нув  топор  и
бросив быстрый взгляд в глубину пещеры, где  заворочался  было  Эрднар.  -
Малыш! Быстро к нему и, если он пикнет, приколи немедленно!
   - Что это значит, Торин? - слабым  голосом  прошептал  Фолко,  все  еще
боясь признаться себе, что их трехмесячная погоня окончилась и они вот-вот
встанут лицом к лицу с Врагом.
   - Вороны вьются над лагерем  войска  Олмера,  -  с  мрачной  решимостью
ответил гном. - Там много, очень много  падали,  если  я  хоть  что-нибудь
смыслю в происходящем. Собираем мешки! Надеваем брони! Сейчас или никогда!


   Само войско они увидели  часа  через  два.  На  гребне  холма  медленно
выросла фигура верхового, за ней - еще одна. А потом через седловину, чуть
севернее от этих двух фигур,  полились  ряды  конных.  Хоббит  считал  их,
однако когда он  дошел  до  пятидесяти,  то  сбился  -  еще  одна  колонна
появилась из  другого  межхолмья,  ближе  к  скалам.  Нет,  не  отряд,  не
несколько десятков - все войско Олмера шло к ним, и  по  мере  приближения
хоббита охватывало все большее удивление - он видел державшие четкий строй
отряды  конницы,  усталой,  утомленной,   но   далеко   не   обессиленной;
вытягиваясь из-за холмов,  всадники  прибавляли  шага,  выгибаясь  длинной
дугой; двадцать или более того наездников  перешли  на  рысь,  направляясь
прямиком к башне!
   - Так, - хищно щуря глаза, как  обычно  в  минуту  опасности,  прошипел
Торин. - А вот эти уже за нами.
   Малыш сидел над съежившимся в страхе Эрднаром с обнаженным  даго  возле
горла пленника; лицо Маленького Гнома не выражало ничего,  кроме  свирепой
решимости.  Торин  и  Фолко  переползли  повыше,  так  чтобы  видеть  двор
караульной башни.
   Всадники  Олмера  тем  временем  перерезали  дорогу,  ведущую  снизу  к
воротам; главные силы все еще выходили на равнину; на глаз всадников  было
не меньше пяти тысяч.
   - Ничего себе, сколько же  он  сумел  вывести!  -  изумленно  прошептал
Торин. - Но, разрази его Дьюрин, где же он сам, упади на него  наковальня?
Ты не чувствуешь его часом, а, Фолко?
   Фолко чувствовал. Он не мог указать пока точно место этого  человека  в
рядах  его  неостановимо  движущейся  конницы,  но  явственно  ощущал  его
присутствие. Словно серый бьющийся клубок, стучащее сердце, дающее жизнь и
силу окружающему его телу,  -  так  ему  представилось  появление  Олмера.
Хоббит открывал глаза - и вновь видел лишь ряды всадников.
   Тем временем воины северного войска уже окружили  башню,  ворвались  во
двор... Спустя короткое время они, очевидно, осмотрев башню и  убедившись,
что там никого нет, стали карабкаться на окрестные склоны, один вскочил  в
седло и поскакал к проходящим в отдалении отрядам.
   При виде взбирающихся по камням воинов  Фолко  и  Торин  обнажили  было
оружие; однако, искавшие не пошли далеко. Покружив по ближайшим распадкам,
они повернули назад - то ли их  сбил  с  толку  нетронутый  после  ночного
снегопада покров на всех тропинках, то ли они были убеждены,  что  их  тут
никто не будет ждать, - спустя короткое время все они уже скакали  обратно
к главным силам.
   Хоббит вновь зажмурился. Его внутреннему взору  предстала  удивительная
картина - каждый воин в рядах сотен Олмера казался ему маленьким  лоскутом
тусклого пламени, в обрамлении которых бился  и  трепетал  упругий  клубок
серой силы. В глубине его горел яркий багряный огонек; и отблеск  его  был
виден во всех остальных лоскутах  таинственного  огня.  Фолко  нащупал  на
груди кинжал и открыл глаза. Мутные глубины крестовника  прояснились,  они
горели тревожно-алым пламенем; синие цветы на клинке наливались внутренним
сиянием;   казалось,   они   начинают   двигаться...   Зловещие,   смутные
предчувствия шевельнулись в душе Фолко, но ни уловить, ни прояснить их для
себя он не смог.
   Войско Олмера постепенно отдалялось, двигаясь на юго-восток. Пора  было
в дорогу и им.
   Хоббит ощутил, что его бьет мелкая дрожь. Все! Конец всем предысториям,
расчетам и рассуждениям, конец надеждам, гаданиям и предположениям, настал
момент, с которого начинается то, ради чего они  проделали  весь  путь  от
поля боя в Арноре до северных  пределов  Эребора  -  начинается  охота  за
Олмером, начинается погоня назрячь!
   Тем временем Малыш уже  выводил  из  потайного  места  пони  и  лошадь,
предусмотрительно сведенную им  с  коновязи.  Торин  торопливо  навьючивал
лошадок поклажей, Фолко бросился ему помогать. Втроем они  сумели  кое-как
взгромоздить в седло раненого Эрднара, осторожно спустились со  скал  -  и
сели в седла. Последние из воинов Олмера тем временем уже скрылись  вдали,
но следовать за ними было легче легкого - на равнине остались следы  сотен
и сотен копыт.
   Из низких серых туч вновь полетели к земле редкие  крошечные  снежинки,
ветер задувал в спину, словно подталкивая. Проехав около двух  лиг.  Малыш
решительно натянул поводья. Нужно было прощаться.
   Фолко с усилием сглотнул застрявший было в горле ком  и  вытер  рукавом
непрошеные слезы. Маленький Гном, непривычно серьезный,  не  стал  тратить
время на долгие разговоры - все и так было давно условлено  и  договорено.
Он просто махнул рукой, повернулся и неспешно  затрусил  на  юго-запад,  к
чуть заметному конусу Одинокой Горы, ведя за собой коня Эрднара.  Фолко  с
Торином молча постояли, глядя ему вслед, и тронули своих лошадок.



3. ТОРНЫЙ СЛЕД

   Дул ветер, заставляя хоббита и гнома зябко кутаться в  плащи  и  жаться
поближе к слабому костерку. Над Эребором нависла стылая  мартовская  ночь,
на безоблачном небе  ярко  и  колюче  сияли  бесчисленные  звезды.  Друзья
забрались уже далеко на восток, и  рисунок  созвездий  здесь  был  уже  не
совсем тот, что дома. Фолко вздохнул. Чужбина, чужбина - даже  небо  здесь
не то...
   Расставшись с Малышом, они осторожно весь день  продвигались  вслед  за
войском  Олмера,  чуть  поотстав,  чтобы  их   не   заметил   какой-нибудь
арьергардный патруль. Однако шли они уверенно и знали, что не  собьются  -
через заснеженную пустошь пролегал четкий, хорошо видимый след.
   Вокруг тянулась унылая, чуть пересеченная невысокими холмами и  мелкими
овражками равнина. По распадкам  изредка  попадались  сиротливо  чернеющие
голыми  ветвями  деревья.  Ветры  сдули  снег  с  вершин  холмов,   намели
непроходимые толщи в низинах и седловинах, где над снежным  покровом  лишь
кое-где виднелись верхушки занесенного до самого верха  кустарника.  Жилья
не было, все было пусто и дико.
   Кое-как утоптав себе место, друзья  разожгли  нодью.  Притупив  чувство
голода горячей похлебкой, они сидели, глядя на огонь,  что  неспешно  грыз
комель  здоровенной  сушины.  Только  теперь  они  оба  поняли,  в   какое
безнадежное дело впутались и  как  непросто  будет  справиться  с  дерзким
налетчиком здесь, в его родных краях. Что впереди? Много лет  назад  Торин
прошел от Одинокой Горы до Железных Холмов, но все равно  он  не  знал  ни
здешних мест, ни тем более земель к  югу  и  востоку  от  границы  гномьих
владений. Среди его сородичей ходили слухи, что еще дальше на восход будут
другие горы, где тоже живут тангары - не  потомки  Дьюрина,  вроде  бы  из
другого колена, - но как их разыщешь, да и выведет ли их туда погоня?  Где
взять еду в заснеженной, необитаемой пустыне?
   Их разговоры, не успев начаться, обрывались на одном и том же  месте  -
как, каким образом, чудом, обманом или какой кровью подобраться  к  Олмеру
хотя бы на расстояние полета хоббичьей стрелы? И по мере того как один  за
другим отбрасывались различные способы, лицо Торина мрачнело все больше  и
больше, его брови сдвигались, точно ожившие  каменные  выступы,  а  пальцы
ожесточенно начинали крутить завитки бороды. Наконец он с размаху хватанул
кулаком по колену.
   - Так не  пойдет,  брат  хоббит.  -  В  темных  зрачках  гнома  плавали
синеватые отсветы пламени, снующего по нижнему краю заваленного  в  костер
бревна. - Слишком много думаем о себе!
   Он ничего не добавил, но Фолко взглянул на него почти с испугом.
   "Слишком много думаем о себе - что бы это значило, да еще в таком тоне?
- думал хоббит. - Уж не решил ли Торин броситься в схватку очертя  голову,
надеясь, что мифрильная броня даст ему время пробиться  к  Олмеру,  а  там
будь что будет? Нет, я на такое никак не соглашусь. Не-ет, никогда и ни за
что! Умирать - что-то не слишком весело... Прежде чем лезть наобум,  нужно
поработать головой, если, конечно, еще  не  оставил  надежду  вернуться  в
Бренди-Холл. Там, поди, уже весна... А впрочем, что тебе  до  этой  весны?
Что толку сидеть на речном откосе и улыбаться во весь рот, глядя, как  над
сизыми волнами Старого Леса  медленно  поднимается  Глаз  Анкалогона,  как
называли  когда-то  Солнце  те,  кто  жил  под  сенью   этих   исполинских
черножемчужных крыл? Что проку полоть репу,  пересмеиваясь  с  подружками,
бегать взапуски по зеленым склонам приречных холмов да играть с друзьями в
"Бильбо и гномы в  пещерах  гоблинов",  строить  мелкие  каверзы  дядюшке,
втихую таскать при случае пироги с кухни?"
   Перед мысленным взором хоббита  проносились  необычайно  яркие  картины
мирной хоббичьей жизни, настолько зримые, что на время  ему  показалось  -
все приключившееся с ним за два года было лишь дурным сном, от которого он
наконец пробуждается...
   Но пробуждения не произошло, вместо  старых  уютных  стен  Бренди-Холла
вокруг него по-прежнему простиралась необозримая холодная степь.


   Прошел день, и еще один, и следующий. Они приближались к западному краю
Железных Холмов. Отряд Олмера шел теперь бойчее -  к  нему  присоединилось
несколько   сотен   всадников,   пригнавших   большой   санный   обоз    с
продовольствием и множество  запасных  лошадей.  Припасы  были  из  Дэйла,
лошади же - степные,  истерлингские,  как  определил  по  подковам  Торин.
Вечером друзья попытались подобраться к  становищу  Олмера  -  и  едва  не
наткнулись на патруль. Лишь издали им удалось  разглядеть  скопище  саней,
палаток и шатров, посреди которого, поднятое точно в  насмешку  над  всеми
попытками  задержать  его  хозяина,  вилось  знакомое   знамя   -   черная
трехзубчатая корона в белом круге посреди черного поля.
   Спустя неделю после того, как они оставили сторожевой пост у края Серых
Гор, друзья достигли Железных Холмов.  Путь  Олмера  лежал  почти  что  на
восток, и, чтобы оказаться у назначенного  места  встречи  с  Малышом,  им
пришлось отойти совсем немного в сторону. Они нашли там пещеру, удобную  и
глубокую; Торин устроил в ней настоящее пожарище, заявив,  что  достаточно
намерзся в дороге.
   В ожидании Малыша минуло еще два дня. Олмер за это время  ушел  куда-то
на восток, ближе к Карнену, но Торин не сомневался, что им  легко  удастся
проследить за ним - март стоял холодный, снега и не думали  оседать,  след
войска был виден отчетливо.
   Поджидая друга, они тратили почти все свое время на  сон  -  кроме  тех
часов, что проводили за сбором топлива. Говорили мало - ничего добавить  к
сказанному они уже не могли; однако обоих грызло  неотступное  сомнение  -
что, если они таки потеряют самозваного Короля. Но сделать сейчас они  все
равно ничего не могли, а за годы странствия даже Фолко овладел  искусством
бесстрастного, терпеливого ожидания.
   Малыш появился на утро третьего  дня,  когда  на  страже  стоял  Торин.
Друзья обнялись, как после долгой разлуки,  у  хоббита  даже  предательски
защипало в носу. Он научился владеть чувствами, заставил себя не думать  о
Маленьком Гноме, не тратить понапрасну силы; но какой же увесистый  камень
свалился с души, когда его разбудил веселый голос Малыша, раздавшийся  под
прокопченными сводами!
   Маленький Гном отказался от еды, раскупорил лишь им  самим  привезенный
жбан  с  пивом,  закурил  трубочку  и  пустился  в  рассказы.  Без  всяких
происшествий, счастливо миновав и патрули  Лучников,  и  городскую  стражу
Эсгарота, он добрался до Одинокой Горы. В  пути  он  старался  разговорить
Эрднара, но  безуспешно  -  пленник  ожесточенно  отмалчивался,  один  раз
попытался сбежать. Но главные новости были, конечно же, из Одинокой  Горы,
где  Малышу  благополучно  удалось  пристроить  Эрднара,  сдав   его   под
бдительный присмотр своих старых знакомцев.
   Прежде всего Малыш встретился с Дори. Тот - то ли благодаря Кольцу,  то
ли оттого, что вступил наконец на приготовленный для  него  путь,  -  стал
большим вождем и собрал вокруг себя многие сотни смелых  тангаров,  и  еще
больше ожидают его команды в Серых Горах и здесь, в Железных  Холмах.  Все
хотят  идти  отвоевывать  Морию,  сам   Король-Под-Горой,   Наин   Третий,
собирается выступить в поход, как только стают снега.
   - Дори не узнать, - посмеиваясь, говорил Маленький Гном. - Важный стал,
голову высоко носит, но горяч по-прежнему. Слушаются его с полуслова, даже
Наин ничего не решает без него. Меня он встретил неплохо, что и  говорить,
долго про вас расспрашивал. Не может он забыть, Торин, что ты  ему  Кольцо
тогда сам отдал, хотя -  тангар  он  честный  -  не  скрывает  этого.  Мне
говорили, что сперва хотели тебя разыскать, но  как-то  потом  позабыли...
Может, Кольцо поработало, а скорее -  Дори,  очень  он  старался.  Он  уже
отрешенный какой-то, весь там, в Мории... Ох, худо будет этим оркам,  худо
- весь Эребор поднялся!
   - Что ж он будет делать? - глядя в пол, спросил Торин.
   - Хочет добраться до Мории, как он еще тогда говорил  -  больше  ничего
нового. По-моему, он просто  хочет  стать  королем!  Ему  мерещатся  лавры
великого Дьюрина, не меньше!
   - А что... - встрял было Фолко, но Торин лишь досадливо махнул рукой.
   - Хватит об этом. В конце концов, пусть собирает рати, чует мое сердце,
что они понадобятся всем нам... Что слышно в Одинокой Горе  об  Олмере,  о
его отряде?
   - Ничего, - кратко молвил Малыш и выпустил изо рта  безмятежно-красивое
голубое колечко. - Я был первым с северного рубежа. Знаю лишь,  что  никто
Олмера, как мы и догадывались, всерьез ловить  не  собирался,  а  тангарам
Эребора сейчас нет дела до людских тревог...


   Торный след конного войска, по которому шли друзья, тянулся  строго  на
восток вдоль края Железных Холмов, и Фолко с неослабным интересом озирался
по  сторонам,  оглядывая  эту  старинную  твердыню  Народа  Дьюрина.   Это
действительно были не горы, а  холмы,  высокие,  длинные,  густо  поросшие
елью. Олмер все же не рискнул вести своих по главной дороге, что  вела  от
Железных Ворот здешнего королевства гномов  на  запад,  к  Одинокой  Горе,
отвернув немного к югу, в широкие холмистые просторы.
   - Ну, братья, - выдохнул Торин, поворачивая пони на восток,  -  вперед!
Помоги нам, Дьюрин, дотянуться до горла этого Олмера!
   Однообразные холмы,  между  которыми  кое-где  маячили  одинокие  вязы,
внезапно вздыбились высокой, протянувшейся с  севера  на  юг  цепью.  След
Олмера нырял в седловину и исчезал за ставшими заметно круче склонами.
   - Там, за холмами, - Карнен, - махнул рукой Малыш.
   - А кто это там так орет? - вдруг поинтересовался Торин, и в  следующий
миг топор его был уже взят наизготовку.
   За холмистой грядой и  впрямь  раздавались  какие-то  невнятные  крики.
Непохоже было, чтобы  кричавший  звал  на  помощь  -  он  словно  бился  в
непередаваемом ужасе, схватившись один на один с самой смертью  и  уже  не
рассчитывая на спасение.
   В следующий миг друзья хлестнули  своих  пони.  Навстречу  им  полетела
снежная дорога, протоптанный след круто сворачивал за холм,  и,  хотя  там
могла быть засада, никто не натянул поводья. Крики не смолкали.
   Белые, кое-где перечеркнутые темными ветвями склоны резко  раздались  в
стороны, и друзья с разгону вылетели прямо на  речной  берег.  Перед  ними
расстилалась широкая долина реки Карнен; ровный,  присыпанный  снегом  лед
еще сковывал ее воды, но почти на самой  середине  в  чистом  белом  ковре
виднелась небольшая черная клякса, в которой что-то билось  и  плескалось.
Крики доносились оттуда.
   - Тонет кто-то! - крикнул Фолко  и  первым  очертя  голову  бросился  к
полынье.
   Малыш едва успел повиснуть у него на плечах и остановить хоббита.
   - Ты что, сам на дно захотел?!
   Торин осторожно попробовал ногой лед. Тот вроде держал. Вытащив веревку
и торопливо завязав петлю на ее конце, гном, чуть пошатываясь, двинулся  к
полынье. За ним поспешили Малыш и Фолко, наспех обвязав друг друга  другой
веревкой.
   Лед под ногами пугающе  скрипел,  кое-где  по  нему  начинали  змеиться
предательские трещины, но друзья все же шли вперед и вскоре увидели, что в
полынье бултыхается какой-то человек, отчаянно пытаясь  выбраться  обратно
на лед; на другом берегу к дереву был привязан оседланный конь и  рядом  с
ним - другой, под вьюками.
   - Эге-гей! Держись! Мы идем! - заорал Торин, желая подбодрить тонущего.
   Однако лед вблизи полыньи был то ли подмыт теплыми ключами, то  ли  еще
почему-либо, но оказался еще менее прочен, чем у западного  берега.  Гномы
легли и поползли, однако вскоре лед вновь стал  похрустывать  под  тяжелым
Торином, и тот замешкался. Они подобрались уже  довольно  близко,  и  было
видно совершенно белое лицо попавшего в беду человека; обессилев,  он  уже
не пытался выкарабкаться на край  полыньи,  а  лишь  кое-как  держался  на
поверхности, - даже кричать перестал.
   Гномы задержались, и тогда Фолко, взяв веревку в зубы, осторожно пополз
вперед. Он не чувствовал страха, была только  неясная  злоба  на  всю  эту
реку, этот лед, на дурака этого, которого угораздило провалиться  в  таком
неудобном месте... Лед хрустел под ним, однако ему удалось заставить  себя
не слышать этого, и вскоре он,  подползя  почти  к  самому  краю  полыньи,
исхитрился и накинул  широкую  петлю  на  плечи  тонущему.  Тот  отчаянным
усилием продел в нее руки, и хоббит затянул спасительный аркан у него  под
мышками. Гномы дружно ахнули, ухнули, рванули что  есть  силы  -  человека
пробкой вынесло на лед, и прежде чем он  успел  подломиться  под  тяжестью
тела, друзья оттащили спасенного в безопасное место.
   Спустя считанные минуты на берегу уже вовсю пылал костер, Малыш и Торин
суетились вокруг полураздетого человека,  растирая  ему  руки  и  ноги,  а
хоббит осторожно вел в обход полыньи испуганно похрапывающих коней. Только
теперь он смог наконец разглядеть спасенного ими.
   Он был высок, светловолос, уже не молод, но и далеко не стар, -  скорее
он находился в возрасте между тридцатью и сорока годами, возраст не  очень
почтенный для хоббита, но расцвет сил для человека. Его развешенная у огня
добротная одежда, прошитая по швам красным шнуром, выдавала в нем уроженца
Дэйла. Он бы вооружен - длинный прямой меч в потертых красных ножнах, а  в
одной из  седельных  сумок  зоркий  хоббит  углядел  очертания  шлема.  На
полуобнаженной груди человека  Фолко  заметил  длинный  багровый  рубец  -
довольно свежий, ему еще предстояло стать белым шрамом.
   Согретый и отпоенный горячим,  человек  приходил  в  себя,  и  у  Фолко
зашевелились пока еще смутные, но тревожные  мысли.  Скорее  всего  он  из
войска Олмера... Что же с ним теперь делать? Сначала спасти - и только для
того, чтобы допрашивать, пытать, если он станет молчать, а после -  убить?
Теперь в Одинокую Гору пленника не отправить.
   - И угораздило же тебя, - начал Торин, протягивая спасенному  снятый  с
огня котелок. - Как это случилось?
   Человек пил, обжигаясь, и невнятно ответил,  что,  наверное,  там  тоже
кто-то или провалился, или еще что,  но  он,  похоже,  угодил  на  недавно
замерзшую полынью. И тотчас, не дав Торину даже  рта  открыть  для  нового
вопроса, стал спрашивать сам:
   - Откуда вы? Что вы здесь делаете? Как вас зовут?
   - Путешествуем  по  своим  делам,  -  многозначительно  ответил  Торин,
незаметно подмигнув Фолко и Малышу. - Мы гномы из Эребора. А ты кто?
   Человек ответил не сразу. Его взгляд почему-то  надолго  задержался  на
топоре Торина, даже не на топоре, а на его топорище - он словн