оту.
   - Преподавание! - сказала доктор Йерон. -  Учитель!  О,  женщина,  ты
явилась, как дождь небесный на иссохшую землю!
   И действительно, первая же  школа,  в  которую  я  обратилась,  сразу
изъявила желание взять меня на работу и предоставила  право  преподавать
все, что я сочту нужным. Поскольку я имела дело с капиталистами, то заш-
ла в другую школу, узнать, не будут ли там платить мне больше. Но в кон-
це концов вернулась в первую. Мне понравились ее люди.
   До войны за Освобождение города на Йеове давали пристанище  "имущест-
ву" корпорации, которое приобретало временное право на  свободу;  у  них
были свои больницы и школы с массой образовательных программ.  В  Старой
столице имелся даже университет для  "имущества".  Корпорации,  конечно,
наблюдали за процессом обучения, подвергали цензуре содержание лекций  и
печатных трудов, стараясь, чтобы все служило единой цели - увеличению их
доходов. Но в пределах этих узких рамок можно было пользоваться имеющей-
ся информацией, как заблагорассудится.
   Горожане Йеове очень высоко  ценили  образование.  В  течение  долгой
тридцатилетней войны система сбора и передачи  знаний  была  практически
уничтожена. Выросло целое поколение, умеющее только  нападать  и  отсту-
пать, знающее только болезни и несчастья.
   - Наши дети растут неграмотными и невежественными, - как-то раз  ска-
зал мне директор школы. - Стоит ли удивляться, что люди с плантаций  за-
няли места, оставленные надсмотрщиками корпораций? Кто остановил бы их?
   Эти мужчины и женщины, собравшиеся  в  школьных  стенах,  с  яростной
одержимостью верили, что лишь образование может проложить путь к  свобо-
де. Они по-прежнему вели войну за Освобождение.
   Йотеббер был большим и нищим городом; его широкие улицы были застрое-
ны одноэтажными домишками, которые скрывались в тени огромных старых де-
ревьев. Передвигались по нему главным образом пешком; среди неторопливых
толп, дребезжа, сновали велосипеды, и, громыхая, прокладывал  себе  путь
немногочисленный общественный транспорт. Под дамбами, вдоль заливных ни-
зин, где буйно шли в рост садовые посадки, на целые мили тянулись хижины
и бараки. Центр города был застроен преимущественно  невысокими  домами,
которые сменялись мельницами и складами. Деловой центр напоминал кварта-
лы типичного города Вое Део, только более старого, запущенного и не  та-
кого мрачного. Вместо больших магазинов для хозяев улицы были  заполнены
открытыми лотками, где торговали всем необходимым. Здесь, на юге, климат
был мягче, и легкая дымка, которую приносило в город дыхание теплого мо-
ря, была пронизана солнцем. Ощущение радости не покидало  меня.  Господь
одарил меня способностью забывать беды и неприятности, и в городе Йотеб-
бере я чувствовала себя счастливой.
   Туалтак оправилась от болезни и нашла хорошее место химика на  предп-
риятии. Виделась я с ней редко, ибо подружились мы в силу необходимости,
а не по собственному выбору. При  каждой  нашей  встрече  она  неизменно
вспоминала улицу Хаба и свою лабораторию на Уэреле, а  также  жаловалась
на работу и на коллег.
   Доктор Йерон не забыла меня. Я получила записку с просьбой  навестить
ее, что и сделала. Когда я рассказала ей о своих  делах,  она  попросила
меня сходить с ней на собрание просветительского общества. Как я выясни-
ла, оно представляло собой группу демократов, главным образом  учителей,
которые старались противостоять автократической власти племенных и мест-
ных вождей, врученной тем новой Конституцией, боролись  против  явления,
именуемого ими рабским мышлением, тупым женоненавистничеством, с которым
я познакомилась в Хагайоте. Мой опыт оказался полезен для них,  ибо  все
они были горожанами, которые сталкивались с рабским мышлением, лишь ког-
да оно начинало командовать ими. Самыми неудержимыми в своем  возмущении
из членов группы были женщины. Освобождение почти ничего не дало им, так
что терять им было нечего. Мужчины в большинстве своем являлись  сторон-
никами постепенных перемен, женщины же стояли за революцию. Поскольку  я
была родом с Уэрела и плохо разбиралась в тонкостях политики  на  Йеове,
то предпочитала слушать и помалкивать. Хотя  мне  было  нелегко  сдержи-
ваться. По природе своей я была оратором и порой чувствовала:  мне  есть
что сказать. Но я держала язык за зубами и слушала выступавших. Их в са-
мом деле стоило послушать.
   Невежество яростно защищало себя, а неграмотности, как я хорошо  зна-
ла, могла быть свойственна изощренная хитрость. Хотя комиссар, президент
провинции Йотеббер, избранный в результате подтасовки избирательных бюл-
летеней, и не понимал наших манипуляций со школьными программами, он без
больших усилий мог контролировать школы, просто посылая  туда  инспекто-
ров, которые вмешивались в ход занятий и  просматривали  наши  учебники.
Но, как и во времена корпораций, самым главным он  считал  контроль  над
телесетью. Сводки новостей, информационные программы, марионетки в  "ре-
портажах с места событий" - все подчинялось ему. И что могла противопос-
тавить этой вакханалии горстка учителей? Дети родителей, не имевших  ни-
какого образования, с помощью телесети  слышали,  видели  и  чувствовали
лишь то, что комиссар хотел им внушить: свобода - это необходимость  по-
виноваться начальству; насилие в чести и главное - мужественность.  Пос-
кольку эти истины каждодневно подтверждались жизнью и  опытом  просмотра
сообщений по телесети, что толку было в словах?
   - Грамотность не имеет никакого значения, - сокрушенно признала  одна
из членов нашей группы. - Начальники через наши головы обратились к  ин-
формационной технологии эпохи "постнеграмотности".
   Я задумалась над ее словами и, даже ненавидя эти понятия, со  страхом
признала, что, вероятно, она права.
   К моему удивлению, на следующей встрече группы появился чужак  -  ви-
це-посол Экумены. Его присутствие в городе  было  предметом  несказанной
гордости нашего комиссара, ибо чужака прислали из Старой столицы,  чтобы
поддержать главу провинции Йотеббер в его противостоянии Всемирной  пар-
тии, чьи позиции были особенно сильны здесь и которая продолжала  требо-
вать изгнания с Йеове всех иноземцев. До меня доносились  смутные  слухи
об этой личности, но я меньше всего ожидала встретить  его  на  собрании
школьных учителей-вольнодумцев.
   Он был невысок, с красновато-коричневой кожей  и  глазами  почти  без
белков, но, если не обращать на это внимания, его можно было бы счесть и
симпатичным. Он сидел напротив меня, неестественно прямо, будто по  при-
вычке, и слушал, не произнося ни слова, словно и это было для него  при-
вычным делом. К концу встречи он повернулся и в упор уставился  на  меня
своими странными глазами.
   - Радоссе Ракам? - спросил он.
   Остолбенев, я кивнула.
   - Меня зовут Йехедархед Хавжива, - сказал он. - Я привез вам  кое-ка-
кие книги от Старой Музыки.
   Я уставилась на него.
   - Книги?
   - От Старой Музыки. От Эсдардона Айи. С Уэрела.
   - Мои книги? - повторила я.
   На лице его промелькнула улыбка.
   - Где они? - вскричала я.
   - У меня дома. Если хотите, сегодня вечером можете их получить. У ме-
ня машина. - В его словах чувствовалась какая-то легкая ирония, как буд-
то он не собирался иметь машину, но радовался ее наличию.
   Подошла доктор Йерон.
   - Значит, вы нашли ее, - обратилась она к вице-послу.
   Он взглянул на нее с таким просиявшим лицом, что я невольно подумала,
уж не любовники ли они. Хотя она была значительно старше, в этом предпо-
ложении не было ничего удивительного. Доктор Йерон обладала  магнетичес-
ким обаянием. Странно, что я вообще обратила на это внимание,  ибо  меня
не привлекали сексуальные особенности других людей. Они меня не  интере-
совали.
   Во время разговора он взял ее за руку, и мне бросилось в глаза, каким
нежным был этот жест, пусть и неторопливым, но  искренним.  Это  любовь,
подумала я. Тем не менее я видела, что они не вместе, поскольку в их об-
щении и взглядах не было того интимного взаимопонимания, которым любящие
часто дарят друг друга.
   Мы с Хавживой уехали на правительственном электромобиле в сопровожде-
нии двух телохранителей - молчаливых женщин-полицейских, которые  сидели
на переднем сиденье. Мы разговаривали об Эсдардоне  Айе,  чье  имя,  как
объяснил Хавжива, означало "Старая Музыка". Я рассказала,  как  Эсдардон
Айя спас мне жизнь, переправив сюда. Мистер Йехедархед  слушал  с  таким
вниманием, что с ним было легко разговаривать.
   - Я попросту заболела, расставшись со своими книгами, мне не  хватало
их, словно они были моей семьей. Но, может быть,  с  моей  стороны  было
глупо так думать.
   - Почему глупо? - спросил Хавжива. У него был иностранный акцент,  но
в то же время в его речи уже слышалась йеовианская напевность,  а  голос
был прекрасным, низким и ласковым.
   Я попыталась объяснить все разом:
   - Понимаете, они так много значили для меня, потому что я была  абсо-
лютной невеждой, и именно книги дали мне свободу,  открыли  передо  мной
мир - точнее, миры? Но здесь я вижу, что телесеть, голограф-театры и все
прочее значат для людей куда больше, ибо определяют их  сегодняшнее  су-
ществование. Может быть, привязанность к книгам означает привязанность к
прошлому. А йеовиане должны двигаться в будущее. И словами мы никогда не
сможем изменить мышление людей.
   Хавжива выслушал меня с тем же напряженным вниманием, с каким  слушал
ораторов на собрании, после чего неторопливо ответил:
   - Но в словах заключена суть любой мысли. Книги же сохраняют слова  в
неизменности? Я и сам очень долго не умел читать.
   - Неужели?
   - Я знал, как это делается, но не читал. Я жил в деревне.  В  здешних
городах должны быть книги, - уверенно, словно немало  размышлял  на  эту
тему, заявил он. - В противном случае каждое поколение все  будет  начи-
нать с нуля. Вам предстоит спасти слова.
   Вскоре мы подъехали к дому, стоявшему на вершине холма в старой части
города. Войдя в холл, я увидела четыре объемистых ящика с книгами.
   - Да у меня столько не было! - воскликнула я.
   - Старая Музыка сказал, что все они принадлежат вам, - ответил мистер
Йехедархед и, улыбнувшись, посмотрел на меня.
   Взгляд чужаков более выразителен, чем наш. Но, чтобы заметить  движе-
ние зрачков, приходится стоять к человеку вплотную - впрочем, это заклю-
чение не относится к обладателям голубых глаз.
   - Мне просто некуда деть такую гору книг,  -  растерянно  сказала  я,
осознавая, что этот странный человек, Старая Музыка, снова помог мне об-
рести свободу.
   - А в вашей школе? В школьной библиотеке? Отличная идея, но я тут  же
представила, что их будут лапать инспектора. А вдруг им  захочется  кон-
фисковать их? Когда я вслух выразила это опасение, вице-посол предложил:
   - А что, если преподнесу их как дар посольства? Думаю, в этом  случае
инспектора поумерят свой пыл.
   - О да! - выпалила я. - Но почему вы так добры? И вы, и он?  вы  тоже
родом с Хайна?
   - Да, - сказал Хавжива, не ответив на первый мой вопрос. - Был. И на-
деюсь стать йеовианином.
   Потом он предложил мне присесть и выпить бокал вина. Он был  дружелю-
бен и легок в общении, хотя сдержан и немногословен. Я поняла,  что  ему
приходилось страдать. На лице у него виднелись шрамы, и под волосами бе-
лел след зажившей раны. Он спросил, о чем мои книги, и я ответила:
   - Об истории.
   Хавжива улыбнулся и молча протянул мне свой бокал.  Подражая  ему,  я
подняла свой, и мы выпили.
   На следующий день библиотеку доставили в нашу школу. Когда мы вскрыли
ящики и стали расставлять книги по полкам, то поняли, какие огромные нам
достались сокровища.
   - Даже в университете нет ничего подобного, - заметил один из  учите-
лей, который год учился там.
   Тут были труды по истории и антропологии Уэрела и других миров Экуме-
ны, работы по философии и политике жителей Уэрела и иных планет, сборни-
ки прозы и поэзии, энциклопедии, научные монографии, атласы и словари. В
углу одного из ящиков лежали мои собственные книги, даже истрепанный то-
мик "Истории Йеове" с надписью: "Напечатано в Университете Йеове в 1  г.
Свободы". Большинство своих книг я оставила в  школьной  библиотеке,  но
эту и еще несколько, к которым испытывала любовь и нежность,  взяла  до-
мой.
   Не так давно я была одарена этими  чувствами  и  по  другому  поводу.
Школьники преподнесли  мне  в  подарок  крохотного  пятнистого  котенка.
Мальчик с такой трогательной гордостью вручил его, что я просто не могла
отказаться. Когда я попыталась передарить котенка кому-нибудь из  учите-
лей, те встретили мое поползновение дружным смехом. "Эта доля выпала те-
бе, Ракам!" - сказали они. Волей-неволей мне пришлось взять это  крохот-
ное существо домой; котенок был такой хрупкий и маленький, что я с  тру-
дом заставляла себя прикасаться к его тельцу. В Зескре  женщины  держали
домашних животных, главным образом котов и лисопсов, ухоженных маленьких
созданий, которые питались лучше, чем люди. Да и сама я в свое время но-
сила имя такого лисопса.
   Когда я с опаской стала вынимать котенка из корзинки,  тот  ухитрился
до кости прокусить мне большой палец. При всей своей хрупкости и невесо-
мости зубки пускать в ход он умел. Я начала испытывать к нему уважение.
   Вечером я уложила его спать в корзинке, но он вскарабкался на постель
и пристроился у меня прямо на голове. Пришлось засунуть его под  одеяло,
где он спокойно и проспал всю ночь. Утром я проснулась оттого,  что  мое
животное скакало по кровати, гоняясь за  пылинками,  которые  плясали  в
солнечных лучах. Открыв глаза, я не могла удержаться от смеха.  Давно  я
так не смеялась.
   Котенок был сплошь черным, и пятнышки раскраски,  черные  на  черном,
виднелись только тогда, когда свет падал под определенным углом. Я  наз-
вала его Хозяином. И поняла, насколько приятно вечерами возвращаться до-
мой, где меня ждет мой маленький Хозяин.
   В последние полгода мы занимались организацией большой женской  мани-
фестации. Состоялось много встреч и собраний, на некоторых из них я  по-
рой замечала вице-посла и вскоре уже сама начинала искать его  взглядом.
Мне нравилось смотреть, как он слушает наши споры. Часть выступавших до-
казывала, что демонстранты не должны ограничиваться темой нарушения прав
женщин, а требовать равенства для всех и во всем. Другие  заявляли,  что
движение ни в коей мере не должно зависеть от поддержки  иностранцев,  а
носить чисто йеовианский характер. Мистер Йехедархед внимательно  слушал
и тех и других. Наконец я вышла из себя.
   - Вот я иностранка! И что, только поэтому от меня нет никакой пользы?
- возмутилась я. - Вы рассуждаете как хозяева. Можно  подумать,  что  вы
лучше всех прочих!
   - Я поверю во всеобщее равенство лишь тогда, когда увижу эти слова  в
Конституции Йеове, - добавила доктор Йерон.
   Что же касается Конституции, то ее приняли в результате всеобщего го-
лосования в то время, когда я жила в Хагайоте; из граждан  право  голоса
имели только мужчины. Наконец было решено,  что  демонстранты  потребуют
введения в Конституцию поправок о  предоставлении  женщинам  гражданских
прав, о тайном голосовании, о гарантии прав на  свободу  слова,  печати,
собраний и о бесплатном образовании для всех детей.
   В тот жаркий день семьдесят тысяч женщин перекрыли все дороги. Я  шла
вместе с ними и вместе с ними пела, прислушиваясь  к  могучему  звучанию
нашего женского хора.
   Когда мы готовили женщин к этой демонстрации, я стала выступать  пуб-
лично, поскольку обладала ораторским даром, и он нам  пригодился.  Порой
шайки хулиганов или невежественных мужчин пытались прерывать мои выступ-
ления угрожающими криками: "Надсмотрщица, хозяйка, шлюха, убирайся к се-
бе домой!" Однажды, когда они истошно  орали  "Убирайся,  убирайся!",  я
наклонилась к микрофону и сказала:
   - Я не могу этого сделать. Потому что на плантациях, где я была рабы-
ней, мы пели такие слова? - И я запела: - О, о, Йеове, никто  не  придет
назад.
   Услышав меня, буяны застыли на месте. Похоже, они  почувствовали  всю
печаль этих слов, их неизбывную тоску.
   Демонстрация прошла, но спокойствие так никогда  уже  не  восстанови-
лось, хотя бывали времена, когда наша энергия почти  сходила  на  нет  и
движение, как говорила доктор Йерон, застывало на месте. Во время одного
из таких периодов я пришла к ней и осведомилась, не могли ли бы мы орга-
низовать издательство и печатать книги. Эта идея пришла мне в  голову  в
Хагайоте, в тот миг, когда я увидела, как Сеуги погладила пальцами бума-
гу, где я записала ее рассказ, и заплакала.
   - Сказанное умирает быстро, - сказала я, - так же, как слова и образы
в телесети, и каждый может истолковывать их по своему разумению. Но кни-
ги остаются. Они вечны. Они плоть истории, говорит мистер Йехедархед.
   - А инспектора? - напомнила мне доктор Йерон. - Пока мы  не  добьемся
поправки о свободе слова, правительство никому не позволит печатать  то,
что не согласуется с его взглядами.
   Но мне не хотелось расставаться с моей идеей. Я понимала, что в  про-
винции Йотеббер нам не удастся издавать политические труды, но доказыва-
ла, что у нас есть возможность печатать прозу и стихи  для  живущих  тут
женщин. Некоторые считали, что моя затея - бесполезная трата времени.  И
мы без конца обсуждали ее со всех сторон.
   Мистер Йехедархед, вернувшийся из поездки в Старую столицу, где нахо-
дилось посольство, слушал наши дискуссии, но не говорил  ни  слова,  что
весьма разочаровало меня. Мне-то казалось, что он должен поддержать  мои
замыслы.
   Как-то раз я шла из школы домой: квартира моя  находилась  в  большом
старом здании недалеко от дамбы. Мне нравилось здесь жить, потому что  в
окна мои стучались ветви деревьев, а в просветах между  стволами  видне-
лась река, ширина которой достигала в этом месте четырех миль; она нето-
ропливо протекала меж песчаных отмелей, тростниковых зарослей и  остров-
ков, заросших ивами, которые выступали из воды в сухое время года,  а  в
сезон обильных дождей вода поднималась, размывая дамбы.
   Подойдя к дому, я увидела мистера Йехедархеда,  за  спиной  которого,
как обычно, маячили две невозмутимые женщины-полицейские. Он поздоровал-
ся со мной и осведомился, не могли ли бы мы поговорить. Я  смутилась  и,
растерянно помявшись, пригласила его к себе.
   Охранницы остались ждать в холле. Моя квартира, представляющая  собой
всего лишь одну большую комнату, находилась на третьем этаже. Я села  на
кровать, а вице-посол устроился в кресле. Хозяин, мурлыча, ходил кругами
и терся о его ноги.
   Я давно заметила, что Хавжива  находил  своеобразное  удовольствие  в
том, что ни обликом, ни поведением не соответствовал расхожим  представ-
лениям об окружении комиссара: те, увешанные значками, эмблемами  и  ко-
кардами, разъезжали повсюду не иначе как в сопровождении кавалькады  ма-
шин. А мистер Йехедархед со своими охранницами  передвигался  по  городу
либо на своих двоих, либо на скромном казенном автомобиле.  Из-за  этого
люди испытывали к нему симпатию. Все знали, как теперь знала и я, что  в
первый день своего пребывания здесь, когда он прогуливался в  одиночест-
ве, на него напала банда молодчиков из Всемирной партии и избила до  по-
лусмерти. Горожанам нравилась его смелость и непринужденность, с которой
он общался со всеми и всюду. Они считали его своим. Мы в движении  Осво-
бождения воспринимали его как "нашего посла", но он  все-таки  оставался
чужаком. Комиссар, который, может, и ненавидел его популярность, все-та-
ки извлекал из нее какую-то пользу.
   - Вы хотите организовать издательство, -  сказал  мистер  Йехедархед,
поглаживая Хозяина, который пытался вцепиться коготками ему в руку.
   - Доктор Йерон считает, что, пока мы не добьемся поправок в Конститу-
ции, от него не будет толку.
   - На Йеове существует одно учреждение, издания которого не  контроли-
руются правительством напрямую, - сказал мистер  Йехедархед,  поглажи