворнее.
   - Что  там?  -  спросил  он  и,  видя,  как  лицо  матери  постепенно
становился мертвенно бледным, почувствовал, что у  него  больно  сжалось
сердце.
   Мать протянула ему газету. Он быстро просмотрел ее. Мельком  взглянул
на статью о герцоге Эшборне, графе Макклесфилде и  Пенелопе  Фезерингтон
и, наконец, добрался до статьи, в которой явно говорилось о Софи.
   - Ее посадили в тюрьму? - едва слышно прошептал он.
   - Мы должны освободить ее! - воскликнула Вайолет и расправила плечи -
ни дать ни взять генерал перед сражением.
   Бенедикт устремился к двери.
   - Подожди! - крикнула Вайолет, бросившись за ним следом. - Я поеду  с
тобой.
   Не дойдя до лестницы, Бенедикт остановился и обернулся к матери.
   - Нет, ты не поедешь. Я не хочу, чтобы ты трепала себе нервы.
   - Да будет тебе, - проговорила Вайолет. - Я ведь не  какой-то  нежный
цветок. Я смогу побороться за освобождение Софи.
   - Я тоже поеду! - крикнула Гиацинта, бросаясь  вслед  за  Франческой,
которая уже вышла в холл.
   - Нет! - одновременно воскликнули мать с братом.
   - Но...
   - Я сказала - нет! - тоном, не терпящим возражений, отрезала Вайолет.
   Франческа раздраженно фыркнула.
   - Полагаю, мне бесполезно настаивать на...
   - Можешь не договаривать, - оборвал сестру Бенедикт  и  повернулся  к
матери. - Если хочешь ехать, поторопись.
   Вайолет кивнула.
   - Прикажи подавать карету. Я буду ждать у парадной двери.
   Десять минут спустя карета мчалась по направлению к тюрьме.

Глава 22

   "В пятницу утром на Брутон-стрит царила страшная  суматоха.  Разведка
донесла,  что  вдовствующая  графиня  Бриджертон  и  ее  сын,   Бенедикт
Бриджертон, выскочили из дома,  мистер  Бриджертон  практически  впихнул
мать в  карету,  и  карета  помчалась  с  головокружительной  скоростью.
Франческа и Гиацинта Бриджертон якобы остались стоять у двери,  и  автор
этих строк получила  заверение  из  самых  достоверных  источников,  что
Франческа произнесла неприличное слово.
   Однако  не  только  семейство  Бриджертон  пребывало  в  возбужденном
состоянии. Семейство Пенвуд тоже вело себя чересчур  оживленно:  графиня
закатила скандал своей дочери, мисс Пози Рейлинг, прямо на улице,  перед
домом.
   А поскольку автору этих строк леди Пенвуд никогда не  нравилась,  она
может лишь крикнуть: "Руки прочь от Пози!"
   "Светские новости от леди Уислдаун", 16 июня 1817 года

   Холод.  Леденящий  холод.  И  тихий,   наводящий   ужас   шум,   явно
производимый маленьким  четвероногим  существом.  А  может  быть,  и  не
маленьким,  а  большим  четвероногим  существом.  А  если  еще   точнее,
маленьким четвероногим существом, увеличенным в несколько раз. Крысой...
   - О Господи... - простонала Софи.
   Она нечасто упоминала имя Господа всуе, но ей показалось, что  сейчас
самое подходящее для этого время. Быть может,  Он  услышит  ее  и  убьет
крыс. Как бы это было здорово! Вот сверкает молния, огромная, невероятно
огромная. Она ударяет в  землю,  и  от  нее  По-всей  земле  разбегаются
маленькие электрические  щупальца.  Они  настигают  крыс,  и  те  падают
замертво. Очаровательная мечта. Сродни той, в которой она выходила замуж
за Бенедикта Бриджертона и они жили вместе долго и счастливо.
   Она осталась одна... Совсем-совсем одна. Софи никак не могла  понять,
почему это ее так расстраивает. Она всегда, всю свою  жизнь  была  одна.
Никогда,  с  тех  самых  пор,  как  бабушка  оставила  ее  перед  дверью
Пенвуд-Парка, у нее не было подруги,  которая  ставила  бы  ее  интересы
превыше своих или на том же уровне. В животе у Софи заурчало.  К  списку
всех несчастий можно добавить еще и голод. И жажду. Ей не принесли  даже
глотка воды, и мечта о чае стала преследовать ее.
   Вонь в камере стояла неимоверная. Софи выдали мерзкий ночной  горшок,
однако  она  решила  воспользоваться  им   только   в   случае   крайней
необходимости: вымыть горшок никто не удосужился. Когда Софи взяла его в
руки, он  был  мокрый,  однако  отнюдь  не  от  воды,  и  Софи  поспешно
отшвырнула его от себя, чувствуя, что еще немного - и ее стошнит.
   За свою  жизнь  ей  довелось  вылить  бесчисленное  множество  ночных
горшков, но люди, за которыми  она  выносила  эти  горшки,  обычно,  так
сказать, попадали в цель, не говоря уж о  том,  что  Софи  всегда  могла
вымыть потом руки.
   А теперь ее мучили не только холод, голод  и  жажда,  но  и  сознание
того, что она грязная и вонючая. Премерзкое ощущение!
   - К вам посетитель.
   Услышав ворчливый, недружелюбный голос  тюремного  надзирателя,  Софи
так и подпрыгнула. Неужели Бенедикт нашел ее? Но захочет ли он вызволить
ее отсюда? Захочет ли...
   - Так-так-так...
   Араминта... У Софи упало сердце.
   - Софи Бекетт, - Прошипела Араминта, подходя к камере и прикрывая нос
платком, словно царившая в тюрьме вонь исходила от самой Софи. - Вот  уж
не ожидала, что у тебя хватит наглости явиться в Лондон.
   Софи плотно сжала губы. Она понимала, что Араминта пришла лишь затем,
чтобы вывести ее из себя, и не собиралась доставлять ей такой радости.
   - Боюсь, дела твои  плохи,  -  продолжала  Араминта  деланно-грустным
тоном. - Судья не слишком благоволит к воровкам.
   Софи скрестила руки на груди и упрямо уставилась в  стену.  Если  она
будет смотреть на Араминту, то непременно к ней бросится и добьется лишь
того, что разобьет себе лицо о железные прутья решетки.
   - Уже одного того, что ты стащила застежки с туфель,  хватило,  чтобы
настроить его против тебя, - проговорила Араминта, барабаня пальцами  по
подбородку, -  а  уж  когда  я  сообщила  ему,  что  ты  украла  у  меня
обручальное кольцо, участь твоя была решена.
   - Но я не... - закричала Софи и осеклась, сообразив, что именно этого
Араминта от нее и добивается.
   - Разве? - Араминта хитро улыбнулась и помахала в  воздухе  рукой.  -
Видишь, на мне нет обручального кольца, и потом, что значит  твое  слово
против моего?
   Софи открыла было рот, чтобы что-то сказать,  и  снова  закрыла  его.
Араминта права. Любой судья поверит графине Пенвуд, а не ей.
   На лице Араминты появилась недобрая улыбка.
   - Надзиратель мне сказал, что тебя вряд ли повесят, так что можешь не
волноваться. А вот то, что вышлют из страны, - это точно.
   Софи чуть не расхохоталась. Еще вчера она и сама  подумывала  о  том,
чтобы уехать в Америку. A вот теперь на самом деле уедет.  Только  не  в
Америку, а в Австралию. И закованная в кандалы.
   - Я попрошу, чтобы к тебе отнеслись со снисхождением,  -  проговорила
Араминта. - Я не хочу, чтобы тебя убили, я лишь хочу, чтобы... отправили
куда-нибудь подальше.
   -  Образец  христианского  милосердия,  -  пробормотала  Софи.  -  Не
сомневаюсь, судья будет тронут до глубины души.
   Коснувшись руками висков, Араминта машинально откинула назад волосы.
   - Совершенно верно, - согласилась она и, взглянув Софи прямо в глаза,
улыбнулась фальшивой улыбкой. И Софи  вдруг  почувствовала,  что  просто
обязана ее спросить.
   - За что вы меня ненавидите? - прошептала она. Не сводя с  нее  глаз,
Араминта прошептала в ответ:
   - Потому что он тебя любил.
   Софи, потрясенная, молчала. Глаза Араминты злобно блеснули.
   - Я никогда его за это не прощу.
   Софи недоверчиво покачала головой.
   - Он никогда меня не любил, - отрезала она.
   - Но он одевал тебя, кормил. - Араминта недовольно поморщилась. -  Он
заставил меня жить с тобой.
   - Но это нельзя назвать любовью, -  возразила  Софи.  -  Это  чувство
вины. Если бы он и в самом деле любил меня, он  никогда  не  оставил  бы
меня с вами. Он был неглупым человеком и наверняка догадывался,  как  вы
меня ненавидите. Если бы он меня любил, он не забыл бы упомянуть меня  в
своем завещании. Если бы он меня любил... - Голос Софи прервался.
   Скрестив руки на груди, Араминта насмешливо смотрела на нее.
   - Если бы он меня любил, - продолжала Софи, - он нашел  бы  время  со
мной поговорить. Спросить, как у меня прошел день, что я сейчас  изучаю,
что я сегодня ела.  -  Судорожно  сглотнув,  Софи  отвернулась:  слишком
тяжело было смотреть на Араминту. - Никогда он меня  не  любил,  -  тихо
договорила она. - Он не умел любить.
   Несколько секунд обе молчали, потом Араминта проговорила:
   - Он ненавидел меня.
   Софи медленно обернулась.
   - За то, что не родила ему наследника. - У Араминты  начали  трястись
руки.
   Софи не знала, что сказать. А может быть,  ничего  и  не  нужно  было
говорить.
   Еще несколько минут прошло в молчании. Араминта первой нарушила его:
   - Сначала я ненавидела тебя за то, что он поселил тебя в  моем  доме.
Ни одна нормальная женщина не  согласилась  бы  приютить  в  своем  доме
ублюдка своего мужа.
   Софи промолчала.
   - Но потом... потом...
   К огромному удивлению Софи, Араминта бессильно прислонилась к  стене,
словно воспоминания отняли у нее все силы.
   - Но потом твое присутствие было мне  живым  укором.  Какая-то  сучка
родила ему ребенка, а я, его законная жена, не смогла этого сделать.
   Софи решила не вставать на защиту  матери,  понимая,  что  все  равно
ничего этим не добьется.
   - Я не просто ненавидела тебя,  -  прошептала  Араминта.  -  Мне  был
ненавистен весь твой облик.
   Софи это нисколько не удивило.
   - Ненавистен твой голос, твои глаза, так похожие на  его  глаза.  Мне
ненавистно было то, что ты живешь в моем доме.
   - Но это был и мой дом, - тихо возразила Софи.
   - Да, - ответила Араминта. - Я знаю. И мне это тоже было ненавистно.
   Софи резко обернулась и взглянула Араминте прямо в глаза.
   - Зачем вы пришли? - спросила она. - Неужели вам мало  того,  что  вы
сделали? Ведь вы добились, что меня отправят в Австралию.
   Араминта пожала плечами:
   - Я никак не смогла удержаться, чтобы не прийти. Так  приятно  видеть
тебя за решеткой. Мне теперь  придется  мыться  целых  три  часа,  чтобы
избавиться от вони, но это того стоит.
   - В таком случае прошу меня простить, но я сяду  в  уголок  и  сделаю
вид, что читаю книгу, - выпалила  Софи.  -  Мне  в  отличие  от  вас  не
доставляет удовольствия вас лицезреть!
   Она прошествовала  в  угол  камеры  и  уселась  на  шаткую  трехногую
табуретку  -  единственный  предмет  мебели,  -  стараясь  держаться   с
достоинством. Араминта ее победила,  что  верно,  то  верно,  однако  не
смогла сломить ее дух, и Софи намеревалась дать ей это понять.
   Она сидела, скрестив руки на груди, спиной к двери,  ожидая  услышать
удаляющиеся  шаги.  Не  раздались.  Араминта  по-прежнему  стояла  возле
камеры.
   Наконец, когда прошло уже минут десять, Софи не выдержала и, вскочив,
крикнула:
   - Почему вы не уходите?
   - Я думаю, - ответила Араминта, склонив  голову  набок.  Софи  хотела
спросить о чем, но