днял глаза и увидел, как Телла
пьет вино - залпом, словно заправский моряк.  Она  со  стуком  поставила
чашу на столешницу и сама наполнила ее снова.
   - Не бойся, - усмехнулась девушка, - отец не станет меня ругать.  Мне
позволено уже все, что дозволяется женщине. Тебе, как я вижу, тоже?
   Я скосил глаза на кобуру с пистолетом и подумал, что  мне  дьявольски
не хотелось начинать свое знакомство с  этой  прелестной  шлюхой  именно
таким образом. К тому же погода не  очень  располагала  к  столь  тесным
отношениям.
   Телла, очевидно, прочитала мои мысли и расхохоталась  -  на  сей  раз
грубо, как портовая трактирщица.
   - Ну могу я поиграть вне сцены? - спросила меня  капризная  маленькая
девочка.
   - Сколько угодно долго, дитя мое, - в тон ей отозвался я.
   - А вы талантливы, мой господин, - голос Теллы стал почти серьезен. -
Вы далеко пойдете... Вам говорили  о  том,  что  в  этой  стране  многие
женщины имеют пророческий дар?
   - О нет, - умоляюще скривился я. - Только  без  пророчеств.  Хотя  бы
сегодня. Давайте просто пить и любоваться луной:  вот  здесь,  на  воде,
видите?

***

   Узкая черная шхуна бросила якорь в полумиле  от  берега.  Оборванные,
бородатые матросы спустили на воду ялик, и я первым  скользнул  вниз  по
перекладинам штормтрапа. На западе висел сероватый диск  утренней  луны,
до рассвета оставалось совсем недолго. Я сел на среднюю банку, дождался,
пока в лодчонку спустятся темные фигуры Эйно и Уты, и  осторожно  смочил
весла.
   Повернув голову, я увидел, как сквозь редкий  утренний  туман  где-то
там, на берегу, пару раз мигнул  тусклый  желтый  огонек.  В  ответ  ему
вспыхнула лампа,  расположенная  на  носу  нашей  шхуны.  Мне  не  очень
нравилось это путешествие - насколько я разбирался в карте, Эйно  привел
корабль на один из островов, почти вплотную  примыкающий  к  галоттскому
архипелагу. Островок числился необитаемым, однако  я  хорошо  знал,  что
молчаливый Лоттвиц ничего не делает просто так, - увидев свет на берегу,
я понял, что мои предчувствия сбылись - нас ждали.
   На коленях у Эйно лежало тяжелое магазинное ружье, бьющее, как я  уже
знал, на огромное расстояние. Князь был спокоен, однако я видел, что его
невозмутимость обманчива: он волновался всю дорогу, а в ту минуту, когда
вахтенный доложил, что шхуна приблизилась к островку, я заметил, как  он
незаметно пристукнул пальцами по своему золотому талисману.
   Волна гнала нас к  берегу,  и  довольно  скоро  острое  дно  лодчонки
зашуршало по песку. Эйно тотчас же спрыгнул за борт и двинулся по воде к
пляжу.  Мои  острые  глаза  уже  различили  густые  заросли  кустарника,
тянувшиеся вдоль берега на некотором отдалении от  воды,  -  где-то  там
чуть  светился  прикрываемый  чьей-то  рукой  фонарь.  Ута  помогла  мне
вытащить  ялик  из  воды  и  нетерпеливо  дернула   плечом,   приказывая
поторапливаться.  Я  расстегнул  кобуру,  в  которой  дремал  заряженный
"Вулкан".
   В кустах уже что-то  происходило.  Подойдя  поближе,  я  увидел  двух
рослых мужчин в темных рубашках и морских штанах, рядом  с  которыми  на
земле лежал небольшой сундучок. Присев на  корточки,  Эйно  распечатывал
какой-то тощий пакет, при этом один из моряков, нагнувшись,  присвечивал
ему масляной лампой с сигнальной задвижкой.
   - Вот, - услышал я приглушенный голос князя, - это то, что  я  обещал
вам.
   - Да-да, - хрипло ответил моряк и поспешно  вырвал  из  рук  Лоттвица
какую-то бумагу.
   Подсветив себе, он несколько секунд вглядывался  в  неведомый  текст,
потом удовлетворенно вздохнул,  спрятал  документ  за  пазуху  и,  вновь
опустив лампу, распахнул сундучок. Эйно жадно запустил в  него  руки,  я
услышал, как шуршит бумага.
   - Все, ребята, - выпрямился он. - Дело сделало. Надеюсь, вы  остались
довольны?
   - Весьма, князь,  -  ответил  ему  второй  властным,  густым  голосом
человека, привыкшего к повиновению прочих, - надеюсь, столкуемся.
   Эйно боднул головой, легко поднял с земли  свой  драгоценный  груз  и
выбрался на пляж.  Я  поспешил  столкнуть  нашу  лодчонку  в  воду.  Вся
операция заняла буквально  несколько  минут,  и  мне  оставалось  только
гадать, ради чего мы тащились  за  три  сотни  миль  на  нелепой  шхуне,
нанятой при посредстве одного весьма странного  типа,  поразившего  меня
своим вислым носом и мокрыми,  словно  бы  вывернутыми  губами,  -  этот
человек несколько раз посещал Лоер, и однажды я услышал, что речь шла  о
"надежном судне, и так, чтобы все молчок..."
   Едва лодку подняли на борт, матросы взялись за  вертлюг,  загрохотала
якорная цепь, и вскоре шхуна развернулась носом в океан.  Эйно  исчез  в
своей каюте, а я остался наверху, невзирая  на  сырость.  Мрачного  вида
шкипер поднес мне мятый серебряный кувшин, в котором плескалось  дрянное
винцо, и лепешку с куском мяса. Сорвав с кувшина  пробку,  я  глотнул  и
посмотрел на теряющийся  в  туманной  тьме  остров.  В  этот  момент  из
"вороньего гнезда" донесся полный ужаса голос впередсмотрящего:
   - Дозор с правого борта!
   Стоявший рядом со  мной  шкипер  побелел  как  снег  и  схватился  за
подзорную трубу. Я последовал его примеру. Бинокль вонзил мои  глаза  во
влажную муть, и я сумел различить четыре едва  заметных  огонька,  слабо
мерцающих в тумане.
   - Ветер на нашей стороне,  -  хрипло  прошептал  шкипер.  -  Добавить
парусов! Поставьте все, что только можно, вплоть до носовых платков! Эй,
парень, - обратился он ко мне, - давай, зови его милость! Из-за  него  я
ввязался в это сумасшествие, пусть теперь он думает, как нам спасаться.
   Лоттвица я застал за изучением каких-то свитков; по столу, за которым
он сидел, были разбросаны бумаги, на некоторых я успел различить  печати
королевских нотариусов. Выслушав меня, он поспешно сгреб свою  добычу  в
сундучок и вылетел на палубу.
   - Возьмем южнее, -  решил  он,  опустив  свой  бинокль,  -  и  пойдем
проливами. Луна скоро уйдет, а на рассвете туман станет еще  гуще.  Если
нам повезет с ветром, они нас не заметят.
   Подчиняясь его команде, рулевой завертел штурвал, разворачивая  шхуну
круче под ветер. Словно ведьма, приземистое черное судно понеслось прочь
от  дозорного  корабля  Галопы,  ревниво  стерегущего   воды   пиратской
республики.  Все,  кто  находился  на  мостике,  замерли  в  глубочайшем
напряжении. Я неслышно прихлебывал  вино,  а  Эйно  тщательно  прикрывал
ладонью уголек своей трубки - так, словно от этого зависело, увидят  нас
или нет. Примерно полчаса шхуна мчалась на юг, в  снастях  подвывал  все
усиливающийся ветер. Когда туман, который, как и предсказал князь,  стал
походить на мутную вату, чуть посветлел, мне почудилось, что  по  левому
борту проплыли темные скалы какого-то берега.
   - Оторвались, - с надеждой в голосе заметил шкипер.
   - Будем думать, что да,  -  все  еще  напряженно  отозвался  Эйно.  -
Сегодня нам очень повезло. Если бы мы хоть чуть-чуть замешкались там, на
острове...
   - Вам не кажется, что их кто-то навел? - вдруг спросил шкип.
   - Нет, - Эйно жестко выпятил подбородок и коротким взмахом  вырвал  у
меня кувшин с остатками вина. -  Нет,  просто  мы  налетели  на  обычный
дозор...
   Вскоре я отправился  спать,  -  а  к  полудню  следующего  дня  шхуна
приблизилась к берегу острова Гюз, крайнего в  западной  цепи  островов,
принадлежащих Пеллии.
   Не дожидаясь, пока Эйно разберется со шкипером, Ута посадила  меня  в
одну из причаливших к кораблю лодок и приказала везти нас на берег.  Там
уже толпились несколько извозчиков. Город  Гюзар,  широко  растянувшийся
вдоль берега, произвел на меня впечатление вселенского хаоса,  почему-то
воплотившегося в явь именно здесь, на границе суши и густо-зеленой воды.
По улицам носились чумазые подростки с  какими-то  тюками,  дороги  были
плотно забиты повозками со всяким добром, возницы орали друг  на  друга,
лошади  ржали,  им  вторили  ослы,  и  все  это  сливалось  в   какой-то
сумасшедший, невыносимый  для  меня  рев.  Вдоль  желтых,  сложенных  из
ракушечника заборов шествовали раскормленные матроны с детьми на буксире
и огромными корзинами на голове. На одном из перекрестков я  узрел  двух
подпитых монахов,  увлеченно  дискутирующих  на  богословские  темы  при
помощи  ритуальных  посохов  с   костяными   набалдашниками.   Очевидно,
атмосфера всеобщего веселья сказалась и на них, не позволяя  погрузиться
в размышления о горних высях.
   - Ты здесь бывала? - спросил я у Уты.
   - Нет, - помотала она головой. - Но я знаю, куда нам ехать.
   Извозчик въехал в "респектабельную" часть  города.  Шума  здесь  было
поменьше,  исчезли  профессиональные  нищие,  украшавшие  собой   каждый
перекресток внизу, а вдоль улиц появились величественные старые деревья.
Через  некоторое  время  наш  шарабан  остановился  перед  воротами,  за
которыми виднелось большое четырехэтажное здание.  Ута  бросила  вознице
монету, я подхватил небольшой саквояж, содержащий все наши  вещи,  и  мы
прошли через калитку.
   Парк тут был сосновым. Под  ногами  приятно  хрустели  сухие  иголки,
ветерок наполняла смолистая свежесть. Мы поднялись по широкой лестнице и
оказались в  широком,  роскошно  декорированном  зале.  Откуда-то  сбоку
выскочил мужчина в шитой серебром хламиде и склонился в поклоне:
   - Господин желает остановиться в пансионе госпожи Лю?
   - Желаю, - сообразив, куда мы  попали,  ответил  я.  -  Двухкомнатный
номер на сутки.
   В кармане у меня звенел десяток монет - действуя  скорее  интуитивно,
нежели разумно, я протянул две из них  серебряному,  и  тот  моментально
защелкал пальцами, подзывая слуг. Девушка в непристойно коротком  платье
отвела нас на второй этаж, вручила два ключа, и  я,  почему-то  вздыхая,
клацнул замком.
   Этот номер стоил пары золотых. Здесь были две спальни,  отделанные  с
королевской роскошью, ванная и даже некое подобие библиотеки с  камином.
Бросив саквояж в шкаф, я поглядел в окно - внизу стройная  молодая  дама
играла с шаловливыми дочками-двойняшками, которые носились меж сосен,  -
и повернулся к Уте, которая поправляла перед зеркалом прическу.
   - Здесь есть ресторан?
   - В солидных пансионах всегда есть ресторан... - ответила Ута.  -  Ты
прав. Ты хочешь, чтобы обед принесли сюда?
   Я пожал плечами.
   - Возможно.
   - Тогда спустись вниз и предупреди метрдотеля -  записки  для  господ
Эйни должны доставляться в наш номер, и без промедления.
   - Эйни? - удивился я.
   - Это старый пароль, ты привыкнешь... иди. Метрдотель отреагировал на
мою просьбу обыденно, а через час, когда я прикончил последнего краба  и
протянул руку к кувшину  с  вином,  в  дверь  вкрадчиво  постучали.  Ута
положила руку на бедро, где под курткой  пряталась  кобура  с  крохотным
пистолетом, и сделала мне знак открыть. В коридоре  стояла  горничная  с
треугольным конвертиком на подносе.
   - Вам корреспонденция, господин. Ответа не просили.
   Я пожал плечами, вернулся к столу и, поддев вилкой печать, распаковал
письмо. Летящий почерк принадлежал Эйно.
   - Что там? - спросила Ута.
   -  "До  полудня  свободны",  -  ответил  я.  -  Да,  он   традиционно
немногословен.
   - Больше и не надо, - усмехнулась девушка.
   - Тогда я пойду в город, - решил я. - И постараюсь не ввязываться  ни
в игру, ни в драки...
   - Поосторожнее с местными шлюхами, -  насмешливо  напутствовала  меня
Ута. - Говорят, они очень плотоядны.
   - Нашла б ты себе кавалера, - вздохнул в ответ я.
   Брать извозчика  мне  не  хотелось.  Выйдя  за  пределы  пансиона,  я
неторопливо побрел вниз по  улице,  любуясь  фасадами  господских  вилл,
которые терялись  среди  многочисленных  деревьев.  Да,  моя  родина  не
выдерживала  с  этой  страной  решительно   никакого   сравнения.   Даже
мелкотравчатая аристократия, обитавшая в наших серых и по большей  части
запущенных городах, не могла похвастать таким богатством. А ведь  здесь,
как я уже успел  убедиться,  так  жили  отнюдь  не  вельможи,  а  просто
оборотистые торговцы, финансисты, модные  лекари  и  даже  мастеровые  -
если, конечно, речь шла о мастерах высшего класса.
   Улица уперлась в белый забор чьего-то огромного особняка  и  свернула
налево. Вместе с нею свернул  и  я.  Через  сотню  шагов  мне  на  глаза
попалась вывеска крохотного магазинчика модных шляп.  Уморительная  рожа
дебелой дамы, примеряющей шляпку  размером  с  фор-марсель  "Бринлеефа",
заставила меня остановиться. Да, маляр знал  свое  дело  -  пройти  мимо
такой красоты  без  улыбки  было  совершенно  невозможно.  Пока  я,  как
провинциальный зевака, стоял перед витриной,  рядом  со  мной  скрипнула
застекленная дверь и чьи-то  каблучки  стукнули  по  камню  тротуара.  Я
машинально повернул голову и едва не вскрикнул от неожиданности:  передо
мной стояла... Телла!
   - О боги, - задохнулся я. - Какими ветрами?..
   - Кажется, мы  не  виделись  два  месяца,  мой  господин?  -  немного
кокетливо отозвалась она.
   - Да... чуть больше.
   На ней был белый костюм, состоящий из  юбки  со  множеством  каких-то
рюшечек, мужской сорочки и курточки с десятком воротников.  Наверное,  я
имел крайне дурацкий вид - потому что, так  и  не  дождавшись,  когда  я
наконец открою рот, Телла решительно дернула меня за рукав и спросила:
   - Мой господин решил пустить здесь корни?
   - О нет!., то есть я хотел сказать, что очень рад тебя видеть, Телла.
Может быть, мы посидим где-нибудь, выпьем вина?..
   Расхохотавшись, она потащила меня  вниз  по  улице.  Пока  мы  шли  в
какое-то хорошо знакомое ей место, я узнал,  что  на  Гюз  они  с  отцом
приплыли для переговоров о выступлениях  в  канун  храмовых  празднеств,
которые должны начаться через пару  месяцев.  Отец,  почтенный  Накасус,
целыми днями мотался по городу, общаясь с театральными агентами,  а  она
была предоставлена сама себе. Правда, сегодня у нее есть одно поручение,
но времени еще навалом, а она и в самом деле обрадована встречей...
   О  себе,  а  особенно  о  присутствии  в  Гюзаре  Эйно   Лоттвица   я
благоразумно умолчал.
   Наш путь завершился под яблонями, росшими  на  искусственной  террасе
небольшого заведения. Выпивох еще  не  было,  влюбленных,  верно,  тоже,
поэтому  на  посыпанной  песком  площадке  мы  оказались   в   полнейшем
одиночестве. Разносчик приволок нам куриное  филе,  тушенное  в  сладком
соусе, пару графинчиков и какие-то  коричневые  шарики,  оказавшиеся  на
поверку кисловатым ржаным хлебом. Телла немедленно достала свою трубку и
принялась рассказывать мне о перипетиях последних месяцев,  о  том,  что
ведущий актер господин Дитль чудом не  сломал  себе  руку,  о  том,  что
заработков в этом году совсем мало, и если бы не...
   Я смотрел на нее и думал, что мы,  кажется,  и  не  расставались  той
ночью. Что мы, кажется, знакомы не пару часов, а пару сотен лет. И еще -
это тоже игра, или она действительно так  рада  встретить  меня  в  этом
утомительно желтом Гюзаре?
   - Телла, - перебил ее я, гоняя вилкой по тарелке недоеденный  кусочек
курятины, - вы упоительны.
   - Ч-что?
   Она  осеклась  на  полуслове  и  мгновенно  превратилась  в   немного
растерянную девчонку, недоуменно заглядывающую в  глаза  сидящему  перед
ней юноше. "Ты маленький мудрец, Маттер, - сказала мне как-то Ута. - Мне
страшно подумать,  во  что  ты  превратишься,  когда  повзрослеешь".  "Я
никогда не повзрослею, - ответил я совершенно серьезно, - если я  понял,
что именно ты имела в виду". "Понял, понял, - покачала головой  Ута".  Я
смотрел на Теллу: мне было чуточку смешно.
   Стушевавшись, не зная, что мне ответить, она склонилась над вином.  Я
осторожно коснулся ее плеча, и она тотчас же вскинулась,  словно  ожидая
удара.
   - На какое время назначено ваше задание?  -  спросил  я,  вынимая  из
кармана миниатюрный хронометр.
   - Еще почти час... - ответила актриса.
   - Я хочу посвятить вам весь этот вечер. Вы не возражаете?
   - Мы опять перешли на "вы"? - Телла уже вернулась  в  свое  привычное
состояние игры-неигры, и на меня смотрели лукавые фиолетовые глаза.
   Я бросил на столик серебряную  монету,  мы  прошли  через  прохладный
темный зальчик ресторана и спустились на улицу.  Адрес,  данный  девушке
отцом, значился где-то внизу, в  толчее  припортовых  кварталов.  Мы  не
торопясь двигались к морю,  а  вокруг  нас  росли  шум  и  суета.  Телла
рассказывала мне о принципах, на которых строится театральное  искусство
"фитц" (оказалось, что в Пеллии существовали  и  другие  течения),  а  я
вспоминал свою бесконечно далекую родину и детство,  закончившееся,  как
мне казалось, невообразимо давно, так давно, словно его и не было вовсе.
Стражники городского патруля подсказали нам дорогу, я еще раз сверился с
хронометром и прибавил шагу.
   - Мне нужно лишь передать записку, - объяснила Телла.  -  А  потом  я
буду свободна до самого вечера.
   Я кивнул и, сам не зная зачем, ощупал  свой  "вулкан",  покоящийся  в
кобуре на поясе.
   Телла остановилась возле ничем не примечательного дома в  два  этажа,
выходившего фасадом прямо на улицу.  За  воротами  раздалось  угрожающее
собачье ворчание.
   - Это здесь, - сообщила мне актриса и постучала в крепкую  деревянную
дверь, являвшуюся частью правой створки ворот.
   Ворчание перешло в лай. Судя по сочному басу, песик был  немаленький.
Где-то в глубине двора хлопнула дверь, раздались шаркающие  шаги,  и  на
улицу высунулась замызганная физиономия в кожаном фартуке.
   - Чего вам? - поинтересовалась она сиплым с перепою голосом.
   - Записка, - ответила Телла, вмиг превращаясь в простецкую дуреху,  -
передать велели...
   И в этот миг я неожиданно услышал  голос  Эйно  -  тихий  и  далекий,
отделенный от меня, наверное, комнатой, но все же достаточно различимый:
   - Если  мои  условия  вас  не  устроят,  то  я  как  член  столичного
магистрального суда возьму на  себя  труд  передать  все  это  господину
королевскому дознавателю...
   Схватив треугольничек письма, сизая рожа исчезла, и Телла повернулась
ко мне:
   - Ну, вот, теперь мы можем идти куда угодно...
   - Погоди... - начал я, вслушиваясь, но поздно - верно, где-то в  доме
прикрыли дверь, и теперь  я  не  слышал  ничего,  кроме  стихающего  лая
сторожевого пса.
   Но в принципе даже того, что я услышал, было вполне  достаточно.  Что
все это могло значить? Эйно угрожал  обитателю  этих  убогих  трущоб?  С
какой целью? Наша миссия становилась все более странной.

Глава 3

   Спал я очень плохо. В номерах подо мной творилось что-то непонятное -
то ли ночь страсти, устроенная целым стадом коров, то  ли  просто  дикая
пьянка... а скорее всего и то и другое. К тому же  я  обиделся  на  Уту,
которая встретила меня насмешливыми расспросами  о  кондициях  гюзарских
девиц. Отвечать я ей не стал - дело шло к полуночи, и я, в конце концов,
просто  устал.  Проводив  Теллу  до  скромной   гостиницы,   в   которой
остановились они с отцом,  я  еще  несколько  часов  бродил  по  городу,
размышляя о превратностях судьбы  и  неподвластности  страстей.  Мне  не
хотелось с ней расставаться... Разбудил меня настойчивый стук  в  дверь.
Удивляясь, почему не встает Ута, я  выпрыгнул  из  постели,  пробежал  в
гостиную и впустил в номер горничную.
   - Внизу, -  сказала  она,  с  любопытством  разглядывая  по-утреннему
вздыбленный предмет моего достоинства, прикрыть который я не  догадался,
- внизу господина Эйни ждет нарочный...
   - О боги... да! Я иду!
   Сложив руки по низу живота, я захлопнул ногой дверь и,  алый,  словно
северный закат, помчался в спальню одеваться.
   В холле переминался с ноги на  ногу  прилично  одетый  мальчишка  лет
двенадцати.
   - Мой поручитель, - с чрезвычайной серьезностью  начал  он,  -  велел
спросить у вас, как назывался  корабль,  подобравший  некоего  лекаря  в
далекой восточной стране...
   - "Бринлееф", - машинально ответил я. - Письмо?
   Парень протянул мне довольно толстый конверт и добавил в полголоса:
   - Он велел соблюсти все в точности. Отступл