он  сконструировал магнитные мины:  одной из них был убит немецкий гауляйтер
Белоруссии Вильгельм Кубе.  Это  произошло в  1943  году, а  после окончания
второй мировой войны  он  служил  советником у греческих  партизан  во время
гражданской войны.)
     23 мая 1938 года после прошедшего дождя погода была теплой и солнечной.
Время  без  десяти  двенадцать.  Прогуливаясь  по  переулку  возле ресторана
"Атланта", я увидел сидящего за столиком у окна Коновальца, ожидавшего моего
прихода. На  сей раз он был один. Я вошел в ресторан, подсел к нему, и после
непродолжительного  разговора  мы  условились  снова  встретиться  в  центре
Роттердама  в  17.00. Я вручил  ему  подарок, коробку шоколадных  конфет,  и
сказал, что мне сейчас надо возвращаться на судно.  Уходя, я положил коробку
на столик рядом с ним. Мы пожали друг другу руки, и  я вышел, сдерживая свое
инстинктивное желание тут же броситься бежать.
     Помню,  как,  выйдя из ресторана, свернул направо на боковую улочку, по
обе стороны которой располагались  многочисленные магазины.  В первом же  из
них,  торговавшем мужской  одеждой,  я купил шляпу и светлый плащ. Выходя из
магазина, я услышал  звук,  напоминавший хлопок лопнувшей  шины. Люди вокруг
меня побежали  в сторону  ресторана. Я поспешил на вокзал, сел на  первый же
поезд,  отправлявшийся в  Париж, где утром в метро меня должен был встретить
человек, лично мне знакомый.  Чтобы меня  не  запомнила поездная бригада,  я
сошел на  остановке  в  часе  езды  от Роттердама.  Там,  возле  бельгийской
границы,  я  заказал  обед  в  местном  ресторане,  но  был  не  в состоянии
притронуться  к еде из-за страшной головной боли. Границу я пересек на такси
-- пограничники не обратили на мой чешский паспорт ни малейшего внимания. На
том же такси я  доехал до  Брюсселя, где обнаружил,  что  ближайший поезд на
Париж только  что ушел. Следующий, к  счастью, отходил  довольно  скоро, и к
вечеру я был уже в Париже.  Все прошло без сучка и задоринки. В Париже меня,
помню,  обманули в пункте обмена валюты  на вокзале, когда  я разменивал сто
долларов. Я  решил,  что мне не следует останавливаться  в  отеле, чтобы  не
проходить  регистрацию: голландские штемпели в моем  паспорте,  поставленные
при пересечении границы, могли заинтересовать полицию. Служба контрразведки,
вероятно, станет проверять всех, кто въехал во Францию из Голландии.
     Ночь я провел, гуляя по бульварам, окружавшим центр Парижа. Чтобы убить
время,  пошел  в кино.  Рано  утром,  после многочасовых  хождений, зашел  в
парикмахерскую  побриться  и помыть голову. Затем  поспешил  к  условленному
месту  встречи, чтобы быть на станции метро к десяти  утра. Когда я вышел на
платформу, то сразу же увидел сотрудника нашей разведки Агаянца, работавшего
третьим  секретарем  советского  посольства  в Париже.  Он уже  уходил,  но,
заметив меня, тут же вернулся и сделал знак следовать за ним. Мы взяли такси
до  Булонского  леса, где позавтракали,  и я  передал  ему  свой пистолет  и
маленькую записку, содержание которой надо было отправить в Москву шифром. В
записке говорилось:
     "Подарок вручен. Посылка сейчас в Париже, а шина автомобиля, на котором
я путешествовал,  лопнула, пока я  ходил по магазинам".  Агаянц,  не имевший
никакого представления о  моем задании, проводил меня на явочную  квартиру в
пригороде Парижа, где я оставался в течение двух недель.
     В  газетах  не  было  ни  строчки об  инциденте  в  Роттердаме.  Однако
эмигрантские  русские газеты вовсю писали  о  будущей  судьбе  Ежова: по  их
мнению, он обречен как очередная жертва кампании чисток. Читая это, я не мог
не смеяться  про себя: "До  чего  же глупы все  эти статьи. Ведь  всего  два
месяца назад этот человек желал мне успеха в выполнении задания, и к тому же
я сам видел, что товарищ Сталин полностью ему доверяет".
     Из  Парижа я  по подложным польским  документам  отправился  машиной  и
поездом  в  Барселону.  Местные  газеты  сообщали о странном происшествии  в
Роттердаме,    где    украинский    националистический    лидер   Коновалец,
путешествовавший  по  фальшивому паспорту,  погиб  при  взрыве  на улице.  В
газетных сообщениях выдвигались три версии: либо  его убили большевики, либо
соперничающая группировка украинцев,  либо, наконец, его убрали  поляки -- в
отместку за гибель генерала Перацкого.
     Судьбе было угодно, чтобы Барановский, прибывший через час после взрыва
в Роттердам из Германии на встречу с Коновальцем, был арестован  голландской
полицией,  которая  подозревала его в совершении этой акции,  но  когда  его
доставили в госпиталь  и показали  тело убитого, он воскликнул: "Мой фюрер!"
--  и этого, вкупе с железнодорожным  билетом,  оказалось  достаточно, чтобы
убедить полицию в его полной невиновности.
     На  следующий день  после  взрыва голландская  полиция  в сопровождении
Барановского  провела проверку экипажей всех советских судов, находившихся в
роттердамском  порту. Они  искали человека,  запечатленного на фото, которое
было в их  распоряжении. Это была та  самая  фотография,  сделанная  уличным
фотографом  в Берлине.  Барановскому было известно,  что Коновалец собирался
встретиться с курьером-радистом с советского судна, появлявшимся  в Западной
Европе. Однако он вовсе не был уверен, что это именно я. Голландская полиция
знала   о   телефонном  звонке  Коновальцу   из  Норвегии  и,   естественно,
подозревала, что  звонил его  агент. Правда, никто не  знал наверняка, с кем
именно  Коновалец встречался  в тот  роковой день. Когда  произошел взрыв на
улице,  рядом с ним  никого не  было. Его  личность оставалась не выясненной
полицией до  позднего вечера, тогда как мое судно "Шилка" давно уже покинуло
роттердамскую  гавань  (гибель  Коновальца  вызвала  раскол  в  ОУН.  Судьба
руководителей ОУН, работавших при  Коновальце,  сложилась в 1939--1945 годах
трагично. В ходе борьбы за  власть  внутри ОУН между Бандерой, освобожденным
немцами в 1939 году,  и официальным преемником Коновальца  Мельником погибли
видные боевики и соратники Коновальца.  Бандеровцы расстреляли Барановского,
Сциборского, Грибивского, Сушко в  Житомире и  во Львове в 1942--1943 годах.
Боевик Лемек был ликвидирован ими в Полтаве в 1942 году).
     В Испании я оставался в  течение трех недель как польский доброволец  в
составе   руководимой   НКВД   интернациональной   партизанской   части  при
республиканской армии.


ГЛАВА 2. СОВЕТСКАЯ РАЗВЕДКА В ИСПАНИИ

     Во  время  пребывания  в  Барселоне  я  впервые  встретился  с  Рамоном
Меркадером  дель  Рио,  молоденьким лейтенантом,  только что  возвратившимся
после  выполнения  партизанского  задания  в  тылу  франкистов.  Обаятельный
молодой человек -- в ту пору ему исполнилось всего двадцать лет. Его старший
брат, как  мне рассказали, геройски погиб в бою:  обвязав себя гранатами, он
бросился под немецкий  танк, прорвавшийся к позициям республиканцев. Их мать
Каридад  также  пользовалась  большим  уважением  в   партизанском  подполье
республиканцев,  показывая чудеса храбрости в боевых операциях. Тогда я и не
подозревал,  какое  будущее  уготовано  Меркадеру:  ведь  ему  было  суждено
ликвидировать Троцкого, причем операцией этой  должен  был руководить именно
я.
     В  течение 1936--1939 годов в Испании шла, в сущности,  не одна, а  две
войны,  обе  не   на  жизнь,  а   на  смерть.  В  одной  войне  схлестнулись
националистические силы, руководимые Франко, которому помогал Гитлер, и силы
испанских  республиканцев,  помощь которым оказывал Советский  Союз. Вторая,
совершенно  отдельная война  шла  внутри  республиканского лагеря.  С  одной
стороны, Сталин  в Советском  Союзе,  а с другой -- Троцкий, находившийся  в
изгнании:  оба хотели предстать перед миром в качестве спасителей и гарантов
дела республиканцев и подчинить  своему руководству  испанское революционное
антифашистское движение.
     В Испанию мы направляли как своих молодых, неопытных оперативников, так
и  опытных  инструкторов-профессионалов.  Эта  страна сделалась  своего рода
полигоном,  где   опробовались  и  отрабатывались  наши  будущие  военные  и
разведывательные  операции. Многие  из последующих ходов советской  разведки
опирались на  установленные в  Испании контакты и на  те  выводы, которые мы
сумели  сделать  из своего  испанского  опыта.  Да, республиканцы в  Испании
потерпели  поражение,  но люди, работавшие  на Советский Союз, стали  нашими
постоянными  союзниками в борьбе с фашизмом.  Когда гражданская война в этой
стране  завершилась,  стало  ясно:  в  мире  не  остается  больше  места для
Троцкого.

     Н. Эйтингон -- руководитель советской нелегальной разведки

     В Испании же  произошла  и моя  новая  встреча с  Эйтингоном,  одним из
видных  руководителей  советской  разведки  в  20--  50-х  годах.  С  ним  я
познакомился  еще  пять  лет  назад,  когда   он  возглавлял  1-е  отделение
(нелегальная разведка)  Иностранного  отдела.  (Эйтингон  в  20--30-х  годах
руководил  созданием  агентурной сети за  границей,  не  связанной  в  своей
деятельности  с   официальными  представителями  советских   организаций  за
рубежом).
     В Испании  Эйтингон, майор госбезопасности[ ](до 1945 года в
советских органах госбезопасности  была специальная система воинских званий,
отличных  от  Красной  Армии. Воинское  звание  майора  (ромб  на  петлицах)
примерно  соответствовало  званию  комбрига.  Оно было ниже  ранга "комиссар
госбезопасности", которое позднее было приравнено к званию "генерал-майор"),
отвечал  за  ведение партизанских  операций в  тылу  франкистов и  внедрение
агентуры  в верхушку  фашистского  движения. Его  псевдоним  в  Испании  был
"Генерал Котов", а в Центре он проходил под  именами  "Том" и "Пьер". Именно
Эйтингон,  выполняя   инструкции  Центра,  организовал  в   1938   году  мое
возвращение  в  Москву.  Он  сопровождал  меня  до  Гавра  и посадил на борт
советского судна. До сих  пор помню, как он выглядел: посмотришь  на  него и
подумаешь, что это обычный французский уличный  торговец -- без  галстука, в
неизменном кепи, которое он носил даже в жару.
     Наум Исаакович Эйтингон  родился б  декабря 1899  года в Белоруссии,  в
городе Шклов, неподалеку от Гомеля, откуда была родом моя жена. На Лубянке и
среди  друзей  его  звали   Леонид  Александрович,  так  как  в  20-х  годах
евреи-чекисты  брали  себе  русские  имена, чтобы  не  привлекать  излишнего
внимания к своей  национальности  как среди осведомителей и информаторов  из
кругов  дворянства и  бывшего  офицерства,  так  и  коллег, с  которыми  они
работали.
     Семья Эйтингонов  принадлежала к самым бедным слоям  общества, однако в
Европе и США у них были весьма состоятельные родственники.
     Эйтингон вступил  в  ряды  партии эсеров в  1917  году.  Годом  позже в
возрасте девятнадцати лет он пошел в Красную Армию и вскоре был направлен на
работу  в ЧК.  В  1919  году  его  назначили  заместителем  председателя  ЧК
Гомельской области. Он вышел из партии эсеров и присоединился  к большевикам
в 1920 году.  Карьера  Эйтингона началась тогда,  когда  он  принял активное
участие  в подавлении восстания белогвардейских офицеров в  Гомеле, во время
которого им удалось ненадолго захватить город.
     Дзержинский  заметил  молодого  чекиста  и послал его руководить  ЧК  в
Башкирии  для подавления бандитизма. Там  в бою  с местными бандитами он был
ранен в ногу и частенько  жаловался мне впоследствии  на боли в ноге. В 1921
году  его  направили  в Москву  в  военную академию, где он  учился вместе с
будущими  видными  военачальниками.  Помню,  он  показывал  мне  фотографии,
запечатлевшие его с Чуйковым, впоследствии маршалом, защитником Сталинграда.
     По завершении учебы в военной академии Эйтингона  направили на работу в
Иностранный отдел ОГПУ. Европейская  родня  отказалась выполнить его просьбу
прислать необходимые рекомендации,  бумаги  и деньги для поездки в  Западную
Европу. А  это могло быть его легальным прикрытием для оперативной работы. В
результате  Эйтингона послали в Китай в  качестве резидента  ОГПУ: сначала в
Шанхай  (там  он  работал  совместно  с  сетью  Разведупра   Красной  Армии,
включавшей также как  одного из  агентов  Рихарда Зорге), а затем в Пекин  и
Харбин.
     Эйтингону  удалось   добиться  освобождения  группы  советских  военных
советников, захваченных  китайскими  националистами  в Маньчжурии. Столь  же
успешно провел он  и  другую  операцию,  сорвав  попытку  агентов  Чан Кайши
захватить советское консульство в Шанхае. После этого его отозвали в Москву.
     На  короткое  время  в  1930   году  Эйтингон  становится  заместителем
Серебрянского,  начальника  Особой  группы  при   председателе   ОГПУ.  Этот
самостоятельный и независимый  от Иностранного отдела разведывательный Центр
был создан Менжинским, преемником Дзержинского, в 1926 году как параллельная
разведывательная   служба  для   глубокого  внедрения  агентуры  на  объекты
военно-стратегического  характера  и  подготовки  диверсионных  операций   в
Западной Европе и  Японии в случае  войны. С этой целью  Эйтгингон  ездил из
Китая в США  (Калифорнию)  для  организации там агентурной сети. В 1932 году
Эйтингона  перевели  в Иностранный  отдел, руководимый Артузовым, а  позднее
Слуцким,  в   качестве   начальника  отделения,   координировавшего   работу
нелегальных  резидентур. Наряду с  этим  он отвечал  также  за  изготовление
поддельных паспортов для тайных операций за рубежом.
     Когда мы впервые встретились с ним в Москве  в 1933 году, я  был  новым
инспектором в отделе кадров. В ту пору мы не были особенно близки, поскольку
он занимал более  высокое положение, чем  я.  В  его  лице  я видел опытного
руководителя разведки,  уважаемого за  успехи  в  работе и  профессиональное
мастерство, поэтому ему была поручена работа с нелегалами -- святая святых в
нашем деле. В  те годы этой работе придавалось важнейшее значение, поскольку
резидентур  под дипломатическим прикрытием было у  нас относительно немного.
Мы стремились к тому,  чтобы  наши  агенты в случае провала не могли навести
западные спецслужбы на советские полпредства за рубежом.
     Красивое  лицо Эйтингона  и его живые карие глаза так и светились умом.
Взгляд пронзительный, волосы густые и черные, как смоль, шрам на подбородке,
оставшийся  после автомобильной аварии (большинство  людей  принимало его за
след боевого  ранения), --  все это придавало ему  вид бывалого человека. Он
буквально очаровывал людей, наизусть  цитируя стихи Пушкина, но  главным его
оружием  были  ирония  и юмор. Пил он мало -- рюмки  коньяка  хватало ему на
целый вечер. Я сразу же  обратил внимание на то, что этот  человек нисколько
не  похож  на  высокопоставленного спесивого  бюрократа.  Полное  отсутствие
интереса к деньгам и комфорту в быту у Эйтингона  было просто поразительным.
У него никогда не  было  никаких  сбережений,  и даже скромная обстановка  в
квартире была казенной.
     Помню, я как-то раз принес ему личное дело молодого чекиста, служившего
возле польской границы, с просьбой по возможности перевести  его на работу в
качестве одного из сотрудников отделения, которым Эйтингон руководил. В деле
находилась   записка   заместителя  начальника   отдела   украинского   ГПУ,
рекомендовавшего его для службы в Польше недалеко от того места, где тот жил
и работал. Эйтингону не  хотелось посылать этого молодого человека в Польшу,
рядом с  границей, где того могли узнать.  И  он  прокомментировал это  так:
"Если этого парня, не имеющего никакого опыта, поймают при обычной проверке,
то чья  голова тогда  полетит? Если я стану слушать  подобные  рекомендации,
надо будет завести специальную корзину для собирания голов".
     Я решил, что вопрос закрыт и ему  не хочется,  чтобы  его беспокоили по
поводу  устройства  этого  человека.  Но  неожиданно Эйтингон  сам  позвонил
Минскеру, возглавлявшему  отделение  по Дальнему Востоку,  и  предложил  ему
взять на работу этого сотрудника.

     Разведывательные акции в Испании в 1936-1939 годах.

     С именем  Эйтингона в Испании связан ряд неизвестных эпизодов важнейших
внешнеполитических  акций  советского  руководства,  осуществленных  в  годы
гражданской  войны.   Ему  удалось  склонить  к  сотрудничеству  одного   из
основателей   фашистской   партии-фаланги    Фердинандоде    Куэста.    Ему,
единственному лидеру  фашистов из оказавшихся в плену у республиканцев, была
сохранена  жизнь.  Через нашего нелегала "Юзика" (Григулевича)  с помощью де
Куэсты  удалось  поддерживать тайный  канал переговоров с  Франко. Де Куэсту
позднее обменяли на видных республиканцев  в  1938  году. К сожалению, через
него  при  его  тайном  посредничестве  не  удалось  договориться  о  мирном
компромиссе в гражданской войне после разгрома  итальянского экспедиционного
корпуса в боях под  Гваделахарой в марте 1937 года. Однако, по рекомендациям
Куэсты,  удалось  выйти  на  ряд  видных  чиновников  из окружения Франко  и
принудить их к сотрудничеству с советской разведкой.
     Эйтингоном  была также  проведена  глубокая  разведка  тылов фашистских
войск на Арагонском фронте. Полученные  данные,  однако, не  сыграли должной
роли. Неожиданный  удар  республиканцев в сражении на реке Эбро  в 1938 году
хотя   и  задержал   наступление   войск  Франко,   но   не  изменил  общего
неблагоприятного развития военной обстановки.
     Тайные посреднические переговоры велись под контролем Эйтингона с одним
из  основателей испанской  компартии X. Эрнандесом  --  министром юстиции  в
республиканском  правительстве.   У   него  в  эмиграции  в  Мексике   резко
обострились  отношения с  Долорес Ибаррури  и  X.  Диасом,  находившимися  в
Москве. Попытки Эйтингона личной перепиской с "Педро" урегулировать конфликт
успеха  не  имели.  В  Москве Эрнандеса  объявили  агентом  и  раскольником,
"подручным Тито".
     Следующая наша  встреча, оперативная,  была  уже  в Испании,  откуда он
нелегально  переправлял  меня  во  Францию  в  1938  году  после  ликвидации
Коновальца.  Эйтингона послали  в  Испанию  двумя  годами раньше в  качестве
заместителя  резидента,  отвечавшего   за  партизанские   операции,  включая
диверсии на  железных дорогах и аэродромах.  После того как  Никольский, наш
резидент в Испании (под  именем Александр Орлов),  в июле  1938 года  исчез,
Эйтингон  стал резидентом.  Я не  мог не  оценить  искусства,  с  которым он
адаптировался к местным условиям.
     В 1939 году в гражданской  войне  в  Испании победил Франко и  Эйтингон
перебрался   во   Францию,   где   несколько   месяцев   реорганизовывал   и
восстанавливал все то,  что осталось  от  его агентурной сети, и поддерживал
связь с  Гайем Берджесом -- одним из членов кембриджской группы, проходившим
под кодовым именем "Девушка". Затем Берджес был передан на связь Горскому --
резиденту НКВД в Англии. Примерно в то же время Эйтингону удалось привлечь к
сотрудничеству с советской  разведкой племянника главы  испанской фашистской
партии  Примо  де  Ривейры,  друга  Гитлера.  До  1942  года  он  был важным
источником  информации о  планах Франко  и  Гитлера. В 1938 году  Центр  был
буквально взбешен  бегством нашего резидента  в Испании  Орлова.  Вскоре  мы
узнали, что он сбежал, боясь ареста. Однако Эйтингон предложил, несмотря  на
измену Орлова, продолжать контакты  с членами кембриджской группы, поскольку
Орлов,  проживая  в Соединенных Штатах, не мог выдать своих  связей с  этими
людьми  без риска  подвергнуть  себя  судебному преследованию.  В 1934--1935
годах Орлов жил в Англии по  фальшивому американскому паспорту, поэтому если
бы американская контрразведка проверила кембриджскую группу, то Орлов мог не
получить американское  гражданство и был бы депортирован из США. Более того,
всплыли  бы  нежелательные для него факты: террористические операции под его
руководством   и   с  его  участием  против  троцкистов