ной
барщиной".  И хотя новый закон практически не выполнялся, впервые с высоты
престола  была  сделана  попытка  ограничить  подневольный каторжный  труд
крестьян.
     О том впечатлении,  которое манифест произвел на общество, сообщает в
Берлин советник прусского посольства Вегенер 21 апреля 1797 года: "Милости
и  благодеяния,  расточавшиеся  его  императорским  величеством  во  время
коронационных торжеств,  коснулись главным  образом приближенных;  публика
принимает их холодно. Единственная вещь, которая произвела сенсацию, - это
указ,  который повелевает, чтобы отныне воскресенья были посвящены полному
отдыху,  с  прекращением всякой работы,  а кроме того,  определяет,  чтобы
крестьяне работали три дня в  неделю на  своих господ и  три дня на  самих
себя. Закон, столь решительный в этом отношении и не существовавший доселе
в  России,  позволяет  рассматривать этот  демарш  императора как  попытку
подготовить низший класс нации к состоянию менее рабскому".
     Господствующий  класс   утрачивал  гарантии  своего   господствующего
положения   и   не   мог   этого   допустить,   "вспоминая  своевольную  и
безнравственную жизнь времен Екатерины".  Недаром Александр I  в манифесте
по  восшествии на престол обещает управлять "по законам и  по сердцу своей
бабки".  Даже А.  И.  Герцен вынужден был признать,  что "Павел действует,
завидуя, возможно, Робеспьеру, в духе Комитета общественного спасения".


     А.  Коцебу:  "Народ был счастлив. Его никто не притеснял. Вельможи не
смели обращаться с  ним  с  обычною надменностью;  они знали,  что всякому
возможно было писать прямо государю и что государь читал каждое письмо. Им
было бы  плохо,  если бы  до  него дошло о  какой-нибудь несправедливости;
поэтому страх внушал им человеколюбие.
     Из  36  миллионов людей  по  крайней  мере  33  миллиона имели  повод
благословлять императора, хотя и не все сознавали это".
     Как  и  его  великий  прадед,  Павел  поощряет  технический прогресс,
государственное просвещение и науку.
     "Земледелие, промышленность,  торговля, искусства и науки имели в нем
надежного покровителя,  - пишет просвещенный и объективный современник.  -
Для насаждения образования и воспитания он основал в Дерпте университет, в
Петербурге училище для военных сирот (Павловский  корпус).  Для  женщин  -
институт  ордена св.  Екатерины и учреждения ведомства императрицы Марии".
Открывается       Медико-хирургическая        академия,        учреждается
Российско-американская  компания,  отпускаются большие средства на очистку
каналов. Принимаются меры "по упорядочению лесного дела, спасению казенных
лесов  от  вырубки,  учреждению лесного департамента,  лесного устава и т.
д.".  Восстанавливаются ликвидированные Екатериной II берг-,  мануфактур-,
камер- и коммерц-коллегии, главная соляная контора.
     Ф.  В. Ростопчин скажет великой княгине Екатерине Павловне, что "отец
ее был равен Петру Великому по своим делам, если бы не умер так рано".
     "Изучение  военного  и  гражданского управления России  при  Павле  I
заставляет признать,  что этот государь имел трезвый и  практический ум  и
способности к системе,  - пишет беспристрастный историк. - Что мероприятия
его направлены были против глубоких язв и злоупотреблений и в значительной
мере ему удалось исцелить от них империю,  внеся больший порядок в гвардию
и армию, сократив роскошь и беспутство, облегчив тяготы народа, упорядочив
финансы,   улучшив  правосудие.  Несомненно,  что  все  мероприятия  Павла
источником имели благороднейшие побуждения,  и  что  если он  и  возбуждал
недовольство и ненависть,  то, главным образом, в худших элементах гвардии
и  дворянства,  развращенных долгим женским правлением.  Это  царствование
органически связано,  как протест с  прошлым,  а как первый неудачный опыт
новой  политики -  с  будущим.  Заложенные Павлом  I  основы политической,
военной и  гражданской систем нашли  свое  продолжение и  развитие в  двух
последующих царствованиях".


                                  * * *

                                        ...И о    Петре    I     множество
                                   сохранилось анекдотов, из которых можно
                                   было бы заключить,  что он  был  изверг
                                   или   сумасшедший;   однако  он  весьма
                                   хорошо знал, что делал...

                                                                 А. Коцебу

     И Павел I "хорошо знал,  что делал...".  Именно поэтому "все,  т.  е.
высшие, классы общества, - пишет Чарторыйский, - правящие сферы, генералы,
офицеры,  значительное чиновничество, словом, все, что в России составляло
мыслящую и  правящую часть  нации,  было  более  или  менее  уверено,  что
император не  совсем нормален и  подвержен безумным припадкам".  Очевидно,
первым,  кто  произнес  слово  "безумец",  был  английский посол  Уитворт,
который, узнав о сближении России с Францией, писал в Лондон: "Император в
полном смысле слова не  в  своем уме..."  И  тотчас слух "о  безумии" царя
распространяется его друзьями.  Н.  П. Панин: "Тирания и безумие"; Бальбо,
сардинский  посол:   "Настоящее  сумасшествие  царя";   С.   Р.  Воронцов:
"Правление варвара, тирана, маньяка".
     Основываясь  на   двух-трех   анекдотах,   мысль  о   "безумии"  царя
подхватывают и  потомки.  Ссылал  в  Сибирь  целыми полками,  считают они,
накладывал нелепые резолюции и послал казаков "покорять" Индию.
     "Полк,  в  Сибирь марш!" -  этот знаменитый рассказ о воинской части,
шагавшей в ссылку до известия о гибели императора, вероятно, соединяет две
разные истории,  - предполагает Н. Я. Эйдельман, - прежде всего это опала,
которой по  разным причинам подвергся конногвардейский полк:  "Дух  нашего
полка постарались представить в  глазах государя как  искривление опасное,
как  дух крамольный,  пагубно влияющий на  другие полки.  Наиболее суровой
репрессивной мерой  был  арест  командира  полка  и  шести  полковников за
"безрассудные их  поступки во  время маневров".  В  этот  период полк  был
"изгнан в Царское Село".
     Как утверждает   Д.   Н.   Логинов,  "во  время  этой  расправы  было
произнесено (Павлом.  - Авт.) среди неистовых криков слово "Сибирь". В тот
же день полк выступил из Петербурга,  но еще недоумевали и не знали,  куда
идут,  пока не расположились в Царском Селе".  Таким образом,  произнесено
слово   "Сибирь",  но  шагать  только  до  Царского  Села;  возможно,  что
оскорбительная угроза отложилась в памяти очевидцев и в будущем  заострила
описание  события.  С  этим  рассказом,  вероятно,  соединился  другой:  о
казаках,  отправленных на завоевание Индии и возвращенных с Востока  сразу
же  после  смерти  Павла.  И вот из одной поздней работы в другую проходит
"Полк,  в Сибирь!". ...Но не было такого полка! Другая знаменитая история,
- продолжает Эйдельман, - на бумагу, содержащую три разноречивых мнения по
одному вопросу,  Павел будто бы наложил бессмысленную резолюцию  "Быть  по
сему",  т.  е.  как бы одобрил все три мнения сразу. Однако М. В. Клочков,
исследовавший этот вопрос в начале  XX  века,  нашел  этот  документ.  Там
действительно  было  три  мнения:  низшей  инстанции,  средней  и высшей -
Сената. Резолюция Павла, естественно, означала согласие с последней".
     В   качестве   доказательства  "безумия"   царя   некоторые  историки
используют его  "бредовый" план  покорения Индии  и  посылку  туда  войска
Донского.  Этот ошибочный взгляд подробно рассматривается дальше, здесь же
необходимо  заметить,   что   франко-русский  план   покорения  Индии  был
рассмотрен и одобрен самим Наполеоном,  а уж его-то никак не заподозрить в
безумии.
     "В начале нашего столетия,  - пишет Н. Эйдельман, - вопрос о душевной
болезни Павла стал предметом исследования двух видных психиатров. В 1901 -
1909 гг.  выдержала восемь изданий книга П.  И. Ковалевского, где автор (в
основном ссылаясь на  известные по литературе "павловские анекдоты") делал
вывод, что царь принадлежал к дегенератам второй степени с наклонностями к
переходу в душевную болезнь в форме бреда преследования". Однако профессор
В.  Ф.  Чиж, основываясь на более широком круге опубликованных материалов,
заметил,  что Павла нельзя считать маньяком,  что он  "не страдал душевной
болезнью и  был  психически здоровым человеком".  Уже  в  ту  пору,  когда
обнаружилось расхождение у  психиатров,  было ясно,  что чисто медицинский
подход  к   личности  Павла   без   должного  исторического  анализа  явно
недостаточен.
     Признаемся сразу же, что к Павлу и его политической системе мы готовы
приложить  различные  отрицательные  эпитеты,  но  при  том  видим  в  его
действиях определенную программу,  идею,  логику и решительно отказываем в
сумасшествии.  Не  все  знавшие  Павла  признавали его  безумие;  горячий,
экзальтированный,   вспыльчивый,   нервный,   но  не  более  того.   Такой
объективный   наблюдатель,    как   Н.    А.    Саблуков,   видит   немало
"предосудительных и  смешных"  сторон  павловской  системы,  но  нигде  не
ссылается на сумасшествие царя как на их причину.  Заметим, что среди лиц,
наиболее  заинтересованных в  распространении слухов  о  душевной  болезни
Павла,  была его матушка,  но и она никогда об этом не говорила. Изыскивая
разные аргументы для передачи престола внуку,  а  не сыну,  Екатерина II в
своем  узком  кругу  много  и  откровенно толковала  о  плохом  характере,
жестокости и других дурных качествах "тяжелого багажа" - так царица иногда
именовала Павла,  а  порою и сына с невесткой вместе.  В сердцах Екатерина
могла бросить сыну: "Ты жестокая тварь", но о безумии ни слова.
     "Малейший довод  в  пользу сумасшествия,  и  по  известной аналогии с
Англией или  Данией можно  объявить стране о  новом наследнике.  Однако не
было  у   Екатерины  такой  возможности,   особенно  после  того  довольно
благоприятного  впечатления,   которое  Павел  произвел  в   просвещенных,
влиятельных кругах Вены, Парижа и других краев во время своей поездки 1782
- 1783 гг.".
     По  свидетельству историка Н.  К.  Шильдера со слов И.  В.  Лопухина,
Павел  был  отравлен  в  1778  году.  С  этого  времени  у  него  начались
болезненные припадки.  Он  задыхался,  откидывал голову,  лицо искажалось.
Придя в себя, он старался загладить последствия и отменял свои указания.


                                  * * *

                                       Он человек! Им властвует мгновенье.

                                                                 А. Пушкин

     А. Герцен  писал  о  нем:  "Павел  I  явил  собой  отвратительное   и
смехотворное зрелище коронованного Дон-Кихота".  Как не вспомнить здесь И.
С.  Тургенева,  который писал в 1860 году:  "При слове Дон-Кихот мы  часто
подразумеваем просто шута, слово "донкихотство" у нас равносильно с словом
нелепость.  Однако  этот  сумасшедший,  странствующий   рыцарь   -   самое
нравственное существо в мире. Самый великодушный из всех рыцарей, бывших в
мире,  самый простой душою и один из самых великих сердцем  людей".  Таким
Дон-Кихотом и был Павел Петрович,  предложивший вместо кровопролитных войн
поединки "один на один в открытом поле".
     Его  отличают обостренное чувство долга,  беспримерный среди монархов
демократизм и  глубоко рыцарское благородство,  неведомое при развращенном
дворе  Екатерины II.  Будучи  высокого мнения  о  своем  положении,  Павел
Петрович предъявляет к нему и строгие требования.  По его убеждению, "долг
тех,  которым Бог вручил власть править народами, - думать и заботиться об
их благосостоянии". И он всеми силами старался выполнить этот долг, как он
понимал  его.  "Он  проявлял громадную деятельность,  -  писал  историк Н.
Шильдер.  - Мысль о народном благосостоянии была его постоянной мыслью. Он
во всем хотел служить примером для всех".
     "Он чистосердечно и искренне верил, что в состоянии все видеть своими
глазами,   все  слышать  своими  ушами,  все  регламентировать  по  своему
разумению, все преобразовать своей волей..."
     Этот  человек был  глубоко убежден в  том,  что  всю  свою  жизнь  он
посвящает благу родины, проводил за работой 14 - 16 часов в сутки, спал на
солдатской постели,  ел  с  величайшим воздержанием и  не переносил запаха
спиртного.  "Он ничем не  жертвовал ради удовольствия и  всем ради долга и
принимал на  себя  больше труда и  забот,  чем  последний поденщик из  его
подданных".
     Павел  Петрович  часто  ошибался,  но  ошибался,  честно  и  искренне
признавая свои ошибки.  Да, и в самих ошибках его были честные побуждения,
были порывы благородные и  великодушные,  которые оправдывают его в глазах
истории.
     П.  А.  Вяземский:  "Во  всем  поведении императора Павла было  много
рыцарства и  утонченной внимательности.  Эти прекрасные и врожденные в нем
качества привлекали к  нему  любовь и  преданность многих достойных людей,
чуждых  ласкательства и  личных  выгод.  Они  искупали частые  порывы  его
раздражительного или, лучше сказать, раздраженного событиями нрава".
     И, несмотря на то что он был ревнив к власти, "государь презирал тех,
кто  раболепно подчинялся его  воле в  ущерб правде и  справедливости,  и,
наоборот, уважал людей, которые бесстрашно противились вспышкам его гнева,
чтобы защитить невиновного".


     Павел  Петрович  был  прекрасным семьянином и  ненавидел  распутство,
процветавшее при  екатерининском дворе.  Но  какой  же  он  Дон-Кихот  без
Дульсинеи Тобосской?  И его не миновала романтическая любовь.  Избранницей
наследника  стала   воспитанница  Смольного  института  благородных  девиц
Екатерина Ивановна Нелидова.
     На  выпускном экзамене  она  покорила присутствующих своим  обаянием,
грацией в  танцах  и  живостью характера.  Императрица здесь  же  поручила
известному художнику Левицкому написать ее портрет во весь рост, танцующей
менуэт.  По  этому и  другим известным ее портретам легко представить себе
эту маленькую прелестную девушку с японским разрезом глаз и с иронической,
но теплой и нежной улыбкой.
     В семнадцать лет Нелидова назначается фрейлиной к Марии Федоровне, но
только спустя почти десять лет, в 1785 году, тридцатилетний Павел Петрович
обращает свое внимание на 26-летнюю фрейлину своей жены. Вот как описывает
ее Н.  А. Саблуков: "Нелидова была маленькая, смуглая, с темными волосами,
блестящими черными глазами и лицом,  полным выразительности. Она танцевала
с необыкновенным изяществом и живостью,  а разговор  ее,  при  совершенной
скромности, отличался изумительным остроумием и блеском".
     Их   нежная   дружба,   не   омраченная   грубой   чувствительностью,
продолжалась  четырнадцать  лет!  Уезжая  в  Финляндию  на  театр  военных
действий,  Павел  Петрович  оставляет  Нелидовой  записку:  "Знайте,  что,
умирая, я буду думать о вас".
     Тайна этой долгой и  нежной привязанности была не только в  том,  что
Павел восхищался остроумием и  живостью характера Нелидовой,  но и  в том,
что эта обаятельная женщина полюбила его самоотверженно и бескорыстно.
     Они  оба  оказались достойными этой  любви -  их  целомудренная связь
никогда не  была  нарушена,  хотя  многие  пытались истолковать ее  весьма
цинично.
     Две  искренне любящие  Павла  Петровича женщины -  Мария  Федоровна и
Нелидова   заключили  между   собой   союз,   стараясь  оградить  его   от
подозрительной мнительности и от необдуманных поступков.
     "Как интересны письма Марии Федоровны к  Нелидовой,  -  писал в своем
дневнике великий князь Константин Константинович 28 января 1896 года. - Из
них  совершенно ясно,  что  между последней и  Павлом I  никогда ничего не
было, кроме самой законной дружбы".
     Но  влиянию Нелидовой был  положен предел,  когда Павел Петрович стал
подозревать Марию Федоровну в сговоре с матерью с целью отстранения его от
престола.  Нашлись клеветники, которые внушили императору, что жена его не
чужда честолюбия.  К этому времени и супружеские отношения между ними были
прерваны -  врачи  боялись,  что  очередная беременность может  привести к
смертельному исходу.
     ...Если  внешняя канва  жизни  Павла Петровича удивительно напоминает
жизнь Гамлета,  то внутренняя - Фауста, душа которого живет и в Гамлете, и
в Дон-Кихоте, и в Чацком. Эта душа как раз и сильна своими противоречиями,
потому что  в  ней идет постоянный и  глубоко честный поиск истинных целей
жизни.   В   ней   нет   ничего  общего  со   слабостью  или   отсутствием
целеустремленности,  она чужда пассивности и  мечтает о  великих подвигах.
Эта душа неизбежно вступает в конфликт со своим окружением,  которое живет
по принципу "остановись, мгновение", что хуже смерти душе фаустовской.
     Павел Петрович -  упорный правдоискатель, правдолюб. Его ум не скован
привычными догмами и всегда ищет решений,  сообразных действительности, но
именно это  многие объявляют чудачеством,  странностью или  даже безумием.
"Если бы Павел в несправедливых войнах пожертвовал жизнью нескольких тысяч
людей,  его  бы  превозносили,  -  замечает современник,  -  между тем как
запрещение носить круглые шляпы и отложные воротнички на платье возбуждало
против него всеобщую ненависть".
     На российский престол вступил человек,  несший в  себе черты личности
эпохи "души сознательной".  В  дневнике Г„те имеется следующая запись от 7
апреля 1801 года,  в  день,  когда он узнал о  трагической гибели Павла I:
"Фауст.  Смерть императора Павла".  Вряд ли здесь лишь простое совпадение,
как утверждают многие.  Кому, как не Г„те, дано было распознать, где в его
время проявляется фаустовская душа?  Г„те не  только пристально изучал все
обстоятельства убийства Павла,  о чем сохранились записи в его бумагах, но
и при жизни "романтического императора" проявлял к нему большой интерес, о
чем свидетельствуют многие записи в его дневнике.
     Павел  -   русский  ученик  Фауста.   "В  нем  проявление  того,  что
впоследствии стало  главным  элементом русского духа;  интеллектуальность,
которая в  то же время является мистикой,  мистика,  которая в то же время
есть интеллектуальность".
     Павел  Петрович  хорошо  понимал  дух  новой  эпохи,  противопоставив
якобинству  и  радикализму облагороженное рыцарство.  В  манифесте  от  21
декабря 1798  года  он  открыто заявил об  этом,  назвав законы и  правила
Мальтийского ордена  "сильной преградой против  бедствий,  происходящих от
безумной страсти к переменам и новостям необузданным...".  Поэтому и решил
он образовать в России как можно скорее рыцарский корпус -  новое сословие
людей,  способных обратить демократические преобразования в  стране ей  на
благо.
     Но  "беда его  состояла в  том,  что он  был слишком честен,  слишком
искренен,  слишком  благороден,  то  есть  обладал  рыцарскими качествами,
которые   противопоказаны   для    успешной   политической   деятельности.
"Верность", "долг", "честь" были для него абсолютными ценностями".


                            Глава одиннадцатая

                       АЛЕКСАНДР ВАСИЛЬЕВИЧ СУВОРОВ

                                            О радость! Муза, дай мне лиру,
                                            Я вновь Суворова пою.

                                                               Г. Державин

     Неожиданно оказалось, что "блестящие игрушки вольтеровского остроумия
стреляют" - 14 июля 1789 года взятием Бастилии началась великая революция.
Ее  подготовили  идеи  французских  философов-просветителей.   "Этот  труд
несомненно произведет в умах революцию, - писал один из авторов знаменитой
"Энциклопедии искусств и ремесел" Д.  Дидро,  -  и я надеюсь, что тиранам,
угнетателям,   фанатикам  и   вообще   людям   нетерпимым  от   этого   не
поздоровится".
     В  огне  революции "пылала Ложь,  накопленная поколениями,  плавились
Идолы, Респектабельность и Лицемерие покидали землю". Народ, собранный под
знамена "Свободы