торе".
     "Если говорить кратко и несколько упрощенно,  - пишет по этому поводу
Н. Эйдельман, - то в 1830-х годах поэт смотрит на Павла и его царствование
многостороннее  и  объективнее,   чем  прежде;  не  осудить,  приговорить,
оправдать,    но   понять,   объяснить   "романтического"   императора   и
закономерность того,  что  с  ним  произошло в  связи  с  более  ранними и
поздними событиями,  объяснить в  духе  высокого историзма -  вот  к  чему
стремился Пушкин".
     В  1832  году  Пушкин  довольно коротко (на  "ты")  сошелся с  Н.  М.
Смирновым,  после его  женитьбы на  Александре Осиповне Россет ("черноокой
Россети"):  на  этой свадьбе поэт был  шафером.  Оставаясь "добрым малым",
Смирнов постепенно шел в  гору и  закончил губернатором в  Петербурге.  Он
искренне уважал таланты Пушкина,  но  еще большая дружба связывала поэта с
его  женой.  Поэтому можно  предположить,  что  ее  взгляды,  изложенные в
"Автобиографии" А.  О.  Смирновой,  были близки и Пушкину.  Ее рассуждения
отличаются от  упрощенной,  распространенной в  разных общественных кругах
версии о "сумасшедшем деспоте". "Нет сомнений, - записывает мемуаристка, -
что несчастный Павел был подвержен припадкам сумасшествия.  Но  кого же он
сделал несчастным? Он ссылал в Москву, в дальние губернии. При нем не было
рекрутского набора,  нового налога,  не было войны. Россия была покойна. Я
раз  говорила князю  Дмитрию Александровичу Хилкову,  что  император Павел
навел страх божий на всю Россию.  "Скажите -  на Петербург.  Страх божий -
начало премудрости".
     После  страшной  распущенности царствования Екатерины II  нужна  была
строгая рука.  Он  разогнал толпу и  оставил при  себе  Куракина,  который
вполне  заслуживал  его   доверия.   Павел  был  человеком  религиозным  и
нравственным.  Павел  получил  столовый  фарфоровый  сервиз  от  прусского
короля.  Никогда не  был так весел,  как в  этот вечер 11  марта,  шутил с
Нарышкиным,  разговаривал о  Наполеоне и  его  войнах.  Он  сказал великие
слова:  "Мне кажется,  что  государи не  имеют права проливать кровь своих
подданных.  Надо ввести "божии суды" старых времен и биться один на один в
открытом поле". Павел был рыцарь в полном смысле этого слова..."


     Об интересе Пушкина к Павлу I свидетельствует и В. А. Соллогуб:
     "Пушкин рассказывал,  что, когда он служил в Министерстве иностранных
дел,  ему  случилось дежурить с  одним  весьма  старым  чиновником.  Желая
извлечь из  него  хоть что-нибудь,  Пушкин расспрашивал его  про  службу и
услышал от  него следующее.  Однажды он дежурил в  этой комнате,  у  этого
самого стола.  Это было за несколько дней перед смертью Павла. Было уже за
полночь.  Вдруг  дверь  с  шумом  растворилась.  Вбежал  сторож,  впопыхах
объявляя, что за ним идет государь. Павел вошел и в большом волнении начал
ходить по  комнате;  потом  приказал чиновнику взять лист  бумаги и  начал
диктовать  с  большим  жаром.   Чиновник  начал  с  заголовка:  "Указ  его
императорского величества" -  и  капнул  чернилами.  Поспешно  схватил  он
другой лист, снова начал писать заголовок, а государь все ходил по комнате
и продолжал диктовать.  Чиновник до того растерялся,  что не мог вспомнить
начала приказания и боялся начать с середины,  сидел ни жив ни мертв перед
бумагой.  Павел  вдруг  остановился  и  потребовал  указ  для  подписания.
Дрожащий чиновник подал  ему  лист,  на  котором  был  написан заголовок и
больше ничего.
     - Что государь? - спросил Пушкин.
     - Да ничего-с. Изволил только ударить меня в рожу и вышел.
     - А что же диктовал вам государь? - спросил снова Пушкин.
     - Хоть убейте,  не могу сказать. Я до того был испуган, что ни одного
слова припомнить не могу".
     Взгляд Пушкина на  Павла I  трансформируется от "увенчанного злодея",
"тирана" до "романтического императора" -  "врага коварства и невежд". "Он
человек! Им властвует мгновенье", - писал он о Павле I.
     А вот мнение о Павле I другого русского гения.
     Запись  в  дневнике от  24  октября  1853  года:  "Несмотря на  часто
слышанную мною  лесть  и  пристрастное мнение людей,  робко преклоняющихся
перед всем Царским,  мне  кажется,  что  действительно характер,  особенно
политический, - Павла I благородный рыцарский характер. Охотнее принимаешь
клевету за ложь, чем лесть за правду".
     "Читал Павла,  -  записывает Л.  Н.  Толстой 12 октября 1905 года.  -
Какой предмет! Удивительный!.." В другом месте: "...признанный, потому что
его  убили,  полубешеным,  Павел...  так же как его отец,  был несравненно
лучше жены и матери..."
     В "Русском архиве"  были  опубликованы  "Любопытные  и  достопамятные
деяния и анекдоты государя императора Павла Петровича",  собранные в конце
XVIII века А. Т. Болотовым. 31 марта 1867 года Лев Николаевич обращается к
издателю "Русского архива" историку П.  И. Бартеневу с просьбой: "Напишите
мне,  ежели это не составит для вас большого труда,  материалы для истории
Павла-императора.  Не стесняйтесь тем,  что вы не все знаете.  Я ничего не
знаю,  кроме того,  что есть в Архиве.  Но то,  что есть в Архиве, привело
меня в восторг".
     Многие   "анекдоты"  поразили   Толстого   человеческим  подходом   к
государственным делам.  Он  заботился о  том,  чтобы  богатые  не  обижали
бедных. И Толстой, заканчивая "Войну и мир", собрался писать историю царя,
который,   минуя  "испорченное  меньшинство",  тянулся  к  народу,  ставил
интересы бедных и незнатных выше интересов вельмож и, главное, чувствовал,
чего  ждет  от  него  народ.  Павел  казался  Толстому наиболее подходящим
примером правителя,  улавливающего эти идущие снизу,  из  глубины,  токи -
миллионы человеческих воль.
     По  его убеждению,  эти токи,  идущие из нижнего,  коренного слоя,  в
конечном  счете  определяют  исторические процессы.  Но,  как  и  Пушкину,
написать историю Павла I Толстому не пришлось.
     Обратимся к  свидетельствам историков и  современников "полубезумного
царя".
     Историк В.  О. Ключевский: "...Он не лишен был дарований, все знавшие
его в  то время отлично отзывались о  его нравственных качествах;  у  него
было природное чувство порядка и  дисциплины,  он вынес довольно хорошие и
разнообразные  сведения  из  своей  молодости,   хотя  сведения  эти  были
беспорядочны...  Притом это  был очень набожный человек;  в  Гатчине долго
потом  указывали на  место,  где  он  молился по  ночам:  здесь был  выбит
паркет..."
     Историк Г.  Цшокке:  "...Деятельный,  всегда торопливый, вспыльчивый,
повелительный, любезный, обольстительный даже под царским венцом, он хотел
править один, все видеть, все делать лучше; он породил много неблагодарных
и умер несчастливым".
     Историк  А.  Брикнер:  "Характер  -  странная  смесь  противоположных
качеств,  иногда  поразительное добродушие,  доверчивость и  склонность  к
шутке,  желание поострить...  В  последние годы  царствования Екатерины II
развиваются  недоверчивость  и  раздражительность,  малейшее  противоречие
вызывало в нем гнев, так подготовивший целый ряд насилий и ошибок".
     Уже  в  начале нашего века профессор Харьковского университета П.  И.
Буцинский в своем исследовании "Отзывы о Павле I его современников" делает
следующий вывод:  "По отзывам беспристрастных современников,  как русских,
так и  иностранных,  Павел Петрович -  этот царь-демократ -  был человеком
редким   в   нравственном  отношении,   глубоко  религиозным,   прекрасным
семьянином с недюжинным умом,  феноменальной памятью,  высокообразованным,
энергичным и трудолюбивым и,  наконец, мудрым правителем государства как в
делах внешней политики, так и внутренней".
     П. А. Вяземский: "Его беда заключалась прежде всего в том, что он был
слишком честен,  слишком искренен,  слишком благороден,  то  есть  обладал
рыцарскими   качествами,  которые  противопоказаны  успешной  политической
деятельности.  "Верность",  "долг",  "честь" - были для  него  абсолютными
ценностями".
     Полковник  Н.   А.  Саблуков:  "...Доброжелательный  и  великодушный,
склонный  прощать  обиды,  готовый  каяться  в  ошибках,  любитель правды,
ненавистник  лжи  и  обмана,   заботлив  о  правосудии,  гонитель  всякого
злоупотребления власти, особенно лихоимства и взяточничества. К сожалению,
все  эти добрые качества становились совершенно бесполезными и  для него и
для   государства  вследствие   совершенного  отсутствия   меры,   крайней
раздражительности    и    нетерпеливой    требовательности    безусловного
повиновения.  Малейшее  колебание в  исполнении его  приказаний,  малейшая
неисправность по  службе  влекли строжайший выговор и  даже  наказание без
всякого различия лиц...  Считая себя всегда правым,  упорно держался своих
мнений и  был до  того раздражителен от малейшего противоречия,  что часто
казался совершенно вне себя. Сам сознавал это и глубоко этим огорчался, но
не имел достаточно воли, чтобы победить себя".
     Сенатор И.  В.  Лопухин:  "В  Павле  соединялись все  противоположные
свойства,  только  острота  ума,  деятельность  и  беспредельная  щедрость
никогда не покидали.  С  детства страхи и подозрения,  а безмерная энергия
стеснялась  невольным  бездействием  до  немолодых  уже  лет.  При  редком
государе можно было бы  больше сделать добра для государства при усердии к
отечеству окружающих".
     "Павел... такой имел дар приласкать, когда хотел, что ни с кем во всю
жизнь не  был  я  так  свободен при  первом свидании,  как  с  сим грозным
императором".
     Генерал А.  П.  Ермолов,  герой Отечественной войны 1812 года:  "...У
покойного императора были великие черты,  и  исторический его характер еще
не определен у нас".
     Княгиня  Д.  Х.  Ливен:  "В  основе  его  характера лежало  величие и
благородство  -  великодушный  враг,  чудный  друг,  он  умеет  прощать  с
величием,   а   свою  вину  или  несправедливость  исправлять  с   большою
искренностью...  Он  обладал прекрасными манерами и  был  очень  вежлив  с
женщинами -  все  это  запечатлело его  особу истинным изяществом и  легко
обличало в  нем дворянина и великого князя...  Его шутки никогда не носили
дурного вкуса,  и  трудно себе  представить что-либо  более  изящное,  чем
краткие милостивые слова,  с  которыми он обращался к  окружающим в минуты
благодушия".
     В.  И.  Штейнгель,  декабрист:  "...государь редкую неделю не посещал
корпус,  и  всегда неожиданно.  Он  все хотел видеть собственными глазами,
входил в  самые мелочи,  заглядывал во все уголки...  Заботливость гласная
разительная.  "Логин!  Не  обманываешь ли  ты меня,  всегда ли у  тебя так
хорошо?" -  спрашивал государь однажды нашего генерала И.  Л.  Кутузова во
всеуслышание,  пробуя хлеб  в  столовой зале...  Со  вступлением Павла  на
престол все переменилось.  В этом отношении строгость его принесла великую
пользу".
     И.  И.  Дмитриев,  поэт,  сенатор,  министр юстиции:  "...я находил в
поступках его что-то рыцарское,  откровенное... Пусть судит его потомство,
от меня же признательность и сердечный вздох над его прахом".
     "Павел  был  весьма  склонен к  романтизму и  любил  все,  что  имело
рыцарский характер,  -  пишет Н.  Саблуков.  -  ...Как  доказательство его
рыцарских, доходивших даже до крайности воззрений может служить то, что он
совершенно серьезно предложил Бонапарту дуэль в  Гамбурге с целью положить
этим   поединком  предел  разорительным  войнам,   опустошавшим  Европу...
Несмотря  на   всю  причудливость  и   несовременность  подобного  вызова,
большинство  монархов,   не  исключая  самого  Наполеона,   отдали  полную
справедливость высокогуманным побуждениям,  руководящим русским государем,
сделавшим   столь   рыцарское   предложение   с   полною   искренностью  и
чистосердечием".
     Умный  и  проницательный Наполеон  Бонапарт  назвал  его  "Российским
Дон-Кихотом" - благородным "рыцарем печального образа".
     "Рыцарство",  "царь-рыцарь" -  об  этом в  ту пору говорили и  писали
многие, не раз толкуя о причудливом совмещении "рыцаря" и "тирана".


                                  * * *

                                             Он враг Коварства и невежд...

                                                                 А. Пушкин

     Еще в детстве Павел увлекался подвигами храбрых и благородных рыцарей
во имя любви, добра и справедливости.
     "Читал  я  его  высочеству  Вертову  историю  об  ордене  мальтийских
рыцарей,  -  пишет в дневнике Порошин 23 февраля 1765 года.  -  Изволил он
потом  забавляться  и,   привязав  к  кавалерии  свой  флот  адмиральский,
представлять себя  кавалером Мальтийским".  Запись Порошина несколько дней
спустя:  "Представлял себя  послом Мальтийским и  говорил перед  маленьким
князем Куракиным".
     Любовь к  рыцарям и  "рыцарству" сохраняется и в зрелые годы.  "После
женитьбы раза два в  неделю происходили турниры с придворными кавалерами в
особых костюмах", - пишет Ключевский.
     Можно представить,  какова была радость Павла,  когда исполнилась его
детская мечта и  он  стал  гроссмейстером рыцарей Мальтийского ордена!  На
невских берегах появляются мальтийские кавалеры, мальтийские кресты, орден
Иоанна Иерусалимского.
     С  Англией,  захватившей остров  Мальта,  разрываются дипломатические
отношения; это же послужило немаловажной причиной к сближению с Францией -
Бонапарт сумел использовать такой случай.  4  января 1797  года  император
Павел Первый принял под свое покровительство орден мальтийских рыцарей,  а
2  ноября 1798 года по их просьбе возложил на себя звание магистра ордена.
Благодаря этому Россия твердой ногой становится на Средиземном море, где в
это   время   господствует  блистательный  российский  флот   под   флагом
выдающегося флотоводца адмирала Ушакова.
     "Никогда не  было  при  дворе  такого великолепия,  такой  пышности и
строгости  в  обрядах",   -   свидетельствует  И.   И.  Дмитриев,  отмечая
приверженность  императора  к   рыцарским  атрибутам:   этикету,   гербам,
эмблемам,  стилю и  вопросам чести.  "Рыцарская тема" ярко проявляется и в
любимом Михайловском замке,  построенном архитектором Бренной по эскизному
проекту самого Павла.
     Рыцарство Павла -  в  немалой степени защита от  якобинства,  реакция
самодержавного царя на революционные изменения,  происходившие во Франции.
Обращение   к   далекому   средневековому  прошлому   с   его   репутацией
благородства, бескорыстного служения, храбрости - попытка противопоставить
"облагороженное неравенство" против "злого равенства".  "Царь  установил в
своем  дворце  очень  строгий  этикет,  мало  сообразный  с  общепринятыми
нравами,  малейшее  нарушение  мельчайшей  детали  которого  вызывало  его
ярость,  и  за одно это попадали в якобинцы",  -  писал Наполеон Бонапарт.
"Ужасы революции,  вопли эмигрантов о  ее подавлении железом и  кровью,  -
пишет  Ключевский,   -  способствовали  тому,  что  Павел  во  всем  видел
революционный дух, везде чудились ему якобинцы".
     Распекая  адмирала  Чичагова,  сидевшего перед  этим  в  крепости  за
"якобинство", Павел говорит: "Если Вы якобинец, то представьте себе, что у
меня красная шапка,  что я  главный начальник всех якобинцев и  слушайтесь
меня".
     Основа рыцарства - свободная личность, сохраняющая принципы чести и в
отношениях с высшими,  с монархами.  Павел Петрович был противником всяких
монархических церемоний,  собраний, благодарственных изъявлений со стороны
подданных. Авторитет самодержца часто лишь мешал ему в повседневных делах,
где его отличали простота и естественность.
     Рыцарство Павла -  всевластие и честь!  Политическая цель, осознанная
еще  до  воцарения,  -  максимальная централизация власти как единственный
путь к  "блаженству всех и каждого".  Мечта о "твердой благородной" власти
сочетается  с  осуждением  придворной  роскоши,  безнравственности,  лени,
пустословия.  "Государь приучал  к  порядку  и  вельмож,  доводит и  самых
знатнейших господ до тщательного исполнения своих должностей".
     Честь  -   любимая  тема  бесед,   приказов,  распоряжений.  Для  них
характерен и особый стиль -  краткий, ясный, иногда возвышенный, но всегда
с выражением чувства.  Суворову:  "...не мне тебя,  герой,  награждать, ты
выше мер  моих";  "Плюньте на  Тугута и  Бельгарда и  выше.  Возвращайтесь
домой,  Вам все рады будут". Салтыкову, московскому губернатору: "Господин
фельдмаршал - делаю Вам последний выговор".
     Честь превыше всего,  и  за  ее нарушение виновных ждут самые суровые
наказания. Поручик Московского драгунского полка нагрубил сразу нескольким
командирам.  Аудиториат решил,  "лишив чина, выключить из службы". Павел I
усиливает наказание: "Сняв чины, посадить в крепость без срока".
     Подпоручик Сумароков в  споре с командиром обнажил саблю,  аудиториат
решает "лишить чинов,  выключить из службы".  Павел добавляет:  "послать в
Сибирь на житье".
     "Городничему,  уличенному в клевете на офицера, приказано императором
во  время  развода  войск  встать  на  колени  перед  обиженным и  просить
прощения".
     После утреннего развода войск во  дворце собиралось военное общество:
"В  это  время  офицеры  в  самых  небольших чинах  допускались в  комнаты
государя.  Тут ставилась закуска и  водка,  но сам Павел никогда ничего не
пил,  не  курил и  не  терпел спиртного запаха от окружающих".  Становится
понятной его записка военному губернатору фон Палену:  "Офицера сего нашел
я в тронной у себя, в шляпе. Судите сами. Пїаївїеїл".
     За  нарушение правил  чести  нет  пощады  никому!  Канцлер Ростопчин,
заподозренный в  неблаговидном поступке,  немедленно отстраняется от  дел.
"Ростопчин Чудовище!  Он хочет делать из меня орудие своей личной мести, -
негодует Павел.  -  Ну,  так я же постараюсь,  чтобы она обрушилась на нем
самом".
     Напротив,  к  тем,  кто дорожил своей честью и  достоинством,  кто не
лукавил и не боялся чистосердечного признания,  император был справедлив и
великодушен.  "Все знавшие государя еще великим князем уверяли об нем, что
он  всегда отменно жаловал и  любил,  если кто  ему  в  чем  чистосердечно
признавался;  напротив того,  не  мог терпеть лукавства и  запирательства.
Черту  сию  характера задействовал он,  может  быть,  от  прадеда  своего,
государя Петра Великого".
     Рассказ современника:  "Павел  замечает  пьяного  офицера  на часах у
Адмиралтейства и приказывает его арестовать;  тот не дается и  напоминает:
"Прежде  чем  арестовать.  Вы  должны сменить меня".  Царь велит наградить
офицера следующим чином: "Он пьяный, лучше вас, трезвых, свое дело знает".
     Молодой чиновник Каразин,  в  будущем известный общественный деятель,
пытается  бежать  за  границу.   "Когда  был  пойман,  откровенно  написал
императору,  что  хотел укрыться от  жестокости его правления,  и  хотя не
знает  за  собой  вины,  но  уже  свободный  образ  мыслей  его  мог  быть
преступлением.  Павел,  не чуждый порывов великодушия,  простил Каразина и
дозволил ему поступить на службу".
     И.  И. Дмитриев рассказывает, как по подметному письму он, только что
вышедший в отставку полковник Семеновского полка,  и штабс-капитан того же
полка  Лихачев были  обвинены в  замысле на  жизнь  императора.  Они  были
арестованы и  привезены во дворец.  "...Окруженный военным генералитетом и
офицерами,  -  пишет Дмитриев,  -  государь ожидал нас в той комнате,  где
отдавались пароль и  императорские приказы.  При  входе  нашем  в  нее  он
указывает нам место против себя, потом, обратясь к генералитету, объявляет
ему,  что неизвестный человек оставил у  будочника письмо на императорское
имя, извещающее, будто полковник Дмитриев и штабс-капитан Лихачев умышляют
на жизнь его.  "Слушайте",  -  продолжал он и начал читать письмо, которое
лежало у  него  в  шляпе.  По  прочтении оного  государь сказал:  "Имя  не
подписано,  но я  поручил военному губернатору отыскать доносителя.  Между
тем, - продолжал он, обратясь к нам, - я отдаю вас ему