ания, которое
включает  и  головные боли, говорит  за тифозный сальмонеллез. Головные боли
могли быть проявлением менинго-энцефалита, который не является редкостью при
таком заболевании. Воли  желудка и  живота,  о которых говорится в  связи  с
болезнью Ладислава, -- наиболее банальные признаки брюшного тифа.
     В  апреле  1979 года  районный врач из Хинова  Войтех  Стрнад  высказал
мнение,   что  у  короля  Ладислава   была  острая   лимфатическая  лейкемия
(интересно, что подобную мысль  еще в семнадцатом веке  выразил поэт Микулаш
Дачицкий).
     Палеоантропологические исследования скелета короля Ладислава Погробека,
проводившиеся  профессором  Эммануэлом  Влчеком  и его коллегами, однозначно
подтвердили этот диагноз.
     По  всему  скелету  было  рассеяно  огромное число  инфильтратов,  ясно
свидетельствующих  о  лейкемии.  Остается,  однако,  спорным,  была  ли  эта
лейкемия острой. Такое  количество инфильтратов,  постигшее  практически все
кости, не могло развиться за три дня.  Болезнь должна была длиться несколько
лет,  даже  не   причиняя  больному  больших  затруднений.  Итак,  мы  снова
оказываемся у своего первоначального предположения.
     Некоторые признаки (узлы  в паху) явственно были связаны с заболеванием
крови (лимфатической лейкемией), зато стремительное течение болезни вызывает
подозрение   в   пищевом  отравлении   с  менннго-энцефалитным,  токсическим
осложнением,  которые  на  фоне  лейкемии  и  развивавшегося  вследствие нее
иммунодефицита привели к столь быстрому смертельному исходу.
     Нам кажется, что такая трактовка диагноза смерти чешского и венгерского
короля  Ладислава Погробека, дополненная антропологическими  исследованиями,
имеет свое обоснование и очень мало аргументов против. Может быть, ее примут
те  историки и врачи,  для которых внезапная смерть правнука Карла IV  более
пятисот лет тому назад до сих пор остается загадкой.
     И кроме того, точки  над "и" в этой истории  необходимы для того, чтобы
смерть  Ладислава  Погробека   перестала  быть  в   истории  "делом"   Йиржи
Подебрадского  --  честнейшего,  справедливейшего  и  гуманнейшего  чешского
короля.


        "ФИЛИПП IV КРАСИВЫЙ"
     "История  Филиппа  Красивого  -- это  цепь загадок,  к первая  из  этих
загадок называется Филипп Красивый..."
        "Жан ФАВЬЕ."

     Если  посмотреть  внимательно  на  парадный портрет французского короля
Филиппа IV -- гравюру, изготовленную  по печати, --  на первый взгляд станет
понятно, почему  он  получил в  истории  эпитет  Le  Bel,  Красивый.  Тонкие
правильные черты и нежное юношеское  лицо (Филипп был  коронован  в Реймсе в
семнадцать  лет)  ярко   выделяются   из  невыразительного  ряда   портретов
многочисленных  монархов,  оставленных  нам  эпохой   высокого   и  позднего
средневековья.  Это  визуальное  наблюдение, однако, отнюдь не  подтверждает
мнение некоторых  историков,  что  король Филипп  был всего лишь "игрушкой в
руках  ловких советников" (Й. Шуста)  или что  в  нем было что-то "холодное,
неподвижное,  как в  статуе"  (В.  Кинаст). Скорее  кажется,  что  это  лицо
излучает некую особую меланхолию, пожалуй, и замкнутость, тайну. И все  это,
вместе взятое,  отвечает  словам  Фавье,  что Филипп Красивый  --  первая из
загадок, которыми опутана история его почти тридцатилетнего правления.
     Противоречивые   взгляды   на   личность   этого   короля   обусловлены
политическим   климатом   эпохи,  в   которой  он  жил.  Его  стремление   к
независимости французского королевства и объединению романизированной Галлии
расценивается иногда как французский империализм -- прежде всего историками,
исходящими из фикции универсальной римской империи. Эта фикция, однако, была
анахронизмом  уже до Филиппа  Красивого.  В  его же  время она уже  вызывала
только антипатию  европейских  народов,  усматривавших  в ней опеку  римской
курии и  довлеющее германское начало. Кроме того, сама корона этой фиктивной
империи все чаще становилась яблоком раздора во всем христианском мире.
     Правление  Филиппа  IV  Красивого  (1285--1314),  одного  из  последних
Капетов по прямой линии, приходится на период обострения столкновений  между
светской и церковной властью. Причем происходят они уже  не только на уровне
папский  Рим -- римская империя, как это было во времена  Штауфенов: попытки
возродить  светскую  власть  папства  наталкиваются   на  отпор  и  растущее
национальное и государственное самосознание всей Европы.
     С притязаниями на верховенство  над светскими властями выступает и папа
римский Бонифаций  VIII.  В  его  лице на  одной стороне  и  в лице  Филиппа
Красивого  на  стороне  другой   сталкиваются  две   крайне  эгоцентрические
личности,  занимающие  по  отношению друг к  другу непримиримые позиции. Это
столкновение  наложило свой отпечаток на всю эпоху. До сих пор противоречить
папскому престолу (да и то  в очень вежливой и осторожной форме) позволялось
разве что римским императорам. И вдруг на это отважился какой-то французский
король!
     PHILIPP  LE  BEL -- ФИЛИПП КРАСИВЫЙ было коронован в  Реймсе в возрасте
семнадцати лет. Он пришел к власти после своего отца Филиппа III, который по
приказу  римской курии возглавил военный  поход в  Арагонию, чтобы  наказать
местного  короля  за  то,  что  он  осмелился  отобрать  у  Карла Анжуйского
(неаполитанского короля, вассала  и любимца папы  римского)  Сицилию.  Поход
закончился  тяжелым поражением  французского войска, а  сам король  умер  на
обратном пути. Молодой Филипп  (будущий Филипп IV  Красивый) также  принимал
участие  в походе,  и уже тогда  оказалось, что вместе с ним  приходит новое
поколение, с  новым  образом  политического мышления и собственной  системой
ценностей.  Молодой Филипп был  против похода. Вероятно, он считал, что силы
государства не следует ставить на службу  чужим интересам  и  что они должны
служить величию и мощи собственной страны.
     Для  средневекового  традиционализма шокирующим  было  само  начало его
правления. Он создал так называемый Королевский  совет, совершенно выходящий
за рамки существовавших  в то время  представлений. Свои королевские  советы
были и  у  его предшественников - однако они складывались,  в  основном,  из
представителей  дворянства и высшего  клира, независимо от их способностей и
знаний.  Филипп  Красивый при выборе  своих  советников  не руководствовался
благородством происхождения. Большинство их было родом из мелкого дворянства
и  зарождающегося сословия горожан.  Они получили название  легисты, так как
были,  как  правило,  хорошими  знатоками  права,  зачастую  обучавшимися  в
нескольких  университетах  (в  то  время  в Париже, например,  преподавалось
только церковное  право,  зато в Орлеане  и Монпелье -- общее право). Помимо
этого,  Королевский  совет  Филиппа  Красивого  был  постоянной институцией,
напоминающей современное правительство. Таким образом, был заложен фундамент
исполнительной  государственной  бюрократии  и  последующего  монархического
абсолютизма.
     Некоторые  историки  упрекают этот институт в  том, что  он состоял  из
людей "неблагородных", "парвеню". Это было  не совсем  так: наряду с ними, в
совете было представлена и высшая знать. Членом  совета был даже брат короля
Карл Валуа, а позднее и королевские сыновья.
     Вместе  с  тем ни один  историк  не  может  отказать этим  "парвеню"  в
исключительных административных и организационных способностях и в успехе их
усилий  сделать  королевство  Капетов  сильным  государством.   Более  того,
королевский  совет, или  попросту легисты,  как  чаще  называли  его членов,
предвосхищает  и  такие  институции,  как в  частности,  Генеральные  штаты.
Например, в период  обострения отношений  между  Филиппом  Красивым  и папой
римским  Бонифацием  VIII, в 1302 году,  легисты собрали  в парижском соборе
Нотр-Дам   представителей   светских   и   церковных   феодалов   вместе   с
представителями королевских  городов,  добившись  от  них  не  только полной
поддержки действиям короля, но и  пробудив в собравшихся "сословиях" должное
национальное самосознание.
     Усиление   центральной  королевской   власти  и   увеличение   значения
королевского совета  вызвало  необходимость  настоящей  столицы  -- главного
города, где работали бы центральные органы, хранились государственные бумаги
и проч. Хотя Капеты и раньше признавали Париж своей  резиденцией, все же они
не задерживались в нем надолго, проживая преимущественно в замках -- своих и
своих  вассалов. Только при  Филиппе  Красивом Париж  становится столицей  в
полном смысле этого слова.
     Одновременно в  центре Парижа, а западной  части острова Ситэ  на  Сене
растет великолепный архитектурный комплекс, до сих пор вызывающий восхищение
туристов.  В  него  входит королевский  дворец,  место заседаний его совета,
парижского  парламента (так  назывался  тогда  судебный  двор),  позднее  --
органов сословного представительства.  Строительство этого  комплекса велось
многие годы и завершилось незадолго до смерти Филиппа Красивого.
     В  то  время  как  до  сих  пор  король  был единственным  -- да  еще в
значительной мере символическим - связующим звеном французского государства,
раздробленного  на  самоуправляемые  вассальные  поместья,  ныне формируется
продуманная   система   государственного   управления.   Возникает  институт
королевских  чиновников,  возглавлявших  судебно-административные округи:  в
северной Франции -- бальи, в южной -- сенешалы.
     При  этом  парижские  -- уже  по-настоящему  центральные --  учреждения
руководят   всей  системой  управления  на  территории  Франции.  В   случае
несогласия с их действиями можно было апеллировать  к королю. Судя по всему,
Филипп  Красивый сознавал  растущий  вес  своего могущества:  его  правление
достигло  почти абсолютистской степени. "Он и король,  и  император,  и папа
римский в своей  стране",  -- характеризовал Филиппа IV арагонский посол при
французском дворе. (Что опять-таки не согласуется с утверждением, что Филипп
был всего лишь "игрушкой в руках ловких советников").
     Было, однако,  необходимо  решить целый ряд  проблем,  связанных как  с
огромными расстояниями, препятствовавшими в то время единому управлению, так
и  с  различиями  в традициях  и способах местного управления.  Например,  в
северной  части  государственные  чиновники   --   бальи  --  могли  быть  и
"неблагородного происхождения"  и назначались на короткий  срок, в  то время
как  их коллеги-южане выбирались  прежде всего из рыцарства, причем сенешаль
мог занимать свой пост многие годы.
     В южной  Франции преобладало  римское право (что было естественным, так
как  эта часть бывшей Галлии была романизирована раньше всего), а в северной
действовало  право  обычное. В  южной Франции, совсем  недавно попавшей  под
прямое    королевское   управление,   говорили   по-провансальски,   который
значительно отличался от  северофранцузского языка, ставшего позднее основой
литературного  французского.  Наряду  с  этими,  существовал  и  ряд  других
диалектов, с трудом понимаемых северными французами  (в окрестностях Парижа,
Орлеана  и т.  д.). Например, в Нормандии, совсем  недавно  присоединенной к
Франции,  местное  население  говорило  на  языке,  так  же  отличавшемся от
среднефранцузского,   как   литературный   чешский   отличается  сегодня  от
литературного словацкого языка.
     К тому  времени относятся и некоторые законы, запрещавшие использование
провансальского наречия в официальных бумагах, в суде и проч.
     Благодаря всем этим реформам -- трудно поверить, что они были делом рук
одних  лишь  легистов при  полном  бездействии  короля --  Франция  начинает
занимать
     ВАЖНУЮ  ПОЗИЦИЮ НА ШАХМАТНОЙ  ДОСКЕ ЕВРОПЫ.  Хотя в то  время она  и не
достигала  еще своих  сегодняшних границ (заканчиваясь на юге  у реки Роны и
далеко не доходя на севере до Рейна), тем не менее владела практически самой
крупной территорией во всей Европе. Принадлежал ей  европейский приоритет  и
по  численности  населения --  во  Франции  проживало  пятнадцать  миллионов
человек.  Причем франкоязычное население простиралось далеко  на  восток  от
римской империи.  Англия  в  то время имела  едва  четыре миллиона  жителей,
Испания была раздробленной, римская империя являла собой конгломерат стран и
земель. (Россия находилась под монгольским игом). Единственным государством,
конкурировавшим  в начале  XIV века  своей территорией Франции, был комплекс
чешского,  польского   и  венгерского  королевства  под  единым   правлением
последних Пржемысловичей. Однако по численности населения, в виду его редкой
плотности в Польше и Венгрии, и он не мог равняться Франции.
     Филипп Красивый  рано проявил себя  умелым дипломатом. Благодаря своему
браку он присоединил к Франции наваррское королевство  и  графство  Шампань.
Все чаще его взгляд привлекала Фландрия. Это было богатое графство. Однако с
быстрым  ростом  промышленности (преимущественно  текстильной)  и  развитием
городов  в   нем   создались   напряженные  отношения  между  патрициатом  и
ремесленными  цехами. Будучи  в меньшинстве, патрициат  управлял городами  с
позиций  власти.  Боясь утратить  эту  власть,  он  обратился  за помощью  к
французскому королю. Филипп Красивый готовно отозвался на эту просьбу.
     Однако  военное  счастье  было не на его стороне. Несмотря на начальные
успехи, ему так и не удалось добиться цели.
     Неудачной  была  и параллельная война  с английским королем Эдуардом I,
целью которой было завоевание остатков английских владений на материке.
     К этому  времени  относится  и  первое  столкновение  Филиппа  с  папой
римским. Бонифаций VIII авторитарно обязывает обоих монархов безотлагательно
заключить  перемирие.  Ни Филипп  IV, однако,  ни  Эдуард  I не проявляют ни
малейшего  желания  последовать этому  совету.  С  этого  эпизода начинается
драматический поединок между  Филиппом Красивым и Бонифацием VIII. Борьба  в
нем ведется не из-за вопросов религии и церкви (кажется даже, что король был
куда более набожным католиком, чем папа римский), а из-за... власти и денег.
     Но к этому мы еще вернемся.
     ПАПА  РИМСКИЙ БОНИФАЦИИ VIII  вступает  на  папский престол  в  период,
который нельзя считать ни счастливым, ни славным для римской курии. Триумфа,
который обещали крестовые походы,  длящиеся  вот уже  двести  лет, так и  не
произошло.  Ислам  наступал,  и  в руках  христиан  оставался только  Кипр и
островная  область,  которой  владела  Венеция  и  Генуя.  Этот   неуспех  в
значительной степени вел к ослаблению, и вместе с тем к обострению отношений
между папским престолом  и римской империей. Споры  возникали не  только при
выборе императора, но и при выборе папы. В то время как западный клир мечтал
об  успешном  продолжении  крестовых  походов,  кардиналы  в  Риме  два года
ссорились,  кто из  них займет  папский престол.  Наконец в 1294  году  было
найдено  соломоново  решение:  папой  был  избран пустынник Петр  --  "божий
человек",  живший в  уединении со  своими учениками и отнюдь  не мечтавший о
престоле.  (Петр не знал даже  латыни). Со  стороны миноритов-спиритуалистов
(приверженцев движения, возникшего в  ходе борьбы двух направлений в  ордене
францисканцев,  настаивавших  на  строгом  идеале  совершенной   простоты  и
нищеты), которые выдвинули  на престол Петра, пустынник  уже  при жизни  был
объявлен святым человеком. В конце концов он дал кардиналам уговорить себя и
вступил в сан папы  римского  под именем Целестина V. Однако ему  не суждено
было долго занимать это место: через несколько  месяцев амбициозный кардинал
Бенедетто Гаэтани, под влияние которого попал неопытный  и не знающий  света
Целестин, заставил его уйти в отставку, то есть совершить акт, неслыханный в
истории  римской  курии.  В  то  же время  он  принудил  кардиналов  избрать
преемником  Целестина его самого, Гаэтани.  Так шестидесятилетний,  жаждущий
власти  и  славы   кардинал  стал  папой  римским  Бонифацием  VIII.  Своего
предшественника  он  на  всякий случай упрятал  в  тюрьму, где бедный  Петр,
вопреки своей воле лишенный покоя и уединения, вскоре умер.
     Бонифаций  VIII  отличался необычайно ловкостью  в делах, был  знатоком
церковного права, зато теологией владел куда хуже. Впрочем, она его не очень
и  занимала.  Прежде  всего  Бонифация  интересовала  власть   --  plenitudo
potestatis (теократическое требование  полкой  власти -- как духовной, так и
светской). Обуянный дьявольской  гордыней, Бонифаций был более  чем далек от
основной  христианской заповеди: "возлюби ближнего своего". Что  и доказывал
неоднократно,  начиная   с  интриг  вокруг  своего  предшественника.  Когда,
например,  в Палестре  ему сдались  мятежники Колонны  (Бонифаций  неустанно
враждовал с этим  знатным римским родом), он приказал весь город  сравнять с
землей.  А  посланника не признаваемого папой арагонского  короля  Бонифаций
попросту  пнул ногой в лицо, когда  тот  склонился для традиционного поцелуя
его туфли, да так, что у того брызнула из носу кровь.
     Бонифаций  настойчиво и грубо  требовал полного  подчинения  себе всего
христианского мира, вмешиваясь в дела каждого трона и каждого государства. В
частности, он метал громы и молнии в адрес чешского короля Вацлава III. или,
точнее, его отца Вацлава II,  посадившего после смерти последнего  Арпада на
венгерский трон своего младшего  сына. Папа замышлял "выделить" этот престол
протежируемому   им   неапольскому   роду   Анжу.   Чтобы   сломить   власть
Пржемысловичей, Бонифаций даже  объединил  свои усилия  с Альбрехтом  (сыном
Рудольфа Габсбургского), которого он не признавал до этого римским королем и
даже  проклинал. Так на  международной сцене  уже  во  второй  раз появились
всегда  готовые сослужить  службу Габсбурги, которые вскоре  -- пока  еще не
окончательно -- добьются своей заветной цели -- станут почти наследственными
императорами "Священной Римской империи германской нации".
     Тогда еще папско-габсбургкому союзу не удалось  сломить  предпоследнего
Пржемысловича. В борьбе с Бонифацием VIII у последнего был союзник -- Филипп
Красивый. Но давайте вернемся к нему.
     ДЕНЬГИ ИГРАЛИ ГЛАВНУЮ  РОЛЬ в начальном споре между Филиппом Красивым и
Бонифацием VIII. Реформы,  вводимые французским  королем  в  государственном
аппарате (вполне вероятно, что при этом полнились и карманы легистов), как и
война практически на двух фронтах с Англией:  в Гиени и во  Фландрии, -- все
это  стоило  немалых  денег.  Поэтому  Филипп  Красивый  (как,  впрочем,   и
английский король Эдуард I) обложил налогом церковное имущество.
     Разумеется, папа резко выступил против этого, даже запретив специальной
буллой  в 1296 году духовным лицам в Англии и Франции платить эти "светские"
налоги.  Французский  и  английский  короли отреагировали  на  это тем,  что
попросту стали забирать поместья у всех, кто слушался папу, Филипп  Красивый
пошел еще дальше. В ответ на буллу он издал запрет вообще выделять  средства
из королевства на  папский  двор. А  когда  спустя  два  года французский  и
английский короли заключили мир и даже скрепили свой союз родственными узами
-- дочь Филиппа Изабелла стала супругой  сына и преемника Эдуарда -- Эдуарда
II (что, как оказалось впоследствии, было неудачным ходом со стороны Филиппа
Красивого и вскоре послужило  предлогом для  Столетней войны), папа римский,
формально  приглашенный  на  французско-английские  мирные  переговоры,  был
вынужден  временно отступить. Как  раз в это время  у него  хватало  забот с
сильной  оппозицией  кардиналов,  возглавляемых  Колоннами.   Эта  оппозиция
упрекала  его  в   недопустимой  протекции  своего  рода  Гаэтани.   который
увеличивал  благодаря  папе свое имущество и власть. Вместе с францисканцами
Колонны даже выдвинули против Бонифация обвинение,  что он  является убийцей
своего святого предше