аться  с  Меркуловым,  который   стал  министром
Госконтроля. Он пришел в министерство, секретарь доложил Меркулову,  а потом
сказал,  что  фамилия Ильина министру ни о чем не  говорит. Ему некуда  было
идти. Он снова вернулся в приемную МГБ и сделал попытку позвонить Шубнякову,
бывшему своему заместителю.
     Он  не знал номер его телефона и у него не было монеты, чтобы позвонить
из  автомата,  поэтому  он  набрал   свой  старый  номер,   воспользовавшись
внутренним телефоном в приемной МГБ. Ответил дежурный  офицер, который узнал
его  и  разговаривал  с ним  с явной  симпатией:  репутация  Ильина  все еще
оставалась высокой среди ветеранов НКВД. Оказалось, что Шубняков арестован в
1951  году, вслед  за  Абакумовым.  Офицер  из  приемной МГБ  одолжил Ильину
пятьсот  рублей  (тогда  это  была довольно  большая  сумма)  и  посоветовал
немедленно уехать из Москвы.
     Ильин поехал в Рязань, где жил его двоюродный брат. Там он устроился на
работу грузчиком  на  железнодорожной  станции. О своем прибытии  в город он
сообщил в местное отделение госбезопасности на железной дороге, и через  два
месяца  они  помогли  ему получить  должность бригадира  грузчиков. От него,
правда,  потребовали, чтобы  он  сказал своим товарищам  по  работе, что был
осужден не по политической  статье,  а  за  растрату  и  другие  должностные
преступления, и обещали сделать соответствующую запись в трудовой книжке. Но
Ильин  отказался,  опасаясь,  что  его  могут  обвинить  в  сокрытии  своего
прошлого. Так в возрасте сорока восьми лет он начал новую жизнь.
     После  смерти Сталина  он подал  на реабилитацию. Первое прошение  было
отклонено,   но  ему  разрешили  вернуться  в   Москву.  Ильин  устроился  в
транспортный  отдел  Моссовета.   Реабилитировали  его  в  1954  году  после
расстрела  Берии и  моего  ареста. В  течение  года ему  отказывали в полной
пенсии, положенной  сотрудникам  госбезопасности.  Этому  противился  Серов,
заявляя, что Ильин скомпрометирован связью с Теплинским, все  еще отбывавшим
срок как враг народа.
     Через три  дня  после  моего освобождения из тюрьмы в  1968 году  Ильин
навестил  меня.  Я узнал, что судьба вновь улыбнулась ему. В  1956  году его
бывший  куратор  в  ЦК  стал  заместителем заведующего отделом  культуры  ЦК
партии.  Ему нужен был честный и опытный администратор на пост  оргсекретаря
Московского отделения Союза писателей. Предшествующий опыт работы  Ильина, в
прошлом  комиссара  госбезопасности  по   вопросам   культуры,   делал   его
кандидатуру на этот пост вполне подходящей. К тому же  его поддержали  такие
писатели,  как Федин  и  Симонов.  Партийному руководству нужен был  в Союзе
писателей  человек,  который бы знал  всех, включая и  осведомителей.  Ильин
идеально соответствовал своей новой должности и работал в Союзе писателей до
1977 года. Умер он в 1990 году, попав под машину.
     Повороты в судьбе Ильина, распространяемые А. Ваксбергом домыслы о том,
что  якобы  его,   86-летнего   старика,  "убрал   КГБ",  опасаясь  каких-то
разоблачений, вынуждает меня прокомментировать и другую историю со слухами о
судьбе  сына  Н.  С.  Хрущева  Леонида,  --  старшего  лейтенанта,  летчика,
пропавшего без вести весной 1943 года. С подачи ряда журналистов и некоторых
ветеранов органов  безопасности  мне  приписывается  мифическая операция  по
захвату Леонида Хрущева в немецком тылу и его ликвидация "за измену Родине".
В  действительности  ничего подобного не имело места. По  линии НКВД и СМЕРШ
проходила  ориентировка о его розыске. Действительно, дело о розыске сына Н.
С.  Хрущева  находилось  на  особом  контроле.  Однако  его  поиски  никаких
результатов  не  дали. Лично Сталиным  было принято  решение считать Леонида
Хрущева погибшим при выполнении боевого задания, а не пропавшим без вести. В
тех  условиях  это имело  важное  значение  для  политической карьеры  Н. С.
Хрущева, исключало  возможность компрометации одного  из  членов  советского
руководства данным эпизодом. Сын Хрущева, в отличие от других  пропавших без
вести, был  вскоре  посмертно  награжден орденом Отечественной войны  первой
степени.
     После войны Н. С. Хрущев уделял существенное внимание  выяснению судьбы
сына. Никто не  видел, как погиб его сын, в том числе летчики,  вылетавшие с
ним  на  боевое  задание.  Органы госбезопасности опрашивали находившихся  в
фильтрационных лагерях  советских  военнопленных.  Не безынтересно,  однако,
что, как мне  сказали, протоколы этих допросов в  архивах не сохранились. Из
розыскного дела  после "чисток"  документов  в 1953--1954  годах было изъято
более ста  страниц. Кто проводил эти изъятия и  ревизию  этих  дел, остается
неизвестным.  Хотя нетрудно  предположить,  откуда последовали  указания  по
чистке архивов и  учетных материалов на пропавших  без  вести  в 1943 году в
делопроизводствах Министерства обороны, КГБ и МВД СССР.

     Советская разведка в конце военного противостояния

     В   1944  году   операция   "Монастырь"   начала  развиваться  в  новом
направлении. Накануне  летнего наступления Красной Армии в Белоруссии Сталин
вызвал начальника  Разведупра  Кузнецова,  начальника военной  контрразведки
СМЕРШ Абакумова, наркома госбезопасности Меркулова и меня. Настроение у меня
было  приподнятым: наша работа шла успешно, и  месяц назад нас  с Эйтингоном
наградили орденами Суворова за боевые операции в немецком тылу. Как правило,
эта  высокая  награда   давалась   только  командирам  фронтовых  частей  за
выигранные сражения,  и  тот  факт,  что  на  сей раз  ее  вручили  офицерам
госбезопасности,  говорил о  многом. Вот почему на встречу я  шел с чувством
уверенности, да и Меркулов  был в отличном  расположении духа,  как один  из
кураторов операции "Монастырь".
     Однако  Сталин принял  нас весьма холодно. Он  упрекнул за  непонимание
реальностей  войны  и  спросил,  как,  на  наш  взгляд,  можно  использовать
"Монастырь"   и  другие   радиоигры  для  оказания   помощи  нашей  армии  в
наступательных операциях, и предложил расширить рамки радиоигр, отметив, что
старые приемы не подходят к  новой обстановке. Кузнецов предложил подбросить
новую информацию через "Гейне" - "Макса" о якобы планировавшемся наступлении
на Украине. Я не был готов к такому повороту разговора и абсолютно ничего не
знал о планах  Советского Верховного  Главнокомандования. К тому же я помнил
совет  маршала  Шапошникова никогда  не  встревать в  дела,  находящиеся  за
пределами твоей компетенции. Вот  почему я молчал, когда Абакумов возобновил
попытки подчинить операцию "Монастырь" СМЕРШ, заявляя, что его аппарат имеет
с Генштабом более тесные связи, чем НКВД.
     Сталин вызвал  генерала  Штеменко, начальника  оперативного  управления
Генштаба, и  тот зачитал приказ, подготовленный еще  до нашего  разговора. В
соответствии с  приказом  мы  должны  были  ввести  немецкое  командование в
заблуждение, создав  впечатление  активных  действий  в  тылу  Красной Армии
остатков  немецких войск, попавших в  окружение в  ходе нашего  наступления.
Замысел Сталина заключался  в  том,  чтобы обманным путем  заставить  немцев
использовать  свои ресурсы на  поддержку  этих частей и  "помочь" им сделать
серьезную  попытку прорвать  окружение. Размах  и смелость  предполагавшейся
операции  произвели  на  нас  большое  впечатление.  Я  испытывал  подъем  и
одновременно тревогу:  новое  задание выходило  за рамки прежних радиоигр  с
целью дезинформации противника.
     19 августа 1944 года генеральный штаб немецких сухопутных войск получил
посланное  абвером сообщение "Макса" о том, что соединение под командованием
подполковника  Шерхорна  численностью  в  2500  человек  блокировано Красной
Армией  в  районе  реки  Березины.   Так  началась  операция  "Березино"  --
продолжение операции "Монастырь".
     Операцию   "Березино"   разработал   начальник  третьего  отдела   4-го
управления  полковник Маклярский,  я поддержал идею  операции. Планировалась
заманчивая  радиоигра  с немецким верховным командованием.  О  ее замысле во
исполнение  указания  Ставки  было доложено  лично Сталину, Молотову, Берии.
Санкция на проведение операции была получена.
     Для  непосредственного руководства этой операцией в Белоруссию на место
событий выехали мой заместитель Эйтингон, Маклярский,  Фишер, Серебрянский и
Мордвинов.
     В  действительности   группы   Шерхорна  в   тылу  Красной   Армии   не
существовало.   Немецкое   соединение   под  командованием   этого   офицера
численностью  в  1500  человек, защищавшее переправу  на реке Березине, было
нами разгромлено  и  взято в  плен. Эйтингон, Маклярский,  Фишер, Мордвинов,
Гудимович,  Т.  Иванова,  Гарбуз при  активном  участии  "Гейне"  -  "Макса"
перевербовали Шерхорна и его радистов. В  Белоруссию были отправлены бойцы и
офицеры  бригады   особого  назначения,  вместе  с  ними   прибыли  немецкие
антифашисты-коминтерновцы. В игре также участвовали  немецкие военнопленные,
завербованные советской разведкой. Таким образом, было создано впечатление о
наличии  реальной  немецкой группировки  в  тылу Красной  Армии.  Так,  с 19
августа  1944  года по  5 мая 1945 года  мы провели самую, пожалуй, успешную
радиоигру с  немецким верховным командованием. Однако оперативные работники,
участвовавшие  в  операции "Березино",  не были награждены  ни тогда,  ни  в
последующие годы, ни к 50-летию Победы, хотя представлялись к награждению.
     Немецкая служба безопасности  и генеральный штаб  германских сухопутных
войск  всерьез   замышляли  нарушить  тыловые  коммуникации  Красной  Армии,
используя соединение Шерхорна. С этой целью Шерхорну в ответ на  его просьбы
о  помощи были посланы  специалисты  по  диверсиям и техника.  При этом  нам
удалось    захватить    направленную   на    связь   с    Шерхорном   группу
боевиков-эсэсовцев.
     Шерхорн  посылал в  Берлин отчеты  о  диверсиях в  тылу  Красной Армии,
написанные Эйтингоном,  Маклярским и Мордвиновым.  "Макс" получил приказ  из
Берлина  проверить  достоверность  сообщений  Шерхорна  о  действиях  в тылу
Красной  Армии --  он их  полностью подтвердил.  Гитлер произвел  Шерхорна в
полковники  и  наградил  "Рыцарским  крестом",  а  Гудериан  отправил личное
поздравление.   Шерхорну  приказали   прорваться  через   линию   фронта   и
продвигаться  в Польшу,  а  затем в Восточную  Пруссию.  Шерхорн потребовал,
чтобы  ему для обеспечения  этой операции  парашютом  были сброшены польские
проводники, сотрудничавшие с немцами. Берлин согласился,  и в  результате мы
захватили польских  агентов  немецкой разведки.  Гитлер,  со  своей стороны,
планировал  послать начальника службы спецопераций и диверсий Скорцени и его
группу,  но от  этого  плана  немцам пришлось отказаться  из-за  ухудшения в
апреле 1945 года военной ситуации на советско-германском фронте.
     5 мая 1945 года, незадолго до завершения войны, командование вермахта и
абвер в своей  последней  телеграмме  рекомендовало Шерхорну  действовать по
обстоятельствам.   "Максу"   было   приказано   законсервировать   источники
информации и порвать контакты с немецкими офицерами и солдатами-окруженцами,
которым  грозило  пленение,  вернуться в  Москву,  затаиться  и  постараться
сохранить  свои  связи. Шерхорна и его группу мы  интернировали под Москвой,
где они находились до тех пор, пока не были освобождены в начале 50-х годов.
     Примечательно, что Гелен, возглавлявший после Канариса немецкую военную
разведку,  стремясь завоевать  доверие  американцев, предлагал  "Макса"  как
надежного  источника после войны. Однако разведка США отнеслась с недоверием
к предложению Гелена.
     Большая  заслуга  в  проведении  операций  "Монастырь"   и   "Березино"
принадлежит начальнику отделения Масся, который в 1945--1950 годах вместе  с
женой активно участвовал в  разведывательной  работе  по атомной проблеме  в
США.
     Особо также отличился В. Фишер -- Р. Абель, под видом немецкого офицера
лично встречавший на полевом аэродроме диверсантов Скорцени.
     Нельзя  не отметить большое  содействие  успешному проведению  радиоигр
"Монастырь" и "Березино"  со  стороны опытных  и  результативных  работников
военной контрразведки (СМЕРШ) Барышникова и Утехина.
     У  меня  созрел  план  использовать  Шерхорна  для  вербовки  немецкого
адмирала Редера, командующего военно-морскими силами, отстраненного Гитлером
от исполнения  своих  обязанностей  в  1943  году.  Будучи  в  плену,  Редер
находился в  Москве.  Позднее, по его просьбе, в  Москву  приехала его жена.
Казалось,  он настроен на сотрудничество  с  нами -- в обмен на обещание  не
предъявлять ему обвинения как военному преступнику на Нюрнбергском процессе,
хотя британская сторона и  настаивала  на привлечении его к суду за операции
немецких подводных  лодок  против Британского флота  и  безоружных  торговых
судов.
     Я  поселил его с женой у себя на даче, но вскоре убедился, что мой план
воздействия на  адмирала  через Шерхорна  нереален,  поскольку они оказались
несовместимы  друг  с  другом.  Более  благотворно  действовал  на  адмирала
Серебрянский,  который   был  на   моей   даче  под  домашним   арестом  как
"военнопленный" (он играл роль немецкого  бизнесмена). Серебрянскому удалось
убедить адмирала, чтобы  он возобновил в  Германии  свои знакомства и связи.
Редеру, помнится, очень нравились прогулки  вдоль  Москвы-реки на  трофейном
лимузине "хорьх" -- именно такой был у него в Германии.
     В  конце 1945 года мы  отправили Редера в  Германию. Британская сторона
продолжала  настаивать  на  предании  его  суду  как  военного  преступника.
Насколько  я  помню,  мы достигли соглашения с англичанами и американцами по
этому вопросу. Редер, несколько других высших  офицеров  немецких  ВМС и еще
группа офицеров были переданы союзникам в обмен на бывшего царского генерала
Краснова, командовавшего  в гражданскую  войну казачьим войском, а во вторую
мировую  служившего  в штабе вермахта, и советских офицеров,  сражавшихся  в
армии Власова. Шерхорн  был также возвращен в Германию, и мои  связи с этими
людьми прервались.
     После войны мы сделали попытку вновь задействовать Александра Демьянова
("Гейне" -  "Макса"),  на сей  раз  в Париже, но  вскоре выяснилось, что там
эмигрантские круги не проявили к нему никакого интереса, и он вместе с женой
возвратился в Москву. Больше ни в каких разведывательных операциях ни он, ни
его жена не участвовали. Демьянов  работал впоследствии инженером-электриком
в одном научно-исследовательском институте. Умер он в 1975  году от  разрыва
сердца, катаясь на лодке по Москве-реке. Ему было шестьдесят четыре года.

     Роль НКВД в Тегеранской, Потсдамской и Ялтинской конференциях

     И военная, и политическая  разведка сыграли большую роль в подготовке и
проведении нашей страной  Тегеранской, Ялтинской  и Потсдамской конференций,
совещаний  и встреч министров иностранных  дел  государств  антигитлеровской
коалиции в 1943--1945  годах. Во исполнение приказа НКВД  СССР  от 8  января
1945  года накануне Ялтинской  конференции на меня было возложено быстрейшее
разрешение  вопросов  работы  центральных  аппаратов  НКВД --  НКГБ  СССР  в
проведении необходимых мероприятий по конференции в Москве. Встрече Сталина,
Рузвельта и Черчилля в Тегеране  и Ялте предшествовали неофициальные беседы,
в которых участвовали Фитин  и я --  с  одной  стороны  и глава американской
военной  миссии  в  Москве  генерал  Дин,  контр-адмирал  Олсен,  посол  США
Гарриман,  советник  английского  посольства   Роберте  --  с   другой.   Мы
оговаривали   возможные   подходы   к  решению   спорных   вопросов:   обмен
разведывательной  информацией,  взаимная  выдача  провалившейся  агентуры  и
захваченных немецких  военных специалистов,  деликатные  проблемы возможного
послевоенного  урегулирования  в   странах  Восточной  Европы.  Гарриман,  в
частности, не возражал против идеи создания  коалиционного  правительства  в
послевоенной Польше, предложенной Сталиным и Молотовым.
     Эти последние  встречи  с  представителями  американской  и  английской
разведки  как  бы подвели  итоги  сотрудничества спецслужб союзников  в годы
войны. Наиболее результативным  оно оказалось  в  Афганистане, где резиденту
нашей разведки Алахвердову удалось парализовать действия немецкой агентуры в
приграничных   районах.   Совместно    с   англичанами    была   разгромлена
агентурно-диверсионная  сеть немецкой и японской разведки в Индии  и  Бирме.
Высоко  оценивая  нашу  поддержку  действиям английской  разведки в Индии  и
Бирме, англичане, в свою очередь, выдали нам многих прогерманских  агентов в
Афганистане и Средней Азии, завербованных немцами для действий в нашем тылу.
     Дальше  общих  рассуждений о  совместных  диверсионных операциях против
немцев в Западной Европе с английскими и американскими спецслужбами  дело не
пошло.  Однако  мы  наладили  деловой  контакт   с  сотрудниками  английской
разведки, действовавшими  при штабе маршала Тито  в  Югославии. Подполковник
Квашнин  установил хорошие личные отношения  с  сыном Черчилля Рэндольфом  и
оказал  большую помощь английским офицерам в выходе из  немецкого окружения.
Полученная от Квашнина информация имела важное  значение в  оценке намерений
английских правящих кругов и в их послевоенной политике в Югославии.
     Американские деловые круги проявляли интерес к возможным формам решения
еврейского  вопроса,  предлагая  финансовую помощь в  восстановлении районов
Гомеля   в   черте  так  называемой  "еврейской  оседлости"  и   Крыма,  где
предполагалось  создать  еврейскую  республику.  В неофициальных  беседах  с
Гарриманом, проходивших в ресторане "Арагви" и записывавшихся на магнитофон,
в  качестве  моего  переводчика  выступал  наш   агент  влияния  князь  Януш
Радзивилл, компаньон  семьи  Гарриманов по финансовым операциям в  Польше  и
странах Восточной Европы. Он вновь был арестован НКВД в Польше в январе 1945
года.
     Накануне Ялтинской  конференции под председательством вначале Голикова,
а   затем  Берии,  состоялось  самое  длительное  за  всю  войну   совещание
руководителей  разведки  Наркомата  обороны, Военно-Морского Флота  и НКВД--
НКГБ.  Главный  вопрос   --  оценка  потенциальных  возможностей  германских
вооруженных  сил  к  дальнейшему сопротивлению союзникам -- был рассмотрен в
течение  двух дней. Наши  прогнозы  о том, что воина в  Европе продлится  не
более трех месяцев ввиду нехватки  у немцев топлива и боеприпасов, оказались
правильными.   Последний,  третий  день   работы   совещания  был   посвящен
сопоставлению  имевшихся  материалов  о  политических   целях  и  намерениях
американцев и англичан  на  Ялтинской конференции. Все мы согласились с тем,
что  и  Рузвельт,  и  Черчилль  не  смогут  противодействовать  линии  нашей
делегации на укрепление позиций СССР в Восточной Европе.
     Мы исходили из достоверной информации о том, что американцы и англичане
займут  гибкую  позицию   и  пойдут  на  уступки  ввиду   заинтересованности
быстрейшего  вступления Советского  Союза в войну с Японией. Прогноз  НКВД и
военной разведки  о низкой  способности японцев противостоять мощным  ударам
наших подвижных соединений в обход укрепленных районов, построенных японцами
вдоль  советской границы,  подтвердился в  августе  1945 года.  Однако мы не
предвидели,  несмотря  на подробные  данные о  завершении работ  по  атомной
бомбе, что американцы применят ядерное оружие против Японии.
     Накануне  Потсдамской   конференции   наши   оценки   были  еще   более
оптимистичны.   Берия   и  Голиков  вообще   не   упоминали  о  перспективах
социалистического   развития   Польши,   Чехословакии,   Венгрии,   Румынии.
Социалистический выбор как реальность для нас в странах Европы был более или
менее  ясен  только  для  Югославии. Мы  исходили  из  того,  что  Тито  как
руководитель государства  и компартии  опирался  на реальную в