мне  отличить
правоверных  от еретиков?" На что легат ответил: "Убивайте всех. Господь Бог
уж разберется". В тот раз было  убито двадцать тысяч  человек.  Несмотря  на
это,   движение  альбигойцев  сохранилось   до   второй  фазы   французского
реформатского движения, когда на сцену вышли гугеноты.
     В  то  время как  учения  Лютера  и  Цвингли  не  проникли  глубоко  во
французское протестантство, влияние  на него  оказывал Кальвин, формируя его
идеологически. Это  был француз, который  после  своего  выступления  против
католической церкви на родине бежал в Швейцарию, где он основал свою секту и
где в 1464 году скончался в Женеве.
     Сторонники  кальвинизма  во  Франции  стали называть  себя  гугенотами.
Этимология этого названия истолковывается по-разному. Согласно одной версии,
оно было образовано в результате искажения слова Eidgenosse-Eidgenot , т. е.
швейцарец; другие  считают,  что  название  было  дано  по  имени одного  из
гугенотских лидеров Гугуеса.
     Гугенотство,    или    точнее    французский    кальвинизм,    получило
распространение прежде  всего среди  дворянства и  горожан, в  более широкие
массы  (за  исключением  Прованса,   где  гугенотство  Утвердилось  в  форме
вальденства или альбигойства) оно не проникло.
     Со временем гугеноты сформировались как  религиозно-политическая группа
и в 1555 году  основали в Париже религиозную  общину. Четыре года спустя там
состоялся синод кальвинистов.
     Острые стычки между протестантами и королевской властью происходили еще
во время правления отца Генриха Франциска I,
     Захват колыбели  возрождения.  По  сравнению со своим сыном, Франциск I
оставил  в  истории Франции более добрую  память  -- он  относился  к  числу
правителей, пользовавшихся популярностью. За годы его правления (1515--1547)
произошло    организационное   объединение    Франции,    сохранившееся    с
незначительными изменениями (например, разделение на 12 провинций) вплоть до
Французской  революции;  кроме  того,  он представлял  собой  тип  государя,
который  создал  репрезентативный  королевский  двор  с пышными церемониями,
ставший образцом для многих европейских дворов.
     Он  так же,  как  и  его  предшественники, продолжал вести  агрессивную
политику  в отношении Италии. Эта экспансия, длившаяся  всю  первую половину
шестнадцатого века, вылилась, наконец, в военное соперничество между "самыми
христианскими"  королями  Франции   и  "апостольскими"  Габсбургами.  Первый
военный  поход предпринял  в 1494 году  Карл VIII,  которому  после  смелого
перехода  через Альпы  удалось захватить Неаполитанское  королевство. Однако
когда  против  французов  была  создана коалиция  римского папы,  Венеции  и
герцога Миланского,  они  были  вытеснены  с  остальной  территории  Италии.
Попытку,  предпринятую Карлом  VIII, с еще большей неудачей повторил Людовик
XIII. Кроме того, уже тогда он столкнулся  с габсбургской Испанией, потерпел
несколько поражений и  вынужден был в  конце концов отказаться не только  от
Неаполитанского  королевства,  захваченного его предшественниками,  но  и от
Миланского  герцогства,  на которое  он претендовал  как на наследство после
своей бабушки Валентины Висконти. Кажется, что  этим неудачам способствовало
и безразличие французов к местному населению.
     Итак, после этого Франциск I предпринял третью попытку. Его положение с
самого начала  было  отнюдь  не  радужным. Между тем  Франция  была опоясана
железным обручем  габсбургских держав от  Испании и Италии до Нидерландов. И
везде правил слишком  воинственно настроенный Габсбург Карл V, который  стал
императором  "Священной  Римской  империи  германской  нации",   унаследовав
престол после своего  деда Максимилиана. Он  правил также  многими,  недавно
открытыми заморскими  державами.  Ему принадлежат  с гордостью произнесенные
слова о том, что "над его  империей  солнце не заходит",  -- девиз,  которым
гордились его потомки вплоть до горького конца.
     Франциск  I провел с  Карлом  V четыре войны.  Во время этих войн стало
совершенно  очевидным,  что  в  его борьбе за власть  вопрос вероисповедания
играл  ничтожную роль.  Французский  король  выбирал  себе в  союзники  кого
угодно: римского папу, венецианцев, немецких  князей-протестантов (!) и даже
"заклятого   врага   христианства"   --   турецкого   султана.   Точно   так
"по-христиански" действовал Карл V.  Для  того, чтобы наказать папу римского
за  то, что тот перешел на  сторону французского короля,  он  направил  свои
испанские войска  вместе с  немецкими наемниками на  Рим, и  они  неслыханно
опустошили и разграбили город...
     Однако фортуна  войны не  благоволила  к  Франциску  I.  За исключением
единственной победы (в 1515 году при Мариньяно, его боевые начинания терпели
неудачу, В 1525 году в  бою при Павии он был разбит наголову и  взят в плен.
Год  провел  он в мадридском плену и был вынужден подписать мирный  договор,
согласно которому  уступал Карлу V Бургундию. Тем  самым габсбургское кольцо
вокруг Франции  сомкнулось. "У  меня  не осталось ничего, кроме  чести",  --
писал   он  после  этого  катастрофического  поражения  своей  матери  Луизе
Савойской.
     Правда,   что   касается   "чести",   это   можно   считать   некоторым
преувеличением.  Так,  например,  хотя  в  борьбе  с Габсбургом его  союз  с
немецкими князьями-протестантами действительно способствовал распространению
реформации,  в  то же  время  на  родине  в  годы его  правления применялись
жестокие меры  против  нее.  Некоторые  французские  историки  считают,  что
выпады, которые при нем были направлены против французских протестантов были
скорее делом  фанатичных католиков  его двора, в то  время  как  сам  он был
"толерантным"; однако это никоим образом не меняет сути дела.
     После  так  называемой плакатной  аферы, во время  которой  протестанты
(представлявшие  тогда  еще  довольно  неоднородную  массу  -- как известно,
гугенотская   община   сформировалась   позднее)   распространяли   плакаты,
пропагандирующие реформацию, и один  такой плакат  попал даже  в королевские
покои, был мгновенно издан так называемый Фонтенблонский эдикт, направленный
против протестантства (1534). В январе  следующего года 35 протестантов было
сожжено и около 300 посажено в тюрьму. А  спустя еще десять лет  последовала
крупномасштабная карательная  акция против реформатов,  в ходе  которой было
уничтожено около 30 деревень и убито свыше 3 000 человек.
     Популярность Франциска I была связана, главным образом,
     с расцветом  французской культуры.  Дело  в  том,  что  так  называемые
итальянские   походы  привели  французов   к  непосредственному  контакту  с
итальянским  Возрождением. Сам Франциск  I особенно восхищался  итальянскими
художниками   эпохи  Возрождения   (Леонардо   Да   Винчи,  окруженный   его
благосклонностью, умер в сравнительном благополучии во  Франции),  и заслуга
его состояла в появлении  и  развитии собственного французского  ренессанса,
который поразительным  образом развивался не  только в период его правления,
но  и после него (то есть  и при Генрихе  III), и был связан прежде  всего с
именами  таких выдающихся архитекторов, как Жан  Гужон,  Пьер Леско, Филибер
Делорм и др.  Благодаря им  во  Франции появляются  прекрасные замки, прежде
всего на Луаре, которые и в наши дни являются гордостью Франции.
     На   европейскую  культурную  сцену   с  достоинством   вступает  также
французская литература.  Ее  появление  действительно  внушает  уважение,  и
пройдет  совсем  немного  времени,  как  она станет  европейским  гегемоном.
Ренессанс,  как  известно,  постепенно  переходил  от   подражания  античным
образцам к созданию и последовательной кодификации национальных литературных
языков и  национальных  литератур.  Во Франции в  это время  Жоашен Дю Белле
(1525--1560)  и прежде всего Пьер де Ронсар (1524--1585) создают поэтическую
группу  "Плеяда"  (первоначально  "Бригада",  которая  в  1549  году  издает
манифест (следует  отдать должное Генриху II  -- уже  в годы его правления!)
под  названием  "Защита  и  прославление   французского  языка",  в  котором
опровергается  первоначальный  тезис  Ренессанса  о  том,   что  возвышенные
поэтические идеалы  можно  выразить  только посредством  античных  языков --
греческого и латыни.  В манифесте утверждается (и справедливо)  мысль о том,
что  и  эти  языки были сначала  грубыми  и неразвитыми, и то, чем они стали
сегодня, произошло именно благодаря  развитию литературы, и главным образом,
поэзии.
     Выдающейся личностью того периода является Франсуа  Рабле (1494--1533),
автор  бессмертного  романа "Гаргантюа и  Пантагрюэль", гениальной сатиры на
французское общество того времени.
     Великим  мыслителем  того  периода  был Монтень  (1533--  1592),  автор
знаменитых  "Опытов",  до сих пор поражающих широтой своего  размаха. В  них
поставлены  вопросы и даны ответы  на темы политики, педагогики, литературы,
философии. В этой  книге Монтень рассматривает  мораль,  характер,  здоровье
человека.
     В то время в области драматургии Франция еще не достигла такого уровня,
как Испания или Англия.
     Приумножающий наследие  отца! Итак,  наследником пышного  двора и славы
французского  Возрождения (Ронсар был  его придворным  поэтом)  после смерти
отца становится двадцативосьмилетний Генрих II.
     Его  двор так  же  великолепен,  как отцовский,  и  культурный  расцвет
Франции  эпохи  Возрождения  продолжается  и  в  годы  его правления.  Так и
напрашивается вопрос,  почему история  приписывает все  это только его  отцу
Франциску I.
     Франциск I никогда  не  отказывался  от  своих итальянских пристрастий.
Поэтому он женил  Генриха  на  Екатерине Медичи принцессе  из рода  герцогов
Тосканских. Это был, как мы уже говорили, странный брак: Генрих II, несмотря
на свою комически непристойную связь с Дианой де Пуатье, всегда  вел себя по
отношению к Екатерине как  к своей законной супруге. Поистине удивительно, и
с  точки  зрения  психологической  очевидно, в этом отдавали  себе отчет, по
крайней   мере  подсознательно,   и  летописцы,   если  описывали   его  как
"задумчивого принца посредственной души".
     Он также предпринял  попытки высвободить Францию из габсбургских тисков
и, как ни странно,  при  этом ему сопутствовало  большее  счастье,  чем  его
славным предшественникам. Он мудро отказался от нереальных  итальянских грез
и  полностью  сосредоточился  на   проникновении  во  франкоязычные  области
западной  части "Священной Римской  империи". При этом сначала он  воевал  с
Карлом  V, а  после  его отречения от престола  -- с его  сыном Филиппом II,
который  стал королем испанским, в то время, как императорскую корону принял
брат  Карла  Фердинанд  I,  не  пользовавшийся   популярностью  чешский   (и
венгерский) король.
     У Генриха II были талантливые военачальники, прежде всего герцог де Гиз
и адмирал де Колиньи, по стечению обстоятельств, будущие лидеры повздоривших
сторон: де Гиз стал главой католиков, де Колиньи возглавил гугенотов.
     Оба принадлежали к  одним из наиболее  выдающихся деятелей королевства.
Герцоги де  Гиз происходили из лотарингского рода: их  графство, возведенное
затем  в  герцогство, называлось Гиз.  Де  Колиньи доводились родственниками
любимцу Генриха Монморанси.
     Крупным успехом увенчался и предпринятый Генрихом  дипломатический ход,
когда он воспользовался общим недовольством имперских князей Карлом  V после
шмалкальденской войны, заключил с ними союз  и пришел им  на помощь  в самый
критический момент.  После  поражения  Карла  V  он  получил  в награду  три
епископства Мети, Тул и Верден. Когда Карл V безуспешно пытался  снова взять
Мети, он якобы с горечью произнес: "Фортуна -- девка, старому императору она
предпочитает молодого короля". Сначала передача Мети,  Тула и  Вердена  была
условной: эти три епископства должны были и в дальнейшем оставаться в рамках
"Священной Римской империи германской  нации". Но согласно мирному договору,
заключенному  Генрихом  II в  последний  год  его жизни с  преемником  Карла
Филиппом II, эти территории были присоединены к Франции окончательно.
     Благодаря  приобретению  этих  земель,  Франция   в  значительной  мере
приблизилась к своей нынешней естественной границе по Рейну.
     Однако  самым  крупным военно-политическим  успехом  в  годы  правления
Генриха   II  был  захват  Кале,   города   и  порта   на   канале  Ла-Манш,
оккупированного  англичанами  еще  во  время  Столетней  войны.   Англичане,
разумеется,  придавали  огромное значение  такой  крупной добыче.  Порт Кале
давал  им  возможность в  любое время проникнуть внутрь Франции. Они обнесли
город мощными  крепостными  стенами  и  укреплениями  и  на одних  из  ворот
поместили хвастливую надпись:
     "Французы завладеют Кале, когда свинец поплывет по воде, как пробка".
     Французы завоевали Кале за неделю. Самая большая заслуга в этом  успехе
принадлежит,  бесспорно, главнокомандующему  Франциску  де Гизу. Здесь бок о
бок  сражались  будущие  враги,  католики и гугеноты,  и при этом  сражались
отлично и доблестно.
     Но тень растущего религиозного фанатизма и предвестие  гражданских войн
уже  стояли  у  колыбели этой  удивительной победы.  Когда  один  из  героев
сражения  при  Кале  был обвинен  испанской  стороной  (то есть  врагом!)  в
приверженности Кальвину, Генрих II приказал немедленно арестовать его... Это
был Адело, брат адмирала  Колиньи, который в то время  находился в испанском
плену.
     Яростная враждебность Генриха по отношению к Реформации была,  особенно
если ссылаться на гугенотские источники, прямо-таки ненормальной. Он издавал
эдикты, направленные  против гугенотов, устраивал над ними специальные суды,
сажал их в тюрьмы, применял пытки, сжигал их  на кострах. Он наложил строгую
цензуру на все книги, поступающие во Францию из-за границы (в первую очередь
протестантские). Осужденным "еретикам" отрезали язык,  чтобы, даже взойдя на
костер,  они  не заразили людей  своим  вероисповеданием.  И  в  этом  плане
недалекий  Генрих,  конечно,  никак  не  мог понять,  почему "моровая  язва"
распространяется все шире,  проникает даже в  ряды  придворных, дворянства и
часто, как ни удивительно, членов трибуналов, которые должны были бороться с
ересью.
     Встает  вопрос,  была  ли  эта   ненависть  и  жестокость   проявлением
собственной  воли  (по  имеющимся  сведениям, этим король,  однако, особенно
похвастаться  не мог),  или к  этому  его  вынуждало  его  окружение. Второе
кажется более правдоподобным.  Генрих  II находился под сильным влиянием  де
Гиза, восторгаясь его военным искусством, а де  Гиз в скором времени показал
себя чрезвычайно фанатичным католиком. В то же время он  был подвержен, хотя
и  в рамках своей странной  бигамии,  влиянию  законной  супруги.  Екатерина
Медичи, особенно  после  смерти  Генриха,  проявила  себя  как  непримиримая
противница гугенотов, в некоторых  исторических источниках указывается на ее
причастность к печально известной Варфоломеевской ночи.
     Таким  образом,  наши   общие  представления   о  Генрихе  II  довольно
расплывчаты.  Сравнительно  короткий период  его  правления затеняет  прежде
всего его отношение к Диане де Пуатье, и как-то в стороне остается тот факт,
что его отец, пользовавшийся всеобщей любовью Франциск I, также не отличался
особой сдержанностью. Хотя,  по свидетельствам,  он был рыцарем  и галантным
кавалером (что,  по всей видимости, недоставало Генриху), но в то же время и
сибаритом -- он нравился женщинам, а еще больше они нравились ему. Умер он в
52 года, и ходило  немало слухов о том,  что  его смерть  была тесно связана
именно с этим его пристрастием.
     Совершенно  в  стороне  остаются и  военно-политические  успехи  в годы
правления Генриха, они приписываются только его полководцам. Но какой король
может одержать победу без них?
     В хрониках сообщается также, что  Генрих особо отличался в играх в мяч,
охоте и турнирах.
     Именно  на этих  турнирах мы,  наконец,  и  остановимся.  Его страстная
любовь и восторженное  отношение  к  турнирам классического  типа, то есть в
тяжелых  доспехах,  с  древком  и  копьем,  в  те  времена  являлись  чем-то
анахроническим.   Можно   даже   сказать,   донкихотским,   разве  что   без
романтически-героического  пафоса.  На  это  у  Генриха  просто  не  хватало
фантазии; впрочем, создается впечатление, что ее у него не было вовсе.
     Эта страсть, очевидно, вторая по своей силе  после его любви к Диане де
Пуатье, стоила ему, наконец, жизни.
     Когда в 1559 году он заключил в Като Камбрези мирный договор с Филиппом
II -- кстати, особенно удачным он не был: хотя Генрих и получил окончательно
упомянутые три  епископства (Мети, Тул,  Верден), но за это отдал Филиппу II
французские  восточные области Бижи, Брез и Савойю, -- то он решил  скрепить
это соглашение двумя браками -- своей дочери Елизаветы  с Филиппом И и своей
сестры Маргариты с герцогом Савойским.
     Однако   до   этого   он   еще  в   последний   раз  дал  волю   своему
антиреформационному   фанатизму,   усилившемуся,  несомненно,   в  связи   с
предстоящим  родством  с  испанским королем. Он лично  прибыл  на  заседание
парижского парламента,  на  котором  в  это  время  обсуждалась  позиция  по
отношению  к  реформатам.  И  когда  два  оратора  выступили  с  требованием
прекратить преследование сторонников реформации, Генрих приказал посадить их
в тюрьму.
     Разумеется, он не мог предполагать, что это была его лебединая песня.
     Роковой  турнир.  В честь  бракосочетания своей  дочери  и  сестры этот
мрачный  и  чудаковатый романтик приказал,  помимо ряда придворных торжеств,
устроить также классический турнир.  На  нем он собирался продемонстрировать
прежде  всего  свое  собственное  искусство.  Он  должен  был  провести  три
поединка. В первом, с герцогом Савойским, ему была присуждена победа. Второй
поединок, с герцогом Де Гизом,  закончился  вничью. В  последнем он выступил
против   капитана  своих  гвардейцев  Монтгомери.  Когда   и  этот  поединок
завершился  с ничейным результатом, Генрих не по. желал смириться  с этим и,
вопреки  правилам  проведения подобных турниров,  потребовал еще  четвертого
поединка. Он  длился недолго. У обоих противников сломались копья  (или, как
было принято говорить,  древка),  но Монтгомери  вместо того,  чтобы бросить
обломок на  землю, придержал его в  руке. "После стычки его рысак  продолжал
скакать бешеным галопом, -- читаем мы  в книге Мерля "Наследие отцов",  -- и
сломанное  древко вонзилось королю в голову, приподняло забрало его шлема  и
выкололо ему глаз.  Король  уронил щит  и перевесился  вперед,  сил  у  него
хватило ровно  настолько,  чтобы  обнять за шею своего коня, который все еще
быстрым галопом донес  его  до конца  турнирного поля,  где  его  остановили
офицеры короля. "Я мертв", -- произнес король слабым голосом и упал  на руки
старшего конюшего.
     Он прожил еще десять дней в ужаснейших страданиях. Филипп II прислал из
Брюсселя знаменитого хирурга  Весала, который с помощью Амбруа Паре осмотрел
рану и  попытался  вытащить  из  нее  щепки деревянного копья. Желая  узнать
глубину  раны, оба  великих  врача  затребовали  из  тюрьмы  головы  четырех
преступников, которые как раз были  отрублены, и с силой вонзали в них копье
Монтгомери. Но и эти ужасные опыты мало помогли им.
     На  четвертый   день  король  пришел  в   себя  и   приказал   ускорить
бракосочетания своей сестры и дочери. Что  и было сделано, однако, при общем
подавленном состоянии и в ожидании рокового конца, эти свадьбы, без гобоев и
скрипок, напоминали похороны. В молчаливом шествии многие повторяли про себя
дурное предсказание Нострадамуса:
        "Младой лев старого победит"
        "На поле брани в странном поединке;"
        "В златой клети выбьет зеницу ему,