олиной. И я с тобой согласен, Мартин,  они  наблюдают
за нами не без цели. Учитывая, что творилось в прошлом,  я  думаю,  что  эта
цель - наша смерть.
   - Так как мы отсюда выберемся?
   - Сегодня в два часа дня все эти гады будут смотреть на Штанину. Тогда-то
я и подъеду сюда на автобусе. Окольным путем, чтобы они меня не видели. Если
повезет, музыка из колонок заглушит шум двигателя и они не услышат. Вы  двое
и Китти будете ждать меня на белой ферме в конце долины. Я вас там  подберу.
Да, и я думаю, будут еще пассажиры. Я шепну словечко еще нескольким, которые
хотят выбраться.
   Руки Дел-Кофи снова задрожали - от волнения.  Сара  смотрела  на  меня  с
приятным удивлением.
   - Я возьму автобус, потому что он сделан, как танк. Команда наверняка  за
нами погонится - и это будет легко, потому что дороги покрыты грязью и  след
шин будет отчетливым, как на свежем снегу. Если они нас догонят, я автобусом
сброшу их с этой чертовой дороги прямо в царствие небесное.
   - Есть мысли, куда нам ехать? - Дел-Кофи снова стал интенсивно  думать  -
почти вернулся к себе прежнему. - Это должно быть достаточно далеко  отсюда.
И такое место, чтобы мы там могли жить.
   - Может быть, на побережье? - Сара сияла глазами. - Сможем  разнообразить
свежей рыбой ту еду, что удастся собрать.
   Минуту назад Сара и Дел-Кофи были подавлены, как приговоренные  к  смерти
на скамье подсудимых. Сейчас они снова  ожили.  Сара,  улыбаясь,  откидывала
волосы назад и говорила  быстро,  постоянно  перебиваемая  Мартином;  а  он,
казалось, забыл о сломанных пальцах и похлопывал рукой по столу, подчеркивая
главные мысли.
   Я  смотрел  на  них,  успокоенный,  довольный  тем,  что  сделал  наконец
правильную вещь.
   - Мы построим новую общину...
   - ...И в этот  раз  будем  смотреть,  кого  набираем.  Дэйв  был  великий
человек, но он бы взял кого угодно. Он видел в людях только хорошее - вот  и
оказались мы под сявками и блатными.
   - У нас будет программа образования - и трехгодичный план... это то,  что
нам нужно - планирование на будущее...
   - Нефтепродукты  в  конце  концов  кончатся.  Придется  строить  ветровые
турбины с генераторами.
   - Или водяные мельницы...
   - Сейчас октябрь, но весной тогда сделаем посевы... Я с удовольствием дал
им мечтать. Надежда на их лицах заставляла меня верить, что. у меня днем все
получится.
   Ведь это только в моем рассказе все  было  просто.  На  самом  деле  были
проблемы. Мне  надо  будет  раздобыть  ключи,  потом  надеяться,  что  мотор
заведется. Его не запускали уже несколько недель. А когда  Курт  узнает,  он
сначала будет ссать кипятком от ярости, а потом бросится за  нами,  паля  из
всех стволов. И у меня не было сомнений, что если нас поймают, мне  придется
тащить жестянку.
   Еще  час  мы  проговорили,  обсуждая  план,  и  Дел-Кофи  пошел  к   себе
паковаться.
   Сара смотрела на меня, и у нее дрогнули ресницы.
   - Ник, ты это все прошел ради нас. Ты герой.
   - Не надо меня восхвалять. Надо было мне раньше обо всем  этом  подумать.
Наверное,  я  надеялся,  что  все  устаканится  и  Курт  станет  вести  себя
нормально. Меня только одно грызет: если мы удерем, останется куча детей,  у
которых и шанса не будет на достойную жизнь.
   - Ты же не Бог, Ник. Ты не можешь сделать все. -  Она  улыбнулась.  -  Не
возражаешь, если я сяду к тебе на колени?
   - Абсолютно не возражаю, мисс Хейес.
   Так хорошо было снова ощутить близость ее тела. Она села ко мне на колени
и поцеловала меня сначала нежно, потом страстно.
   - Господи милостивый. Ник Атен, как я по тебе скучала!
   Не прерывая поцелуя, она вытащила рубашку у себя из джинсов, стиснула мою
руку и прижала ее к своим обнаженным грудям. Они были тугие и твердые, соски
напряглись. Я их погладил, чувствуя, как у меня колотится  сердце.  Господи,
да я не просто ее хотел, мне было даже больно от этой  необоримой  жажды.  Я
крепко стиснул ее груди. И представил себе, как оно будет, когда  мы  найдем
новое место. Может быть, отель на побережье. Завтра-послезавтра мы  с  Сарой
снова будем в одной постели. И можете мне поверить, найдем чем заняться.
   - Прости...
   - За что. Ник?
   - Я слишком груб.
   - Ой, нет! Стисни сильнее... мне так хорошо... еще  сильнее.  Ник...  Ах!
Вот так.
   Она дышала мне в ухо, и это был теплый ветер рая. И, держа ее в руках,  я
вдруг понял, что одна из причин, почему я увожу их из  Эскдейла,  -  это  не
только режим или факт, что Креозоты возвращаются. Я просто боялся, что  Курт
отнимет у меня Сару.
   - Сара, я возьму эти диски, папки и... Ой, простите! Я не хотел.
   Дел-Кофи, смешавшись, пятился из комнаты. Мы с Сарой рассмеялись.
   - Все в порядке, Мартин! - сказал я. - Нам все равно пора было  разорвать
этот клинч. Мне надо вернуться в гостиницу и кое-что подготовить.
   И я вылез в окно.
   - Будь острожен. Ник!
   Сара высунулась в окно и больше всего на свете была похожа на Рапунцель с
висящими вдоль стены золотыми волосами.
   - Буду, не беспокойся. Только постарайтесь быть в нужном месте  в  нужное
время. И тогда за вами придет автобус.
   Я снова поцеловал ее, и она так крепко меня обняла, что я даже испугался.
Будто у нее было предчувствие, что она видит меня в последний раз.
   Помахав рукой, я направился обратно в деревню,  то  и  дело  оглядываясь.
Сара все еще смотрела мне вслед; и каждый раз, когда я оглядывался, она  все
уменьшалась с расстоянием. Возле школы я срезал дорогу через лес.
   Я шел, думая о Саре, о том, что мне сегодня предстоит  сделать,  о  новой
общине. Я все еще был глубоко погружен в свои мысли, когда на просеке передо
мной появилась фигура. На  миг  между  облаками  вспыхнул  солнечный  луч  и
осветил  просвет  между  деревьями,  как   прожектор.   Полуослепленный,   я
прищурился на яркий свет.
   Фигура шагнула вперед, и меня закружило узнавание.
   - Мама?..
   Мама улыбнулась, но это не  была  материнская  любовь.  Это  была  улыбка
охотника, сделавшего удачный выстрел.
   Первый удар упал на меня сзади. Я  полетел  вперед,  под  черепом  гудела
боль. Поднявшись на колени, я увидел, как мама заносит у  меня  над  головой
камень. И снова улыбается.  Потом  камень  пошел  вниз,  и  я  только  помню
капающую на опавшие листья красную кровь - и больше ничего.
 
Глава тридцать восьмая 
По путям вечности 
 
   Когда ко мне вернулся слух, вот что я услышал первым делом:
   - Пора уже, спящая красавица. Я думал, ты никогда не проснешься.
   Глаза у меня были открыты, но ни хрена я не видел. Полная темнота.
   - Штанина, это ты?
   - Я, Ник Атен. Как ты?
   - Больно... Черт, здорово хреново... Что они со мной сделали. Штанина?
   - Что со всеми. Стукнули по черепу, сунули в  мешок  и  запихнули  в  эту
дыру.
   Я пощупал в темноте и нашарил его руку.
   - Ник, я знаю, что мы в заднице, но все равно не собираюсь сидеть с тобой
в темноте и держаться за ручки.
   - А где мы? Ой, голова моя болит...  Как  ты  сюда  попал?  Ты  же  тащил
жестянку сегодня днем...
   - Сегодня? Это было вчера. Они пристегнули ко мне жестянку, и я  полетел,
будто мне задницу  наскипидарили.  Успел  добежать  до  верхушки,  отстегнул
наручник и выбросил эту хрень за  десять  секунд  до  взрыва.  А  потом  как
рванул! - Штанина хохотнул, но невесело. - Пробежал где-то  с  полмили  -  и
ТРАХ! Следующее, что я помню - что лежу в мешке. В нем была дыра, так что  я
рассмотрел, что лежу на берегу реки. Потом меня перенесли на лодку или баржу
и сбросили в грузовой трюм. Ты уже тут был, но  я  тебя  не  добудился.  Тот
кусок бревна, что ты называешь головой, они тебе здорово  отколотили,  но  я
так понимаю: если ты выжил, когда Слэттер тебя топтал, то тебе уже ничего не
страшно.
   Я пошарил вокруг. Я лежал  на  груде  мешков,  и  здесь  пахло  старой  и
простывшей мочой.
   - Блин, - шепнул я. - Хотел бы я видеть хоть что-нибудь. Нам тут оставили
что-нибудь попить?
   - Ага. Банки тоника и лимонада, если найдешь их среди пустых. И в мешке у
той стенки есть еще картошка и яблоки.
   - Где?
   - Спокойней, Ник. Я пару банок оставил около тебя.  А  ты  подожди  минут
пять, и глаза привыкнут.
   - Штанина, есть мысли, что они хотят с нами сделать?
   Ответил не Штанина. Голос был как у тринадцатилетнего мальчишки.
   - Убьют они нас, вот что они с нами сделают.
   - Да нет, не убьют, - отозвался Штанина, - Хотели бы, так убили бы сразу,
когда поймали. Мы им нужны. Они нас куда-то везут.
   - Куда?
   - Убей, не знаю... Тихо! Чувствуешь? Вот, все время такие повороты, будто
мы плывем по реке. Иногда на что-то налетаем - берега, или лодки, или что-то
еще. Потом нас снова сталкивают дальше. А удрать  даже  и  не  думай.  Стены
гладкие, как стекло, зацепиться не за что. Мы тут как вши на дне стакана.
   Я открыл банку - это оказался тоник. Вообще-то я его терпеть не  могу.  А
сейчас пил его, как искристую струю Святого  Грааля.  Коснувшись  головы,  я
ощутил корку струпьев возле линии волос. Да, мама меня явно стукнула  камнем
от всей души.
   Я помотал гудящей головой. Что они собираются с нами  сделать?  Чего  они
преследуют нас, как призраки прошедшего Рождества?
   - Я  думаю,  они  обратят  нас  в  рабов,  -  серьезно  произнес  тот  же
тринадцатилетний. - Так всегда делали на войне. Мы это по истории проходили.
   Сзади послышался еще один голос:
   - Или нас захватили, чтобы съесть.
   - Заткнись! - огрызнулся я. - Пугать самих себя - это не поможет.
   - Он отлично справляется, - сказал  Штанина.  -  Меня  он  напугал.  Черт
побери, Ник, ты помнишь, что родители творили с детьми полгода назад?
   - А как же. Только знаешь... Взрослые переменились, вот так - вдруг. -  Я
щелкнул пальцами. - Может, и теперь  Креозоты  тоже  меняются.  Посмотри  на
факты. Нас взяли живыми. Нам оставили еду и питье. Так что надо сидеть  тихо
и не горячиться. Может, Креозоты выздоравливают и сумасшествие  у  них  было
временным.
   - Ага, а Санта-Клаус приезжает по печной трубе, - хмыкнул Штанина.
   Я посмотрел в сторону, откуда слышался его голос. Я уже мог разглядеть во
мраке золотистое сияние его штанов. Вокруг меня виднелись силуэты еще  шести
человек, сидящих или лежащих на мешках, -  кроме  одного,  который  лежал  в
углу.
   - А чем этот пацан не заслужил матраца?  -  спросил  я.  Штанина  понизил
голос:
   - Тем, что этого  беднягу  они  стукнули  слишком  сильно.  Мы  замолкли,
прислушиваясь к покачиванию лодки, идущей вниз по течению. Голова от каждого
движения начинала  раскалываться.  Над  головой  послышался  звук  шагов  по
палубе.
   "Что ж. Ник, - подумал я. - Папа с мамой пришли забрать тебя домой. Или в
ад. В общем, куда-нибудь?.
 
*** 
 
   Я заснул.  Когда  я  проснулся,  покачивание  прекратилось,  но  ощущение
движения осталось. Чем дольше я лежал, просто ощущая, как мы  движемся,  тем
больше убеждался, что мы ушли с реки и движемся  по  стоячей  воде  -  может
быть, по каналу. Мотора не было слышно, и я  мог  только  предположить,  что
Креозоты тянут нас бечевой. Я представил себе, как идет  по  каждому  берегу
группа по дюжине Креозотов и тянет баржу навстречу ее судьбе.
 
*** 
 
   - Сколько времени прошло. Штанина?
   - По моим ?касио?... Они всегда шли  точно...  Девяносто  часов  и  шесть
минут.
   - Господи, они тянут это корыто уже почти четыре  дня!  Эскдейл  уже  был
далеко, очень далеко. Я потер лицо рукой, снова ощутив под пальцами струпья.
Что сталось с Сарой? Наверное, она думает,  что  мой  труп  гниет  где-то  в
кустах.
 
*** 
 
   - Голоден?
   - Как волк.
   - Тогда что будем? - Штанина поднял мешок. - Яблоки или картошку?
   - Достань еще яблоко.
   - Может, они хотят уморить нас голодом, - раздался голос из темноты.
   - Заткнись. - Я вгрызся в яблоко. Оно было кислым до слез. - Мы  же  пока
живы?
   Пока мы ели, раздался какой-то скрежет. Над головами открылся люк. В трюм
ворвалось солнце, заставив всех нас крепко зажмуриться.
   Когда наконец я смог открыть глаза,  то  глянул  вверх.  На  нас  глядели
силуэты голов.
   - Вот оно... - шепнул кто-то. - Молитесь, ребята.
   - Ты... - Это был голос  старика.  -  Сюда.  Один  из  Креозотов  опустил
веревку.
   - Ты. Наверх.
   Штанина потянулся к веревке.
   - Нет. Нет... Ты!
   Старик глядел на меня. И вдруг мне до боли  захотелось  остаться  в  этой
провонявшей мочой металлической коробке.
   Чувствуя себя агнцем сами знаете каким, я полез вверх. Почти минуту я  не
мог сориентироваться,  когда  добрался  до  палубы.  Было  морозное  утро  с
лазерно-яркими лучами солнца среди деревьев. Я увидел,  что  мы  на  длинной
барже, привязанной к берегу канала. А  вокруг  стояли  Креозота,  глазея  на
меня. Я быстро оглядел их лица, все покрытые грязью.  Папа  сидел  на  груде
брезента в позе бесстыжей обезьяны. И смотрел на меня так,  будто  я  только
что свалился из космоса.
   - Ты! Ты!
   Я резко обернулся. Это была мама. Она смотрела на меня в упор, и голова у
нее дергалась. У нее отросли длинные спутанные волосы.
   - Чего вам от меня нужно? Она только смотрела.
   - Мам... что вам нужно? Почему вы нас не оставите в покое?
   Она разлепила губы:
   - Ты. Ты.
   - Господи... вы что, больше не можете говорить по-человечески? Что  вы  с
нами делаете? Зачем вы убили Джона?
   - Джона!
   Это имя что-то для нее значило. По-птичьи поводя головой, она склонила ее
набок и посмотрела за мою спину.
   Я глянул в ту же сторону. Возле рулевой рубки стоял ряд фигурок.
   Я сглотнул слюну. Они были похожи на куклы чревовещателя. Лица высохли  и
сморщились. Они были одеты, как годовалые дети, но головы  какие-то  слишком
большие. У одного лицо  было  неуклюже  зашито  полотняными  стежками  вроде
ХХХХХХ. От рта до уха.
   Впервые за много дней меня обдало жаром, будто яростный  пар  пустили  по
жилам.
   - Гады сумасшедшие! Что вы натворили?
   Креозоты смотрели на меня сияющими и полными ожидания глазами, как  дети,
ждущие у грота Санта-Клауса. Я орал на них, ругаясь и размахивая руками:
   - Что вас заставило такое сделать? Вы совсем не можете  думать?  Говорить
по-человечески не можете? Что с вами стряслось? Это Бог? Да? Когда я с  вами
говорю, это Бог, или марсиане, или блядский хрен знает кто меня слушает? Да?
   Они только глазели.
   - Вас что, пришельцы захватили? У вас лица  нечеловеческие...  вы  машины
водить разучились... не умываетесь... Что там у вас в головах  творится?  Вы
хоть говорить можете? Можете сказать, что вы делаете?
   Я повернулся к отцу, который все так же сидел на корточках, раскрыв  губы
и показывая щербину в зубах.
   - Папа! Кто я? Посмотри мне в лицо... Узнаешь?
   Он смотрел на меня, как на диковину.
   - Пап, проснись! Ты меня знаешь? ?Наш Ник! Он  кончит  либо  миллионером,
либо в тюрьме!? Ты Джона  помнишь?  Любил  свои  компьютер,  любил  домашние
задания! Дядя Джек - помнишь? Люди его считали полоумным, а он был  как  тот
дурак из Афин, у которого был свои ум? Ты помнишь, он умел играть на  гитаре
- на самом деле играть... Он же был гений, и никто из вашей породы этого  ни
хрена понять не мог. Вы над ним посмеивались, как надо мной...
   Я вытер с лица что-то мокрое. Решил, что это снова  кровь  из  раны.  Это
была не кровь.
   - Отличная работа, гад ты ползучий! - взвыл я. - Последний раз, когда  ты
заставил меня плакать, это было в десять лет. Теперь ты  снова  это  сделал.
Господи, Иисусе сладчайший и все раны Его... Знаешь что, пап? Я хотел, чтобы
это ТЫ умер от рака. А не дядя Джек.
   - Не говори так со своим отцом.
   Я обернулся и посмотрел на мать. Ее лицо изменилось. В нем была боль.
   - Не говори так с ним, Ник... это нечестно... несправедливо.  Он  столько
для тебя сделал, Ник. Ты...
   На две, может быть, три секунды  на  лице  ее  было  замешательство.  Оно
сбросило чуждое выражение. В глазах  появились  слезы  и  блеснула  какая-то
теплота - даже узнавание.
   - Ох, Ник... Ох! Что мы натворили? Господи Боже, что мы натворили?
   Это было выражение лица человека, который проснулся в  незнакомом  месте.
Глаза ее бегали, как будто в первый раз она увидела этих людей.
   - Ник, как мне жаль! Бедный Джон...  Мы...  -  Она  сжала  кулаки,  глаза
зажмурились. - Это  было  так...  так  неповторимо.  -  Она  улыбнулась,  не
открывая глаз. - Так неповторимо. Так чудесно. Так восхитительно.
   Глаза открылись, и это чужое спокойствие  в  них  вернулось.  Лицо  стало
холодным.
   За мной  раздалось  посвистывание.  Папа  сидел,  припав  к  брезенту,  и
насвистывал. При этом он задрожал. Глаза его забегали, как  у  перепуганного
зверька в капкане.
   Насвистывал он рождественский гимн ?Счастливого вам Рождества?. Когда  мы
были маленькие, он его свистел в рождественское утро как сигнал  подниматься
и открывать подарки.
   И сейчас он его насвистывал, выдувая пар сквозь дрожащие губы  в  ледяной
воздух. Я ощущал, что какая-то часть нормального человека  еще  осталась  за
этой личиной сумасшедшего. Тяжесть его безумия была слишком велика, чтобы он
мог сказать что-то осмысленное пусть даже те несколько  секунд,  что  смогла
мама. Он пытался все сказать этим мелодичным свистом.
   Разум сверкнул у него в глазах, как дальний  свет  на  том  конце  страны
безумия. На какой-то момент он ясно понял, что  он  сделал,  убив  Джона,  в
какой пучине сумасшествия сейчас обитает.
   И снова безумие взяло верх, выключив свет разума. Он  перестал  свистеть,
поднял лицо ко мне и глядел, глядел, глядел...
   Я сел на какой-то ящик, чувствуя  полную  пустоту  -  холодную,  плачущую
пустоту, которую не могла бы заполнить вся вселенная.
   И сидел под сухим взглядом кукол чревовещателя, которые не были куклами.
 
*** 
 
   Потом мне натянули на голову мешок и связали.
   Они хотят бросить меня в воду и утопить?
   В тот момент мне было глубоко плевать.
   Я слышал, как они движутся по судну. Потом меня  подняли  чьи-то  руки  и
пронесли по всей барже.
   Никто не сказал ни слова. Я слышал только свое дыхание - ровный и мертвый
звук.
   Меня снесли с баржи и несли минут, может быть, десять. Потом привязали  к
дереву. Я ничего не видел, кроме точек света, пробивающих ткань мешка.
   И стало тихо.
   Я ждал долго, очень долго.
   Будут меня бить палками или кидать камни на голову? Они  проголодались  и
сейчас складывают костер?
   Я стоял и дрожал, пока ноги не подогнулись и я не повис на веревках.
   Наконец я принял решение. Если они меня убьют, значит, убьют. Но  я  хочу
видеть солнечный свет.
   Когда я вертелся в веревках, как  последователь  Гудини,  меня  никто  не
тронул. Я вывернулся из них, потом из мешка.
   И сел на лесную подстилку. Ни души не видно.
   Я нашел дорогу обратно к каналу. Баржа ушла.
   Еще полчаса или около того я пытался за ней идти, но  не  знал,  в  какую
сторону ее повели.
   Наконец я повернулся спиной к каналу и пошел глубже в лес.  Я  снова  был
один.
   Но ненадолго.
 
Глава тридцать девятая 
Полольщики 
 
   Я дошел до края леса.  Впереди  земля  поднималась  к  гребню  невысокого
холма. Солнце сияло на покрытой инеем траве. В другие времена  это  была  бы
отличная погода для прогулок.
   А сейчас я был голодный, замерзший и несчастный. Могло оказаться, что я в
сотнях милях от Эскдейла. Сара, наверное, думает, что я погиб. И  Курт  тоже
так думает. Когда он поймет, что я не вернусь, сколько времени пройдет, пока
он начнет искать Сару?
   Ковыляя вверх по склону, я услышал грузовики.  Четыре  штуки  их  выехали
из-за леса и направились, рыча, вниз ко мне.
   Почему-то они ехали парами, бок о бок.
   Пара грузовиков  остановилась  рядом  со  мной.  Я  увидел  металлические
решетки, приваренные к радиаторам, как самодельные снегоочистители. Из  окна
высунулась голова. Парнишка удивился мне не меньше, чем я ему.
   - Проклятие... И куда же это ты идешь?
   - Домой! - крикнул я, перекрывая шум моторов. - Если смогу его найти.
   - Как тебя зовут?
   - Ник.
   - Так вот,