емя  назад,  далеко  на
Западе, где произошла их встреча, он звал их присоединиться к нему  и  его
друзьям в начатом ими большом деле основания свободного союза всех  смелых
и презирающих сытую дрему витязей. И что они, преодолев множество  преград
и опасностей, добрались наконец до места, где, как им указали,  его  можно
найти; если они ошиблись, то они просят не держать на них  сердца  за  это
вторжение; и если в этих краях никогда не слышали  о  знаменитом  горбатом
мечнике, то путники продолжат поиски.
   Малыш закончил свою долгую и витиеватую речь. Наступило молчание. Фолко
впился взглядом в глаза начальствующего над заставой  воина;  решалась  их
судьба; может, сейчас придется драться...
   - Положите ваши мечи, - холодно произнес командир порубежной стражи.  -
Оставьте свое  оружие  и  отвечайте  мне.  Сейчас  не  те  времена,  когда
чужеземцы могут так запросто разгуливать по Области Эззарх. Назовите  ваши
имена, ваш род и каким путем вы попали сюда. Кто указал вам дорогу?  Идите
в дом.
   Под пристальными взглядами стражников гномы и хоббит положили на  лавку
свои мечи и топор.  Фолко  снял  с  плеча  колчан,  однако  его  не  стали
обшаривать, и Клык остался у него на  груди,  как  и  перевязь  с  восемью
метательными ножами.
   В небольшой комнате - судя по обилию оружия на стенах, караульной -  их
усадили в дальний от двери и окон угол. Вслед за ними вошло  с  улицы  еще
пять или шесть воинов -  теперь  против  друзей  оказался  добрый  десяток
людей. У Фолко вспотели ладони, покрывшись холодным и скользким налетом...
Мрачно озирался, точно ища лазейку, Торин, один  Малыш  еще  сохранял,  по
крайней мере, видимое спокойствие.
   - Так говорите же, кто вы такие и что вам надо?  -  начал  разговор,  а
точнее допрос, начальник заставы.
   - Мы гномы из Эриадора, - смиренно  ответил  Малыш,  -  а  наш  товарищ
Фолко, сын Хэмфаста - хоббит из Хоббитании, страны народа,  именуемого  на
Востоке половинчиками. Мое имя Строри, сын Наина, а это Торин, сын Дарта.
   Мы уже сказали, для чего мы пришли сюда -  мы  ищем  человека,  который
известен нам под именем Санделло... Если вы не знаете такого и  ручаетесь,
что мы не найдем его в ближайших окрестностях, разрешите...
   Краем глаза хоббит заметил быстрое движение,  которое  сделал  один  из
воинов, обращаясь к только что вошедшему новому товарищу, -  волнообразное
движение рукой, словно очерчивающее гроб!
   Здесь явно знали Санделло, знали, но не показывали виду...
   - Мы не разрешаем чужакам ходить по нашим землям, - не меняя  холодного
тона, сказал капитан. - Вы пойдете к тем, кто знает и может больше нас.
   Не слушая протестов Малыша и Торина, гномов и Фолко спокойно, но твердо
вытолкнули на улицу. Шестеро воинов вскочили в седла, готовые сопровождать
незваных гостей...
   "Что делать? - думал Фолко. - Играть роль до конца или попытать счастья
в открытом бою, пока не затащили  куда-нибудь  в  глубь  вражеской  земли,
откуда едва ли можно будет выбраться?"
   Он впился глазами в Торина. Даст он сигнал или нет? Наклонит ли голову,
положит ли правую руку на  край  стола,  чтобы  в  следующий  миг  сидящий
напротив Торина капитан упал с ножом хоббита в горле, а гномы  уже  успели
схватить какое ни есть оружие?..
   Торин не дал сигнала. Он коротко глянул на хоббита, и  в  этом  взгляде
было отрицание. Отрицание и горькая готовность идти до  конца  и  на  все,
лишь бы зацепиться здесь и остаться  среди  вчерашних  врагов,  имея  хоть
какую-то свободу для исполнения задуманного.
   Один из воинов собрал оружие друзей, небрежно увязал в тюк и приторочил
к седлу. Капитан, выйдя на крыльцо, что-то негромко  приказал  своим  -  и
гномам вместе с Фолко был сделан недвусмысленный знак: "А ну, поехали!"
   Весь день они двигались все дальше и  дальше  на  восток  от  Опустелой
Гряды, по хорошо укатанной дороге в глубь Страны Олмера. У хоббита  всякий
раз сжималось сердце, когда он украдкой бросал  взгляд  на  окружавший  их
молчаливо-безразличный  конвой.  Высокие,  бесстрастные  воины  рысили  на
прекрасных, под стать хозяевам, каурых и буланых конях.
   "Уж не к быстрой ли смерти в гости едем?" - подумал Фолко.
   Он косился на каменные лица стражников, на угрюмо уставившегося в землю
Торина, на меланхолично грызущего на ходу сухарь Малыша - и не мог понять,
правильно ли они поступили, отдавшись в  руки  страже,  и  это  сбивало  с
толку, мешало рассуждать  и  обдумывать  дальнейшие  действия.  Ничего  не
оставалось делать, как смотреть по сторонам!
   Мирные деревни  хлебопашцев  сменялись  рощами,  все  более  густыми  и
протяженными;  исчезли  последние  намеки  на  всхолмленность,   местность
окончательно выровнялась. Дорогу обступили вязы и грабы,  поля  кончились,
однако ветер нес с востока  запах  дыма,  и  этот  запах  невозможно  было
спутать ни со смрадом пожарищ, ни с удушливой гарью лесных палов - это был
запах недальнего жилья.
   И оно  вскоре  показалось  -  но,  к  удивлению  Фолко,  селение  резко
отличалось  от  пограничной  деревни.  На  обширном,   несколько   лиг   в
поперечнике, безлесном пространстве,  окруженном  синими  стенами  далеких
перелесков, теснились высокие, судя по всему легко переносимые с места  на
место шатры из какой-то очень плотной ткани; из  отверстий  в  их  кровлях
поднимался дымок. К югу, где в стене зарослей  виднелся  далекий  просвет,
что-то вроде ворот на какую-то еще равнину,  паслись  конские  табуны;  на
глаз Фолко показалось, что в них не менее пяти сотен голов.  С  севера  из
леса выбегал ручей, огибая становище, и  исчезал  в  восточных  луговинах.
Между шатрами мелькали невысокие тени их обитателей, и Фолко узнал хазгов.
Потребовалось как следует стиснуть зубы и прикрикнуть на себя, чтобы ничем
не выдать вдруг подкатившего тошнотворного ужаса: а что,  если  кто-то  из
этих удальцов опознает Торина, лихо рубившего их собратьев в памятный день
битвы на полпути от Форноста к Аннуминасу?
   К  дороге,  поглазеть  на  странных  пришельцев,   стремглав   вылетело
несколько ребятишек; и долгим взглядом узких глаз проводил хоббита один из
немногочисленных взрослых, оказавшихся тогда в становище.  Вообще  селение
казалось опустевшим; Фолко дорого дал бы за то, чтобы узнать, куда  делась
подавляющая часть его населения.
   Было уже далеко за полдень, когда они, миновав длинный  участок  лесной
дороги, вновь оказались на краю круга полей. Снова  начинались  поселки  -
только здесь дома  строились  наполовину  из  камня,  и  хоббит  подивился
настойчивости обитателей - сколько нужно было  трудиться,  чтобы  дотащить
сюда такие груды плиточника. Селение окружал тын, и оно не тянулось ниткой
вдоль  дороги,  как  пограничные  деревни,  а  сжималось  в  комок,  точно
ежесекундно ожидало коварного нападения. Полотнище широких ворот было  все
ж таки отвалено, и в проеме дремал, опираясь на  копье,  рослый  бородатый
часовой, смуглый и курчавоволосый; при виде конвоя он поспешно  вытянулся,
торопливо сдергивая ношеный синий плащ. Начальник стражи, тот самый воин с
серебряным знаком на плече, повстречавшийся друзьям на пограничной дороге,
бросил на ротозея презрительный взгляд, но не сказал ни слова. Они въехали
в ворота.
   - Эй, старшой! - нарочито громко обратился Торин к начальнику. - Раз уж
вы нас ведете куда-то, то кормить, надеюсь, тоже будете? У меня  в  животе
гудит, как в плавильной печи при продувке!
   Воин холодно посмотрел на гнома и ничего не ответил.
   - Ладно, понимаю, у вас еды едва на своих хватает. Но, может, позволишь
нам нашей собственной провизией подкрепиться?
   - Хорошо, - не разжимая зубов, процедил начальник стражи. - Вы  поедите
здесь. Своего.
   Трактир  здесь  оказался,  однако,  куда  как  похожим  на   арнорские,
непривычны и неприятны были лишь не слишком любезные  взгляды  содержателя
заведения, человека необыкновенно худого, словно высохшего.
   - При таком-то занятии - одни кости! -  покачал  головой,  посмеиваясь.
Малыш.
   Фолко смог выдавить из себя лишь бледную тень улыбки, ему  было  не  до
смеха.
   Подгоняемые холодными  взглядами  конвойных,  они  наскоро,  всухомятку
поели из остатков своих дорожных припасов, запивая сухари холодной  водой.
Малыш завел было речь о пиве, достал даже золотую монету,  но  трактирщик,
не поворачивая головы, лишь цедил в ответ какие-то  однообразные,  тягучие
слова и пожимал плечами, делая вид,  что  не  понимает.  Фолко,  рассеянно
обводя взглядом стены, вдруг заметил нарисованные голубые и красные фигуры
- не то руны, не то магические знаки;  не  эльфийские,  не  руны  Феанора,
использовавшиеся  в  языке  Квенья,  Высших,  Заморских  Эльфов,  не  руны
Даерона, коими писали и люди и  гномы  по  сей  день;  может,  даже  и  не
письмена; слишком уж часто останавливался на них взгляд трактирщика; воины
же взирали на них равнодушно. Значит, подумал Фолко, это не знаки  Олмера,
а что-то из глубин памяти этого народа, что невесть каким  ветром  занесло
сюда, в Цитадель - как он стал прозывать про себя эту страну. Он вгляделся
повнимательнее.
   Странные знаки, очень странные; словно мукой изломанные росчерки -  нет
в них ни благородной простоты и изящества начертанных Феанором письмен, ни
прихотливой разнообразности творений Даерона;  со  стороны  это  похоже...
Похоже, птичья лапа какая-то в середине, слева вроде  как  глаз...  Но  до
чего же все жуткое, неприятное! Такое не  рисуют  для  души  -  разве  что
отпугивать кого-то. А вот внизу, под тем, что ему кажется лапой,  -  вроде
раззявленный рот... Алые и голубые линии свивались в причудливую вязь,  и,
чем дольше смотрел на них Фолко, тем больше казалось  ему,  что  за  этими
знаками стоит какая-то далекая и недобрая сила, чуждая, враждебная  всему,
в том числе и тем, кто  рисовал  эти,  несомненно  посвященные  ей  знаки.
"Нужно запомнить! - приказал себе Фолко. - Кто знает, может,  сгодится..."
И он своим острым глазом стрелка-хоббита стал медленно водить  по  изгибам
линий и росчерков; он угадывал  последовательность,  в  которой  рисовался
знак; пусть он не знает, что он означает - но за этим знаком была сила.
   Путешествие через страну Олмера заняло еще три полных дня, и у  хоббита
в конце концов зарябило в глазах от разнообразия стекшихся сюда  племен  и
народов. Здесь ему встретились и  сумрачные  ангмарцы  -  эти  лютее  всех
зыркали на гномов и хоббита, и только присутствие стражи спасло друзей  от
драки;  и   низкие,   коренастые,   бородатые,   смахивающие   на   гномов
истерлинги-пахари; и сходные с ними телосложением, но не носившие бород их
сородичи-кочевники; и попадались еще  поселения  хазгов,  и  еще  каких-то
неведомых народов, названия которых он не знал;  и  все  это  смешивалось,
варилось,  превращаясь  во  что-то  неразличимо-слитное;   и   надо   всем
властвовала здесь воля Вождя. Соединение получалось странное. Хоббит видел
и шумное, веселое многолюдство, с песнями,  с  непохожими  друг  на  друга
танцами и обрядами -  и  мрачные,  опустевшие  улицы,  и  молодых  мужчин,
ожесточенно  рубящихся  на  вытоптанных  околицах  деревянными  мечами   и
ворочающих похожими на оглобли тупыми и тяжелыми копьями. Но имя  "Эарнил"
звучало повсюду. Оно  доносилось  из-за  неплотно  прикрытых  ставен;  оно
вплеталось в непонятные песни; оно было последним  словом,  замиравшим  на
устах разговаривающих в трактире, когда  гномы  и  Фолко  в  сопровождении
стражников входили туда; и над всем этим людским муравейником  совершалась
какая-то трудноразличимая, но четко налаженная работа. Чья-то воля ставила
многочисленные кузни, где  день  и  ночь  стучали  молоты;  она  управляла
тянущимися по дорогам обозами с хлебом; повинуясь ей, шли, поднимая  пыль,
пешие и конные отряды - котел кипел, над ним  поднимался  обжигающий  пар,
уже начинающий распирать туго вставленную крышку...
   - Вот ты говорил - мирная, мирная страна,  -  ворчал  Малыш,  -  а  вот
чуланы с решетками и железными засовами у них в  каждой  деревне  имеются,
кто бы в ней ни жил...
   На третий день, когда они ехали  мимо  невысоких  холмов,  Малыш  вдруг
насторожился и потянул носом воздух.
   - Здесь где-то поблизости кузни тангаров, - заявил он, - или  я  ничего
не понимаю в углежогстве.
   - Да-да, пожалуй, - мрачнея, согласился с ним  Торин.  -  Скоро  и  тут
появится стоящая броня.
   Однако к вечеру третьего  дня  их  путешествие  закончилось.  Подспудно
хоббит ожидал увидеть что-то вроде Мордорского Замка или хотя бы Исенгарда
- крепость, сильную, внушающую страх и олицетворяющую мощь ее повелителей,
-  а  вместо  этого  его  взору  предстал  городок,  обнесенный,   правда,
частоколом, но срубленным явно на скорую руку, более  для  вида,  чем  для
действительной защиты; скопище разномастных домов, теснившихся  на  речном
косогоре, тянущиеся до дальних  лесов  на  горизонте  поля,  хутора  среди
пажитей;  кузни,   склады,   амбары,   сенники,   сараи,   тока;   паутина
разбегающихся в разные стороны дорог  -  и  постоянное,  но  не  суетливое
движение по ним. Шли группами и в  одиночку,  проезжали  тяжело  груженные
обозы, на рысях спешили куда-то конные отряды, торопились  гонцы,  ведущие
за собой одного, а то и двух заводных коней... Звучала разноязыкая речь; и
Фолко с большим трудом  уловил  в  случайно  подслушанных  обрывках  чужих
разговоров знакомые слова Всеобщего Языка, странным образом переиначенные;
встречающиеся люди из разных племен говорили  между  собой  на  причудливо
измененном Западном Наречии; понять их сразу было невозможно.
   В нешироких деревянных  воротах,  к  удивлению  хоббита,  не  оказалось
стражи. Они въехали внутрь; потянулись улицы, застроенные возведенными  на
скорую руку бревенчатыми домами. Люди с интересом косились  на  молчаливый
отряд, однако никто не посмел окликнуть их, обратиться с вопросом.
   Пробравшись к самому центру, воины спешились  и  сделали  знак  слезать
гномам и  хоббиту.  Перед  ними  оказался  широко  раскинувший  два  крыла
двухэтажный дом. Четыре двустворчатые двери были  распахнуты  настежь,  и,
хотя в каждой уже стояло по стражнику, в них все время входили и  выходили
люди. Старший над  конвоем  что-то  негромко  сказал  своему  помощнику  и
скрылся в дверях, а гномов и хоббита охрана повела  в  обход  строения  во
двор. Там тоже царила суматоха. Разгружались какие-то возы,  кто-то  тащил
охапку только что откованных мечей, держа их будто дрова;  кто-то  выводил
пофыркивающих коней из расположенной слева конюшни. Однако друзей повели в
сторону от этого многолюдства, направо, к длинному одноэтажному  зданию  с
узкими, зарешеченными окнами.
   - В темницу... - со злостью сказал Малыш и тотчас пристал к  стражникам
- как там насчет пива? То есть это значит, что если дают  не  меньше  пяти
кружек в день, он. Малыш, еще согласен там пребывать, ежели  четыре  -  он
еще подумает, ну а если меньше трех, то он тут все разнесет, так что лучше
пусть они пиво ему сами принесут.
   Его разглагольствования были прерваны довольно чувствительным толчком в
спину; Малыш пролетел несколько шагов, едва не ткнувшись  носом  в  землю;
весь кипя, он уже повернулся, чтобы броситься на обидчиков,  однако  Торин
перехватил его руку.
   Их ввели внутрь. Скупо обставленная караульная,  несколько  вооруженных
стражников,  одетых  в  кожаные  куртки  с  нашитыми  на   них   железными
пластинами. Командир конвоя бросил  несколько  слов,  один  из  караульных
кивнул, погремел связкой здоровенных ключей на поясе и повел пленников  по
длинному коридору. У одной из дверей он остановился, отпер  замок,  и  они
увидели тесную каморку с грубо сколоченными из неструганых досок лежаками.
Мутное оконце под потолком почти  не  пропускало  света.  Посредине  стоял
колченогий стол. Вскоре вновь появился караульщик,  он  принес  три  тощих
тюфяка и изрядно засаленные одеяла.
   - Эй! А как насчет поесть?! - заорал ему в спину Торин.
   Однако тот либо не понимал Западного Наречия, либо считал  ниже  своего
достоинства говорить с только что посаженными под замок.
   Поесть им, однако, принесли, и это оказалось вполне  съедобно,  и  дали
пива, дрянного, разбавленного, но все-таки пива, и вдосталь.
   - Влопались, - меланхолично заметил Малыш, устраиваясь на жестком  ложе
и поминутно ерзая. - Будем теперь тут гнить, пока не  вернется  Сам  и  не
прикончит нас - быстро и без затей.
   - Не скули! - зло рыкнул Торин. - Долго нас тут не продержат. Им же  до
смерти должно быть интересно, кто мы такие и откуда знаем Санделло. Ей-ей,
начинаю жалеть, что его здесь нет! Вот уж не думал, что буду так  ждать  с
ним встречи!
   Фолко помалкивал. Что-то подсказывало  ему,  что  долго  они  здесь  не
задержатся; его тревожил предстоящий разговор, где им придется  доказывать
свою верность Вождю.
   Минул остаток  дня,  прошла  ночь.  Наутро  после  не  слишком  сытного
завтрака их вывели на прогулку. Трем  уже  бывалым  и  опытным  бойцам  не
составило бы труда бежать - их  охраняло  лишь  двое  воинов,  однако  они
решили играть роль до конца.
   Лишь к вечеру третьего дня о них либо  вспомнили,  либо  до  них  дошла
очередь среди прочих дел.  Загремели  ключи,  факелы  осветили  их  темную
каморку; в дверях  показались  несколько  караульных  и  давешний  воин  с
серебряным значком. Их повели через  двор,  потом  вверх  по  лестнице  на
второй этаж. Они миновали несколько комнат;  за  длинными  столами  сидели
люди -  разные,  из  многих  племен,  разнообразно  и  причудливо  одетые,
увешанные странным  оружием.  Кто  торопливо  ел,  кто  спорил,  несколько
человек  рассматривали  начертанные  на  тонкой  коже  карты,   о   чем-то
переговаривались   вполголоса;   встретилось   там   несколько    пишущих,
перебирающих вороха грамот, написанных, верно, на  первом  попавшемся  под
руку материале - от бересты до каменной пластинки,  от  бумаги  до  клочка
окровавленной одежды. Рядом с писцами стояло  еще  несколько  человек,  то
заглядывающих им через  плечо,  то  поворачивающихся  к  большой,  искусно
выделанной карте Средиземья, сшитой  из  небольших  кусочков  меха.  Фолко
неотрывно смотрел на лица этих людей,  стараясь  поймать  их  взгляды;  он
неосознанно  ждал  каких-то  записных  злодеев,  но  нет   -   он   увидел
выразительные  и  мужественные  лица,  частенько  не  слишком  красивые  и
правильные, но в каждом хоббит чувствовал немалую волю  и  твердость  -  и
никакой  "черноты"!  Порой  во  взглядах  он  замечал  жестокость,  но   и
жестокость была обычной, человеческой. Невольно Фолко  припомнил  холодный
взгляд Скиллудра - воистину, тот куда  больше  сгодился  бы  для  служения
Тьме!
   Они прошли мимо людей и орков (Фолко увидел мирно беседующих ангмарца и
здоровенного  Саруманова  орка),  хазгов  и  истерлингов,   харадримов   и
эльдрингов (как их занесло в такую даль от  Моря?)  и  остановились  перед
узорной дверью, где, скрестив копья, застыли двое стражей. Короткий  тихий
разговор - и копья разведены, дверь открыта, и Фолко, собрав волю в кулак,
сделал шаг через высокий порог.
   Там горели свечи, возле окна стоял просторный стол, в дальнем углу  был
узкий лежак, по стенам  висели  копья,  топоры,  ятаганы,  мечи  и  прочее
оружие, а у стола, устремив на вошедших внимательный и  испытующий  взгляд
прищуренных глаз, стоял высокий человек в темной одежде. На широком  поясе
слева висел длинный кинжал, сразу напомнивший Фолко о встрече с Олмером на
Сираноне. В длинных светлых волосах зоркий  хоббит  увидел  изрядную  долю
седых прядей; глаза были глубоко посажены, левую  скулу  рассекал  длинный
шрам. На краю стола лежал большой сверток - в нем друзья увидели все  свое
отобранное оружие. Усмехнувшись, человек положил ладонь на рукоять  топора
Торина.
   - Я приветствую вас, хоть вы явились нежданно и негаданно! - сказал он,
и едва заметный акцент в его речи, как две капли  воды  схожей  с  манерой
речи  Олмера,  подсказал  хоббиту,  чт