читала одни романы,  но случайно
мне  попались  ваши  сочинения;  с тех пор я не переставала их читать и не
хотела никаких книг,  писанных не так хорошо и из которых  нельзя  извлечь
столько же пользы. Конечно, если у меня есть какие-нибудь сведения, то ими
я обязана вам".
     С  картой на  столе  изучает она  пять  томов путешествий,  штудирует
сочинения просветителей.  "Никогда без книги и никогда без горя, но всегда
без развлечений",  - скажет она потом об этом периоде "скуки и уединения",
продлившемся целых 18 лет!
     Привычка работать над книгой осталась у  нее на всю жизнь.  "Читать и
писать становится удовольствием, коль скоро к этому привыкнешь, - говорила
она,  -  не пописавши,  нельзя и  единого дня прожить".  За свою жизнь она
прочитала  огромное  количество  книг,   собрание  всего  ею   написанного
составило бы целую библиотеку.  Количество ее писем огромно, а сочинения -
сказки,  повести,  мемуары, комедии, драмы, либретто, переводы, учебники -
составляют двенадцать увесистых томов.  "Обойтись без книги и пера ей было
так  же  трудно,  как  Петру I  без топора и  токарного станка.  Она часто
говорила,  что не понимает,  как можно провести день,  не "измарав хотя бы
единого листа бумаги", - замечает Ключевский.
     Современники отмечали ее трудолюбие и огромную работоспособность. Она
хотела все знать,  за всем следить сама.  Считая, что человек только тогда
счастлив,  когда занят,  она любила,  "чтобы ее тормошили, и признавалась,
что  от  природы любит  суетиться,  и  чем  более работы,  тем  ей  бывает
веселей".  Ее  рабочий день  длился с  6  утра до  10  вечера.  Фридрих II
удивлялся  этой   неутомимости  и   спрашивал  русского  посла:   "Неужели
императрица в самом деле так много занимается, как говорят? Мне сказывали,
что она работает больше меня?"  Она обладала умением заниматься,  не теряя
ни  минуты,  с  усидчивостью и  сосредоточенностью ума:  "Я  с  некоторого
времени работаю как лошадь; мои четыре секретаря не успевают справляться с
делами,  -  писала она в марте 1788 года,  - я должна буду увеличить число
секретарей".  Летом 1794  года  она  жаловалась философу Гримму:  "Почта и
курьеры за  несколько дней доставили столько бумаг,  что  не  менее девяти
столов  покрыто ими".  В  последние годы  она  любила  заниматься историей
России  и  по  праву  может  считаться родоначальницей нашей  исторической
науки: при ней архивы стали достоянием ученых. Для нее делаются выписки из
монастырских книг,  над которыми она просиживает многие часы.  В  письме к
Гримму  от  9  мая  1792  года  она  сообщала:  "Ничего  не  читаю,  кроме
относящегося к XIII веку Российской истории.  Около сотни старых летописей
составляют мою подручную библиотеку, приятно рыться в старом хламе..."
     В  письме ему  же  полтора года  спустя:  "Дошедши до  1321  года,  я
остановилась и  отдала переписывать около восьмисот страниц,  нацарапанных
мною. Представляете, какая страсть писать о старине, до которой никому нет
дела и про которую, я уверена, никто не будет читать, кроме двух педантов:
один из них мой переводчик Фолькнер, другой библиотекарь Академии Буссе...
Я люблю эту историю до безумия".
     Обширен круг ее  интересов:  государственное устройство и  философия,
история  и  педагогика,  дипломатия и  право,  политика и  экономика.  Она
неплохо разбиралась в живописи,  скульптуре и архитектуре, гордилась своей
коллекцией произведений искусства, положившей начало знаменитому Эрмитажу.
     Многие известные художники и  скульпторы приглашаются ею в Россию,  и
среди  них  Гудон  и  Фальконе,  создатель выдающегося памятника Петру  I.
Переписка с ним Екатерины составила целый том!


                                  * * *

                                            Супружеский раздор       помог
                                       разъединению   политической  судьбы
                                       супругов: жена пошла своей дорогой.

                                                             В. Ключевский

     Она не выносила уныния.  "Для людей моего характера,  -  признавалась
она,  -  ничего  нет  в  мире  мучительнее сомнения".  Ее  всегда выручало
самообладание,  недаром она  хвалилась,  что никогда в  жизни не  падала в
обморок.   "В  минуту  опасности  умела  она  поднимать  дух  в  лицах  ее
окружающих,   вселяя  в  них  твердость  и  мужество.  Несмотря  на  живой
темперамент и некоторую склонность к увлечению, она всегда владела собой".
     Отличительной чертой ее характера были веселость,  юмор, склонность к
шутке и забавам. Она была убеждена, что веселость присуща великим людям, и
однажды  заметила,   что   веселость  Фридриха  II   проистекает  от   его
превосходства.  В своих записках она задает вопрос:  "Был ли когда великий
человек,  который бы не отличался веселостью и не имел в себе неисчислимый
запас его?"
     Недаром  существовало неписаное  правило:  если  ты  направляешься во
дворец,  то бери с  собой шутку и  хорошее настроение,  а  уныние и грусть
оставь за дверью.
     "Мешая дело с  бездельем",  она когда-то для себя сочинила надгробную
надпись такого  содержания:  "Здесь лежит  Екатерина Вторая,  родившаяся в
Штеттине 21  апреля 1729 года.  Она прибыла в  Россию в  1744 году,  чтобы
выйти замуж за  Петра III.  Четырнадцати лет от  роду она возымела тройное
намерение -  понравиться своему мужу,  Елизавете и  народу.  Она ничего не
забывала,  чтобы успеть в  этом.  В  течение 18 лет скуки и  уединения она
поневоле прочла много  книг.  Вступив на  Российский престол,  она  желала
добра   и   старалась  доставить  своим   подданным  счастие,   свободу  и
собственность.   Она  легко  прощала,   не  питая  ни  к  кому  ненависти.
Пощадливая,    обходительная,    от   природы   веселонравная   с    душою
республиканской и  с  добрым сердцем,  она имела друзей,  работа ей  легко
давалась, она любила искусство и быть на людях".
     У  женщины с таким богатым содержанием не было ничего общего с мужем.
Пришло время решать,  как дальше жить.  "Я увидела,  - писала Екатерина, -
что  мне  остаются на  выбор три  равно опасные и  трудные пути:  первое -
разделить судьбу великого князя, какая она ни будет; второе - находиться в
постоянной зависимости от  него и  ждать,  что  ему угодно будет делать со
мною;  третье -  действовать так, чтобы не быть в зависимости ни от какого
события...  Сказать яснее, я должна была либо погибнуть с ним или от него,
либо спасти самое себя,  моих детей и,  может быть, все государство от тех
гибельных  опасностей,  в  которые,  несомненно,  ввергли  бы  их  и  меня
нравственные и физические качества этого государя.  Последний путь казался
мне  наиболее надежным,  поэтому я  решила  по-прежнему,  сколько могла  и
умела,  давать ему благие советы,  но  не  упорствовать,  когда он  мне не
следовал, и не сердить его, как прежде..."
     Но это была ложь!  Недаром А. С. Пушкин называл ее "Тартюф в юбке". А
знаток екатерининской эпохи Я. Л. Барсков был еще более выразителен: "Ложь
была главным орудием царицы;  всю  жизнь,  с  раннего детства до  глубокой
старости,  она  пользовалась  этим  орудием,  владея  им  как  виртуоз,  и
обманывала   родителей,    гувернантку,   мужа,   любовников,   подданных,
иностранцев, современников и потомков".
     Петр Федорович был  слишком добр,  откровенен,  прост для  той среды,
которая его  окружала.  И  слишком зависим от  мнения этой среды!  Если бы
Екатерина поддержала мужа,  среди пустой и мелочной обстановки, которая их
окружала, то принесла бы ему много добра. Но она была слишком занята собой
и  своими планами.  "Корона мне  больше нравилась,  чем  особа жениха",  -
откровенно писала она.  Они  живут  рядом,  их  положение одинаково -  оба
находятся под постоянной опекой императрицы,  но далеки друг от друга.  Ни
во что не вмешиваясь,  она предупредительна и  вежлива со всеми,  всегда в
сборе, всегда "себе на уме". Он, открытый, с душой нараспашку, употребляет
время  на   обыкновенные  развлечения  и   забавы,   не   думая  о   своем
предназначении.


                               Глава вторая

                       НАСЛЕДНИК И ЕГО ВОСПИТАТЕЛИ

                                           Люди не  рождаются  глупыми или
                                      умными,  а   становятся   теми   или
                                      другими в зависимости от воспитания,
                                      то есть от окружающей среды.

                                                                 Гельвеций

     В  ночь на  20  сентября 1754 года Екатерина Алексеевна почувствовала
себя плохо.  Доложили императрице -  ее покои находились рядом.  Роды были
долгими,  тяжелыми.  Глубокой ночью пожаловала сама  государыня.  Только к
полудню  Екатерина  разрешилась  от  бремени.   Узнав  о  рождении  внука,
обрадованная Елизавета Петровна приказала тотчас же принести его к ней,  и
с  этого  дня  колыбель мальчика находилась в  спальне  императрицы.  Мать
увидела сына лишь на  восьмой день.  Императрица никому не доверяла внука,
даже матери,  которую ребенок видел редко, да и то в присутствии Елизаветы
Петровны или ее приближенных. Мальчик часто хворал - в комнатах было жарко
натоплено,  а  его  колыбель,  обшитую  изнутри  мехом  чернобурой лисицы,
накрывали еще и одеялами, боясь простуды.
     Общество мам  и  нянек,  окружавших ребенка,  оказало на  него плохое
влияние:   рассказы  о   домовых  и   привидениях  сильно  действовали  на
воображение впечатлительного мальчика -  иногда от  страха он прятался под
стол и всю жизнь боялся грозы.
     Детство Павла прошло в  заботах одинокой и  любвеобильной бабки,  без
материнской ласки и тепла.  Мать оставалась для него малознакомой женщиной
и  со временем все более и более отдалялась.  Когда наследнику исполнилось
шесть лет,  ему отвели крыло Летнего дворца,  где он  жил со  своим двором
вместе с  воспитателями.  Обер-гофмейстером при  нем  был  назначен Никита
Иванович  Панин  -  один  из  знаменитейших  государственных мужей  своего
времени.


     В роду Паниных,  выходцев из Италии,  были военачальники,  стольники,
думные дворяне. Все они служили верой и правдой новому отечеству - Василий
Панин  сложил  голову  в  Казанском походе  Ивана  IV,  а  Андрей  и  Иван
отличились  при  Петре  Великом:   первый  стал  генерал-майором,   второй
генерал-поручиком и сенатором при Анне Иоанновне.
     У  Ивана Васильевича Панина было двое сыновей -  Петр и  Никита.  Оба
прославили Отечество.  Никита  Иванович родился в  1718  году  в  Данциге.
Детство  провел  в  Пернове (Пярну).  Хорошо  воспитанный и  образованный,
приятной наружности камер-юнкер  чуть  было  не  угодил  в  фавориты самой
императрицы.  Но,  то ли он зачитался, то ли заснул, а может быть, забыл о
свидании.  Нашлись люди,  которые испугались,  что  в  следующий раз такая
оплошность может не повториться,  и  Панин едет послом в  Данию.  Но уже в
следующем,   1748   году   по   представлении  канцлера   Бестужева  Панин
отправляется в Стокгольм -  Швеция грозила порвать союз с Россией.  "Он не
только отвратил войну,  но еще и приобрел многих России доброжелателей,  -
писал его  друг  Д.  И.  Фонвизин.  -  Он  через добродетели свои приобрел
почтение от  тамошнего Двора и  всего народа,  ни  один швед не произносит
даже и поднесь имени его без некоего к нему благоговения".
     Панин был награжден орденами Анны и Александра Невского и в 1755 году
пожалован в  генерал-поручики.  Воспитанник Бестужева,  он  почти  12  лет
проводил его политику. Но после опалы канцлера молодой фаворит императрицы
И.  И.  Шувалов выступает за сближение с Францией: Панину велят переменить
политику, "действовать заодно с недавними противниками". Он сопротивляется
и оказывается не у дел, в Петербурге.
     Хорошо образованный, поклонник передовых европейских идей, Панин стал
убежденным сторонником конституционной монархии по шведскому образцу.
     Елизавета Петровна,  высоко ценя ум и  образованность Панина,  в июне
1760 года назначает его  обер-гофмейстером великого князя.  Холостяк Панин
искренне привязался,  а потом и полюбил смышленого,  доверчивого мальчика,
лишенного родительской любви  и  отзывчивого на  ласку.  В  свою  очередь,
впечатлительный, чуткий Павел сохранил на всю жизнь любовь и благодарность
к  наставнику,  который был предан ему и  принимал участие в  его нелегкой
судьбе,  хотя и сыграл в ней роковую роль.  Нет,  ни дурных принципов,  ни
дурных наклонностей Павел  не  вынес из  панинского гнезда.  Но  он  вынес
оттуда нечто более гибельное: свои политические воззрения и свое отношение
к матери. Сделай Панин из своего воспитанника ловкого придворного льстеца,
тихоню себе на уме,  умеющего скрывать свои мысли и  исподтишка составлять
заговоры - судьба Павла была бы иная. Возможно, она была бы лучше.
     С 1763 года,  почти 20 лет, Н. И. Панин стоял у руля внешней политики
России -  самой яркой страницы этого царствования.  Вот  как изобразил он,
знаток  политической истории  Европы,  международное положение  России  со
времени Петра I  до Екатерины II:  "Международная улица России по-прежнему
оставалась  тесна,   ограниченная  шведскими  и   польскими  тревогами  да
турецко-татарскими опасностями:  Швеция помышляла об отмщении и находилась
недалеко от  Петербурга,  Польша  стояла  на  Днепре.  Ни  одного русского
корабля не было на Черном море,  по северному побережью его господствовали
турки и  татары,  отнимая у  России южную степь и  грозя ей  разбойничьими
набегами".   Прошло  34   года  царствования  Екатерины,   и   "Польши  не
существовало. Южная степь превратилась в Новороссийскую, Крым стал русской
областью.  Между Днепром и  Днестром не осталось и  пяди турецкой земли...
Черное море стало Русским".
     Безбородко,  самый видный дипломат после Панина,  имел все  основания
сказать молодым коллегам:  "Не знаю,  как будет при вас, а при нас ни одна
пушка в Европе без позволения нашего выпалить не смела".
     Создатель Северного союза,  в  который кроме  России  входили Англия,
Пруссия,  Швеция,  Дания,  Панин сумел изменить традиционный курс  внешней
политики России, когда ее союзниками были то Австрия, то Франция. Во время
войны   с   Англией   северо-американских  колоний  за   независимость  их
поддерживала Франция;  в  ответ  "владычица  морей"  объявила  блокаду  ее
портов.  Панин  предупредил,  что  торговые суда  России и  ее  союзников,
охраняемые военными кораблями,  будут заходить в порты Франции,  и "поверг
ее  противницу  в  немалое  смущение".  Англия  была  вынуждена  уступить.
Политика Панина,  получившая название "вооруженный нейтралитет",  принесла
ему  признательность и  уважение всей Европы.  "Правила его при управлении
политическими делами  состояли  главнейше в  том,  чтобы:  1)  Государство
сохраняло свое  истинное достоинство,  без  предосуждения других.  2)  Что
великая империя,  какова Россия, не имеет нужды притворствовать и что одно
чистосердечие должно быть основанием поведения ее министерства.  В твердом
сохранении сего правила графом Паниным все  чужестранные кабинеты были так
уверены,   что   одно   слово   его   равнялось  со   всеми  священнейшими
обязательствами заключенного трактата...  Все рескрипты к военачальникам и
к министрам, все сообщения и отзывы к Дворам чужестранным примышляемы были
им самим".
     Д. И. Фонвизин: "Муж истинного разума и честности превыше нравов сего
века!  Твои  отечеству заслуги не  могут быть  забвенны...  Титло честного
человека дано было ему гласом целой нации.  Ум его был чистым и проницание
глубокое.  Он знал человека и знал людей.  Искусство его привлекать к себе
сердца людские было неизреченное...  В  обществе был прелюбезен.  Разговор
его  был почти всегда весел;  шутки приятны,  образны и  без всякой желчи.
Доброта сердца его была беспримерная;  к несчастьям сострадателен, гонимым
заступник,  к  требующим совета  искренен.  Сердце  его  никогда мщения не
знало.  Самые неприятели его всегда устыжаемы были кротким и  ласковым его
взором. Бескорыстие было в нем соразмерно щедрости..."
     Один из современников,  отмечая удивительное обаяние Панина,  писал о
нем:  "Он был с  большими достоинствами,  и что его более всего отличало -
какая-то  благородностъ во  всех  его  поступках и  в  обращении ко  всему
внимательность,  так что его нельзя было не любить и  не почитать:  он как
будто к себе притягивал".
     Панин стал  единственным из  подданных Екатерины II,  кто  не  только
добился независимого положения,  но и  возглавил оппозицию,  как негласный
опекун ее  сына,  до  конца отстаивавший его интересы.  Панин не только не
забыл  торжественных обещаний  Екатерины править  от  имени  сына  до  его
совершеннолетия,  но  и  не позволял ей делать вид,  что таких обещаний не
было.  Сила Панина -  в  его близости к  Павлу и  в том влиянии,  какое он
оказывал  на  наследника.  Охранять  жизнь  Великого князя  -  вот  в  чем
совершенно справедливо полагал он свою первейшую обязанность.
     Об авторитете Панина говорит тот факт, что много лет спустя Екатерина
II в  беседе с любимым внуком Александром,  говоря о сыне,  вынуждена была
признать:  "Там не было мне воли сначала, а после по политическим причинам
не брала от Панина.  Все думали,  что ежели не у Панина, так он пропал". В
Панине она видит самого сильного соперника ее власти, и в этом проявляется
двойственность  его   положения:   верный   соратник  и   преданный  слуга
императрицы в  качестве первого министра,  и  ее непримиримый враг,  когда
дело  касается  интересов  Павла:  "Наставник Павла  и  министр  Екатерины
взаимно  стесняли  и   мешали  друг  другу,   -   замечает  проницательный
современник, - отсюда раздвоенность, нерешительность Панина".


     Среди воспитателей наследника были еще  два  замечательных  человека:
отец  Платон  и  Семен  Андреевич  Порошин.  Законоучитель великого князя,
иеромонах Троице-Сергиевой лавры Левшин был ректором  тамошней  семинарии.
Отец  Платон  обладал  обширными знаниями и богатым жизненным опытом;  был
справедлив,  беспристрастен и  пользовался  большим  авторитетом.  Обладал
ораторским даром.  "Отец Платон делает из нас все, что хочет, - говорила о
нем Екатерина II,  - хочет он,  чтоб мы плакали, мы плачем; хочет, чтоб мы
смеялись,  мы  смеемся".  Он  в  совершенстве знал Священное писание и сам
писал проповеди.
     Отец Платон во  многом способствовал воспитанию в  наследнике высоких
нравственных качеств:  великодушия,  щедрости, справедливости. Благодарный
Павел  сохранил  к  своему  духовному наставнику глубокую привязанность на
долгие  годы.   Отец  Платон  сумел  поселить  в   душе  наследника  живое
религиозное чувство.  Павел  Петрович был  глубоко верующим человеком -  в
Гатчине указывали на  место,  где  он  молился по  ночам,  здесь был выбит
паркет.
     Но  больше  всех  любил  наследник престола  своего  кавалера  Семена
Андреевича   Порошина,   учившего   мальчика   арифметике   и   геометрии.
Образованным русским человеком,  горячим патриотом, имевшим прежде всего в
виду пользу и  славу России,  назвал его крупнейший русский историк С.  М.
Соловьев.
     Отец  Порошина,  Андрей  Иванович,  происходил  из  небогатых  дворян
Московской губернии.  Он  родился  в  1707  году,  пятнадцати лет  окончил
артиллерийское  училище  и   в   чине   унтер-офицера  был   направлен  на
Екатеринбургские горные заводы. Проявил себя дельным, толковым человеком и
на несколько лет был послан в Швецию на учебу. Вернувшись, Андрей Иванович
несколько  лет  работает  на  Урале,  находит  золото  на  реке  Ширташ  и
основывает Шилово-Исетский рудник.  В  1753  году  он  назначается главным
командиром Колывано-Воскресенских заводов,  а  через  восемь лет  едет  на
Алтай,  где строит Павловский сереброплавильный и Сузунский медеплавильный
заводы.  Имя  трудолюбивого,  скромн