о
быть, логично использовать свой  правый  глаз.  Я  уже  вижу,  как  солнце
искрится и сверкает на кончике Булавки, точно обещание.
     О,  что  я  мог  бы  сделать,  будь  у  меня  автомат.  Элиот   Несс,
"Неприкасаемые"  -  какая-нибудь  штучка  типа  "томми"  [пистолет-пулемет
Томпсона, сорок пятый калибр].  Я  наверняка  сумел  бы  отправить  за  ту
большую белую дверь уйму народу, ведь верно? Понимаешь занятно  получается
то есть просто настоящая хохма всем охота попасть в Царствие  Небесное  но
все боятся умереть. Вот что я собираюсь сказать когда зажгутся  прожектора
и парень из новостей сунет мне под нос микрофон. Сперва надо побриться.  И
надеть галстук. Нет, в галстуке меня не узнают.  Надо  будет  надеть  свою
серую форму серую вот цвет для мужчины. Серый телекамера хорошо берет.
     Поговори со мной, Булавочка. Скажи, что больно не будет.
     Ах ты лживая сучонка.
     Нужно попасть в  центр.  В  то  черное  местечко.  Она  должна  войти
глубоко. По-настоящему  глубоко,  и  тебе  придется  проталкивать  ее  все
дальше, до тех пор, пока не увидишь внутреннее  солнце.  Знаешь,  я  готов
спорить на что угодно, это место все равно мертвое. Уверен, в этой  черной
точке даже боли никакой не почувствуешь. Просто  воткни  и  проталкивай  и
увидишь как вспыхнет солнце а потом когда  все  будет  сказано  и  сделано
можно будет сходить на угол и съесть гамбургер.
     Пот так и льет. Жаркий вечер. Толку от этого чертова вентилятора  как
от козла молока, шум один.
     Ты готов?
     Ближе, Булавочка. Ближе. Вот уж не знал, что  острие  может  казаться
таким большим. Ближе. Почти  впритык.  Не  моргать!  Моргают  трусы  никто
отродясь не мог сказать что Джои Шэттерли трус нет сэр!
     Погоди. Погоди. Я думаю, не обойтись без зеркала.
     Я нюхаю у себя под мышками. Шариковый  дезодорант  "Бэн".  Ты  же  не
хочешь чтоб от тебя разило потом когда на тебя направят  прожектора  вдруг
последние новости делает не парень а девчонка та  с  большими  титьками  и
словно отмороженной улыбкой?
     Нет бриться ни к чему я выгляжу отлично. О черт "Бэн" кончился.  "Олд
Спайс" это подойдет. Мой батя  всегда  пользовался  "Олд  Спайс"  как  все
папаши. И славный же был  денек  мы  посмотрели  как  "Красные"  играют  с
"Пиратами" и он купил мне пакетик арахиса и сказал он мной гордится. Денек
что надо. Ну, он был хоть и чудак а настоящий Морской  Пехотинец  факт.  Я
помню эту чушь про Иводзиму [Иводзима - остров на юге Японии,  захваченный
США во время Второй Мировой войны, в 1944 г.], когда он тронулся  и  запил
все Иводзима да Иводзима я хочу сказать он прожил это в уме  миллион  раз.
Отошнело слушать про всех тех кто сгинул на Иводзиме и про то почему  надо
гордиться тем что ты американец и про то что все стало не так  как  раньше
было. Все переменилось, верно? Кроме "Олд Спайс". Его до сих пор  продают,
и бутылка все такая же. Иводзима Иводзима. А потом он пошел и  сделал  вот
что прицепил в гараже к потолку веревку и шагнул со стремянки а  я  тут  и
войди за великом и батина ухмылка которая говорила Иводзима.
     Ох мам я не нарочно его нашел. Почему ты не зашла туда тогда ты могла
бы возненавидеть себя.
     Ладно тогда выдался хороший день мы посмотрели как "Красные" играют с
"Пиратами" и он купил мне пакетик арахиса и сказал он  мной  гордится.  Он
был настоящий Военный Моряк.
     Черный кружок в  зеркале  выглядит  маленьким  не  больше  точки.  Но
Булавочка меньше. Острая как правда. В мой  винчестер  входит  семь  пуль.
Великолепная семерка мне всегда нравился Стив Мак-Куин у  него  там  такой
маленький обрез Стив по-моему помер от рака.
     Булавочка ты такая красивая. Я хочу научиться всякому  разному.  Хочу
знать разные секреты. Я буду шагать в сверкании внутреннего солнца  гордый
и высокий как Военный Моряк на горячем песке Иводзимы.  Ближе,  Булавочка.
Еще ближе. Почти все. Рядом черный кружочек, немигающая чернота.  Гляди  в
зеркало, не гляди на Булавку. Не  моргать!  Ближе.  Спокойней,  спокойней.
Не...
     Упала. Только не закатись под раковину! Достань Булавку, достань  ее!
Не упусти...
     Вот ты где. Милая Булавочка, милая подружка. У  меня  потеют  пальцы.
Вытрись полотенчиком - аккуратно, как следует. "Холидэй-Инн". Когда это  я
останавливался  в  "Холидэй-Инн"?  Когда  ездил  навещать  мамулю  ах   да
верно-верно. В старом доме жил еще кто-то мужчина и женщина  я  так  и  не
узнал их имена а  мамуля  она  просто  сидела  там  где  кресла-качалки  и
говорила про отца. Она сказала ее приезжал повидать Лео а я сказал Лео  же
в Калифорнии а она сказала ты ненавидишь Лео да?  Я  не  испытываю  к  Лео
ненависти. Лео хорошо заботится о мамуле посылает ей деньги  и  держит  ее
там в том доме но я скучаю по старому дому. Нынче все не  так  как  бывало
планета крутится все быстрее и быстрее  и  иногда  я  держусь  за  кровать
потому что боюсь как бы мир не скинул меня точно старый башмак. Поэтому  я
вцепляюсь крепко костяшки пальцев у меня белеют и очень скоро я снова могу
встать и ходить. Крохотными шажками, будто малое дитя.
     Что это за машина просигналила? "Камаро",  да?  Блондинка  за  рулем?
Семь пуль. Я много клаксонов гудеть заставлю.
     Какая Булавочка прямая и сильная, будто маленькая серебряная  стрела.
Как и кто сделал тебя? Булавок миллионы и миллионы,  но  Булавочка  только
одна. Моя подружка, мой ключик к правде и свету. Ты сияешь и подмаргиваешь
и говоришь загляни во  внутреннее  солнце  и  прихвати  свой  винчестер  к
золотым аркам куда боятся ходить Военные Моряки.
     Я сделаю это.
     Да. Сделаю.
     Ближе. Ближе.
     Прямо против черного. Сияющее серебро, исполненное правды. Булавочка,
подружка моя.
     Гляди в зеркало. Не моргай. Ох... пот... пот так и льется. Не моргай!
     Ближе. Почти есть. Серебро,  до  краев  заполняющее  черноту.  Почти.
Почти.
     Ты не будешь моргать. Нет. Не будешь. Булавочка о  тебе  позаботится.
Булавочка поведет тебя. Ты. Не. Будешь. Моргать.
     Думай про что-нибудь другое. Думай про... Иводзиму.
     Ближе. Еще чуть-чуть.
     Один укол. Быстро.
     Быстро.
     Есть.
     Уй.
     Уй. Нет. Нет. НЕ МОРГАЙ. Не надо, договорились? Да. Теперь понял. Уй.
Больно. Чуть-чуть. Булавочка, подружка моя. Сплошь серебро. Больно. Правда
глаза колет, вот и ты тоже. Да-да. Еще тычок. Быстро.
     О ИИСУСЕ. Глубже. Капельку глубже. Ох не моргай пожалуйста пожалуйста
не моргай. Смотри туда туда да в зеркало втыкай глубже я  ошибался  черный
кружочек не мертвый.
     Глубже.
     Ох. Ох. Так. Ох. ВЫТАЩИ! Нет. Глубже.  Я  должен  увидеть  внутреннее
солнце я потею Джои Шэттерли вовсе не трус нет сэр нет сэр. Глубже.  Тише,
тише. Ох. На этот раз лучик света. Синего света. Не  внезапно  открывшееся
полыхающее солнце - холодная луна. Втыкай, втыкай.  Ох.  Ох.  Больно.  Ох,
больно. Синий свет. Пожалуйста не моргай втыкай глубже ох ох пап  где  мой
велик?
     ОХ БОЖЕ ВЫТАЩИ ВЫТАЩИ ОХ БОЛЬНО ВЫТА...
     Нет. Глубже.
     Мое лицо. Оно подергивается. Острая  боль.  Явственная  острая  боль.
Судорога. Семь пуль. Вниз к золотым аркам и еще глубже туда где внутреннее
со...
     Ох... больно... так... хорошо...
     Булавочка входит в глубь. Медленно. Холодная  сталь.  Я  люблю  тебя,
пап. Булавочка открой мне правду открой мне открой мне открой...
     Глубже. Сквозь биение крови. Центр немигающей  черноты.  Белое  стало
красным. Семь пуль, семь имен. Глубже, к центру внутреннего солнца.
     О! Вот оно! Я увидел его!  Вижу!  Вот  же  оно,  вот!  Я  увидел  его
мгновенный проблеск втыкай глубже в мозг где внутреннее солнце сюда  сюда!
Вспышка света! Булавочка,  отведи  меня  туда.  Булавочка...  отведи  меня
туда...
     Пожалуйста.
     Глубже. За границы боли. Холод. Внутреннее  солнце  жжет.  Заставляет
улыбаться. Я почти на месте.
     Втыкай глубже. Всю Булавку, до конца. Страсть как больно.
     Белый свет. Фотовспышка. Привет, ма! Ох... вот... вот... вот здесь...
     Булавочка, спой мне.
     Глубже.
     Я люблю тебя папа ма мне так жаль что  мне  выпало  найти  его  я  не
нарочно я не...
     Еще  одно  нажатие.  Несильное.  Булавка  почти  исчезла.  Мой   глаз
отяжелел, он отягощен грузом увиденного...
     Булавочка, спой мне.
     Глуб...



   Роберт МАК-КАММОН
   КЛЕТКА ЖЕЛТОРОТИКА


ONLINE БИБЛИОТЕКА http://bestlibrary.rusinfo.com
http://bestlibrary.agava.ru


   Писатель из меня никудышный, но все равно  хочется.  Пусть  останется  на
бумаге. Так это больше похоже  на  правду,  чем  когда  крутится  в  голове.
Карандаши с ластиками, конечно, занудное дело.  Но  я  теперь  в  библиотеке
учусь печатать на машинке. Мистер Уилер обещает научить меня всем  клавишам,
как бумагу вставлять, ленту менять и прочее. Он человек честный.
   Ну вот, взялся писать, а с чего начать - не знаю. Говорят, начинать  надо
с самого начала. Так тому и быть.
   Я совершил преступление - мне так сказали, и я  никогда  не  отказывался.
Если тебя хотят пырнуть ножом, надо успеть пырнуть  первым.  Я  увидел,  как
сверкнуло лезвие, когда он вытащил его из-под куртки, и слава Богу,  у  меня
хорошая реакция, иначе бы я сейчас сидел на облаке. Матушка моя уже, так вот
она всегда говорила, что сидеть мне на  раскаленных  угольях  там,  куда  не
проникает луч солнца. У нее со мной была куча проблем, что верно, то  верно.
У всех со мной всегда были проблемы. Ну, вообще-то никого не сажают в тюрьму
за слишком громкое пение в церкви, это я наверняка знаю.
   Про Брик-Ярд  я  знал  всегда.  На  самом  деле  что  называется  тюрьмой
Брикнейла, но никто внутри и почти никто  снаружи  так  ее  не  называет.  О
местечках такого типа ты впервые узнаешь ребенком, потом  начинаются  всякие
делишки, и в какой-то момент ты наконец переступаешь эту черту. Ну, вы  меня
понимаете. Господи, если бы каждый в Мэйсонвилле, кто говорил мне:  "Парень,
по тебе Брик-Ярд плачет", вместо этого дал бы мне хотя бы по десять центов -
меня бы тут не было.
   Мэйсонвилл - городок, где я родился и вырос, но это не мой дом. Никогда я
особо не чувствовал его своим домом. Папаша мой свалил от нас, когда  я  был
еще ребенком. Матушка говорила, я его вылитая копия и дурная  кровь  во  мне
тоже от него, а я в ответ говорил, чтобы она  прекратила  это  дело,  не  то
разнесу тут все в клочья. Вполне мог. Сделать вид,  что  я  бешеный,  -  был
единственный способ заставить ее перестать причитать, какой я плохой и какой
плохой был мой отец и все такое. Потом она  говорила,  будто  у  меня  такой
нрав, что я мог бы разнести стены Брик-Ярда, но я  просто  притворялся,  что
бешеный, чтобы ко мне не так приставки. Пусть  лучше  психом  считают,  зато
никто не будет постоянно лезть к тебе в задницу.
   Ну, про Брик-Ярд говорить особо нечего. Здесь всегда серо, даже  если  за
окнами яркое солнце. Длинные коридоры, множество камер. Всегда воняет.  Пот,
моча, да еще эта тошнотворная гадость, которой стены и полы моют. Сортир  по
соседству с моей  камерой.  Отлично  видно,  как  старина  Дюк  или  Кингмэн
взгромоздятся на очко, рычат и головой вертят во  все  стороны.  Это  старая
тюрьма, и по ночам она стонет.
   Мне стукнуло двадцать один за неделю до того, как меня сюда заграбастали.
Ворота  закрылись  за  мной  двадцать  четвертого  марта  в   десять   часов
шестнадцать минут утра. Часы в Брик-Ярде работают нормально,  а  такие  вещи
отлично запоминаются. Так вот, с тех пор, как они за мной закрылись,  прошло
семнадцать месяцев, двенадцать дней и четыре часа. И пять  дней,  как  исчез
Белый. Не хочу говорить, что он помер, потому что постепенно начинаю верить,
что это не совсем так. Да, эти пять последних дней были очень  странными.  Я
все думаю, думаю, как лучше сказать, но пока таких слов не знаю. Когда  сюда
попал, я читать и писать-то толком  не  умел,  а  теперь  -  видите,  как  с
карандашом управляюсь.
   Я повидал и  колонию  для  малолеток,  и  исправительно-трудовые,  и  все
прочее, но  когда  ты  говоришь  "тюрьма"  -  это  совсем  другое  дело.  Ты
оказываешься в тюрьме типа Брик-Ярд, тебе двадцать один, и тебе лучше  иметь
очень  крепкую  задницу  и  держать  голову  как  можно  ниже,  потому   что
обязательно найдется такой, который захочет тебе ее свернуть, просто так.  В
первый день один крутой задал мне какой-то вопрос, я не  ответил  и  тут  же
получил кулаком по мозгам и ботинком  по  хозяйству.  Я  не  очень  здоровый
парень, и я быстро сообразил, что косить под психа здесь - далеко  не  самое
худшее. Тут достаточно действительно психов, и они очень не  прочь  сплясать
фанданго у тебя на ребрах. Короче, я не оказал должного уважения тому  парню
и уже через три часа после того, как кэп сунул меня в эту камеру, оказался в
местном госпитале.
   Очнулся я от того, что кто-то бинтовал мне голову, и  тут  же  попробовал
дать деру, потому что per шил, будто они меня снова вяжут.
   Вижу, рядом с моей койкой стоит какой-то старик. В серой пижаме,  которую
дают, когда ты действительно болен. И он говорит:
   - Парень, ты выглядишь так, будто тебя убили, закопали и снова откопали.
   Голос его мне напомнил стук костяшек моей матушки, когда она  стирает  на
стиральной доске. Он расхохотался, а я подумал, что это не больно-то смешно.
Потом он спросил, как меня зовут, я сказал, а он и говорит:
   - Черта с два! Ты теперь - Ванда, парнишка.  Свежеободранная,  безмозглая
Ванда, вот ты кто!
   Вандами называли всех новичков в  Брик-Ярде.  Во  всяком  случае,  в  тот
момент. Впрочем, имена  менялись  примерно  два  раза  в  месяц.  Но  всегда
какие-нибудь женские.
   - Ты большая, нехорошая Ванда, верно? - говорил  старикан  и  лыбился  на
меня, как черный старый дурак. Он был гораздо более черный, чем  я,  из  тех
черных африканцев, у которых аж синева сквозь черноту просвечивает. Глаза за
маленькими проволочными очечками - светло-янтарные. На голове - густая шапка
белых волос, заплетенных в косички. Лицо морщинистое -  ну  точь-в-точь  дно
высохшего илистого пруда, клянусь, для еще одной морщины там  просто  больше
не оставалось места. Ну, глубокий  старик!  На  мой  взгляд,  наверное,  лет
шестьдесят пять или около того. Но костлявый он был - прямо  как  я,  просто
скелет ходячий, и все эти больничные тряпки висели на нем как на палке.
   - Иди отсюда, оставь меня, -  помню,  так  я  ему  сказал.  Голова  прямо
раскалывалась от боли, перед  глазами  все  плыло,  единственное,  чего  мне
хотелось - так это заснуть.
   - Ванда прогоняет нас. Ну что, пойдем? - сказал он кому-то, хотя я никого
больше не видел.
   - Злой как черт, - сказал я, а он усмехнулся и говорит:
   - Желторотик, глянь на этого дурака первосортного!
   Он порылся в складках своей серой хламиды, и тут я увидел,  в  чем  дело.
Маленькая желтая птичка. По-моему - канарейка. У  моей  тетушки  Монди  жила
канарейка в клетке. Она все говорила - сладенькая моя,  сладенькая.  Теткина
кошка тоже решила, что сладенькая, потому что однажды сожрала ее  и  перышка
не оставила. Старик держал птичку  на  ладони,  та  все  махала  крылышками,
словно взлететь собиралась, и я подумал - единственное, чего мне  сейчас  не
хватает, так это чтобы птички мне на голову нагадили.
   - Убери это немедленно! - кричу я ему, а он улыбается и говорит:
   - Слушаюсь, мадам Ванда. Только ради вас! Он накрыл ее другой  ладонью  и
спрятал обратно в складки своего халата.
   А потом наклонился надо мной совсем близко, и я увидел, что зубы  у  него
такие же желтые, как та птичка. Наклонился и говорит негромко:
   - Ванда, тебе тут долго трубить. Глотку брату перерезал, верно?
   - Он первый хотел меня зарезать, - говорю я. Плевать  мне,  что  он  себе
думает. В тюрьме секретов нет.
   - У всех одна песенка. Все твердят - нет-нет, я этого не делал,  нет-нет,
сэр, это не я, нет-нет...
   - Я не сказал, что не делал, - поясняю. - Просто сказал, что  нож  первым
достал не я.
   - Ага, и наткнулся на него ты тоже первым. Ладно, лучше лежать на  нарах,
чем на  кладбище,  верно?  -  Он  опять  рассмеялся,  негромко,  но  тут  же
закашлялся, потом еще и еще, прямо легкие наизнанку  выворачивало.  И  глаза
тут же стали такие несчастные.
   - Вы больны, - говорю ему.
   - Если бы я был здоров, стал бы я тут торчать с такими, как ты?
   Какое-то время он еще дышал со свистом, потом как-то это у  него  прошло,
но я точно понял, что он тяжело болен. И белки глаз у него были словно мочой
налиты. Потом снова говорит своей канарейке:
   - Ну, пойдем, Желторотик. Оставим Ванду в покое.  Пусть  она  поспит  как
следует.
   Но ушел он недалеко, до соседней койки  через  проход.  Он  устроился  на
грубых простынях, как король Африки на золотом троне. Солнце  вовсю  светило
сквозь зарешеченное окно. Кто-то ходил и протирал пол. Я сел и  увидел,  как
канарейка все летает и летает кругами над койкой африканца, а потом он вдруг
вытянул руку, охватил  птичку  и  прижал  ее  к  щеке.  И  начал  ей  что-то
насвистывать,  как  любовную  песенку.  Тут  я  понял,  кто  из  нас   дурак
первосортный! Но потом мне его звуки даже понравились, мне даже  показалось,
что они с птичкой общаются на каком-то языке, гораздо более древнем, чем мне
приходилось когда-либо слышать. Я лег опять  на  подушку  и  заснул,  и  мне
приснилась канарейка тетушки Монди и кошачья морда, которая следит за ней.
   Да, время проходит даже здесь. Ты привыкаешь к рутине, и  это  дает  тебе
возможность выжить. Меня определили на уборку мусора.  Это  самая  последняя
работа, которую ты можешь получить и при этом не ползать  на  брюхе,  потому
что тюремная помойка - это вам не парфюмерная лавка.  Многие  пытались  меня
проверить на вшивость, потому что слышали, будто  я  крутой  и  все  прочее,
много раз мне приходилось  драться,  несколько  раз  я  кое-кому  выдал  как
следует, но постепенно все наладилось. В  тюряге  главное  -  не  стремиться
обязательно дать сдачи. Тут тебе  быстро  деревянный  костюмчик  организуют.
Хитрость в том, чтобы никого сильно не обидеть, чтобы  на  тебя  не  затаили
злобы. Если на тебя  поимеют  зуб  -  ты  покойник.  В  общем,  я  обзавелся
несколькими приятелями и новым именем. Из Ванды я превратился в Ванда  ,  потому  что  был   очень
костлявым, а новичков к тому времени мы звали "Люси".
   У каждого блока камер свое время для прогулок. Я был  в  блоке  "Д",  нас
водили в два тридцать. В какой-то день мы  гоняли  в  баскет,  потом  решили
передохнуть и заговорили о том, у кого каким  выдался  тут  первый  день,  Я
рассказал им про того старика с канарейкой,  и  тут  Брайтбой  Стаббинс  как
заорет:
   - Ванд! Ты что! Тебе повезло! Ты встретился с Белым и его Желторотиком!
   Я смекнул, что Желторотик, видимо, это кличка канарейки, и говорю:
   - Но тот старик уж точно не белый!
   - Заткнись, парень, - говорит  мне  Стретч,  -  или  ты  хочешь  проявить
неуважение к Белому, а?
   - Нет, - говорю, - я не хочу проявить  неуважение.  Я  вообще  ничего  не
хочу. Только как вертухаи позволяют этому старику  держать  птицу?  -  Я  же
помнил, как кэп Зачитывал правила и при этом рычал так, что у меня  поджилки
тряслись. - Не думал, что здесь такое допускается.
   - Белый - особстатья, - сказал Маккук. - Вертухаи его не трогают.
   - Да, и все знают почему, -  добавил  Брайтбой,  при  этом  нагнулся  так
низко, словно говорил своей тени. - Белый - вуду, понял? Бог  свидетель,  он
знает язык заклинаний.
   - Но его заклинания не помогают ему выбраться отсюда, - рассмеялся я.
   Они посмотрели на меня как на таракана. Стретч положил мне на плечо руку,
а рука у Стретча очень тяжелая.
   - Слушай  сюда,  -  сказал  он,  и  глаза  его  сверкнули  так,  что  мне
показалось, будто мы уже никогда с ним не будем  друзьями.  -  Белый  Латроп
здесь у нас самый главный. Если не веришь в  силу  магических  заклинаний  -
дело твое. Его это не касается. Но не  вздумай  отзывать