потерпела
поражение, и хотя она и не исключала возможности  такого  финала,  но  в
душе надеялась на лучшее. Просто непостижимо, как при  всей  очевидности
недостатков, о которых она говорила, при явной потребности в реформах ее
не поддержали. Ведь факты налицо!
   Но все получилось именно так. Ее  работе  в  "Фелдинг-Рот"  наверняка
пришел конец или вот-вот придет. Жаль! Несомненно, Сэм  Хауторн  скажет,
что она сделала именно то, от чего он ее  предостерегал:  перестаралась,
стремясь добиться всего сразу. Эндрю тоже  ведь  предостерегал  ее,  еще
когда  они  только  возвратились  из  свадебного  путешествия  и   Селия
рассказала ему, что завела папку с отчетами врачей. Она вспомнила  слова
Эндрю:
   "Ты берешься за крупное дело. К тому же рискованное".
   Как он был прав! И, однако же, сейчас речь идет  о  ее  принципах,  о
праве отстаивать собственные убеждения, и Селия давно для  себя  решила,
что здесь она на компромисс не пойдет. Ей пришла  на  память  строка  из
"Гамлета", запомнившаяся со школьных лет: "Всего превыше - быть  орудьем
правды..." Вот и пришлось поплатиться за правду. Ну что ж,  бывает,  это
связано с болевыми ощущениями.
   Проходя  через  зал,  она  поймала  на  себе  сочувствующие  взгляды,
которыми ее провожал кое-кто из участников встречи.  После  громогласной
отповеди, которую она получила, это ее даже удивило.  А  впрочем,  какая
теперь разница!
   - Задержитесь! Подождите, пожалуйста!  -  Голос,  прогремевший  через
громкоговоритель словно гром среди ясного неба, заставил  вздрогнуть  ее
от неожиданности. - Миссис Джордан, вы меня слышите? Подождите!
   Селия  замедлила  шаг,  потом  остановилась,  а  голос  тем  временем
повторил:
   - Миссис Джордан, задержитесь!
   Повернувшись, она с удивлением обнаружила, что голос принадлежит Сэму
Хауторну. Сэм покинул свое место в зале, поднялся на  трибуну  и  теперь
стоял у микрофона. Все в зале застыли от изумления.  В  тишине  раздался
голос Ирвинга Грегсона:
   - Сэм.., какого черта?
   Сэм провел рукой по голове, блестевшей под  лучами  прожекторов,  как
делал всегда, когда глубоко задумывался. На его грубоватом лице  застыло
выражение озабоченности.
   - Ирвинг, если вы не  возражаете,  я  бы  хотел  высказать  кое-какие
соображения и  ознакомить  с  ними  присутствующих,  прежде  чем  миссис
Джордан уйдет.
   Вице-президент по коммерции взглянул на трибуну и раздраженно бросил:
   - Так в чем же дело?
   - А вот в чем. - Сэм почти вплотную приблизился к микрофону, так  что
его голос был слышен во всех уголках застывшего в молчании  зала.  -  Уж
вам-то,  Ирвинг,  следует  понимать,  что  я  сюда  поднялся   не   ради
собственного удовольствия.
   - Тогда ради чего? - На этот раз вопрос был задан  Эли  Кэмпердауном.
Президент компании тоже поднялся со своего кресла.
   Сэм Хауторн еще ближе наклонился к микрофону и, глядя  прямо  в  лицо
президенту "Фелдинг-Рот", ответил:
   - Ради миссис Джордан,  Эли.  И  ради  того,  чтобы  признать,  хотя,
по-видимому, никто здесь к этому не склонен,  что  все  сказанное  ею  -
сущая правда. И все мы это прекрасно знаем.
   Зал словно онемел. Лишь приглушенные звуки проникали снаружи  -  едва
различимый гул уличного движения, звон посуды на кухне, чьи-то голоса  в
коридоре. Все словно замерли, приросли к стульям, боясь пошевельнуться и
пропустить хоть слово. В наступившей тишине вновь раздался голос Сэма:
   - Я прошу занести в протокол следующее: я бы хотел обладать столь  же
блестящим умом и силой духа,  как  миссис  Джордан,  чтобы  выступить  с
подобной речью. Но и это еще не все.
   Тут его прервал Ирвинг Грегсон:
   - Вам не кажется, что и так достаточно?
   - Дайте ему закончить, - распорядился Эли Кэмпердаун,  -  все  и  так
выплывет наружу.
   Вице-президент по коммерции сбавил тон.
   - В частности, - продолжал свое выступление Сэм Хауторн, - я разделяю
мнение, что наша отрасль должна перестроиться сама: иначе  нас  заставят
это сделать с помощью соответствующего законодательства,  и  законы  эти
будут  намного  более  жесткими,  чем  метла,  с  помощью  которой   нам
предлагается вымести мусор из собственного дома. Ведь именно такой совет
мы только что получили.
   И  последнее:  относительно  миссис  Джордан.  Она  уже  неоднократно
доказывала, сколько пользы может принести нашей компании. По-моему,  она
сейчас в очередной раз продемонстрировала это, и  если  мы  позволим  ей
покинуть этот зал так, как это ей  было  предложено,  то  будем  полными
идиотами.
   Селия едва могла поверить своим  ушам.  Ее  пронзило  острое  чувство
стыда:  как  только  могла  она  усомниться  в  намерениях  Сэма!  Своим
поступком, понимала Селия, он  ставит  на  карту  работу,  все  планы  и
надежды на будущее в компании "Фелдинг-Рот". И все ради нее, Селии.
   В  зале  по-прежнему  стояла  напряженная  тишина.  Первым  вышел  из
оцепенения Эли Кэмпердаун. Он вернулся на свое  место  рядом  с  креслом
председателя совета директоров, и оба они тут же начали о  чем-то  жарко
спорить. Голоса звучали приглушенно. На  этот  раз  в  основном  говорил
Кэмпердаун. Казалось,  он  пытается  в  чем-то  убедить  собеседника,  а
пожилой  Ванхутен  главным   образом   слушал.   Поначалу   председатель
непреклонно тряс головой, затем вроде бы смягчился  и  под  конец  пожал
плечами. Кивком Кэмпердаун подозвал к ним Ирвинга Грегсона.
   Поскольку было ясно, что решение принимается на самом высоком уровне,
всем остальным приходилось лишь ждать. Зал наполнялся гулом разговоров.
   Шум утих, когда вице-президент по коммерции  отошел  от  двух  других
руководителей.  Грегсон  занял  место  Сэма  Хауторна  у  микрофона,   а
последний вернулся на свое кресло в зале. Окинув  взглядом  зал,  полный
озадаченных лиц, Грегсон выдержал паузу, после чего позволил себе широко
улыбнуться.
   - Что бы там ни говорили о совещаниях наших коммерческих  агентов,  -
прокатилось по залу, -  одно  мы  гарантируем:  они  никогда  не  бывают
скучными.
   Слова эти пришлись как нельзя более кстати, и по  залу  пронесся  рев
одобрительного хохота. Даже суровый Ванхутен не удержался от смеха.
   - Председатель и президент поручили мне сделать заявление, к которому
я лично присоединяюсь. Суть его в следующем: несколько минут тому  назад
все мы проявили поспешность,  даже  недальновидность.  -  Снова  широкая
улыбка, затем, выдержав паузу, Грегсон продолжал:
   - Много лет тому назад, когда я был маленьким мальчиком  и  иной  раз
попадал в неприятную историю, как это случается  со  всеми  мальчишками,
моя мать преподала мне один урок. "Ирвинг, - сказала  она,  -  когда  ты
выставил себя круглым дураком и ничего не остается делать, как  принести
извинения, будь мужчиной, встань во весь рост и постарайся  сделать  это
красиво". Моя любимая матушка, упокой Господь ее душу, умерла. И  однако
я слышу ее голос. Она мне говорит:
   "Ирвинг, мальчик мой, сейчас как раз тот самый случай".
   Наблюдая за Грегсоном и слушая его выступление,  Селия  подумала:  "У
этого человека есть свой стиль. Не случайно он так высоко продвинулся  в
коммерческом отделе компании".
   Она услышала, что он обращается непосредственно к ней:
   - Миссис Джордан, пройдите сюда, пожалуйста. И вы, Сэм, тоже.
   Когда  все  они  втроем  оказались  на  трибуне,  а  у  Селии  голова
прямо-таки шла кругом, столь быстро все переменилось, Грегсон сказал:
   - Миссис Джордан, я обещал, что принесу вам свои извинения, и я прошу
вас принять их. Кроме того, все мы  самым  внимательным  образом  изучим
ваши предложения. А теперь, если вы не против, я приму у вас эту папку.
   Повернувшись к залу, Грегсон заявил:
   - Полагаю, все вы только что стали свидетелями того,  в  чем  величие
нашей компании и почему она всегда останется на высоте...
   Последние  слова  потонули  в  реве  аплодисментов  и   одобрительных
возгласов. Не прошло и минуты, как Селию окружили со  всех  сторон.  Тут
были и  представители  руководства,  и  просто  люди  из  зала.  Все  ее
поздравляли, жали ей руку.

***

   Весь остаток 1960 года и  начало  1961-го  Селия  с  головой  ушла  в
обучение армии коммивояжеров "Фелдинг-Рот" искусству торговли.
   Ее  нынешний  шеф,  директор  недавно  созданных   курсов   повышения
квалификации торговых агентов, служил до этого управляющим подразделения
компании в Канзас-Сити. Звали его Тэдди  Апшоу.  Когда  их  представляли
друг другу, Селия его тут же вспомнила. Он был одним  из  тех,  на  чьих
лицах было написано  сочувствие,  когда  ее  едва  не  изгнали  из  зала
"Уолдорф-Астории".
   Это  был  быстрый,  крепко  сбитый  энергичный  коротышка,   который,
несмотря на свои неполные пятьдесят, носился, как легкий танк.
   Они отлично ладили между собой и вскоре договорились о  распределении
обязанностей: Селия занималась разработкой программ для курсов, а  Тэдди
отвечал за их практическое осуществление: тут он был в своей тарелке.
   В качестве одного из новшеств, предложенных Селией, был цикл торговых
переговоров между коммивояжером и врачом, когда  перед  одним  ставилась
задача   рекламы   и   сбыта   какого-нибудь   препарата   из   арсенала
"Фелдинг-Рот",  а  второй  задавал  трудные,  временами  даже  каверзные
вопросы. Обычно роль врача выполняли Тэдди, Селия или еще кто-нибудь  из
руководства курсов.
   В  связи  с  переподготовкой   торгового   персонала   весьма   часто
приходилось обращаться за помощью в научно-исследовательский отдел.  Его
директор доктор Лорд шел  на  такое  сотрудничество  с  явной  неохотой,
расценивая его как пустую трату времени.  Но  при  этом  он  отказывался
передать  полномочия  кому-либо  другому.  Однажды  он  даже  язвительно
заметил Селии:
   - Может быть, вам удалось заморочить  голову  мистеру  Кэмпердауну  и
прочим, кто дал разрешение на создание вашей маленькой империи, но  меня
вы не проведете.
   С трудом сдерживаясь, Селия ответила:
   - Это не моя  "империя".  Я  всего  лишь  помощник  директора,  а  не
директор. А вас,  значит,  вполне  устраивает,  чтобы  врачи  продолжали
получать ложную информацию, как это было раньше?
   - Как бы там ни было, - ответил Лорд, пылая от гнева,  -  сомневаюсь,
чтобы вы могли определить разницу.
   Когда она рассказала об этом разговоре  Апшоу,  он  пожал  плечами  и
заметил:
   - Винс Лорд - порядочная язва. Но эта язва свое  дело  знает.  Может,
мне поговорить с Сэмом, чтобы тот слегка ему врезал?
   - Не надо, - мрачно ответила Селия, - я с ним сама разберусь.
   Чтобы "разобраться", ей пришлось выслушать еще больше оскорблений, но
в то же время узнать немало нового.  В  конечном  итоге  она  прониклась
уважением к Винсенту Лорду. Это был компетентный ученый. Несмотря на  то
что он был всего на семь лет старше Селии, к своим тридцати шести  годам
Лорд имел солидный научный  багаж  -  почетный  диплом  бакалавра  наук,
полученный в университете  штата  Висконсин,  диплом  доктора  химии  из
университета штата Иллинойс и, кроме  того,  состоял  членом  нескольких
солидных научных обществ.  Винсент  Лорд  регулярно  публиковал  статьи,
когда работал доцентом в университете штата Иллинойс. В них  описывались
в основном собственные научные достижения. Селия  узнала,  что  от  него
ожидали создания в недалеком будущем  какого-то  важного,  принципиально
нового лекарства.
   Но при всем этом Винсент Лорд так и не научился элементарным правилам
общения с людьми. "Возможно, именно поэтому, - подумала Селия, - он  так
и  остался  холостяком,  хотя  в   нем   есть   какая-то   своеобразная,
аскетическая привлекательность".
   Однажды, в попытке как-то наладить отношения с Лордом, она предложила
ему называть  друг  друга  по  имени,  как  это  бывало  у  коллег.  Это
предложение он холодно отверг:
   - Для нас обоих, миссис Джордан, будет лучше никогда  не  забывать  о
разнице в нашем положении...

***

   Положение   дел   с   лекарственными   препаратами   и    вообще    с
фармацевтической  промышленностью  занимало  многие  умы  за   пределами
компании.
   Большую  часть  1960  года  газеты  и  журналы  уделяли  фарм-бизнесу
значительное  внимание,  причем  внимание   отнюдь   не   благосклонное.
Непрекращающиеся слушания в сенате США  под  председательством  сенатора
Кефовера оказались поистине золотой жилой для репортеров и  одновременно
вызвали бешеную ярость компаний, подобных  "Фелдинг-Рот".  Этот  двойной
эффект  был  в  значительной  мере  результатом  тщательной   режиссуры,
осуществляемой сенатором и его командой.
   Как водится  при  всех  аналогичных  заседаниях  конгресса,  основной
акцент делался на политической ситуации, причем все было  предопределено
заранее. "Они движутся от продуманной идеи  к  заранее  предопределенным
выводам", - писал вашингтонский репортер Дуглас Картер.  Кроме  того,  в
тенденциозности подхода к проблеме сквозило  явное  стремление  сенатора
Кефовера и его помощников создать  шумиху  в  прессе.  Сенатор  оказался
мастером сенсационных обвинений,  с  которыми  он  выступал  каждый  раз
именно тогда, когда репортеры собирались вот-вот покинуть зал заседаний,
чтобы передать сообщение в свои газеты: в одиннадцать тридцать утра -  в
вечерние выпуски  и  в  половине  пятого  -  в  утренние.  В  результате
выступления оппонентов попадали именно на то время, когда корреспонденты
отсутствовали.
   И несмотря на все это, достоянием гласности  стал  ряд  действительно
неприглядных  фактов.  Обнаружились,  в  частности,  случаи  непомерного
завышения цен  на  лекарственные  препараты,  незаконные  сговоры  между
конкурирующими фирмами  в  вопросах  ценообразования,  правительственные
заказы на закупку лекарственных  средств,  полученные  в  обход  закона,
реклама препаратов, вводящая в заблуждение врачей, при которой сводились
на нет, а иногда и полностью игнорировались данные об  опасных  побочных
эффектах. Отмечалось также  проникновение  фармацевтических  компаний  в
ФДА.  Так,  некий  высокопоставленный  служащий  ФДА  получил  от  одной
компании "гонорар" на сумму в 287 тысяч долларов...
   Кампания осуждения, развернувшаяся на страницах прессы,  продолжалась
в больших и малых городах, от  побережья  до  побережья.  Телевидение  и
радио также не остались в стороне. В общем, как заметила как-то Селия  в
разговоре с Эндрю в декабре:
   - В этом году особенно не похвастаешься, какая замечательная  у  меня
работа!
   Селия в те месяцы находилась в декретном отпуске; их  второй  ребенок
родился в октябре. Эндрю  оказался  прав,  предполагая,  что  это  будет
мальчик. Назвали его Брюсом.
   За несколько месяцев до этого  события  их  жизнь  стала  значительно
легче благодаря появлению молодой англичанки Уинни Огаст; она жила у них
в доме  и  присматривала  за  детьми.  Эндрю  нашел  ее  по  объявлению,
помещенному в медицинском журнале.
   Уинни было девятнадцать лет, раньше она работала помощником  продавца
в Лондоне, и,  как  она  сама  выражалась,  ей  "хотелось  бы  работенки
полегче, да так, чтобы распознать, из какого теста вы, янки, слеплены, а
потом также провести парочку лет на другой стороне шарика, у австралов".
   В конце 1960 года произошло еще одно событие, которое случайно попало
в поле  зрения  Селии.  В  ФДА  поступила  заявка  на  западногерманское
лекарство талидомид. В США и Канаде препарат  выпускался  под  названием
кевадон. Как сообщалось в специальных  журналах,  компания  "Меррелл"  -
обладатель лицензионного права на распространение лекарства  в  Северной
Америке  -  строила   далеко   идущие   планы   в   связи   с   выпуском
талидомида-кевадона. В  компании  твердо  верили  -  лекарство  окажется
ходким товаром. В Европе спрос на него был по-прежнему высок.  "Меррелл"
всячески нажимала на ФДА, добиваясь быстрого решения по этому вопросу. А
тем временем  "пробные"  образцы  лекарства,  по  словам  представителей
фирмы, - а фактически неофаниченное количество  его  -  распространялись
среди более чем тысячи врачей ловкими коммивояжерами компании "Меррелл".
***

   После рождения Брюса Селия вернулась в "Фелдинг-Рот" уже  в  середине
декабря. На курсах переподготовки было полно дел. Компания  расширялась.
Создавалось еще более сотни рабочих  мест  коммивояжеров.  По  настоянию
Селии принимали  и  женщин,  правда,  всего  пять-шесть.  Решению  Селии
поскорее выйти на работу способствовал и заразительный дух национального
подъема. В ноябре Джон Кеннеди был избран президентом,  и,  если  верить
его изящному красноречию,  страна  вступала  в  новую  эру,  исполненную
светлых надежд и свершений.
   - Я не хочу оставаться в стороне, - как-то призналась Селия Эндрю.  -
Все только и говорят о  том,  что  вершится  история  и  все  начинается
заново. Только и слышно: "Сейчас самое время для тех, кто молод и  стоит
у руля".
   - Угу, -  едва  отреагировал  Эндрю,  что  было  вовсе  для  него  не
характерно. Затем, словно спохватившись, добавил:
   - Что до меня - я за!
   Однако голова его была занята  отнюдь  не  идеалистическими  порывами
жены. У него хватало своих проблем.
   Причиной его тревоги был доктор Ноа Таунсенд, всеми уважаемый главный
врач больницы  "Сент-Беде".  Эндрю  стало  известно  нечто  такое,  мало
сказать неприятное - отвратительное, что  вообще  ставило  под  сомнение
право его старшего коллеги заниматься  медициной.  Доктор  Таунсенд  был
наркоманом!
   Многие годы Ноа Таунсенд, а ему сейчас было  около  шестидесяти,  мог
считаться образцом опытного, компетентного врача. С неизменным вниманием
относился он к больным независимо от того, были ли они богаты или бедны.
Он обладал в высшей степени респектабельной внешностью. Обращался  он  с
людьми мягко, держался с достоинством.  В  итоге  доктор  Таунсенд  имел
солидную практику, пользовался любовью и  привязанностью  пациентов,  на
что  действительно  имелись  все  основания.  Считалось,  что   Таунсенд
обладает  исключительными  способностями  диагноста.  Его  жена,  Хилда,
как-то заметила в разговоре с Эндрю:
   - Я стояла рядом с Ноа на  одной  вечеринке,  когда  он  взглянул  на
совершенно незнакомого мужчину в другом конце комнаты и тихо мне сказал:
"Этот человек очень болен, но он этого не знает" -  или  в  другой  раз:
"Смотри-ка, вот та женщина - не знаю, как ее зовут, - ей  осталось  жить
не более полугода". И он всегда оказывался прав. Всегда!
   Безгранично верили в способности доктора Таунсенда  и  его  пациенты.
Некоторые рассказывали анекдоты о его безошибочных диагнозах,  благодаря
чему его нарекли "врачом-провидцем". А один больной даже  привез  ему  в
подарок из Африки маску тамошнего знахаря, которую Таунсенд с  гордостью
повесил на стене у себя в кабинете.
   Эндрю также с почтением относился  к  способностям  своего  маститого
коллеги. Между ними установилась взаимная прочная симпатия.
   Эндрю уважал Таунсенда и за то, что последний был неизменно  в  курсе
новейших достижений медицины, постоянно  читал  специальную  литературу,
чем выгодно отличался  от  многих  врачей  своего  поколения.  Все  это,
однако, не помешало Эндрю заметить: в последние месяцы  Таунсенд  как-то
странно рассеян. Временами его речь становилась невнятной.  А  потом,  в
начале года, произошли  два  инцидента,  когда  доктор  Таунсенд  вообще
срывался - был груб и резок. Такое сочетание симптомов  заставило  Эндрю
встревожиться,  хотя  он  и  пытался  убедить  себя,  что  всему   виной
постоянное напряжение и усталость. Надо сказать, что они оба работали  с
полной нагрузкой - поток больных не прекращался.
   Но однажды в ноябре смутные подозрения Эндрю уступили  место  твердой
убежденности.
   Все случилось, когда Эндрю  зашел  к  Таунсенду  обсудить  график  их
выходных: они работали посменно, подменяя  друг  друга.  Эндрю  вошел  в
кабинет Таунсенда, когда тот его не ждал. Таунсенд стоял спиной к двери,
но от неожиданности резко повернулся,  забыв  второпях  зажать  то,  что
держал на ладони,