ядро
большим количеством пороха, приходится  увеличивать  калибр  пушки.  Для
того чтобы метнуть большое ядро, нужно увеличивать количество  пороха  в
стволе. Скоро наступает предел. А пеллийцы нашли способ обойти  его!  Но
почему их снаряд вращается? Спрашивать я не решился.
   - Для борьбы с деревянными судами мы делаем  тонкостенные,  нетяжелые
снаряды, - продолжал тем временем Эйно. - Толстые стенки им и не  нужны,
лишь бы при выстреле не разорвало. Снаряд  получается  довольно  легким,
только дно у него толстое...
   День я провел на палубе, наблюдая за  матросами,  которые  бесстрашно
управлялись  с  парусами,  с  необыкновенной  ловкостью  балансируя   на
головокружительной высоте. Одна лишь мысль о том, что и  мне,  наверное,
придется осваивать это потрясающее искусство, наполняла  сердце  ужасом,
смешанным с восторгом. Эйно, время от  времени  выбиравшийся  из  темных
глубин корабля, с усмешкой хлопал меня по плечу и произносил пару-тройку
ободряющих фраз.
   А разбудили меня до рассвета.
   Иллари принес пухлый сверток,  в  котором  оказалась  одежда  -  чуть
потрепанный, но дорогой кафтан, узкие штаны и желтые сапоги для верховой
езды.
   - Пришлось поискать, - сказал он, - но, кажется, все по размеру.
   - Сапоги не годятся, - ответил  я,  демонстрируя  ему  свою  узкую  и
длинную ногу. - Но у меня есть... мы - уже?
   - Уже. Едва вошли в этот проклятый залив, будь он неладен. Эйно  ждет
тебя, позавтракаешь в баркасе. Слушай, - он сел на мою койку и поднял на
меня немного встревоженные глаза, - я вроде как за тебя отвечаю. Эйно  -
зверь, конечно, но там может случиться всякое... я могу быть  уверенным,
что ты сумеешь постоять за себя? На бойца ты,  если  честно,  не  похож.
Клинку учили?
   - Учили хорошо, учился плохо, - честно признался я. - Но  я  шустрый,
мой учитель так и говорил.
   - Хорошо, ладно. Бери свой меч, да и вот еще что - от меня,  в  сумку
засунешь, -  и  с  этими  словами  Иллари  протянул  мне  пару  коротких
двухствольных пистолетов и мешочек с пулями.  -  Бьют,  как  демоны,  не
думай. Порох тебе Эйно даст.
   - У меня есть.
   - Свой можешь себе знаешь, куда засунуть, - скривился он.  -  Знаю  я
ваши пороха, на них только курей жарить.
   Я влез в свои сапоги, зачесал назад влажные после умывания  волосы  и
принялся ладить к поясу меч. Перевязь я  предусмотрительно  спрятал  под
кафтан - пропустив ее в поясные кольца. Я застегнул наконец все пряжки и
вопросительно поглядел на Иллари.
   - Хорош, - кивнул тот, улыбаясь одними глазами. - Ну...  пошли,  Эйно
ждет.
   Предрассветный туман был густым, как  сметана.  Задрав  голову,  я  с
трудом  сумел  разглядеть  лишь  гафель  нависавшей  надо  мной  бизани,
верхушка  мачты  терялась  в  серой  мути.  С  левого  борта  на   волне
покачивалась довольно большая шестивесельная лодка - на румпеле спокойно
покуривал Эйно, спрятав лицо под мятой широкополой шляпой с вышедшей  из
моды лентой. Я спустился по веревочному трапу, шлепнулся рядом с ним  на
банку, и один из матросов с силой оттолкнулся веслом от  влажного  борта
корабля.
   - Держи. - Эйно откинул край  белой  тряпицы,  и  я  увидел  половину
жареного цыпленка, ломоть хлеба и кувшинчик с вином. - И тихо мне.
   Уключины были обильно  смазаны  дегтем.  Медленно,  осторожно  окуная
весла в воду, матросы двинули наше суденышко к невидимому  пока  берегу.
Впереди была Гайтания. Ежась от неприятного ветра, я  принялся  за  свой
завтрак, попутно размышляя о том, какие опасности могут поджидать нас  в
этой стране. Слова раненого запали мне в душу,  и  сейчас  меня  терзала
мысль о том, что за личиной пеллийского корсара  скрывается  нечто  куда
более значительное. И действительно,  какие  дела  могли  привести  этот
весьма странный корабль к нашим берегам?  Пеллия  скрыта  за  бескрайним
океаном, и мы почти ничего не знаем ни о ней самой, ни об окружающих  ее
землях - так, только слухи, приносимые на языках тех редких купцов,  что
решились на такое  далекое,  полное  опасностей  путешествие.  Да  и  то
большинство из них доходили лишь до островного  королевства  лавеллеров,
лежащего посреди океана. Лавеллеры, попадая к нам, любили прихвастнуть о
гигантских  континентах,  что  лежат  к  западу  от  их  архипелага,   о
заброшенных городах и целых странах, покинутых  обитателями,  да  только
верили им мало.
   Я знал - и брат Сайен подтверждал книжную мудрость,  -  что  наш  мир
необъятно велик. Ни одна, даже самая большая каракка  не  может  достичь
западных земель и вернуться обратно, не пополняя запасы воды и провизии.
Плавание  может  оказаться  дорогой  в  никуда.  Мы  были   всего   лишь
беспомощными букашками, вцепившимися в свой  клочок  земли,  дающий  нам
скудное пропитание и такие же скудные надежды, и не мечтали о большем. А
пеллийцы, оказывается, научились каким-то новым, неведомым мне мечтам  и
устремлениям, я чувствовал это, исподтишка  разглядывая  острый  профиль
Эйно, затененный старой шляпой.
   Из  тумана  неожиданно  вынырнула  узкая   полоска   пляжа.   Матросы
затабанили, и Эйно поднялся на ноги. Подчиняясь  его  короткой  команде,
один из матросов неожиданно поднял меня на руки,  бережно,  как  девицу,
посадил на свое широкое плечо и перебрался за борт. Воды там было ему по
пояс. Двое других проделали точно такую же операцию с Эйно.
   - Нам не следует мочить ноги, - тихо объяснил он, глядя, как  матросы
несут на берег небольшой сундучок. - Здесь рядом - поселок.  Мы  обойдем
его по холмам, так, чтобы спуститься с противоположной стороны, и  купим
у одного человека лошадей.
   - Он предупрежден? - спросил я, ощущая легкую  дрожь  в  предвкушении
предстоящего приключения.
   - Он ждет гостей, - едва слышно ответил Эйно.

Глава 3

   Купленная для меня лошадь оказалась с норовом. Каурая  кобылка  то  и
дело  взбрыкивала,  нервно  реагируя  на  повод,   и   злобно   храпела,
оглядываясь на массивного черного мерина Эйно. Сказать по совести,  я  с
удовольствием поменялся бы со своим спутником, но, к моему изумлению, он
держался на лошади еще хуже, чем я. Эйно трясся в седле, словно  древний
монах, на склоне лет впервые посланный за  милостыней.  Езда  доставляла
ему мучения, но он героически делал вид,  что  все  в  порядке,  и  даже
улыбался, нещадно отбивая спину своего черного евнуха.
   - Да, - сказал он, когда мы взобрались  на  невысокий  холм  и  внизу
появились башенки городка, вызолоченные закатным солнцем, - ну не рожден
я для седла... Честно говоря, я родился в таком же маленьком  поселке  -
только  стоял  он  на  берегу  огромной  бухты,  куда   часто   заходили
королевские корабли. И рос я, соответственно, уже в море.
   - Ваш отец был вельможей? - осторожно поинтересовался я.
   - Моему отцу принадлежала половина побережья нашего острова, -  вдруг
скривился Эйно и, неловко ткнув мерина каблуками,  бросил  его  вниз  по
склону.
   Моя кобыла рванула следом без команды.
   Городишко встретил  нас  запахом  жареных  цыплят  и  криками  святых
братьев, созывавших народ  на  вечернюю  молитву.  В  Гайтании  молиться
любили. Типичный гайтанец представлялся мне неряшливым скрягой,  готовым
удавиться за каждый медный грош,  зато  всегда  радующимся  молитве  как
способу выпросить  у  богов  побольше  этих  самых  грошей.  Разглядывая
грязноватые вывески различных заведений,  Эйно  осторожно  вел  меня  по
узким улочкам - в сточных  канавах  копошились  чумазые  дети,  из  окон
вторых этажей то и дело высовывались женские лица в обрамлении  несвежих
чепцов, - и наконец он уверенно остановил  коня  возле  довольно  чистой
таверны под названием "Старый мост". По-видимому, решил я,  моряк  искал
дорогу, руководствуясь  ранее  описанными  ему  ориентирами.  Для  него,
владевшего сложным искусством навигации по солнцу и звездам, это не было
трудной задачей.
   Привязав лошадей, мы вошли в  большой  зал,  освещаемый  стрельчатыми
окнами, напоминавшими собой бойницы старых  замков.  Народу  здесь  было
полно - под  темными  деревянными  балками  потолка  гудел  разноголосый
гомон, - но его явственно перекрывал визгливый мужской голос:
   - Мозги, я говорю! Мозги, бездельник! Вчерашние,  э?  Не  врать  мне!
Вчерашние у тебя мозги?
   - Что вы, сье, - отвечал разносчик, - мозги у нас  самые  что  ни  на
есть свежайшие, сегодняшние... извольте видеть... А если мозги  вам  так
не по  вкусу,  то  извольте  приказать  вот  супчику...  джонджолей  под
головизну, все самого первого сорта...
   -  Джонджолей!  Мозги  мало  того,   что   вчерашние,   так   еще   и
недожаренные!..
   Эйно повернул на голос, и я увидел упитанного господина средних  лет,
одетого в модные, но уже изрядно  заляпанные  жиром  одежды  гайтанского
вельможи.  Под  неряшливым  кафтаном  виднелась  темная,  тонкой  работы
кольчуга,  -  впрочем,  разглядеть   ее   ценность   мог   лишь   взгляд
внимательного   или   посвященного.   А   я   всегда   отличался   своей
наблюдательностью. Это был солдат, вернее,  офицер  гайтанского  короля,
старавшийся, чтобы его принимали за повесу.  Именно  в  его  компанию  и
устремился Эйно.
   - Айек! - горестно воскликнул моряк. - Старый Айек!
   - О небо, старина! - завопил вдруг наш тайнственный обжора. -  Какими
судьбами, здесь, в этой проклятой дыре!
   - Бежим, бежим с малолетним сыном... это все, что  у  меня  осталось,
друг мой. Может быть, вы не откажетесь угостить двух  нищих  странников,
спасающихся от варваров, разоривших нашу прекрасную землю?
   - Императорских червей, да побольше!  -  рявкнул  Айек.  -  Принесите
вина! И уберите, наконец, эти ваши м-мозги, чтоб они  приснились  твоему
повару, негодяй!
   У него были лукавые, веселые глазки. Пухлые пальцы вельможи то и дело
шевелились, теребя то вилку, то смятую полотняную  салфетку,  -  в  этих
лукавых глазах проглядывала тревога.
   - Рад приветствовать, - прошипел он, когда разносчик, подхватив блюдо
с недожаренными мозгами, умчался в поисках неведомых мне  "Императорских
червей".
   - Где мои векселя? - так же тихо проговорил Эйно по-гайтански.
   - Он не прибыл, дружище... я жду его с самого утра, но его все нет. У
меня появились кое-какие сомнения... сейчас мы поужинаем, и я отведу вас
в одно место - здесь неподалеку: может быть, он ждет меня  там.  Но  это
странно...
   - Это действительно странно, - Эйно недобро закусил губу.
   - Вы что же, подозреваете меня?
   - Я не говорил этого.
   Айек шумно рыгнул и неожиданно поднялся из-за стола.
   - Какой вздорный тип, -  пробормотал  я,  неприязненно  глядя  ему  в
спину.
   - Для тебя, - тихонько рассмеялся Эйно. - И для всех  остальных,  для
тех, кто запомнит орущего обжору и пару неприметных беглецов...
   Айек вернулся через несколько минут - довольно икая и  застегивая  на
ходу свои аляповатые бархатные штаны. Почти тотчас же к  столу  подбежал
разносчик.
   - Ваши черви, граф, - подобострастно объявил он, расставляя на  столе
множество глиняных горшочков.
   Заглянув в один из них, я обомлел: передо  мной,  видимо,  находились
самые настоящие черви, замоченные в винном уксусе.  О  таком  блюде  мне
слышать не приходилось. Я поднял на  Айека  недоуменные  глаза,  но  тот
добродушно махнул пухлой ладошкой:
   - Превосходная закуска, сынок. Князь,  вы  разрешаете  своему  малышу
пить вино?
   - Этот малыш -  мой  лекарь,  -  проскрипел  Эйно  с  непонятным  мне
раздражением. - Если он не научится  пить,  то  проживет,  право  слово,
совсем недолго.
   Глотнув сладкого, как мед, вина, я решительно  загнал  свою  вилку  в
горшок с проклятыми червяками. К моему изумлению, они  оказались  весьма
недурны, отдаленно напоминая устриц. Путешествие по  пыльным  гайтанским
дорогам утомило  меня,  и  я  сам  не  заметил,  как  справился  с  этим
непривычным блюдом.
   - Ну что, - громко спросил Айек, глядя на Эйно,  -  вы  утолили  свой
голод, друзья? Пойдемте отсюда  -  я  знаю  место,  где  хозяйка  подает
превосходное вино.
   На стол звонко шлепнулась монета, и мы вышли на улицу.
   Айек отвязал своего грязно-белого жеребца и коротко  махнул  рукой  в
красной перчатке.
   - За мной, господа.
   Вскоре городок оказался за нашими спинами. В сгущающихся сумерках  мы
перебрались через глубокий зловонный ручей и выехали на  небольшой  луг.
На опушке леса темнело какое-то приземистое строение.
   - Это что же, хлев? - поинтересовался Эйно, недовольно втягивая носом
воздух.
   - Нет, - отозвался Айек - всю его визгливость как рукой сняло, теперь
он говорил ровным,  уверенным  баритоном,  -  раньше  здесь  жил  святой
отшельник.  Лет  десять  назад  он  подох,   пытаясь   ублажить   жирную
деревенскую девку. Теперь тут ночуют пастухи.  Но  сезон  окончен,  овцы
острижены, а келья пустует...  кроме  тех  ночей,  когда  ею  пользуются
робкие местные влюбленные. Шпоры, господа: мне кажется,  я  вижу  внутри
свет.
   Вблизи  келья  оказалась  довольно  ладным  домиком,   сложенным   из
разновеликих булыжников. Тростниковая крыша поросла  мхом  и,  наверное,
хорошо защищала пастухов от непогоды. Айек спрыгнул  с  коня  и  толкнул
тяжелую, окованную ржавым железом дверь. Я двинулся вслед за ним.
   За широким дубовым столом, освещенным ярким пламенем дорогой восковой
свечи, сидел крупный бородатый мужчина, наряженный пилигримом. Мне сразу
же бросились в глаза свежие кровоподтеки на его  белом  как  снег  лице.
Ничего другого я разглядеть не успел, ибо на грузное тело  графа  что-то
бесшумно рухнуло сверху - и сразу же я ощутил,  как  чьи-то  руки  валят
меня на пол.
   Мое   секундное   замешательство   позволило   негодяю    осуществить
задуманное, но дальше  включилась  привычка,  намертво  забитая  в  меня
старым бретером са Камором. Бандит действовал  на  удивление  неловко  -
вместо того, чтобы сразу же полоснуть меня  по  горлу,  он  для  чего-то
прижал меня к полу коленом и выпрямился: наверное, ему  было  интересно,
что там происходит с  графом  Айеком.  Это  была  глупая,  очень  глупая
ошибка, - лишь когда мой меч пробил его грудь насквозь и я смог вскочить
на ноги, я понял, что сражался  с  толстопузым  деревенским  увальнем  в
старом плаще с капюшоном. Ну, а са Айека спасла кольчуга да странная для
его телосложения ловкость. Неведомо как он вырвался из  стальных  клещей
жилистого молодого парня, который, верно, прятался под самой  крышей,  -
но, вырвавшись, граф не пожалел своего роскошного кафтана и пустил в ход
припрятанный в кармане пистолет, выстрелив в обидчика прямо через ткань.
   - Эйно! - закричал я, понимая, что против серьезного  противника  мне
здесь не выстоять. - Эйно!
   Он вбежал в келью, сжимая в  одной  руке  окровавленную  саблю,  а  в
другой - короткий казнозарядный карабин, навылет пробивающий человека  в
самых тяжелых доспехах.
   - Там было двое... Айек, что это?! Ты привел меня в засаду?
   - Все... гораздо... хуже... - неожиданно захрипел  бородатый  мужчина
за столом, поднимая на нас измученные долгой болью глаза. - Бумаги...  у
главаря.
   - Маттер, займись им! - рявкнул Эйно. - Айек, за мной!
   Увы, но я был беспомощен. Из бородача выпустили слишком много  крови:
они делали это  долго,  расчетливо,  так,  чтобы  доставить  несчастному
максимально возможные страдания, - и теперь он умирал.
   - Скажи им, - тихо простонал он, - скажи графу, что все гораздо хуже,
чем он думал. Все бумаги... все бумаги у черного.
   Я мог только облегчить боль. Вскоре Эйно и Айек  вернулись  в  келью.
Бородач еще дышал, но мои руки отправили его  в  мир  грез  -  и  только
травы, которых со мной не было, смогли  бы  вернуть  его  к  реальности.
Впрочем, в его услугах уже не было  нужды.  Эйно  расстегнул  заляпанную
кровью кожаную сумку и нетерпеливо выхватил из нее  грубо  распечатанный
пакет.
   - Ах, проклятье! - выкрикнул он, едва глянув на тонкие желтые  листы.
- Кто бы мог подумать!
   Дальше последовала фраза на  непонятном  мне  языке  -  вероятно,  он
изливал свои чувства по-пеллийски. Не обращая  на  него  внимания,  Айек
сунул мне небольшую, обтянутую кожей флягу.
   -  Ну  ты  молодец,  мальчик,  -  сверкнул  он  глазами,   глядя   на
окровавленный труп в сером плаще, - передавай привет своим учителям...
   - Увы, - скривился я, давясь терпким и неимоверно крепким вином. -  Я
с севера.
   - Ах ты!.. - помотал головой Айек и отвернулся. - Он умрет? - спросил
он у меня, с нежностью глядя на бородача.
   - Он уже умирает, - ответил я. - Здесь я ничем не  могу  помочь:  они
слишком долго пытали его.
   - Я почти не знал этого человека, - произнес Айек, не глядя на  меня,
- а ведь мы работали с ним не один год. Да, немало дел и денежек  прошло
через наши  с  ним  руки.  Теперь  мне  придется  выкручиваться  одному.
Грустно, э?
   - Мне очень жаль, сье, - вздохнул я и снова приложился к фляге:  меня
трясло.
   - Нам нужно  сматываться,  -  резко  произнес  Эйно,  пряча  пакет  с
бумагами под одежду. - Айек, я могу забрать  тебя  с  собой  и  высадить
южнее. Пойдешь?
   - Князь, я боюсь воды, как преисподней, - грустно отозвался тот. - Не
беспокойтесь обо мне, я справлюсь сам. Лучше бы  вы  подарили  мне  свой
новомодный карабин...
   - Он пеллийский, - удивленно нахмурился Эйно, - центрального боя,  на
пять зарядов. Где ты найдешь патроны?
   - Они уже перестали быть такой проблемой, князь.
   - Тогда держи, -  все  еще  удивленный,  Эйно  бросил  вельможе  свое
оружие, и тот, на лету перехватив тонкое тело карабина,  нежно  погладил
его рукой:
   - Купить такой я не могу... а патроны как-нибудь  достану.  Прощайте,
князь! Вы всегда найдете меня! И не возвращайтесь в эту проклятую  дыру.
Прощайте!
   Когда мягкий стук копыт растаял в темноте, Эйно внимательно посмотрел
на меня:
   - Ты зарядил пистолеты?
   Я вытирал  свой  меч  о  грубую  холстину  убитого  мною  разбойника.
Удивленно подняв брови, я выпрямился и достал оба пистолета, те, что дал
мне  Иллари,  -  в  них  были  заряды,  снаряженные  мелким,  как  пыль,
пеллийским порохом: я заряжал их при Эйно.
   - Вы же видели...
   - Тогда к морю. Видят боги, суша приводит меня в ужас! Задуй свечу.
   Нещадно пиная лошадей пятками, мы провалились в ночь, благо  вечерняя
луна была скрыта темными осенними тучами.  Через  пару  часов  отчаянной
скачки (наверное, знаменитые гайтанские драгуны, глядя на  нас,  померли
бы с хохоту) боги указали Эйно дорогу, которая вела к морю.
   - Князь, - негромко позвал я,  когда  он  пустил  своего  измученного
мерина шагом, - дело действительно так плохо?
   -  Никогда  не  называй  меня  князем,  -  ответил  мне  из   темноты
преувеличенно ровный голос, - если не хочешь получить по ушам. Да,  дело
плохо. Возвращение домой  откладывается.  Нам  придется  спуститься  еще
южнее... и мы наверняка прозеваем западные ветры. Проклятье! Я  надеялся
вернуться на Острова раньше, чем в этом полушарии наступит зима.
   Не  решаясь  беспокоить  моряка  своей  болтовней,  я  погрузился   в
размышления. Ситуация будоражила меня: гайтанский  граф,  работающий  на
пеллийского корсара, сражение с загадочными разбойниками, явно  нанятыми
для того, чтобы захватить всех нас,  наконец,  странные  векселя,  из-за
которых погиб бородатый  шпион...  что  все  это  могло  значить?  Какие
векселя могут стоить того, чтобы из-за них гнать через  океан  новейший,
прекрасно оснащенный корабль? Какие вообще демоны могли  заставить  Эйно
высаживаться здесь, в Гайтании, - разве далекая,  совершенно  чужая  для
нас Пеллия имеет здесь какие-либо интересы? В последнее  мне  совершенно
не верилось. Страна,  отстоящая  так  далеко,  не  может  иметь  никаких
интересов в землях, отделенных от нее тысячами миль  океана.  Даже  если
этот океан преодолим для ее судов! Торговля - может быть,  но  политика:
о, нет! Это чепуха. Но что же тогда?
   Качаясь в жестком седле,  я  и  не  заметил,  как  далеко  на  западе
появился ущербный серп утренней луны. Вскоре  мое  ухо  уловило  далекий