ся  неуважительно  о
Белом, иначе тебе придется иметь дело со стариной Стретчем, понял?
   Я моментально согласился. Кому захочется испытать на себе кулаки Стретча?
Нет, сэр!
   - Белый Латроп - вуду, -  своим  низким  голосом  повторил  Стретч,  -  а
Желторотик - не простая птичка.
   Желторотик кое-что знает, и рассказывает об этом Белому.
   - О чем знает? - набрался я храбрости.
   - Желторотик по ночам улетает из  клетки,  -  сообщил  Брайтбой,  и  было
смешно видеть, как этот здоровый бугай говорит шепотом. Он поглядел  куда-то
мне за спину, лучи заходящего солнца упали на его широкое лунообразное лицо.
Я почувствовал,  что  взгляд  его  устремлен  на  высокий  забор  с  колючей
проволокой, и на высокую изгородь за ним, и  на  серую  бетонную  стену,  на
которой восемь человек навсегда распрощались с мечтой через нее перебраться,
и на бурые пыльные холмы и чахлые леса, которые окружают Брик-Ярд на  многие
мили. - Желторотик улетает, - повторил он. Тень его падала на  мелкоячеистую
сетку ограды. - Из клетки, в окно, из блока "А" - и полетел.
   - Куда полетел? - не понял я.
   - Через забор. Через стену. На  волю,  и  потом  возвращается  обратно  в
клетку. Перед восходом, перед побудкой. И рассказывает Белому, где  летал  и
что видел. Рассказывает о городах и зданиях, полных огней, о людях,  которые
веселятся на танцульках, и о  музыке,  которая  рассыпается  по  улицам  как
серебряные монетки. - Брайтбой даже улыбнулся, представив себе все это, и  я
тоже улыбнулся, будто сам увидел. - О, этот Желторотик бывает в удивительных
городах, в таких местах, о которых ты понятия не имеешь,  но  всегда  мечтал
побывать там.
   Он говорил красиво, но меня таким надолго не проймешь.
   - Откуда ты знаешь? - спросил я. - Если Белый сидит в блоке  "А",  откуда
ты знаешь? - Дело в том, что общение между разными блоками запрещено.
   - Это все знают, - ответил Стретч, и по тону, каким он  произнес  это,  я
понял, что спорол  полную  чушь.  -  А  кроме  того,  раз  в  шесть  месяцев
происходит ротация. Чтобы не успели снюхаться и сколачивать шайки. Два  года
назад я сидел с ним в блоке "Е". За три камеры от него.
   - А я сидел напротив в восемьдесят первой,  -  подключился  Маккук.  -  В
блоке "Б". Да, сэр, я своими глазами каждый день  видел  эту  птичку  -  она
летала как солнечный лучик!
   - Ну-ка постойте, - сказал я. Мне пришла в голову одна мысль, и надо было
ее проверить. - Сколько лет сидит Белый?
   Стретч сказал, лет сорок. Маккук предположил, лет тридцать пять. Брайтбой
считал, что где-то между.
   - А сколько лет живет птичка?  -  спросил  я.  -  Ни  одна  канарейка  не
проживет сорок лет!
   - Желторотик всегда был здесь, - сказал Стретч. - Всегда. Он не  умирает.
Белый - вуду, а Желторотик - его дух.
   Тут крыть было нечем, но я еще некоторое время размышлял про себя на  эту
тему, пока мы возвращались со спортплощадки.
   Я пошел на повышение. Оставил мусорные баки и получил тряпку со  шваброй.
За мной закрепили механическую мастерскую,  о  Боже,  сколько  же  там  было
грязи! Никогда не понимал,  зачем  тут  существует  мехмастерская.  Здоровые
парни, у которых туча свободного времени, ковыряются со  всякими  железками,
колесиками и винтиками, мастерят какие-то моторчики. Ну,  может,  кто-нибудь
починяет электричество в Брик-Ярде, или еще что-нибудь в этом роде.  Но  вот
однажды, помню, еще дождь шел,  в  окна  просто  хлестало  и  мне  постоянно
приходилось гонять лужи, меня окликнули.
   - Ванд! Пойди сюда, сынок! - Я узнал голос Пелла Доннера. - К нам  пришел
Белый!
   Я вышел  и  тут  увидел  его  -  черного  африканца  с  белыми  волосами,
заплетенными в косички. Только в тюремной робе он был еще костлявее. Похоже,
на лице его все-таки смогли разместиться новые морщины, а  рубашка  и  брюки
казались просто  огромными,  хотя  могу  поклясться,  в  тюремной  прачечной
меньшего размера просто не найти. Он стоял  в  окружении  человек  десяти  -
одиннадцати, а ладони держал ковшиком, но я разглядел  этого  Желторотика  в
клетке, которую он смастерил из собственных пальцев. Канарейка трепыхалась и
норовила вылететь у него из рук.
   Вас там не было, поэтому вы не знаете, как выглядят  взрослые  мужчины  с
детскими лицами. И была тишина, клянусь Богом! Даже  Руфус  Клейтон  молчал,
хотя заставить его замолчать можно только забив кулак ему в глотку.  Говорил
Белый - он говорил, и приподнимал руки, и слегка как бы дул на  Желторотика.
Но что-то произошло с его легкими. В них что-то урчало  и  булькало,  как  в
трубах, когда вода заканчивается, и  ему  было  трудно  дышать.  Я  подумал,
наверное, рак или что-то в этом роде.
   - Желторотик летал нынче ночью, - хриплым голосом говорил Белый, и  глаза
его сверкали за тонкими стеклами очков, как у привидения. - О да,  он  летал
очень далеко и очень  быстро.  Правда?  -  Он  взглянул  на  Желторотика,  и
маленькая птичка склонила головку набок, словно соглашаясь. - Вот интересно,
где же он был?
   - Во Флориде, где не льют по два месяца  подряд  дожди,  -  сказал  Билли
Дэвис.
   - Летал в большой город, - предположил малыш Мердок. Голос его  напоминал
звук трубы нью-орлеанского оркестра. - Где  всю  ночь  горят  фонари,  а  по
улицам гуляют красивые женщины.
   - В деревню. - Это подал голос новый парень, имени которого я не знал.  -
Над фермой, где пахнет зеленью.
   - В Мэйсонвилл. - Это я сказал. Не  знаю  почему.  Белый  поднял  голову.
Крылья канарейки затрепыхались, и он прижал ее к своей впалой груди.
   - Мэйсонвилл? Кто это сказал?
   Малыш  Мердок  ткнул  в  мою  сторону  большим  черным  пальцем.   Кто-то
посторонился, кто-то подтолкнул меня, а в результате мы  оказались  лицом  к
лицу с Белым. Он кивнул и слегка улыбнулся.
   - Я тебя помню, - сказал он. - Ты больше не Ванда?
   - Меня теперь зовут Вандой.
   - Я понимаю почему. Ты что, вообще не ешь?
   - Я еще расту, - пояснил я, а он засмеялся и закашлялся  одновременно,  а
потом сказал:
   - Мы все растем.
   Потом он встал совсем близко, я видел его яркие горящие глаза прямо перед
лицом, и хотел отступить от полыхающего в них пламени,  но  не  стал.  Помню
еще, что все машины оказались выключены" и в полной тишине  я  услышал,  как
стучит мое сердце.
   - Да, сэр, - заговорил он. - Я уверен, что Желторотик сегодня ночью летал
именно в Мэйсонвилл.  Он  пролетел  над  самым  центром  города.  Погоди,  я
проверю. - Он поднес канарейку ко рту и тихонько посвистел. Потом переместил
ее к своему уху, та склонила головку, но я ничего не услышал. - Да,  сэр,  -
повторил Белый, снова сжимая птичку в ладонях.  -  Желторотик  действительно
летал в Мэйеонвилл, и хочешь знать, что он рассказал? Мэйсонвилл - это город
с двумя улицами, одна идет к нему, другая -  от  него.  В  Мэйсонвилле  есть
парк, очень большой парк, а  в  нем  полно  фонарей,  которые  заливают  все
золотистым светом.  Там  есть  парковые  скамейки,  и  Желторотик  видел  на
скамейках влюбленных, они сидят в золотистом свете, да, красивые  мужчины  и
женщины, и они говорят о любви. А вокруг парка  раскинулся  город,  и  город
тоже весь полон огней, так что там на самом деле никогда  не  бывает  совсем
темно и  люди  ходят  по  улицам,  когда  им  вздумается.  Вчера  ночью  над
Мэйсонвиллом сияли звезды и светила луна. Такая луна, которая бывает  только
в Мэйсонвилле. Ни в каком другом месте  на  свете  такой  луны  не  увидишь,
потому что она величиной со все небо, такая огромная. И там тепло от луны, и
Желторотик все это видел, когда сидел на ветке  сосны  в  том  самом  парке.
Желторотик принес с собой запах свежих сосновых  иголок  и  теплого  ночного
воздуха. Вот, чувствуете? - Он глубоко вздохнул, и  все  тоже  вздохнули.  -
Свежие сосновые иглы, - сказал он. - Яркая луна. Красивые мужчины и  женщины
в золотистом  свете,  под  звездным  небом.  Вот  что  увидел  Желторотик  в
Мэйсонвилле. А ты видишь? Это он меня спрашивал.
   - Да, сэр, - ответил я, и это была чистая правда.
   - Желторотик очень счастлив, - улыбнулся Белый. Он погладил птичку  одним
пальцем, и канарейка, довольная, сидела смирно.  -  Нынче,  может  быть,  он
полетит во Флориду. Или куда-нибудь в сельскую местность, где  земля  пахнет
зеленью. Никогда не знаешь заранее, куда он полетит.  -  После  этого  Белый
быстро ушел, и прошло, наверное,  не  меньше  минуты,  прежде  чем  я  снова
почувствовал запах машинного масла и увидел серые каменные стены. На головой
были не луна и звезды,  а  скопление  ржавых  труб.  Но  несколько  минут  я
действительно был в Мэйсонвилле - далеко-далеко отсюда.
   Появились охранники и разогнали нас. Мы принялись за работу. Даже смешно,
как такие простые вещи застревают в нас. Я все еще видел  тот  Мэйсонвилл  и
лишь спустя некоторое время осознал, что это не тот  Мэйсонвилл,  который  я
помнил. Нет, в реальном Мэйсонвилле стоит огромная фабрика, которая работает
день и ночь, а дым от ее труб такой, что никаких звезд не видать.
   Но Белому удалось на несколько минут вытащить меня из Брик-Ярда. Я вместе
с Желторотиком оказался в тихом парке. Нет такого парка в Мэйсонвилле. Ну  и
какая разница? Я же там был! Мэйсонвилл, возникший  у  меня  в  голове,  был
лучше, чем настоящий. С этого мгновения я понял  могущество  вуду  и  понял,
почему Белый - особстатья. Он умел преодолевать стены Брик-Ярда.
   Только с канарейкой было неясно. Как может птица жить сорок лет?
   Белый неоднократно проходил мимо мехмастерской. И всегда  останавливался.
Охрана позволяла ему разговаривать,  похоже,  они  сами  получали  от  этого
удовольствие.  В  какую-то  из  ночей  Желторотик  летал  во  Флориду,   над
Майами-Бич. От нас это пятьсот миль к югу, но Желторотик был духом, а потому
, мог попасть куда угодно. Я закрывал глаза и видел все эти большие Отели  и
этот океан, хотя никогда в жизни не  видел  океана,  только  по  телевизору.
Желторотик носился над волнами,  и  я  чувствовал  запах  соленого  морского
воздуха. А в другую ночь он полетел на север  и  скользил  над  заснеженными
пространствами, где одни оленьи тропы, и ярко светит луна,  и  так  холодно,
что начинают стучать зубы. Летал над фермами и садами,  над  пустынями,  над
большими городами, над реками, по которым  тянутся  караваны  барж  и  гудят
буксиры, над лесами, которые освещаются только звездами, над островами,  где
ручьи журчат подобно музыке и воздух пропитан ароматами кокоса и корицы. Где
он только не был! Однажды ночью Желторотик залетел в окно  Стриптиз-клуба  в
Новом Орлеане. А как-то раз - на боксерский ринг, где два здоровяка мутузили
друг друга под рев толпы, а дым дешевых сигар и  запах  пота  поднимался  до
самого потолка. Однажды в  июле  он  был  на  бейсбольном  матче,  и  -  Бог
свидетель! - я чувствовал на губах вкус соленых орешков, которые  Желторотик
склевал с руки белого человека.
   Мне нужно было знать, где бывает Желторотик каждую  ночь:  Я  жил  теперь
только ради этого.
   Вечерами в камере, после того как отсвистит  дудка  и  погаснет  свет,  я
лежал на койке и представлял, как это  происходит.  Желторотик  вылетает  из
ладоней Белого - из своей клетки, легко и счастливо  кружит  над  его  белой
гривой, заплетенной в косички, а потом вылетает сквозь  решетку  как  желтый
лучик. Покидает мир серого камня и колючей проволоки и  направляется  в  мир
света и свободы. Через башни  Брик-Ярда,  через  ограды,  через  стены,  все
быстрее и быстрее машет он крылышками, поднимается  выше  и  выше  в  ночное
небо, туда,  где  ветер,  и  потом  начинается  долгий,  плавный  полет  над
подернутой дымкой землей, которой нет ни начала, ни конца. Я плохо знаю мир,
но Желторотик знает, и Желторотик показывает мне места, в которых  я  всегда
только мечтал побывать - далеко-далеко от Мэйсонвилла.
   Если это не волшебство, то я не знаю, что это. Однажды душным жарким днем
к нам пришел Белый, и мы сразу поняли, что дело  худо.  Все  поняли.  Белому
было трудно дышать, он кашлял так, что  казалось,  разорвутся  легкие.  Даже
Желторотик выглядел больным, тихо лежал у него в  руках  и  не  прыгал,  как
обычно. Но Белый пришел, потому что знал, как все мы его ждем,  как  он  нам
нужен, и я подумал, что он, видимо, обходит всю тюрьму, и  ни  надсмотрщики,
ни сам кэп не смеют ему в этом помешать.  Работа  в  мастерской  моментально
прекратилась, мы все собрались вокруг него, и он  сказал,  что  нынче  ночью
Желторотик летал очень далеко. Очень  далеко,  и  поэтому  сегодня  выглядит
немного усталым. Сказал, что тот  летал  в  Страну  полночного  солнца.  Там
одновременно И ночь, и  солнце  светит.  Эта  страна  -  на  макушке  Земли.
Желторотик  купался  в  потоках  холодного  ветра,  плясал  надо  льдами   и
чувствовал, как весь мир вращается под ним. Большой старый добрый  мир,  да.
Он огромный, этот мир, в котором много миров. Чувствуете холодный  ветер  на
лицах? Вдохните! Легкие ваши  застыли  от  холода,  их  покалывает  ледяными
иголками. И нет больше жары, нет, сэр, нет никакой  влажной  духоты.  Только
холод и тишина, а подо льдами в синей воде продолжается жизнь...
   Он упал.
   Его ладони раскрылись. Желторотик выпал и затрепыхал крылышками. Ударился
об пол. Белый - тоже, и я слышал, как Желторотик хрустнул под его коленом.
   Хорошо, что мы все были рядом.  Даже  охрана  прибежала.  Кто-то  пытался
перевернуть Белого. Он жутко кашлял, начал задыхаться. Но и  задыхаясь,  все
силился сказать - Желторотик, Желторотик, словно звал потерявшегося ребенка.
   Я был с ним совсем рядом. Под его коленом Желторотик превратился просто в
лепешку. Я протянул руку и поднял с пола мягкое тельце. Желторотик  дернулся
несколько раз и затих.
   Я все понял.
   Белый нашел  меня  взглядом.  Он  закашлялся,  брызгая  кровью,  и  вдруг
произнес таким страшным голосом: "Мой Желторотик!", что я  поспешил  вложить
ему в руку  его  раздавленное  сокровище.  Потом  охрана  унесла  его,  а  я
спрятался за вонючую грязную машину, которая выплевывала шестеренки, и сидел
там долго-долго, ни с кем не разговаривал, только думал.
   А ночью я плакал. Мне не стыдно в этом признаться. Если вы скажете, что я
не мужчина - да и черт с вами.
   Я никому ничего не сказал. Ни слова. А примерно через  неделю  ко  мне  в
камеру пришел вертухай. Сказал, что отведет меня повидаться с  Белым  и  что
кэп дал добро.
   В камере Белого оконная решетка  была  закрыта  зелеными  занавесками.  Я
вошел, и вертухай оставил нас - меня, вуду и Желторотика.
   - Садись, Ванд, - сказал Белый. Боже, какой у  него  был  усталый  голос.
Просто почти не осталось  голоса.  Мы  сидели  в  полумраке.  Мне  почему-то
казалось, что его камера должна быть полна света, но света было  не  больше,
чем в любой другой. Он сидел за небольшим столиком и выглядел хилым до слез.
Перед ним лежал носовой платок с пятнами крови. Я присел на скамейку.
   - Поздоровайся,  Желторотик!  -  сказал  Белый,  раскрыл  ладонь,  птичка
вспорхнула и три раза весело облетела вокруг его головы, после  чего  старик
поймал ее как ни в чем не бывало, как  делал  это  тысячи  раз  до  того.  -
Желторотик поправился, - сказал он. - Стал как новенький.
   - Я вижу.
   Птичьи крылышки продолжали трепыхаться в его ладонях.  Головка  вертелась
из стороны в сторону. Спустя некоторое время он слегка сжал  Желторотика,  и
маленькая штучка замерла.
   - Когда-то я работал в ювелирной лавке в Майами, - заговорил он. -  Давно
это было. Чинил наручные часы. В общем-то  никакой  разницы.  -  Он  положил
желтое тельце на стол. Мои пальцы еще помнили и швы, и маленькие пружинки  с
шестеренками внутри, и металлические прутики  скелета  и  крылышек.  В  моих
руках это совсем не было похоже на птицу, а если присмотреться,  можно  было
увидеть выпавшие перышки и истрепавшуюся  желтую  ткань.  Ее  явно  штопали,
причем неоднократно. - Часы я до сих пор чиню, - продолжал он.  -  Охранники
считают, я могу починить все, что угодно. Иногда получается, иногда  покручу
пружинку туда, колесико - сюда и говорю - извините, ребята,  эти  часы  свой
срок уже протикали. В  Желторотике  куча  деталек.  Им  требуется  масло  из
мехмастерской. Иногда я просто беру его на палец,  просто  проходя  мимо,  и
этого достаточно, чтобы все работало. Ну и какие-то недостающие  детали  там
тоже можно подобрать. - Он выдвинул ящик стола и достал  небольшую  железную
коробку, а когда поднял крышку, я увидел маленькие колесики и  шестеренки  -
все от разных часовых механизмов, а еще инструменты, как у зубного врача.  А
еще иголки и кусочки желтой ткани. - Кэп  в  курсе.  Он  нормальный  парень,
только на вид суров. - А был ли настоящий Желторотик? - спросил я.
   - Всегда был настоящий! - чуть не закричал Белый. - И до сих пор! - Снова
начался кашель, и ему пришлось пережидать, пока  тот  стихнет.  Отплевавшись
кровавой слюной в платок, старик заговорил снова:
   - Желторотик залетел в мою камеру, когда я сидел тут первый месяц. Был не
старше тебя. Я научил птицу летать по коридору блока и возвращаться ко  мне.
- Слабая улыбка тронула его губы. - Вот так и пошел слух  про  вуду.  Я  его
поддерживал, поскольку бойцом никогда не был и не раз  был  близок  к  тому,
чтобы расшибить лоб об стену. Потом крутые парни прознали, что я  вуду  и  у
меня есть собственная птица-дух, и уверяю тебя, от меня отстали. -  Он  взял
дрожащими пальцами птичку, и на расстоянии, да еще в  полумраке,  она  снова
показалась  мне  настоящей  спящей  канарейкой.  -  Птичка  сдохла.  Ну,   я
постарался сохранить это в тайне. Если Желторотик сдох, то какой же я  вуду?
У моего приятеля по камере, одного парня по имени Томми Хэйвуд; отец работал
в таксидермистской мастерской, в Нэшвилле. В основном это была идея Томми  -
потому что  ему  нравилось  быть  другом  настоящего  вуду.  На  этом  можно
разжиться и лишними сигаретами, и кормежкой дополнительной',  и  все  такое.
Короче, Томми упаковал Желторотика в маленькую коробочку и  отправил  его  в
Нэшвилл, а я тем временем объяснял народу, что Желторотик улетел  в  далекое
путешествие. Я начал ходить в библиотеку и читать. Слышал  когда-нибудь  про
журнал Национального географического общества?
   Я сказал, что, кажется, слышал.
   - Присылали нам вместе с комиксами. Конечно, многие тут читать не  умеют.
А большинство и не хотят. Так что ты рассказываешь им байки - красивые байки
о местах, где никто из них не бывал, или о тех, где они бывали  когда-то  и,
возможно, никогда больше не будут. О свободе, которая далеко-далеко за этими
стенами. Ты уносишь их отсюда на пять минут,  и  тебя  считают  волшебником,
колдуном. Буду. Понятно?
   Мне было понятно, но сердце сжало.  Боже,  какое  смятение  охватило  мою
душу!
   - Желторотик вернулся примерно через месяц. Смотрелся  неплохо,  но  пока
это никуда не годилось. Я начал работать часовым мастером,  потому  что  мне
были нужны очень маленькие детальки. Сколько раз я  был  готов  бросить  эту
затею! Самое сложное было сделать так, чтобы работали крылышки. Это заняло у
меня год', не меньше.  Я  работал  по  ночам,  при  свечке,  ночь  за  ночью
напролет. Что-нибудь сломается - и надо начинать все по  новой.  Впрочем,  а
чем еще заниматься в Брик-Ярде?
   Я сказал, что не знаю.
   Белый дотронулся пальцем до маленькой бусинки глаза.
   - Думал, мне это не по зубам. Думал, одному Богу по силам создать птицу и
мне пора пойти и рассказать всем правду. Я уже почти был готов к этому... Но
вдруг по камерам прошел слух, что кто-то в блоке "Е" видел,  как  Желторотик
порхал над забором в свое удовольствие. Потом еще кто-то  сказал,  что  тоже
видел Желторотика, который сидел  на  стене  как  царь  земной  и  небесный.
Приятель сказал, что ему  как-то  приснился  Желторотик,  ему  снилось,  что
птичка летала в его родной город, летала над родным домом, где остались жена
и ребенок. Желторотик вернулся - вот как все начали  говорить.  Вернулся  по
Божественному провидению.
   Он по