мы все  знаем,  что  он
хороший ученый. Но  создается  впечатление,  что  этот  молодой  человек
чересчур торопится, слишком уж спешит. А нам с тобой,  Бобби,  известно,
чем это чревато, - то тут, то там  углы  начинаешь  срезать,  результаты
экспериментов подгонять  под  те,  которые  хочешь  получить.  Опасность
усугубляется, когда ученый самонадеян. Так  что  мысль  моя  сводится  к
следующему: ради блага университета штата Иллинойс и вашего собственного
будьте начеку!
   Декан Харрис кивком поблагодарил за совет. Он был  встревожен  не  на
шутку.
   По возвращении он  вызвал  к  себе  руководителя  отдела,  в  котором
работал  Лорд,  и  рассказал  ему  об  этом  разговоре.  Затем  попросил
поподробнее ознакомиться с двумя последними докладами Лорда.
   На другой день руководитель отдела вновь появился в кабинете  декана.
Да, доктор Лорд не отрицает, что  существует  некоторое  расхождение  во
мнениях   относительно   последних   результатов    его    исследований,
опубликованных в печати. Он намерен вновь повторить эксперименты и, если
потребуется, готов опубликовать поправку.
   На первый взгляд Лорд вел  себя  корректно.  И  все  же  трудно  было
удержаться от вопроса: а стал бы Лорд предпринимать какие-либо действия,
если бы никто не усомнился в его результатах? Вот и теперь,  две  недели
спустя, декан Харрис по-прежнему ломал  голову  над  этим,  но  тут  его
секретарша объявила:
   - Доктор Лорд ожидает в приемной.

***

   - Вот как обстоит дело, - минут  через  десять  подвел  итог  Винсент
Лорд. Он сидел лицом к декану по другую сторону стола. - Вы ознакомились
с моими достижениями, отраженными в библиофафии. Полагаю, что они  более
солидны и впечатляющи, чем результаты работы любого  другого  ассистента
профессора у нас на факультете. Честно говоря, никто даже в сравнение не
идет. Кроме того, я вам изложил свои планы на будущее. Принимая все  это
во внимание, я считаю, что мое ускоренное продвижение было бы совершенно
оправданно и я на него могу рассчитывать.
   Сложив ладони, декан посмотрел  сквозь  кончики  пальцев  на  доктора
Лорда и с легкой улыбкой заметил:
   - А вы не страдаете излишней скромностью.
   - А почему, собственно, я должен ею страдать? - Ответ прозвучал резко
и без тени юмора. Темно-зеленые глаза Лорда впились в декана. -  Я  свой
послужной список знаю не хуже других. Мне также известно, что есть у нас
на факультете люди, у которых работ несравненно меньше, чем у меня.
   - Если вы не возражаете, - тут  в  голосе  декана  зазвучали  жесткие
нотки, - мы не будем говорить о других. Сейчас речь идет о вас.
   Тонкое лицо Лорда вспыхнуло.
   - Я вообще не вижу тут никакого вопроса. Все и  так  предельно  ясно.
По-моему, я только что все вам объяснил.
   - Да, объяснили. И весьма красноречиво. - Декан Харрис решил, что  не
позволит  спровоцировать  себя  на  резкость.  К  тому   же   Лорд   был
действительно прав в  оценке  своих  заслуг.  Зачем  бы  ему  изображать
наигранную скромность? Даже его напористость можно понять. Многие ученые
- и декан это знал по собственному опыту - попросту  не  имеют  времени,
чтобы овладевать правилами дипломатического этикета.
   Значит,  уступить  и  согласиться  с  требованием  Лорда  о   быстром
продвижении? Нет.  Декан  Харрис  уже  принял  решение:  он  на  это  не
пойдет...
   - Доктор Лорд, - голос декана звучал спокойно, - на данном этапе я не
могу рекомендовать вашу кандидатуру на должность доцента.
   - Не можете? Почему?
   -  Я  не  считаю,  что   выдвинутые   вами   обоснования   достаточно
убедительны.
   - Что вы  имеете  в  виду  под  словом  "убедительны"?  Лорд  стрелял
словами, словно командир на плацу, и тут декан решил:  всякому  терпению
есть предел.
   - Я полагаю, для нас обоих будет лучше  закончить  этот  разговор,  -
холодно ответил Харрис. - Всего доброго!
   Но Лорд даже и не подумал сдвинуться с  места.  Он  продолжал  сидеть
перед деканом, лицо его горело.
   - Я прошу вас пересмотреть свое решение. В противном случае вы можете
о нем пожалеть.
   - Пожалеть? Каким же образом?
   - Я могу принять решение уйти из университета.
   - Мне  будет  жаль,  если  это  случится,  -  ответил  декан,  причем
совершенно искренне. - Ваш уход будет потерей для университета... Но,  с
другой стороны, - и тут декан  позволил  себе  слегка  улыбнуться,  -  я
уверен, что даже после  вашего  ухода  данное  учреждение  не  прекратит
своего существования.
   Лорд встал. Щеки его пылали. Не сказав больше ни слова,  он  выскочил
из кабинета, с грохотом хлопнув дверью.
   Напомнив себе - в который раз, - что  кроме  прочих  обязанностей  он
должен  спокойно  и  справедливо  обходиться  с  отнюдь  не  спокойными,
талантливыми людьми, чье поведение  не  всегда  укладывается  в  обычные
рамки, декан приступил к другим делам.
   Но доктор Лорд не мог так  быстро  "отключиться".  В  голове  у  него
словно вновь и вновь прокручивалась магнитофонная запись  их  беседы,  с
каждым разом ожесточая его все больше. В конце концов он возненавидел не
только Харриса, но и весь университет.
   Винсент Лорд подозревал - хотя об этом и не упоминалось во  время  их
беседы, - что отказ в продвижении на должность доцента  был  в  какой-то
мере связан с теми небольшими поправками, которые ему пришлось внести  в
две свои последние публикации. Это подозрение еще больше  распаляло  его
гнев, так как в его представлении данный случай был мелочью в  сравнении
с общим значением его научной работы.
   И когда три  месяца  спустя  на  научной  конференции  в  Сан-Антонио
председатель компании  "Фелдинг-Рот"  предложил  ему  стать  "членом  их
команды" - что означало приглашение на работу, - он сказал: "Ну что  же,
вполне возможно".
   И с научной точки зрения предложение выглядело заманчиво, и обещанный
ему оклад почти вдвое больше, чем он имел в университете штата Иллинойс.
   Ради справедливости следует заметить, что деньги сами по себе значили
для Лорда почти столь же мало, как и еда. Его  личные  потребности  были
очень скромными, и он никогда не испытывал  затруднений,  живя  на  свою
университетскую зарплату. Но деньги, предложенные  ему  фармацевтической
компанией, были еще одним выражением признания  его  научных  заслуг.  В
сентябре 1957 года Лорд приступил к работе в компании "Фелдинг-Рот".
   Почти одновременно произошло неожиданное  событие.  В  начале  ноября
директор  научно-исследовательского  отдела  компании,  сидя  за   своим
микроскопом, умер  от  обширного  кровоизлияния  в  мозг.  Винсент  Лорд
оказался самой подходящей кандидатурой на эту должность.
   За три прошедших года  Винсент  Лорд  накрепко  утвердился  в  высших
сферах компании  "Фелдинг-Рот".  К  нему  относились  с  уважением.  Его
компетентность ни разу не подвергалась  сомнению.  Отделом  он  управлял
эффективно, лишь изредка прибегая к помощи со стороны,  и,  несмотря  на
личные трудности, связанные с его характером, отношения с подчиненными у
него установились хорошие. И, что не менее  важно,  его  научная  работа
продвигалась успешно.
   При подобных  обстоятельствах  любой  другой  на  его  месте  был  бы
счастлив. И все-таки он никак не мог отделаться от  навязчивой  привычки
постоянно  мучиться  сомнениями   относительно   давным-давно   принятых
решений, снова  переживать  горечь  и  озлобление,  вспоминая,  как  ему
отказали в продвижении по службе  в  университете.  Да  и  нынешнее  его
положение,  как  он  считал,  было  не  безоблачным.  У  него   вызывали
подозрения действия некоторых служащих  компании,  работавших  в  других
отделах. Уж не стремятся ли они подорвать его авторитет? Было  несколько
человек, которых он откровенно невзлюбил, и среди них  -  эта  настырная
бабенка  Селия  Джордан.  Слишком  много  шума  было  вокруг  нее.  Лорд
воспринимал Селию как конкурента в борьбе за престиж в компании.
   Впрочем, если произойдет одно событие, которое теперь, казалось, было
не за горами, никто не будет ему опасен.
   Подобно большинству ученых, Винсент Лорд  больше  всего  стремился  к
раскрытию неразгаданных тайн науки. И, подобно другим, он  давно  мечтал
добиться крупного открытия, сказать свое, новое слово в науке, способное
резко раздвинуть границы познания  и  увековечить  его  имя  в  почетном
списке истории.
   Наконец-то эта мечта, казалось, близка к  осуществлению.  После  трех
лет настойчивого изнурительного труда перед Лордом  стал  вырисовываться
состав  нового  препарата,  способного,  как  он   полагал,   произвести
революцию в фармакологии. Работы оставалось еще много.  Требовалось  еще
года два на проведение различных исследований, в том  числе  опытов  над
животными. Но предварительные результаты обнадеживали, все шло в  нужном
направлении. За это Винсент Лорд мог поручиться всеми  своими  знаниями,
опытом и интуицией ученого.
   Конечно,  когда  новый  препарат  поступит  на  рынок,  это  принесет
компании немыслимые прибыли. Но главное, что заботило Лорда,  -  это  не
деньги, а слава.
   Все, что ему требовалось, - это еще немного времени.
   А уж потом он им покажет! Бог свидетель, он им всем покажет!

***

   История с талидомидом кончилась взрывом!
   Позднее Селия скажет об этом:
   - Тогда никто из нас не мог  этого  предвидеть.  Но  после  того  как
история  с  талидомидом  стала  достоянием  гласности,  фармацевтическая
промышленность не могла уже двигаться старыми путями.
   В апреле 1961 года врачей в Западной  Германии  встревожил  внезапный
рост редкой патологии - рождение детей без  рук  и  ног,  с  маленькими,
бесполезными отростками, напоминающими плавники тюленей.
   Несколько  матерей   покончили   жизнь   самоубийством,   большинству
потребовалась помощь психиатров. И однако же причина  вспышки  фокомелии
оставалась неизвестной. (Само  слово  происходит  от  греческих  корней:
"фок" - "тюлень"; "мелос" - "нога", "конечность".) В одном  исследовании
высказывалось предположение,  что  причиной  заболевания  могли  явиться
радиоактивные осадки, выпадающие в результате  испытаний  атомных  бомб.
Автор другой статьи обвинял во всем вирус.
   Затем,  в  ноябре  1961  года,  два  медика,  никак  между  собой  не
контактировавшие  и  даже  не  знавшие  о  существовании  друг  друга  -
врач-педиатр из ФРГ  и  акушер  из  Австралии,  -  одновременно  связали
вспышку фокомелии с талидомидом. Вскоре было доказано, что  именно  этот
препарат, принимаемый беременными женщинами, вне всяких сомнений, явился
причиной появления на свет детей-уродцев.
   Австралийские власти тут же запретили продажу талидомида. Власти  ФРГ
и Англии последовали их примеру через месяц, в декабре.  Но  Соединенным
Штатам потребовалось еще два месяца, и лишь в феврале 1962  года  заявка
на талидомид-кевадон была изъята из Управления по контролю за продуктами
питания и лекарственными препаратами.
   Селия и Эндрю, следившие за  этой  трагической  историей  по  научным
публикациям и газетам, часто обсуждали ее между собой.
   Однажды вечером, за ужином, Селия воскликнула:
   - Ой, до чего же я рада, Эндрю! Ты молодчина,  что  не  позволил  мне
принимать никаких лекарств во время беременности.
   За  несколько  минут  до  этого  она  с  радостью  и   благодарностью
любовалась обоими своими здоровыми, крепкими детьми.
   - А ведь и я могла принимать талидомид.  Оказывается,  его  принимали
жены некоторых врачей.
   - А ведь и у меня был кевадон, - тихо заметил Эндрю.
   - У тебя?
   - Агент одной компании принес мне пробную партию.
   - Но ты ведь ею не воспользовался? - со страхом встрепенулась Селия.
   Отрицательно покачав головой, Эндрю ответил:
   - Мне хотелось бы сказать, что препарат казался  мне  подозрительным,
но это было бы неправдой. Я просто-напросто о нем забыл.
   - А где сейчас эти образцы?
   - Сегодня я о них вспомнил и спустил в унитаз.
   - И слава Богу!
   В последующие несколько  месяцев  продолжали  поступать  сообщения  о
последствиях, вызванных талидомидом: в разных странах родилось  двадцать
тысяч искалеченных  детей,  хотя,  конечно,  трудно  считать  эту  цифру
точной.
   В Соединенных Штатах число  детей,  пораженных  фокомелией,  достигло
восемнадцати или девятнадцати - и то  лишь  потому,  что  разрешение  на
массовое использование лекарства так и не  было  получено.  В  противном
случае количество безруких и  безногих  младенцев  могло  бы,  вероятно,
достигнуть десятков тысяч.
   - Нам нужно какое-то новое ограничительное законодательство, - заявил
Эндрю, - случай с талидомидом, помимо  всех  бед,  которые  он  наделал,
доказал: промышленность, в которой ты,  Селия,  работаешь,  не  способна
сама себя контролировать, а кое-где она полностью прогнила.
   - Хотелось бы мне возразить, - с грустью согласилась Селия, -  но  не
могу. Как не сможет ни один здравомыслящий человек.
   Ко всеобщему удивлению, был  разработан  ряд  действительно  полезных
законодательных актов, которые президент Кеннеди подписал и  утвердил  в
октябре 1962 года, несмотря на предшествующие политические интриги. Хотя
они были далеки от совершенства и  содержали  положения,  из-за  которых
впоследствии лишились лекарств многие из тех, кто  в  них  действительно
остро  нуждался,  новые  законы   обеспечивали   гарантии   безопасности
потребителя, которых не существовало в период  "Д.Т."  -  таким  кодовым
обозначением многие работники фармацевтической  промышленности  будут  и
впоследствии называть эпоху "до талидомида".
   Тогда же, в октябре, Селия  узнала,  что  Эли  Кэмпердаун,  президент
компании "Фелдинг-Рот", безнадежно болен.
   Спустя несколько дней Сэм Хауторн вызвал ее к себе в кабинет.
   - Эли прислал записку. Он хочет тебя видеть. Его перевезли  домой  из
больницы, ну а я договорился, чтобы тебя завтра к нему подбросили.
   Дом Кэмпердауна стоял в пяти милях к  юго-западу  от  Морристауна,  в
местечке Маунт-Кембл-Лейк. Большое и старое здание  находилось  в  самом
конце длинного  подъездного  пути.  От  посторонних  глаз  его  скрывали
деревья и густые заросли кустарника.  Фасад,  сложенный  из  известняка,
потемнел и покрылся зеленоватым налетом. Снаружи  казалось,  что  внутри
дома темно. Так оно и было.
   Сутулый пожилой дворецкий проводил Селию в дом. Он ввел ее  в  богато
украшенную гостиную,  уставленную  старинной  мебелью,  и  попросил  там
обождать. Дом словно вымер - ни звука не доносилось. Наверное,  подумала
Селия, это потому, что Эли Кэмпердаун живет  один:  она  знала,  что  он
овдовел много лет тому назад.
   Через несколько минут в дверях появилась сиделка  в  белом,  молодая,
хорошенькая и быстрая девушка.
   Она с любопытством взглянула на Селию:
   - Он очень ждет вашего прихода.  Подняв  исхудалую  руку,  Кэмпердаун
указал на стол, стоявший в другом конце комнаты:
   - Там лежит номер  "Лайф"  и  кое-какие  бумаги.  Принесите  их  мне,
пожалуйста.
   С явным усилием Эли Кэмпердаун начал листать журнал,  пока  не  нашел
то, что искал.
   - Вероятно, вы это уже читали.
   - Статью о талидомиде с фотографиями искалеченных детей? Да, я с  ней
знакома.
   Он коснулся пальцами пачки документов.
   - Здесь есть и другие статьи  и  фотографии.  Некоторые  из  них  еще
неизвестны широко. Я внимательно следил за развитием  событий.  Все  это
ужасно.
   - Да, именно так.
   Какое-то время они молчали, потом он сказал:
   - Селия, вы знаете, я ведь умираю.
   - Да, я это знаю, - как можно мягче ответила она.
   - Я заставил чертовых докторов сказать мне правду. Мне осталось  жить
неделю, в лучшем случае две. А  может  быть,  и  вообще  считанные  дни.
Именно поэтому я добился, чтобы меня  перевезли  сюда.  Хочу  умереть  в
родных стенах.
   Селия попыталась было вставить слово, но он жестом прервал ее:
   - Не надо. Дайте мне сказать все до конца. -  Потом  замолчал,  чтобы
перевести дыхание.  Усилия,  которые  ему  уже  пришлось  сделать,  явно
отнимали у него остатки сил. Но все-таки Кэмпердаун  сумел  собраться  и
продолжил:
   - Селия, наверное, это эгоистично. И уж во всяком случае, не  поможет
этим  несчастным  невинным  младенцам.  -  Тут  его   пальцы   коснулись
фотографий в журнале. - Но все-таки я рад, что умираю, не отяготив  этим
свою душу, и вы тому причина.
   По-моему, вы обладаете каким-то особым  качеством..,  даром,  чутьем,
что ли. Умеете распознать, где правда, а где нет. В нашей отрасли грядут
большие перемены, но я их уже не застану... У нас  в  компании  считают,
что вы далеко пойдете. Это  хорошо...  Так  что  позвольте  кое-что  вам
посоветовать. Это будет  мой  последний  совет...  Воспользуйтесь  своим
даром. Доверьтесь вашему доброму чутью, а когда добьетесь власти, будьте
крепки духом, не отступайте от своих убеждений.
   Эли Кэмпердаун умер через две недели.
   В  компании  "Фелдинг-Рот"  последовали   большие   перемены:   совет
директоров  избрал  нового  президента,  началась  общая  передвижка  по
служебной лестнице. В числе тех, кого это коснулось, был и Сэм Хауторн.
   Однажды утром в кабинет Селии без стука вошел сияющий Сэм ХауторН7  -
Клянусь Богом, свершилось! - объявил Сэм. - Мне пришлось выпустить кишки
кое-кому из наших  твердолобых,  и  кровь  текла  ручьем,  но  своего  я
добился. Отныне, Селия, ты - глава своей епархии и, что еще важнее, тебя
внесли в официальный список кандидатов на ускоренное продвижение.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

1963-1975

   Сэм Хауторн был  человеком  разносторонних  интересов.  Они  выходили
далеко за рамки его профессии. Несмотря на крайнюю загруженность  делами
компании, Сэм не изменял и своей давней любви к литературе,  живописи  и
музыке. В зарубежных столицах Сэм всегда умудрялся находить время, чтобы
посетить книжные магазины, галереи и побывать на концертах.
   В живописи он отдавал  предпочтение  импрессионистам,  в  особенности
Моне и Писсарро. Его любимым скульптором был Роден. Как-то в разговоре с
подругой Лилиан Хауторн призналась,  что  видела,  как  Сэм  простоял  в
одиноком молчании перед скульптурной  группой  "Граждане  Кале"  в  саду
музея Родена в Париже целых пятнадцать минут, его глаза застилали слезы.
   Он был страстным поклонником Моцарта.  Хороший  пианист,  хотя  и  не
блиставший  особым  талантом,  Сэм  любил,  чтобы  в  отелях,   где   он
останавливался, в номере стоял рояль.
   За номер  с  роялем  Сэм  платил  из  собственного  кармана.  Он  был
человеком состоятельным  -  владел  значительной  долей  акций  компании
"Фелдинг-Рот", которые унаследовал от матери. Фамилия матери была Рот, и
Сэм  был  последним  отпрыском  клана  Ротов,  а  значит,  и  Фелдингов,
непосредственно связанным с  управлением  делами  компании.  Однако  его
семейные связи не особенно отражались на его  карьере  и  не  определяли
нынешнее  положение.  Он  достиг  его  благодаря  своим  способностям  и
целеустремленности. Это был общепризнанный факт.
   В личной жизни Сэма и Лилиан Хауторн связывали прочные узы брака. Оба
они  обожали  Джулиет,  которая  в  свои  пятнадцать  лет,  невзирая  на
родительскую любовь, казалась совсем неизбалованной.
   В свое время Сэм занимался спортом. Еще в колледже он увлекался бегом
на длинные дистанции, да и сейчас любил побегать  рано  утром  несколько
раз в неделю. Он довольно неплохо играл в теннис; правда, азарта  в  его
игре было больше, чем техники. Его  излюбленным  приемом  на  корте  был
резкий удар  у  сетки  с  лета,  что  снискало  ему  популярность  среди
партнеров по парной игре.
   Но над всеми увлечениями Сэма доминировало главное: Сэм  Хауторн  был
англофилом. Он испытывал восторг и преклонение  почти  перед  всем,  что
было связано с Англией:  перед  английскими  традициями,  произношением,
системой образования, английским юмором, манерой  одеваться,  монархией,
Лондоном, сельскими  пейзажами  и  классическими  автомобилями,  Что  же
касается науки, тут  преклонение  Сэма  было  безграничным.  Именно  это
обстоятельство послу