гли ее снять.
  Мирабо мучился всю ночь 2 апреля и только утром почувствовал некоторое
облегчение. Невероятным усилием он подтянулся на руках наверх, устроился
поудобнее на подушках и после оказавшегося трудным напряжения глубоко
вздохнул. Его последними словами были: "Спать, спать, спать..."
Он закрыл глаза и почти сразу же заснул, - заснул, чтобы никогда больше не
пробуждаться.

  МИРБАХ Вильгельм (1871-1918) - граф, немецкий дипломат, с апреля 1918 г.
посол Германии при правительстве России в Москве. Граф Мирбах был убит
левым эсером Яковым Блюмкиным по поручению ЦК партии левых эсеров с целью
спровоцировать возобновление войны с Германией. Поскольку Блюмкин работал
в ВЧК, то ему не составляло труда изготовить документы для законного
проникновения в германское посольство. Сохранились официальные показания
об этом террористическом акте, данные адъютантом военного атташе
лейтенантом Леонгартом Миллером.
  "Вчерашнего числа (6 июля 1918 г. - А.Л.), около 3-х часов пополудни, меня
пригласил первый советник посольства доктор Рицлер присутствовать при
приеме двух членов из Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией.
При этом у доктора Рицлера имелась в руках бумага от председателя этой
комиссии Дзержинского, которой двое лиц уполномачивались для переговоров
по личному делу с графом Мирбахом. Войдя в вестибюль с доктором, я увидел
двух лиц, которых доктор Рицлер пригласил в одну из приемных (малинового
цвета) на правую сторону особняка. Один из них, смуглый брюнет с бородой и
усами, большой шевелюрой, одет был в черный пиджачный костюм. С виду лет
30-35, с бледным отпечатком на лице, тип анархиста. Он отрекомендовался
Блюмкиным. Другой - рыжеватый, без бороды, с маленькими усами худощавый, с
горбинкой на носу... Назвался Андреевым... Когда все мы четверо уселись
возле стола, Блюмкин заявил доктору Рицлеру, что ему необходимо
переговорить с графом по его личному делу!.. Имея в виду сведения о
покушении на жизнь графа, доктор Рицлер отправился к графу и в скором
времени вернулся с графом... Уже в малой приемной для меня стало известно,
со слов Блюмкина, что визит их связан с процессом одного венгерского
офицера, графа Роберта Мирбаха, и, когда-на слова Блюмкина посол ответил,
что он ничего не имеет общего с упомянутым офицером, что это для него
совершенно чуждо и в чем именно заключается суть дела, Блюмкин ответил,
что через день будет это дело поставлено на рассмотрение трибунала. Посол
и при этих словах оставался пассивен; тогда сзади сидевший рыжеватый
мужчина обратился к брюнету с замечанием: по-видимому, послу угодно знать
меры, которые могут быть приняты против него. По-видимому, эти слова
являлись условным знаком, так как брюнет, повторив слова рыжеватого
мужчины, вскочил со стула, выхватил из портфеля револьвер и произвел по
нескольку выстрелов в нас троих, начиная с графа Мирбаха, но промахнулся.
Граф выбежал в соседний зал и в этот момент получил выстрел - напролет
пулю в затылок. Тут же он упал. Брюнет продолжал стрелять в меня и доктора
Рицлера. Я инстинктивно опустился на пол, и когда приподнялся, то тотчас
же раздался оглушительный взрыв от брошенной бомбы. Посыпались осколки
бомбы, куски штукатурки. Я вновь бросился на пол и, приподнявшись, увидел
стоявшего доктора, с которым кинулись в залу и увидели лежавшего на полу в
луже крови без движений графа... Оба преступника успели скрыться через
окно и уехать на поджидавшем их автомобиле.
  Добавлю еще, что Блюмкин, первоначально арестованный за совершенный
террористический акт, потом был прощен и работал в ГПУ - НКВД, пока его
самого не смололи жернова чекистских репрессий.

  МИСИМА ЮКИО (псевдоним; наст, имя Хариока Кимитакэ, 1926-1970) - японский
писатель. Для многих японцев Юкио Мисима - не просто писатель, но символ
превосходства и стойкости японского духа, преклонения перед императором,
готовности к смерти.
  За неимением под рукой японских источников восстановим события по фактам,
приведенным в очерке советского автора Л.Мле-чина. (К сожалению, очерк
нельзя процитировать целиком из-за обилия тенденциозных идеологических
клише).
  Итак, 25 ноября 1970 года, последний день жизни Юкио Мисима.
  Утром после легкого завтрака Мисима надел форму "Татэ-но кай" ("Общество
щита") - националистической группировки, членом которой он состоял, и
нацепил старинный самурайский меч. Присев к столу, написал записку в
несколько иероглифов: "Жизнь человеческая ограничена, но я хотел бы жить
вечно". На видное место положил папку с окончанием романа "Падение ангела"
(это был последний роман из тетралогии "Море изобилия", которую он писал
шесть лет). Когда он вышел на улицу, у дома его дежурила машина. Юкио
Мисиму поджидали в ней четверо близких друзей и последователей, тоже члены
"Общества щита": Масаеси Кога (по прозвищу Тиби-Кога), Хироясу Кога (по
прозвищу Фуру-Кога), Масакацу Морита и Масахиро Огава. Прозвучали короткие
приветствия, и машина тронулась.
  Около одиннадцати они подъехали к штабу Восточного округа "сил
самообороны", которые существуют в Японии вместо армии (по Конституции
страна не может иметь армию). В штабе о визите были предупреждены. Юкио
Мисима, широко известный писатель, сторонник традиционных ценностей, был
для штабистов весьма уважаемым гостем. Поэтому никто из встречавших его не
потребовал, чтобы он отцепил от пояса самурайский меч. Майор Савамото,
адъютант командующего округом генерала Масита, без промедления проводил их
к шефу.
  Генерал, улыбаясь, поднялся навстречу из-за стола. Своих четверых
спутников Мисима представил командующему как "отличных парней",
отличившихся во время недавних учений "сил самообороны".
  Мисита глянул на меч Мисимы.
  - И как это вас пропустили в штаб с оружием? - удивился он.
  - Не беспокойтесь, это просто музейная реликвия, - успокоил его Мисима. -
Шестнадцатый век, школа Сэки. Взгляните, какая отделка!
  Когда генерал наклонился над богато украшенной рукоятью, Мисима
скомандовал Тиби-Кога:
  - Кога, платок!
  После небольшой заминки Тиби-Кога бросился на командующего и обхватил
сзади за шею. Генерала быстро привязали к креслу.
  Тем временем Морита использовал ножки стульев и другой подсобный материал,
чтобы забаррикадировать кабинет генерала. Адъюнант командующего, дабы
убедиться, что пора подавать чай, глянул в замочную скважину. "Сначала он
подумал, - пишет американский журналист Г.Скотт-Стоукс, - что кто-то из
гостей делает генералу массаж плечевых мышц. Но затем майор Савамото все
же понял, что происходит что-то неладное и бросился к полковнику Хара.
Предпринимать какие-либо действия в одиночку он побоялся".
  А дальше, по описанию Л.Млечина, произошло вот что: "Штабные офицеры по
очереди приникали к замочной скважине. После длительного совещания один из
офицеров вежливо постучал в дверь. Баррикада оказалась непрочной, три
полковника и два сержанта без труда проникли в кабинет...
  - Вон! - закричал Мисима.
  Он размахивал антикварным мечом. Несколько угрожающих движений - и
испуганные офицеры вылетели из кабинета.
  Следующую атаку возглавил сам начальник штаба округа. Тиби-Кога,
Фуру-Кога, Огава не оказали ни малейшего сопротивления. Морита отдал свой
кинжал (у других оружия вообще не было). А вот с Мисима офицерам
справиться не удалось. Он с такой скоростью орудовал мечом, что их мундиры
окрасились кровью.
  - Вон отсюда, или я убью генерала! - крикнул Мисима.
  Его окровавленный меч показался штабистам убедительным аргументом, и они
поспешили ретироваться. Один из полковников позвонил в управление
национальной обороны. Там ему посоветовали действовать по обстоятельствам.
  Тем временем Мисима изложил свои требования связанному генералу Масита.
Расквартированные рядом со штабом подразделения "сил самообороны" должны
быть выстроены на плацу, чтобы Мисима мог обратиться к ним с речью. Там же
будут присутствовать члены "Общества щита", которым гарантируется
безопасность. Командующий принял ультиматум.
  В 11.38 прибыла полиция. Полицейские рассыпались по всему зданию, но
старались держаться подальше от кабинета командующего. Они и не подумали
арестовать фактически безоружных Мисима и его парней...
  Огава и Морита с балкона разбрасывали листовки - последнее, что вышло
из-под пера Мисима... Мисима призывал "силы самообороны" взять в стране
власть в свои руки и потребовать пересмотра конституции. Листовка
кончалась такими словами: "Давайте вернем Японии ее былое величие и
давайте умрем. Неужели вы цените только жизнь и позволили умереть духу?..
Мы покажем вам, что есть ценность большая, чем наша жизнь. Это не свобода
и не демократия. Это Япония! Япония, страна истории и традиций. Япония,
которую мы любим".
  Ровно в двенадцать Мисима появился на балконе и взобрался на парапет. На
голове - белая повязка с красным кругом восходящего солнца и средневековым
самурайским лозунгом. Тем, кто стоял внизу, были видны пятна крови на его
белых перчатках...
  Мисима обратился к солдатам:
  - Печально говорить с вами при таких обстоятельствах. Я считал "силы
самообороны" последней надеждой Японии, последней твердыней японской души.
Но... сегодня японцы думают о деньгах, только о деньгах. Где же наш
национальный дух? "Силы самообороны" должны быть душой Японии!
  Внизу поднялся невообразимый гвалт. Самым мягким из оскорблений, которыми
солдаты осыпали Мисима, было "дурак".
  А Мисима неистовствовал на балконе, стараясь заставить солдат слушать.
  - Неужели вы не понимаете? Я хочу, чтобы "силы самообороны" начали
действовать. Другого шанса изменить конституцию уже не представится. Вы
должны восстать. Чтобы защитить Японию! Да, защитить Японию! Японские
традиции! Нашу историю! Нашу культуру! Императора!..
  Полиция уже давно была здесь, но не вмешивалась, выжидая.
  - Вы же солдаты. Почему же вы защищаете конституцию, которая отрицает само
ваше существование? Почему же вы не проснетесь? Мисима замолк.
  - Кто-нибудь из вас восстанет вместе со мной? - спросил он.
  - Сумасшедший!
  - Да знаете ли вы, что такое путь воина? Что такое путь меча? Что меч
значит для японца? Голос Мисима упал.
  - Я вижу, что вы не воины. Вы не восстанете. Вы ничего не сделаете.
  - Тэнно хэйка бандзай! - трижды прокричал он. - Да здравствует император!
  Видя, что все попытки поднять восстание тщетны, Мисима покинул балкон и
вернулся в кабинет генерала.
  - Нам остается одно, - сказал он своим товарищам по "Обществу щита".
  Мисима в соответствии с традициями истинного самурая разделся и мечом
вскрыл себе живот - по форме конверта. Это было не харакири, а сэппуку.
Термин "харакири", который по-дилетантски употребляют европейцы, для
японцев имеет ироническую окраску -он употребляется в отношении самурая,
неудачно "распоровшего живот". Истинный социальный смысл этого действия
определяется как демонстрация беспредельной верности вассала господину и
связывается с термином "сэппуку" - иероглифы те же, что и в "харакири", но
"облагороженные" прочтением по-китайски. В данном случае сюзереном для
Мисима был император, во имя которого он решил умереть. (Однажды в жизни
будущему писателю довелось лично увидеть Сына Неба - в сентябре 1944 г.
юноша Кимитакэ Хираока с отличием окончил школу и был приглашен в
императорский дворец. Император Хирахито наградил юношу часами).
  Но, распоров себе живот, Мисима еще не завершил обряд сэппуку. Теперь меч
взял Морита. Он должен был отсечь голову Мисима. Из-за волнения или
неопытности Морита смог сделать это только с третьей попытки, после чего
он тоже распорол себе живот. Голову Морита с первой же попытки отрубил
Фуру-Кога. И только после этого полиция ворвалась в кабинет.
  Кроме самого Юкио Мисима, обряд сэппуку совершили семь его последователей.

  МИХАИЛ (Александрович Романов) (1878-1918) - великий князь, брат
последнего русского императора Николая II.
  После захвата власти большевиками советское правительство оформило Михаилу
Романову разрешение на "свободное проживание" как рядовому гражданину.
Однако в феврале 1918 года, в связи с обострившейся военно-политической
ситуацией, великому князю было предписано переехать на жительство в город
Пермь.
  Вместе с Михаилом в Перми в гостинице "Королевская" поселились его
секретарь англичанин Брайан Джонсон, камердинер и шофер.
  Хотя никакого постановления или даже негласного указания о репрессиях
против Михаила со стороны местных и центральных советских властей не было,
нашлась "инициативная" группа пятерых вооруженных рабочих, которые в ночь
с 12 на 13 июня 1918 г. силой похитили из гостиницы великого князя и его
камердинера и вывезли их за город. 47 лет спустя один из членов этой
группы Андрей Марков вспоминал:
  "...Я, вооруженный наганом и бомбой, вошел в номер, перед этим оборвал
провод телефона, что был в коридоре. Михаил Романов продолжал
упорствовать, ссылаясь на болезнь, требовал доктора и Малкова
(председателя местной ЧК. - А.Л.). Тогда я потребовал взять его в чем он
есть. На него накинули что попало и взяли. После этого он стал собираться,
спросил нужно ли брать с собой какие-либо вещи. Я сказал, что вещи возьмут
другие. Тогда он попросил взять с собою хотя бы личного секретаря Брайана
Джонсона*. Так как это было в наших планах, мы ему разрешили. Михаил
Романов накинул плащ.
  Н.В.Жужгов взял его за шиворот и потребовал, чтобы он выходил
на улицу, что он исполнил. Джонсон добровольно шел следом.
  Михаила Романова посадили в фаэтон. Н.В.Жужгов сел за кучера,
а В.А.Иванченко - рядом с Михаилом Романовым...
  Доехали до керосиновых складов, что в 5 верстах от Мотовилихи.
  Отъехали еще версту от складов и повернули направо в лес... По
дороге никого не встретили, была ночь. Отъехав сажень 100-120 -Жужгов
кричит: "Вылезай!" Я быстро выскочил и потребовал, чтобы мой седок Джонсон
тоже вышел. И только он стал выходить из фаэтона - я выстрелил ему в
висок, он, качаясь, упал. И.Ф.Колпа-щиков тоже выстрелил в Джонсона, но у
него застрял патрон в браунинге. Н.В.Жужгов в это время проделал тоже
самое, но только ранил Михаила Романова. Романов с растопыренными
руками побежал по направлению ко мне, прося проститься с секретарем. В это
время у Н.В.Жужгова застрял барабан нагана (у него пули были самодельные).
Мне пришлось на довольно близком расстоянии (около сажени) сделать
второй выстрел в голову Михаила Романова, отчего он свалился тотчас же.
  Первая лошадь, испугавшись выстрелов, понеслась дальше в лес, но коляска
за что-то зацепилась и перевернулась. В.А.Иванченко побежал догонять, а
когда вернулся, все уже было кончено.
  Начало светать. Это было 12 июня, но почему-то очень холод-
но...
  * Несчастный Михаил не знал, что его повезут не на другое место
жительства, а на расстрел.

  МОДИЛЬЯНИ Амедсо (1884-1920) - итальянский скульптор и живописец. Болезни
преследовали Модильяни с детства. Когда ему была 2 года, он перенес
плеврит, в 14 лет - тиф с осложнением на легкие, в 17 - обострение
легочной болезни. В конце концов, он
умер от туберкулеза.
  С 1906 г. Модильяни постоянно жил в Париже. В январе 1920 года болезнь его
резко прогрессировала, и 14 числа он окончательно слег в постель. 22
января Модильяни, потерявшего сознание, пере-

                                282

  везли в больницу для бедных. Через двое суток, так и не приходя в себя,
около 9 часов вечера художник скончался.
  Его смерть повлекла за собой две других - утром 26 января покончила с
собой, выбросившись из окна шестого этажа, Жанн Эбютерн, 22-летняя
возлюбленная Амедео Модильяни, беременная на девятом месяце.

  МОЛЬЕР Жан-Батист (1622-1671) - французский драматург. Мольер предпочитал
сам играть первые роли в своей театральной труппе. И в свой последний день
17 февраля 1671 г. он играл роль в собственной пьесе "Мнимый больной".
Однако сам он был болен отнюдь не мнимо. Еще в декабре прошлого года у
него начался кашель, порой он испытывал головокружение и сильную слабость.
А в театре он играл роль здорового человека, страдающего от боязни умереть.
  В тот вечер в доме Мольера попросили пристанища монашки -всего лишь на
ночь. Пока Мольер готовился к отъезду в театр, они пели свои псалмы, мешая
ему сосредоточиться. Незадолго до отъезда заглянул Барон - воспитанник
Мольера, актер. Он высказал сомнение: стоит ли в таком состоянии идти на
сцену. Но, как пишет биограф, Мольер "не мог лишить рабочих их дневного
заработка, публику - ожидаемого ею удовольствия, а главное, он не мог не
подчиниться зову сцены, которой он не изменял никогда...
  И вот снова поднялся занавес в театре Пале-Рояль, и снова звучные голоса,
музыка, танцы, как по волшебству, преобразили хмурые стены старинного
зала, где все еще, казалось, витала тень старого Ришелье, и неудержимое
веселье, словно солнечный свет, разлилось по лицам людей.
  Доктора в черных колпаках и аптекари с клистирами в руках танцевали вокруг
Аргана, посвящая его во врачи, и, превозмогая боль, Мольер весело кричал
им в ответ слова нелепой клятвы, составленной из забавной тарабарщины
латинских и французских слов.
  Два раза поклялся Арган в верности медицинскому "факультету". Настало
время третьей клятвы, и вдруг вместо ответа Мольер застонал и повалился в
кресло, но тотчас же, превозмогая страшную боль, он рассмеялся и крикнул:
"Юро!"
Он не слышал дружных рукоплесканий, которыми зрители провожали со сцены
аптекарей и докторов, лихой пляской заканчивавших это веселое
представление. Закутанный и притихший, засунув руки в нарядную муфту
Барона, он сидел в портшезе, который носильщики быстро несли по
направлению к его дому.
  Мольера уложили в постель. Послали за врачом и за священником. Ни один
врач, ни один священник не пришли к умирающему. По его просьбе ему
принесли подушку с хмелем.
  - Люблю все, что не надо принимать внутрь, но боюсь лекарств. Зачем мне
портить остаток жизни? - Он закашлял кровью. - Не бойтесь, бывало хуже.
Только сходите за женой. Пусть придет. Темно что-то. Хотелось бы еще сыру
пармезану.
  Монашки суетились и, как могли, помогали больному. Пока несли свечи и
искали сыр, он умер.
  Хлынувшая горлом кровь залила постель и тело умирающего.
  Когда Арманда с дочерью вошли в спальню, они уже не застали его в живых.
Монашки печально пели псалмы. Лежа на своей красной от крови постели,
Мольер, казалось, как никогда, был спокоен и умиротворен.
  Остается добавить, что церковь не разрешила хоронить Мольера по
христианскому обряду, и потребовалось вмешательство самого короля Людовика
XIV, чтобы тело драматурга и актера упокоилось на кладбище Святого Иосифа,
где хоронили самоубийц и некрещеных детей.

  МОНРО Мэрилин (псевдоним, настоящее имя Норма Джин Бейкер Мортинсон)
(1926-1962) - американская актриса. В конце 1950-х гг. она была самой
популярной актрисой в США. В это же время начался роман Монро с Джоном
Кеннеди. Когда Кеннеди завоевал Белый дом, и связь их стала постоянной,
директор ФБР Эдгар Гувер и брат президента министр юстиции Роберт Кеннеди
предупредили его о том, что вилла Питера Лофорда в Сайта Моника, где он
встречался с актрисой, прослушивается мафией, и, вероятно, любовные
свидания записываются на пленку. Президент резко порвал с Мэрилин. Она
была потрясена, писала отчаянные письма, угрожала разоблачительной
конференцией.
  "Чтобы ее успокоить, Джон в конце концов отправил к ней... своего брата, -
рассказывает Питер Лофорд, на чьей вилле она тогда жила. - Роберт пытался
объяснить ей ситуацию, повторял, что хозяину Белого дома нельзя вести себя
как вздумается, что ей пора прекратить причинять ему неприятности... Она
оставалась безутешной. Бобу стало ее очень жалко, он вернулся на другой
день... Это явно не входило в его планы, но так или иначе ту ночь они
провели на вилле вместе..."
Если раньше Мэрилин названивала в Белый дом, то теперь часто набирала
номер министерства юстиции. С ней вела долгие беседы личный секретарь
Роберта Кеннеди, которой она вскоре сообщила, что министр "собирается на
ней жениться". Складывалось впе