теперь?
В конце  1946  года этот вопрос стоял  ребром, а мне все  никак не удавалось
переговорить с Берией, который был заместителем главы правительства и членом
Политбюро. В конце концов я позвонил ему и спросил, каким должен быть статус
и кому должно  подчиняться разведывательное бюро  Спецкомитета правительства
по "проблеме номер один" в связи с организацией Комитета информации.
     Ответ Берии озадачил меня.
     -- У вас есть свой министр для решения таких вопросов,  -- резко бросил
он и повесил трубку.
     Я понимал, что если у меня все  еще  есть министр --  Абакумов,  то  он
никогда не поддержит меня.
     Вот  почему я тут  же предложил, чтобы  функции 2-го  разведывательного
бюро были переданы Комитету информации. Учитывая важность атомной  проблемы,
этими    вопросами   должен    был    заниматься    самостоятельный    отдел
научно-технической     разведки.    На    должность    начальника     отдела
научно-технической разведки я рекомендовал  назначить Василевского. Федотов,
который вначале  сменил Фитина в должности  начальника  разведки МГБ а потом
стал заместителем Молотова в Комитете информации, согласился, но Василевский
проработал всего несколько месяцев. Его убрали  из  Комитета  информации  во
время антисемитской кампании, начавшейся в стране, позволив, правда, выйти в
1948 году на пенсию в звании полковника по выслуге лет.

     Создание спецназа мирного времени

     Мое служебное  положение было определено лишь осенью  1946 года,  когда
решением ЦК  и правительства была создана спецслужба разведки и диверсий при
Министре госбезопасности  СССР  (с 1950 года она называлась Бюро МГБ No 1 по
диверсионной работе за  границей), и я  был назначен начальником, а Эйтингон
моим заместителем.
     В 1950 году  около двух месяцев, наряду с Эйтингоном, моим заместителем
был  Коротков.  С  октября  1951 года по  март 1953  года  обязанности моего
заместителя  по бюро исполнял  один из видных партизанских командиров в годы
войны, Герой Советского Союза  Прудников, в то  время  полковник. Моя задача
заключалась в том, чтобы организовать  самостоятельную службу, которая могла
бы,  в случае  войны,  быть  преобразована  в самые  сжатые  сроки в  орган,
направляющий   боевую   работу.  Речь  шла  также  о  действиях  на   случай
возникновения очагов напряженности  внутри Советского  Союза,  которые могли
перерасти в вооруженные конфликты в связи с разгулом бандитизма в Прибалтике
и Западной Украине.
     Не могу не остановится  в  этой связи на  мало  кому известной странице
напряженной работы нашей разведки в конце 1940-х годов. Специальным приказом
Сталина на моего заместителя, Эйтингона, было возложено  проведение операции
по  оказанию содействия органам  безопасности компартии  Китая  в подавлении
сепаратистского  движения  уйгуров  в так называемом  Восточном  Туркестане,
более широко известном как Синьцзянский район КНР.
     Красная  Армия и наши спецслужбы еще в 1937  году использовали Синьцзян
как   пограничную   территорию   Китая   для  оказания  существенной  помощи
вооруженной борьбе китайской Армии. Обстановка в  этом районе  в  1940--1944
годах  резко обострилась ввиду  спровоцированных японской агентурой действий
уйгуров  и  казахов,  под  руководством  Османа Батыра  против  советских  и
китайских войск. Повстанцы, вооруженные японцами, совершили ряд диверсионных
акций  против  советских авиационных предприятий, находившихся в то  время в
Синьцзяне. Против Мао Цзедуна  в 1944  году выступил видный  деятель уйгуров
Али-хан  Тере,  провозгласивший  независимость  Восточного  Туркестана   при
молчаливом согласии Чан-Кайши, который был  заинтересован  в  дестабилизации
тыла китайских коммунистов.
     Эйтингон  и   видный  командир  нашего  партизанского  движения,  Герой
Советского Союза  Прокопюк  организовали эффективное противодействие  акциям
чанкайшистских    спецслужб.    Уйгурские   националисты   в    ожесточенных
столкновениях в 1946--1949 годах потерпели полное поражение.
     Заслуживает, однако, особого  внимания то обстоятельство,  что Эйтингон
координировал   действия  с  сотрудниками  так  называемой  спецслужбы   при
председателе Совета министров СССР и ЦК  ВКП (б).  Поручение  было настолько
секретным, что я  был проинформирован  о  нем как непосредственный начальник
Эйтингона  лишь в самых общих чертах,  ввиду  его длительных  командировок в
Синьцзян.  Позднее  в  своих  заявлениях  Хрущеву  о  реабилитации  Эйтингон
упоминал о выполнении этого  поручения Совета министров. Из его  рассказов в
тюрьме  я узнал,  что  выделенный для  координации действий  с  ним работник
аппарата Сталина  под фамилией Васильев имел в своем распоряжении агентурные
связи в Китае из числа негласных членов компартии.
     История     операций    этого     самостоятельного    разведывательного
подразделения,  существовавшего при  руководстве советского правительства  в
1930-1950-х  годах, остается своеобразным "белым  пятном"  в  нашей истории.
Однако отдельные факты и ссылки  в  ряде документов на  существование других
разведывательных   органов,   помимо   военной  разведки   и  НКВД--   НКГБ,
подтверждают его существование.
     Я сохранил  свое положение как начальник самостоятельного подразделения
в системе  Министерства  госбезопасности. Абакумов проявил достаточно такта,
чтобы не  лишать меня тех привилегий,  которые я  получал  в годы войны: мне
сохранили государственную  дачу, меня  продолжали  включать  в  список  лиц,
получавших  сверх служебного  оклада  ежемесячное денежное вознаграждение, а
также имевших  право на  спецобслуживание и питание в кремлевской  столовой.
Мое положение  изменилось лишь в одном отношении:  меня больше не приглашали
на  регулярные   совещания   начальников  управлений  под  председательством
министра,  как это  было  в годы войны.  Интересно, что коллегия  в  МГБ при
Сталине так и не была создана. С Абакумовым мы практически не общались, пока
в один прекрасный день  я неожиданно не услышал по телефону требовательный и
уверенный как обычно голос Абакумова:
     --  До  меня дошли  слухи,  что  ваши  сыновья планируют  покушение  на
товарища Сталина.
     -- Что вы имеете в виду?
     -- То, что сказал, -- ответил Абакумов.
     -- А вы знаете, сколько им лет? -- спросил я.
     -- Какая разница, -- ответил министр.
     --  Товарищ министр,  я  не знаю,  кто вам об этом доложил, но подобные
обвинения просто  невероятны. Ведь  моему  младшему  сыну  --  пять  лет,  а
старшему - восемь.
     Абакумов  бросил трубку. И в течение года я не слышал от него ни одного
слова  на темы, не касавшиеся работы. Он ни разу не встретился со мной, хотя
я и находился в его непосредственном подчинении. Все вопросы решались только
по телефону.
     В конце  1946 --  начале 1947 года продолжалась серьезная реорганизация
управления разведкой: в июле 1946 года было ликвидировано 4-е  управление; в
конце  1946  -- начале 1947  года разведывательное управление МГБ передали в
Комитет информации, созданный лишь в марте 1947 года, -- полгода шел "раздел
агентурного аппарата". Проработавший в  4-м управлении  под моим началом всю
войну  Фишер,  отвечавший за  службу  радиоразведки, был переведен в Комитет
информации. При помощи Огольцова, первого заместителя Абакумова, мне удалось
убедить Федотова,  заместителя  Молотова,  что  моей службе  необходим  свой
радиоцентр.  Принятое  решение,  что  комитет  и  бюро  должны  пользоваться
услугами  одного  и  того же  радиоцентра,  не  обрадовало меня. В  комитете
начальником управления по работе с нелегалами был назначен Коротков -- он-то
и разработал план  использования Фишера (позже приобретшего известность  под
псевдонимом "Рудольф Абель") в качестве руководителя сети нелегалов в США  и
Западной Европе.
     План Короткова должен был вначале получить мое одобрение, так как одной
из  основных его задач  было проникновение на военные  базы  и сооружения  в
Бергене  (Норвегия), Гавре и  Шербуре (Франция). Я высказался  категорически
против, так  как считал, что  куда  полезнее  будет,  если Фишер, работая за
рубежом,  усовершенствует  нашу   систему  радиосвязи,   вместо  того  чтобы
подвергаться ненужному риску, руководя сетью нелегалов. Нелегальные  радисты
и  агенты-нелегалы Должны быть либо  мужем и  женой, либо  работать отдельно
друг от друга,  поддерживая связь через связного,  чтобы максимально снизить
риск быть  захваченными  вместе  и провалить  тем  самым  всю  сеть.  Именно
несоблюдение этого правила привело к трагическим потерям в "Красной капелле"
в  годы  войны.  Коротков  же, по  существу,  настаивал на том,  чтобы Фишер
сочетал руководство агентурной сетью и контроль за радистами.

     Агентурные  операции  Абеля-Фишера  и других  в  Западной  Европе  и на
американском континенте

     Решение  об  отправке Фишера за  рубеж было принято  лишь в конце  1947
года. Я  предложил  Федотову направить его в  Западную  Европу и в  Северную
Америку, с  тем,  чтобы проверить на месте, чем располагает наша  агентурная
сеть  во  Франции,  Норвегии,  Соединенных Штатах  и Канаде.  Он должен  был
обеспечить доступ на военные  объекты,  склады  и хранилища боеприпасов. Нам
позарез   надо  было  знать,   как  быстро   американцы  смогут  перебросить
подкрепления в Европу в случае, если "холодная война" перерастет в горячую.
     Эйтингон, в свою очередь, предложил Фишеру  получить гражданство США  и
наладить  собственную систему радиосвязи с Москвой и лично поддерживать  ее.
По легенде он  должен  был вести  свободный образ жизни и  не ставить себя в
зависимость от радиста.  Он сам  был радистом очень  высокой квалификации. Я
согласился с Эйтингоном,  подчеркнув, что Фишеру ни в коем случае не следует
полагаться  на  старые  источники информации.  Он  должен  установить  новые
конфиденциальные  контакты,  а   затем  проверить  тех  людей,  которых   мы
использовали в 30--  40-х  годах: в каждом  отдельном случае он  сам  решит,
стоит ли выходить с ними на связь или нет, то есть  мы ничего  не  станем им
сообщать о появлении их нового куратора на Западе.
     Приоритетным в США  было для нас Западное побережье  -- именно  там, на
Лонг-Бич, находились военные объекты. Фишер получил указание сообщать нам об
американских  военных  поставках китайским националистам, которые в то время
все  еще  вели ожесточенные  сражения  с  китайской  Народно-освободительной
армией.
     Фишеру  удалось создать новую агентурную сеть,  объединявшую агентов  в
Калифорнии  и  нелегалов, укрывавшихся под  видом чехословацких эмигрантов в
Бразилии,  Мексике  и Аргентине.  Его  люди докладывали о  движении  военной
техники  и  боеприпасов,  которые  отправлялись  из американских  портов  на
Тихоокеанском  побережье  в порты Дальнего  Востока. Нелегалы довольно часто
приезжали  из Латинской Америки в Соединенные Штаты по делам, связанным с их
бизнесом,  что  было для  них отличным прикрытием.  Все они были  настоящими
специалистами по проведению диверсионных  операций, получившими большой опыт
во время  партизанской войны  против немцев. В эту латиноамериканскую группу
входили Гринченко, Филоненко и бывшая  секретарша Троцкого Мария де Лас Эрас
(кодовое  имя "Патрия"). Получив соответствующий приказ из Центра, они могли
привлечь для диверсионных операций и калифорнийских агентов.
     Полковник Филоненко и его  жена, майор разведки, вместе с  тремя детьми
жили в Аргентине,  Бразилии и Парагвае, выдавая себя за чешских бизнесменов,
бежавших  из Шанхая от  китайских коммунистов. В случае  надобности  супруги
Филоненко  могли  использовать  проживавших  в  Калифорнии  китайцев,  чтобы
пронести взрывчатку на  американские  суда,  перевозившие  военные грузы  на
Дальний  Восток.  Чтобы  свести  риск  до  минимума,  Филоненко  предпочитал
регулярные визиты в  Соединенные Штаты вместо постоянного  проживания там. К
счастью,  приказа  о  проведении  диверсий  на  американских судах  так и не
поступило.
     Другая  агентурная  сеть  Фишера -- немецкие  иммигранты  на  Восточном
побережье США. В частности Курт Визель, бывший помощник  Эрнста Волльвебера,
специалист  по проведению  диверсий еще в  довоенной  Европе. В  Америке ему
удалось  продвинуться  по  службе  и   занять  должность  ведущего  инженера
судостроительной  компании,  дававшей  доступ  к  закрытой  информации.  Его
компания находилась то ли под Норфолком, то  ли под  Филадельфией, и  у него
были  обширные  связи в  тамошней  немецкой  колонии. При помощи  докеров  и
обслуживающего персонала, нуждавшихся  в дополнительных денежных  средствах,
Визель создал надежную группу  для  проведения  диверсионных актов. В 1949--
1950   годах  у  него  было   несколько  явочных  квартир,  расположенных  в
непосредственной близости от портовых сооружений.
     В  конце  40-х  кое  у  кого было  немалое искушение снабдить  Визеля и
Филоненко  взрывными устройствами, но я категорически возражал против  этого
предложения,  считая,  что  не было никакой  необходимости  подвергать наших
людей неоправданному риску. Когда осенью 1950 года кризис  в корейской войне
достиг своего апогея, из Латинской Америки в Соединенные Штаты приехали наши
специалисты,   которые  могли  собрать   взрывные  устройства  на  месте.  В
Соединенных Штатах  они провели  два  месяца,  но использовать на деле  свои
способности  им  так   и  не  довелось,  поскольку  приказа  из  Центра   не
последовало,  и наши офицеры  благополучно  вернулись в Аргентину, а  оттуда
через Вену в Москву.
     Возможно, это и спасло  от гибели наших нелегалов в Латинской  Америке.
Как  следует  из  ряда  попавших  к  нам  документов,  в  1950--1960-х годах
американская  разведка,  тесно  взаимодействуя  со  спецслужбами  государств
Латинской  Америки,  активно  искала и нащупывала некоторые подходы  к нашим
нелегалам. В частности,  американцы  определенно знали  о  том, что  нелегал
советской  разведки  "Артур",  он же  "Юзик"  (так  в документах оперативной
переписки именовался Григулевич), создал разведывательно-диверсионную группу
в Аргентине в годы войны.  К счастью, Григулевич был выведен из-под  удара в
1944 году. Прибыл в СССР, прошел  углубленный курс оперативной  подготовки у
полковника Маклярского. После этого он был переброшен в  Западную Европу. Но
американцы настойчиво действовали по разработке ряда контактов  в  то  время
мифического  для  них  "Артура".  Искали  они  и "Зину" --  жену  полковника
Филоненко, чье  описание было им известно, так как  она работала в легальном
аппарате нашей разведки в 1945 году в торговой миссии в Монтевидео.
     Руководители  нашей нелегальной службы Комитета  информации,  а позднее
1-го управления КГБ шли на  совершенно неоправданный риск, вызывая Филоненко
на  конспиративные  встречи  в  Уругвай,   в  Монтевидео.  Хотя  поездка  из
Рио-де-Жанейро  в  Монтевидео  была  относительно  легкой,  с  точки  зрения
пограничного режима, нелегал-резидент "Фирин" (Филоненко) въезжал в страну и
неоправданно   рисковал,   поскольку   местная   контрразведка   располагала
установочными данными на  его жену, в  том числе,  что бывает  крайне редко,
знала ее подлинную фамилию.
     Во  время пребывания в Москве Фишера, приехавшего  в  отпуск,  Абакумов
или,  кажется,  Молотов  подняли  вопрос  о  розыске  Орлова.  Я  решительно
возражал, напомнив, что  Центральный комитет  запретил нам его преследовать.
Кроме того, Орлов сразу заметит слежку или любые попытки наших агентов найти
подходы к  его родственникам.  Мысль  об  использовании  Фишера  для поисков
Орлова   подал   Коротков   (кодовое   имя  "Длинный")  --  в   свое   время
предполагалось,  что  он  будет помощником Орлова по  руководству агентурной
сетью во  Франции, и  ему  было известно  о  планах  использования  Фишера в
качестве радиста у Орлова, так и не реализованных в 30-х годах.
     Позднее именно Коротков стал виновником провала Фишера. В 1955 году  он
в  качестве помощника  направил  к Фишеру агента Рейно  Хэйханена, финна  по
происхождению. Тот  любил выпить  и, растратив оперативные средства, нарушил
правила конспирации, а когда его решили отозвать в Москву, остался в Америке
и выдал Фишера "Рудольфа Абеля".
     Поскольку мы так и не осуществили  планы диверсии  в Соединенных Штатах
во  время  корейской  войны.  Фишер  был переведен в  управление нелегальной
разведки Комитета информации, хотя  я по-прежнему имел  на него определенные
виды. В 1951 пли  1952  году  новый министр  госбезопасности Игнатьев  отдал
приказ, чтобы мое  бюро вместе  с ГРУ подготовило план диверсионных операций
на американских военных  объектах и базах --  на случай войны или возможного
ограниченного военного  конфликта вблизи  наших границ.  Мы  определили  сто
целей,  разбив  их  на   три  категории:   военные  базы,   где  размещались
стратегические военно-воздушные  силы с  ядерным оружием; военные сооружения
со  складами боеприпасов  и  боевой  техники, предназначенных  для снабжения
американской армии в Европе и на Дальнем Востоке; и, наконец, нефтепроводы и
хранилища топлива  для  обеспечения  размещенных  в  Европе  американских  и
натовских  воинских  частей, а также  их  войск,  находящихся на  Ближнем  и
Дальнем Востоке возле наших границ.
     К началу  50-х годов мы  имели в  своем  распоряжении агентов,  которые
могли проникнуть на  военные  базы и  объекты  в Норвегии, Франции, Австрии,
Германии.  Соединенных  Штатах  и  Канаде.  План  заключался  в  том,  чтобы
установить  постоянное наблюдение  и  контроль за стратегическими  объектами
НАТО, фиксируя любую их активность.  Фишер, наш  главный резидент-нелегал  в
Соединенных  Штатах, должен был  установить постоянную надежную радиосвязь с
нашими боевыми группами. которые мы держали в резерве в Латинской Америке. В
случае необходимости  все эти люди  были  готовы  через мексиканскую границу
перебраться в США под видом сезонных рабочих.
     В Европе между тем князь Гагарин, наш  давнишний агент, выдававший себя
за  антисоветски  настроенного  эмигранта  и в  годы  второй  мировой  войны
служивший  в  армии Власова,  переехал из  Германии  во Францию. его  задачу
входило  создание базы  для  диверсионных  действий  в  морских портах и  на
военных  аэродромах,  а также групп боевиков,  которые  в  случае  войны или
усиления напряженности  вдоль наших  границ  были бы в состоянии вывести  из
строя систему  коммуникаций  и  связь  штаб-квартиры  НАТО,  находившейся  в
Фонтенбло -- пригороде Парижа.
     Важную роль  в  созданной нами  агентурной сети  играл  также  один  из
политических деятелей  Франции,  в  прошлом  завербованный  в  1930-х  годах
Серебрянским,  когда он  работал в  канцелярии  тогдашнего  премьер-министра
Деладье.   В   Москве   мне   передали   группу   специалистов   по   нефти,
нефтепереработке  и  хранению топлива,  с которыми  мы обсуждали технические
характеристики и  расположение  основных нефтепроводов  в  Западной  Европе.
Затем мы дали  своим офицерам задание вербовать агентов-диверсантов из числа
обслуживающего  персонала  нефтеперерабатывающих заводов  и  нефтепроводного
хозяйства.
     В  1952 году мне пришло сообщение, что Фишер получил гражданство США  и
обрел  таким  образом  надежную "крышу".  Теперь  он  мог заниматься, вполне
официально,  одной из  своих  профессий,  которые  указал,  --  артиста  или
свободного  художника. Ему  удалось  оборудовать  три  радиоквартиры:  между
Нью-Йорком  и  Норфолком, возле Великих озер  и  на Западном  побережье. Это
последнее, что я о нем слышал перед своим арестом и до  того момента,  когда
его обменяли  на американского военного  пилота  Пауэрса,  отбывавшего  свое
наказание во Владимирской тюрьме, где в то время был и я.
     Сменивший  Абакумова  на  посту  министра  госбезопасности  Игнатьев  и
министр обороны  маршал Василевский  в  1952  году  одобрили план  действий,
направленных пр