следует
воздерживаться от вмешательства  в  естественное  развитие  и  полностью
положиться на природу. Нашей компании приходится платить  дорогой  ценой
за катастрофу, вызванную попытками подобного вмешательства. И мы изберем
на будущее иные, лучшие и в моральном плане, да и в финансовом отношении
сферы приложения сил, способные приносить прибыль, и будем  побуждать  к
этому и других.
   Неожиданно для  Селии  ее  поддержал  один  из  старейших  директоров
компании адвокат Клинтон Этеридж:
   -  Что  касается  прибылей,  мне   нравится   идея   миссис   Джордан
использовать наш провал с монтейном ради коммерческого успеха. В  случае
если присутствующие этого не заметили, эта  декларация,  -  тут  Этеридж
выдержал  паузу,  -  дьявольски  хитрая  штука.  Это   отличный   пример
коммерческой  рекламы  всех   прочих   препаратов,   выпускаемых   нашей
компанией. Я думаю, со временем мы поймем, что ценность этого  документа
измеряется весьма весомыми долларами.
   При этих словах Селию внутренне передернуло, но она  напомнила  себе,
что вовсе не дурно заручиться поддержкой, независимо от  того,  чем  она
обоснована. Выступление Этериджа ее удивило.
   С последним словом выступил Оуэн Нортон - "король" радиотелевизионной
сети.
   Глядя на Селию с противоположного конца длинного стола,  Нортон  -  а
всего за несколько дней до совещания он отметил свою восемьдесят  вторую
годовщину - изрек скрипучим голосом:
   - Миссис Джордан, вы, вероятно, заметили, что наконец-то мы  начинаем
проникаться большим  уважением  к  вам:  оказывается,  женщины  способны
здраво рассуждать. Могу лишь добавить от себя  лично  и  от  имени  моих
давних коллег: нам жаль, что для этого потребовалось так много времени.
   - Сэр, ваши слова - самый лучший для меня подарок, - ответила  Селия,
причем совершенно искренне.
   Последовавшее за этим голосование по вопросу о  перестройке  политики
компании было единогласным.
   Воздействие  декларации  "Фелдинг-Рот"  оказалось  весьма   ощутимым,
однако в целом она не получила того отклика среди  широкой  публики,  на
который надеялась Селия.
   Врачам, за редким исключением, она пришлась по душе.
   Среди врачей были и такие, кто  выступал  против.  Свой  протест  они
обосновывали  тем,  что  они,  а  не  фармацевтическая  компания  должны
советовать больным, какие лекарства и когда принимать или не  принимать.
Но таких врачей было незначительное меньшинство.
   Декларации  "Фелдинг-Рот"  уделялось  широкое  внимание  в  рекламных
мероприятиях компании, ограниченных,  правда,  научными  и  медицинскими
журналами. Вначале Селия поддержала идею использовать для рекламы газеты
и другие массовые печатные издания, но  затем  вняла  доводам,  что  это
может вызвать нарекания профсоюзов медицинских работников. Как и в  ФДА,
там  косо  смотрели  на   попытки   непосредственного   воздействия   на
потребителя, когда речь касалась рецептурных средств.
   Вероятно, по этой причине декларация компании нашла  довольно  слабое
отражение на страницах газет. "Нью-Йорк тайме" поместила лишь заметку  в
два  параграфа  в  колонке   финансовых   новостей.   "Вашингтон   пост"
опубликовала аналогичное сообщение на своей последней  странице.  Другие
газеты ограничились лишь краткой информацией, да и  то  в  тех  случаях,
когда им удавалось  выкроить  несколько  свободных  строк.  Телевидение,
несмотря  на  все  старания  рекламного  отдела  компании,  так   и   не
откликнулось на эту новость.
   Реакция   различных   фармацевтических   компаний    на    декларацию
"Фелдинг-Рот" была неоднозначной.
   - Дешевый трюк, грязная  самореклама,  и  только!  -  такими  словами
отозвался об  инициативе  "Фелдинг-Рот"  представитель  одной  из  таких
компаний. Причем заявил об этом публично.
   Другие замечали по этому поводу,  что  "Фелдинг-Рот"  стремится  быть
"святее самого папы римского" и что все это может нанести ущерб  отрасли
в целом; при этом, правда, не указывалось, какой  именно.  Однако  среди
конкурирующих фирм нашлись и такие, где не скрывали своего восхищения.
   - Честно говоря, - признался Селии один из уважаемых лидеров отрасли,
- мне жаль, что подобная мысль не осенила нас первыми.
   - В общем, все  это  доказывает  лишь  одно,  -  призналась  Селия  в
разговоре с Эндрю, - а именно: всем сразу угодить невозможно.
   - Не торопись с выводами, - заметил ее муж. - Ты сделала доброе дело,
но круги по воде уже идут вовсю. Со  временем  ты  сама  удивишься,  как
далеко они могут зайти.
   Но этим дело не ограничилось. Давали о себе знать и другие "круги"  -
последствия скандала с монтейном. В том числе и от камня,  брошенного  с
Капитолийского холма в Вашингтоне.
   Если бы слово "демагог" или "демагогос" не родилось в Древней  Греции
где-то во времена Клеона, его все равно  пришлось  бы  изобрести,  чтобы
определить сущность члена  сената  США  Денниса  Донэхью.  Более  яркого
представителя этого племени быть не могло.
   С самого рождения  он  купался  в  богатстве  и  привилегиях,  однако
постоянно пытался из себя изображать,  как  он  говорил,  "сына  простых
людей, выходца из народа, кость от кости тех, кто всего ближе к  земле".
Большей несуразности выдумать было невозможно,  но,  как  часто  бывает,
постоянное повторение возымело свое  действие  и  на  сей  раз:  нашлось
немало тех, кто свыкся с этими словами и стал в них верить.
   Сенатору нравилось также, когда его изображали "защитником бедняков и
угнетенных, врагом их притеснителей". В действительности же  если  он  и
питал к "беднякам и угнетенным" чувство сострадания,  то  запрятано  оно
было так глубоко, что оставалось тайной души Донэхью, известной лишь ему
одному. Но вот пользу для себя извлечь из этого он умел.
   Донэхью мчался в любую точку страны, где бы ни разгоралась очередная,
и к тому же сенсационная с точки зрения прессы, схватка в духе  сражения
Давида с Голиафом. Донэхью с ходу вступал в бой на стороне давидов, даже
когда правда, по мнению людей здравомыслящих, была на стороне голиафов.
   - Давидов всегда больше,  а  значит,  от  них  больше  пользы,  когда
наступает пора выборов, -  как-то  раз  слетело  с  языка  у  одного  из
помощников сенатора.
   Он давным-давно смекнул, что там, где речь идет о трудовых конфликтах
и  безработице,  открываются  широкие  возможности   для   честолюбивого
политика. Именно поэтому,  когда  уровень  безработицы  поднимался  выше
обычного, сенатора можно было увидеть в очередях у бирж  труда,  где  он
вступал в разговоры с теми, кто пытался найти себе работу. Делалось  это
под  предлогом  "необходимости  лично  убедиться  и   удостовериться   в
положении безработных".
   Весьма примечательно, что о намерениях  сенатора  всегда  становилось
заранее известно, и, когда он появлялся на месте события, его уже  ждали
телевизионщики и фоторепортеры. Ну и конечно же, его всем знакомое  лицо
с  написанным  на  нем  выражением  растроганности  во  время  беседы  с
безработными появлялось в программах телевизионных  новостей  в  тот  же
вечер и на следующее же утро - на страницах газет.
   Что касается прочих аспектов жизни "простых людей", то не  так  давно
сенатор  счел  весьма  полезным  выступить  с  возражениями  против   не
облагаемых налогами воздушных путешествий по  первому  классу,  услугами
которых пользовались представители  делового  мира.  Если  людям  угодно
пользоваться подобными особыми привилегиями, заявил сенатор, они  должны
оплачивать их из собственного кармана, а не за счет  налогоплательщиков.
Он  выступил  в  сенате  с   предложением   снять   подобные   налоговые
ограничения, хотя  отлично  понимал,  что  этому  законопроекту  суждено
умереть в тенетах законодательного процесса.
   Зато в прессе его инициатива вызвала целую шумиху. Дабы подлить масла
в огонь, сенатор Донэхью  заявил,  что  сам  он  намерен  путешествовать
туристическим классом, о чем не  забывал  сообщить  газетчикам  накануне
каждого своего перелета. При этом ни один  пассажир  первого  класса  не
пользовался таким вниманием, как примостившийся в  хвостовом  отсеке,  в
кресле салона туристического класса Донэхью. Надо ли  говорить,  что  он
предпочитал умалчивать в своих  публичных  выступлениях,  что  при  этом
путешествует преимущественно в комфортабельных частных самолетах -  либо
взятых напрокат семейной кредитной компанией, либо одолженных у друзей.
   Донэхью был приземист.  Щечки  его  горели  розовым  румянцем,  и  он
выглядел моложе своих сорока  девяти  лет.  Он  был  тяжеловат,  но  без
лишнего жира. Большую часть времени, особенно на  людях,  он  прямо-таки
лучился дружелюбием, постоянно  расплывался  в  широкой  улыбке.  Костюм
сенатора и даже его прическа носили отпечаток  продуманной  небрежности,
что должно было соответствовать облику "парня из народа".
   И хотя объективные наблюдатели  прекрасно  понимали,  что  Донэхью  -
всего лишь оппортунист, он пользовался искренними симпатиями  многих  не
только в своей партии, но и среди политических противников.  Объяснялось
это, в частности, тем, что он обладал чувством юмора  и  умел  принимать
шутки на свой счет. Кроме того, это был человек живой, с ним всегда было
интересно.
   Все это, по-видимому, служило причиной успеха, которым он пользовался
у прекрасного пола и,  как  поговаривали,  не  упускал  случая  ответить
взаимностью, несмотря на то что считался  добропорядочным  семьянином  и
частенько появлялся в обществе с женой и детьми-подростками.
   Таков был сенатор Донэхью, ударом молотка  в  десять  утра  в  первый
вторник декабря месяца призвавший к  вниманию  сенатский  подкомитет  по
этике  торговли  и  заявивший,  что  начинающиеся  слушания  он  откроет
собственным коротким заявлением.
   Председатель и другие сенаторы - члены подкомитета сидели за  столом,
напоминающим подкову. Ее концы были направлены к свидетелям  и  публике.
Из трех широких окон были видны фонтан  и  парк,  примыкавший  к  зданию
сената. Зал украшал мраморный камин.  На  бежевых  гардинах  был  выткан
государственный герб Соединенных Штатов.
   - Все мы,  здесь  присутствующие,  -  начал  читать  Донэхью  заранее
подготовленный текст, - знаем о страшной, потрясшей весь мир трагедии  с
детьми, чьи умственные способности и другие нормальные жизненные функции
оказались нарушенными действием  препарата,  который  еще  до  недавнего
времени прописывался и продавался  у  нас  в  стране.  Этот  препарат  -
монтейн.
   Сенатор был умелым оратором, и более ста человек, собравшихся в зале,
напряженно  внимали  его  властному  голосу.  На  него  были  устремлены
объективы телевизионных камер.
   - Цель этих слушаний, - продолжал Донэхью, -  определить,  кто  несет
ответственность за ряд событий, а также...
   Селия  -  в  списке  свидетелей  она  значилась  первой   -   слушала
вступительное слово сенатора. Все шло так, как она и ожидала. Она сидела
за покрытым зеленым сукном столом. Соседнее с ней место занимал  адвокат
Чайлдерс Куэнтин. Она уговорила его не отказать в любезности и взять  на
себя эту дополнительную ответственность:
   - В настоящее время нет  ни  одного  юриста,  который  разбирается  в
истории с монтейном лучше вас, да и, кроме  того,  я  полностью  доверяю
вашим советам.
   Рекомендации Куэнтина относительно сегодняшних событий были конкретны
и четки.
   - Опишите имевшие место факты откровенно, ничего не утаивая,  ясно  и
по возможности кратко, - настоятельно советовал Селии Куэнтин.  -  И  не
вздумайте щеголять красноречием или пытаться переиграть Денниса Донэхью.
   Последнее замечание было высказано в ответ на желание Селии напомнить
во время дачи свидетельских показаний о том, что два года  назад,  когда
внедрение монтейна натолкнулось на барьеры ФДА, Донэхью был в числе тех,
кто протестовал против этой задержки и  отзывался  о  ней  как  о  "явно
нелепой с учетом создавшихся условий".
   - Ни в коем случае!  -  категорически  отверг  эту  идею  Куэнтин.  -
Во-первых, Донэхью это ваше замечание мимо ушей не  пропустит,  но  даже
если и позабудет о нем, то его люди ему  напомнят,  так  что  он  успеет
подготовиться и найдет что сказать. Скорее всего он заявит,  что  и  сам
оказался очередной жертвой пропаганды, развернутой вашей компанией,  или
что-нибудь еще в подобном роде. Во-вторых, вы возбудите в нем антипатию,
что было бы крайне нежелательно.
   Затем  Куэнтин  рассказал  Селии  о  кое-каких  закулисных   сторонах
столичной жизни.
   - В  Соединенных  Штатах  сенатор  обладает  колоссальной  властью  и
влиянием; в определенном смысле он даже могущественнее  президента,  ибо
его   власть    проявляется    более    завуалированно.    Нет    такого
правительственного департамента, куда бы он не мог проникнуть  и  что-то
там перекрутить. Все зиждется на принципе "ты мне, я  тебе",  и  в  этой
игре самый крупный козырь - власть сенатора.  Он  может  и  миловать,  и
казнить. А значит, надо быть круглым идиотом, чтобы нажить себе врага  в
лице сенатора Соединенных Штатов.
   Селия со всей серьезностью отнеслась к этому совету и дала себе зарок
не забывать о нем, как бы ни повернулся ее диалог с Деннисом Донэхью,  к
которому она уже успела проникнуться отвращением.
   Селию сопровождал  Винсент  Лорд.  Он  сидел  по  другую  сторону  от
Куэнтина.  Если  ей  предстояло  сделать  заявление  от  лица   компании
"Фелдинг-Рот", а затем отвечать на вопросы при перекрестном допросе,  то
роль директора научного отдела сводилась лишь к ответам на вопросы, если
в том возникнет необходимость.
   Сенатор Донэхью закончил свое выступление,  сделал  краткую  паузу  и
объявил:
   -  Первая   свидетельница   -   миссис   Селия   Джордан,   президент
фармацевтической компании "Фелдинг-Рот" в  Нью-Джерси.  Миссис  Джордан,
желаете ли вы представить своих помощников?
   - Да, сенатор.
   Селия кратко представила Куэнтина и Лорда.
   - Мистер Куэнтин нам хорошо знаком, - коротко кивнув, сказал Донэхью.
- Доктор Лорд, мы рады видеть вас здесь.  Миссис  Джордан,  насколько  я
понимаю, вы хотите сделать заявление. Прошу вас, начинайте.
   Селия наклонилась к микрофону, стоявшему на столе для свидетелей. Она
продолжала сидеть.
   - Господин председатель и члены подкомитета. Прежде  всего  и  больше
всего моя компания хочет выразить свою глубочайшую скорбь  и  сочувствие
тем семьям, в которых, как совершенно справедливо только  что  выразился
сенатор Донэхью, произошла страшная трагедия. И хотя научные данные пока
что отсутствуют и могут потребоваться годы, чтобы  собрать  их  во  всей
полноте,  уже  сейчас  ясно  следующее:  причина   ущерба,   понесенного
младенцами в утробе матери, - монтейн. Оказалось невозможным  предвидеть
возникновение  подобных  обстоятельств  во   время   широкой   программы
испытаний этого препарата - сначала во Франции, затем в  других  странах
и, наконец, в США.
   Голос Селии звучал негромко, но отчетливо. Она  говорила  подчеркнуто
ровно. Речь была тщательно продумана.  Над  текстом  работали  несколько
человек, но главными его создателями  были  все-таки  Селия  и  Чайлдерс
Куэнтин. Она читала текст буквально слово в слово, лишь изредка позволяя
себе небольшие отступления, там, где это было можно.
   - Кроме того, моя  компания  хочет  подчеркнуть,  что  во  всем,  что
касается  монтейна  -  на  всех  стадиях  испытаний,  распространения  и
информации  об  этом  препарате,  -  мы  действовали  в  соответствии  с
существующим законодательством. Естественно,  когда  в  отношении  этого
препарата  у  нас  возникли  серьезные  сомнения,  компания  добровольно
свернула его  производство  и  продажу,  не  дожидаясь  соответствующего
решения ФДА.
   Теперь я бы хотела вернуться  несколько  назад,  к  истокам  создания
монтейна во Франции, - продолжала Селия. -  Препарат  был  разработан  в
лабораториях  "Жиронд-Шими"  -  компании   с   отличной   репутацией   и
многолетней историей.
   При полной точности изложения фактов доклад, как  его  читала  Селия,
звучал намеренно обезличенно. Так  было  решено  после  ее  совещаний  с
Чайлдерсом Куэнтином в штаб-квартире  компании  "Фелдинг-Рот"  и  в  его
юридической конторе в Вашингтоне.
   Тогда Куэнтин спросил Селию:
   - Что вы намерены говорить по поводу вашей отставки из-за монтейна?
   - Я вовсе не собираюсь  этого  касаться,  -  ответила  Селия.  -  Это
решение  было  продиктовано  сугубо  личными   мотивами,   соображениями
совести. Если хотите, я его приняла инстинктивно. Теперь же,  вернувшись
в  компанию,  я  являюсь  ее  представителем  и  отвечаю   за   действия
"Фелдинг-Рот".
   - И где же теперь ваша совесть?
   - По-прежнему на своем месте и по-прежнему чиста,  -  резко  ответила
Селия. - Если мне зададут вопрос о  моей  отставке,  я  отвечу  на  него
честно. Просто я не хочу сама поднимать  его  первой  ради  того,  чтобы
выглядеть в более благоприятном свете.
   И  вот  теперь,  обращаясь  к  членам  сенатского  подкомитета,   она
докладывала:
   - Никаких сомнений в безопасности монтейна  не  возникало  вплоть  до
появления сообщения из Австралии  в  июне  1976  года.  Но  даже  тогда,
казалось,  не  было   никаких   причин   для   беспокойства,   поскольку
расследование, предпринятое австралийским правительством, установило...
   Шаг за шагом она восстанавливала историю монтейна. Ее рассказ  длился
минут сорок. Закончила Селия следующими словами:
   - Все вышеизложенное подтверждено документами,  представленными  моей
компанией в  распоряжение  комитета.  Мы  по-прежнему  готовы  оказывать
помощь сенатскому подкомитету и отвечать на любые вопросы.
   Вопросы не заставили себя ждать. С первым из них  обратился  к  Селии
Стенли Урбах, адвокат комиссии по расследованию. Длинное узкогубое  лицо
этого человека в исключительно редких случаях освещалось улыбкой.
   -  Миссис  Джордан,  вы  упомянули  первое  сообщение  из  Австралии,
зародившее сомнение в монтейне. Оно поступило за семь или восемь месяцев
до того, как ваша  компания  запустила  данный  препарат  в  торговлю  в
Соединенных Штатах. Правильно я вас понял?
   - Да, - ответила Селия, мысленно прикинув соотношение сроков.
   -  В  своем  заявлении  вы  также  упомянули  два  других  негативных
сообщения - из Франции и Испании. Оба они поступили также до  того,  как
ваша компания вышла на рынок с монтейном. Это тоже верно?
   - Не совсем, мистер Урбах. Вы назвали эти  сообщения  негативными.  В
действительности же в то время они были еще неподтвержденными.  Компания
"Жиронд-Шими" предприняла соответствующее расследование и  расценила  их
как необоснованные.
   Урбах прервал ее нетерпеливым жестом:
   - Если мы начинаем играть словами,  позвольте  задать  вам  следующий
вопрос: эти сообщения были в пользу монтейна?
   - Нет,  не  были.  Но  ради  экономии  времени  мне  следует  кое-что
разъяснить. В фармацевтическом бизнесе выражение "негативное  сообщение"
имеет весьма конкретное значение. В этом смысле информация,  поступившая
из Франции и Испании, таковой не являлась.
   Урбах тяжело вздохнул:
   - Может быть, свидетельница согласится  с  такой  формулировкой,  как
"критические сообщения"?
   - Вероятно, да.
   Селия понимала, что с каждой минутой ей будет все труднее.
   Тут в разговор вмешался сенатор Донэхью:
   - Смысл вопросов  адвоката  комиссии  совершенно  ясен.  Вас  и  вашу
компанию обеспокоили три сообщения, поступившие  до  того,  как  монтейн
поступил в продажу в нашей стране?
   - Да, нас они обеспокоили.
   - И однако же это вас не остановило и вы выбросили этот  препарат  на
рынок?
   - Сенатор,  появлению  любого  нового  лекарства  всегда  сопутствуют
отрицательные мнения. Все они должны быть тщательным образом  изучены  и
проверены...
   - Миссис Джордан, прошу вас. Не нужно читать мне  лекцию  о  практике
фармацевтической промышленности. Мой вопрос требует конкретного ответа -
"да" или "нет". Повторяю: ваша компания знала о