ащался в паука...


                                    2

     В месяце травном*,  28 дня, объединенное войско Ярославичей двинулось
на  половцев.  Во  главе  одного  из разведывательных десятков,  высланных
далеко вперед дружин,  ехал Изяслав-отрок.  По дороге  встречались  лесные
поселения смердов,  в которых правили,  подобно самозваным князькам, бояре
да тиуны. Изяслав передавал им повеление Ярославича отобрать самых сильных
мужей  и  спешить к Днепру для пополнения княжьего войска.  Но большинство
бояр и тиунов,  выслушав отрока,  и ухом не повели,  и пальцем о палец  не
ударили.  Поганые им не были опасны,  ведь они не заберутся сюда, в глухие
леса.  Половцы устремятся на Переяславль,  на Киев, на Чернигов. Вот пусть
киевляне  да  черниговцы  и  дерутся с ними.  А для лесных бояр чем слабее
станет великий киевский  князь,  тем  лучше  -  тем  сильнее  станут  они,
самозваные князьки.
     _______________
          * Т. е. в мае.

     Изяслав-отрок,  глядя  на  них,  раскормленных и  спесивых,  невольно
вспомнил поговорку Славяты:  "Умеешь работать - работай, не умеешь - воюй,
а непригоден ни к чему - будь тиуном".
     И  еще думал молодой воин:  "Этих тиунов да бояр уже и князь не может
сместить по своему усмотрению.  Залезли в леса, в дебри, куда ни князь, ни
его ближние не заглядывают. Укрепились, подобно самому стольному, окружили
себя верными приспешниками.  Не только о люде не заботятся, но и про князя
забыли.  О себе, о власти да о богатстве своем пекутся. Самоуправцы! Землю
Русскую предают!" Отрок не мог заставить их подчиниться княжьему повелению
и, чтобы не терять напрасно времени, ехал дальше.
     Пополнение русскому войску так и не прибыло...
     В начале изока -  июня - один из воинов Изяславовых заметил половцев.
Изяслав отрядил двух отроков к  тысяцкому Гарлаву с  известием о появлении
врагов, остальным воинам приказал скрытно наблюдать за ними.
     Половцев было несколько сот. Многие уже успели отяготиться добычей. К
седлам были привязаны толстые сумы,  грудь увешана побрякушками. Некоторые
тащили  на  арканах  рабынь.  Изяслав  с  нетерпением ждал  прибытия сотен
Гарлава, чтобы ударить на поганцев.
     Степняки  давно   заметили  русских   всадников,   сопровождавших  на
почтительном расстоянии их отряд,  но не рисковали напасть.  Лишь время от
времени пускали стрелу в  того или  иного смельчака,  подъезжавшего ближе.
Они,  так  же  как  и  русичи,  ожидали подхода основных сил  и  замедлили
продвижение.
     Но прежде чем подошли новые отряды половцев, подоспели сотни Гарлава.
Старый воевода оглядел с холма стан врагов и подозвал одного из сотских:
     - Замани в лес. Дорогу за собой присыпь якирцами*.
     _______________
          * Яїкїиїрїцїы - небольшие металлические колючки.

     Сотня  русичей  с  гиком  устремилась на  врагов.  Половцы  помчались
навстречу.  Не  доезжая  до  поганых  несколько  десятков  локтей,  русичи
повернули коней. Половцы поскакали за ними, охваченные азартом погони.
     Вот уже и опушка.  Преследователи приготовили арканы. И вдруг их кони
споткнулись.  Всадники полетели на землю, разбивая головы, сворачивая шеи.
Русичи усеяли за собой всю опушку острыми якирцами.
     Предводитель степняков приказал  объехать  опасное  место  и  догнать
русичей.  Половцы вступили в  лес.  Тут им  приготовили встречу.  Еще анты
излюбленным местом  боя  считали  лес.  Они  устраивали  засады,  внезапно
нападали на врага со всех сторон.  И теперь в половцев полетели с деревьев
стрелы и сулицы-дротики.  Самым страшным для степняков было то, что они не
видели русичей.  Казалось,  чужой  лес  превратил ветви  своих  деревьев в
копья,  послал в непрошеных гостей кучу стрел. Половцы повернули коней. Но
земля за ними оказалась также усыпанной якирцами.  Отовсюду -  с деревьев,
из-за деревьев - их встречали боевые топоры, дубины и копья.
     Русские всадники вылетели из  леса  и  напали  на  воинов,  стерегших
рабынь.  Женщины бросались навстречу всадникам,  рискуя попасть под копыта
лошадей. Из их глаз текли слезы, сухие губы повторяли одно лишь слово:
     - Свои!


     Изяслав-отрок  прискакал  к  князю  с  радостным  известием о  первой
победе. Он смотрел на красивое зарумянившееся лицо старшего Ярославича и с
сожалением думал,  что в последнее время сердцем отдалился от князя.  "Кто
виноват в этом?  - думал отрок. - Ведь князь не волен сделать бояр добрыми
и честными, он не отвечает за их подлые дела. Но кто же тогда отвечает?"
     Рядом с Изяславом Ярославичем находился черниговский князь Святослав.
И он привел меньше войска,  чем ожидалось.  Лучшую, отборную часть дружины
оставил Святослав в Чернигове.  Он больше не доверял брату, не надеялся на
его помощь в трудную минуту.
     Позади князей безмолвно стояли Жариславичи.
     Изяслав-отрок встретился взглядом со  Склиром,  поспешно отвел глаза.
Из-за него,  из-за этих хищников-резоимцев он отдалялся от любимого князя.
Это они подбили благородного на лиходейства...
     Старший Ярославич привлек гонца к груди, облобызал его в обе щеки.
     - Вот тебе,  тезка мой,  за  доброе известие,  -  проговорил киевский
князь, отстегивая харалужный меч. - Поднимай его против врагов моих.
     Отрок бережно принял меч и  вторично встретился взглядом со  Склиром.
Вот на кого он бы поднял меч!


                                    3

     Тысяцкий Гарлав  и  несколько воинов ввели  в  шатер  киевского князя
боярина Жарислава и Склира.
     Гарлав, зло сверкая глазами, сказал громче обычного:
     - Княже,  приструни боярина и его чад.  Что хотят, то и делают. Склир
снял свою сотню да пограбил селение черных клобуков.  А Жарислав, думаешь,
разгневался на сына? Как бы не так! Начал с ним добычу делить...
     Кровь  бросилась  в  лицо  Всеволоду  Ярославичу,  стоявшему рядом  с
братом.  Он даже в сердцах замахнулся на Склира, но Изяслав перехватил его
руку.
     Жарислав поспешно заговорил:
     - И  вовсе  не  пограбить клобуков хотел  Склир,  а  только наказать.
Узнали мы: они ждут половцев, с ними вместе на нас пойдут.
     "Врет пес!" - хотел крикнуть Гарлав, но остановился - разве князь сам
этого не поймет?  Глянул на князя и остолбенел:  лицо у того такое,  будто
услышал важное известие от боярина.
     - Доподлинно узнал? - спросил Изяслав.
     - Да  поклеп это!  -  закричал Всеволод,  но старший брат положил ему
руку на плечо,  требуя замолчать.  Изяслав повернулся к тысяцкому,  твердо
молвил:
     - Ты  ошибся,  Гарлав.  Сам ведь слышал:  боярин не грабил.  Он хотел
наказать предателей.
     Старый воевода чуть не сгорел со стыда.  Он поклонился князю и  вышел
из  шатра вместе со своими воинами,  а  вслед за ними вышли и  Жарислав со
Склиром.
     Наконец-то Всеволод мог высказать брату все, что думал:
     - Боярин Жарислав солгал.  Разве  ты  не  видел того?  Зачем напрасно
оскорбил Гарлава? Лжа - что ржа: тлит.
     - Нельзя перед боем давать волю раздорам среди бояр,  - примирительно
сказал Изяслав. - Потом правый суд учиним.
     Всеволод упрямо покачал головой:
     - Нельзя потакать татям и лжецам,  а правый суд откладывать. Нельзя в
бой идти, имея их за собой. Дьявольское семя дает дьявольский плод.


     В июне,  в лето 1068-е, русское войско расположилось на берегах реки,
на  Летском поле.  Здесь  некогда Ярослав разгромил своего коварного брата
Святополка,  убийцу Бориса и  Глеба.  Мудрый князь разбил орды  печенегов,
которые Святополк вел на Русь, чтобы захватить киевский стол.
     Изяслав  Ярославич  вспоминал  о   победе  своего  отца  с  радостной
надеждой.  Не  суждено ли ему на этом самом месте повторить славное деяние
родителя? Не следует ли видеть в подобном совпадении перст Божий?
     Ночь  выдалась безлунной,  беззвездной.  Ветер тихо шелестел травами.
Дозорным было жутко.  От  напряжения болели глаза,  ныло тело.  Постепенно
охрана привыкла к тревожным шорохам,  и,  когда засерел рассвет, некоторые
из дозорцев задремали.
     Жариславу пришлось тормошить воинов своей сотни.
     - Вставайте,  лентяи,  сучьи дети!  -  рычал он вполголоса. - Счастье
свое проспите!
     Ему не давала покоя сыновья добыча. Он задумал тоже пограбить селение
черных клобуков, тем более что начинался рассвет, и если половцы не напали
ночью,  то  вряд  ли,  как  считал Жарислав,  нападут теперь.  А  если что
непредвиденное случится,  он  услышит шум  боя  и  вернется...  Его сотня,
поставленная  воеводой  Коснячко  на  правом  крыле,  тихонько  снялась  и
растаяла во мгле...
     А  именно напротив этого  места,  будто  в  оправдание пословицы "Где
тонко,  там и рвется", половцы начали переправу через реку, обходя русский
стан справа.  Тихо плыли кони. К их хвостам были привязаны набитые соломой
кожаные мешки. За мешки уцепились воины.
     К  русским  дозорцам  поползли враги,  держа  кривые  ножи  в  зубах,
поползли с  той  стороны,  где  должна была  находиться надежная застава -
сотня Жарислава, опытного воина. Один из русичей заметил какие-то тени, но
подумал:   "Почудилось.   Не   могли  же  степняки  всю  сотню  без  звука
вырезать..."
     Застонала земля от тяжкого конского топота.  Содрогнулась от хриплого
крика.  И только тогда русичи проснулись,  не понимая еще,  что случилось.
Они метались по лагерю,  и  отовсюду из серой рассветной мути на них лезли
разгоряченные конские  морды.  Свистели  арканы,  падали  на  шлемы  сабли
степняков.
     Тысяцкому Гарлаву удалось кое-как собрать свои сотни. Он поднял двумя
руками  длинный тяжелый меч,  и  русичи ударили на  врагов.  Они  рубились
молча, исступленно. И их молчание было страшнее крика.
     Хан  Сатмоз предусмотрел все случайности.  Если неожиданное нападение
сорвется или  кому-нибудь из  русских воевод удастся собрать своих воинов,
отряд Карама должен выманить боеспособного неприятеля из лагеря туда,  где
были спрятаны в засаде четыре отряда, насчитывающие четыре тысячи сабель.
     Одного не мог предусмотреть хан - отчаянной храбрости людей, попавших
в ловушку.  Русичи бились до конца,  насмерть.  Они кололи врагов копьями,
разили мечами и булавами,  били окованными сталью дубинами. Раненые, падая
с  коней,  стаскивали за  собой на землю противников и  тут пускали в  ход
острые засапожные ножи.  Несмотря на  то  что врагов было в  несколько раз
больше, тысяцкий Гарлав с двумя сотнями смельчаков прорвал кольцо.
     Русичи спустились с  холма и  прямо перед собой в  трех сотнях локтей
увидели смутные очертания юрт. Воевода Гарлав смекнул, что это должны быть
ханские вежи, и устремился к юртам.
     Хан Сатмоз так надеялся на успех внезапного нападения,  что для своей
личной охраны оставил лишь сотню телохранителей.  Увидев неизвестно откуда
взявшихся русичей,  хан приказал телохранителям сойтись с  противником,  а
сам вскочил на коня и помчался за подкреплением.
     Даже  перед  лицом  смерти степняки не  посмели ослушаться хана.  Они
знали:  труса ждет неумолимый суд всего племени, позор, лютая казнь. Сотня
половцев, визжа от страха, понеслась навстречу двум сотням стальных воинов
Гарлава.
     Ханский певец Елак мчался на  правом фланге.  Наконец-то  он  покажет
себя в битве. Ирци убьет много врагов и прославится.
     Словно не  конь,  а  ветер нес  на  своих могучих крыльях Елака.  Все
вокруг казалось слабым и призрачным: и враги, и телохранители. И только он
один, несущийся на крыльях ветра, был великаном и богатырем.
     Елак был упоен сознанием своей силы.  Он приподнялся в седле, вскинул
меч,  подаренный отроком,  ставший как бы  продолжением руки.  Вот блестит
впереди железная шапка русича.  Елак опустил меч.  Он ударил мимо шелома в
плечо  противника,  и  тот  свалился с  коня.  Это  было  так  легко,  так
молниеносно. Вот еще русич. Вот он!
     Елак  занес меч  вторично.  Яростные ненавидящие глаза Елака и  глаза
Изяслава-отрока на миг встретились. Приятели не узнали друг друга. "Сейчас
убью врага, сейчас!" - стучит мысль в голове Елака. Но что это? Почему...
     Елак не успел удивиться. Харалужный меч Изяслава-отрока переломил его
меч и обрушился на голову...
     А  хан Сатмоз был уже далеко от того места,  где,  защищая его жизнь,
погибли ирци  Елак и  сотня телохранителей.  Хан  нахлестывал коня.  Сзади
раздавались крики преследователей.
     Конь  Сатмоза споткнулся.  Хан  полетел через  его  голову на  землю.
Тысяцкий Гарлав направил своего коня  к  хану.  Но  из-за  бугра вынырнули
половецкие всадники. Передний напал на Гарлава, успевшего крикнуть своим:
     - Заворачивайте коней!
     Гарлав  взмахнул мечом.  Половец  легко  уклонился от  удара,  метнул
аркан.  Волосяная петля захлестнула шею старого воеводы,  выдернула его из
седла, словно морковь из грядки.
     Около хана,  лежавшего без памяти на земле,  половец соскочил с коня.
Нагнулся над Сатмозом и отпрянул с возгласом досады.
     Так случилось в этой ночной битве,  что Изяслав-отрок убил Елака, что
Елак защищал Сатмоза и  что  не  кто иной,  как смелый Альпар,  спас жизнь
хану.


                                    4

     Вместо Гарлава во главе тысячи встал его младший брат, боярин Матвей,
длинный,  худой,  жилистый.  Синие глаза сверкали из-под  рыжих бровей,  и
сверкала синим и  красным булатная сталь его  меча.  Двух  коней убили под
Матвеем, и вскочил он на третьего, половецкого. Его хозяина сбросил боярин
навесным страшным ударом меча,  убил еще троих. Пот густыми струями стекал
по его лицу на рыжую бороду.
     Матвей со своими людьми стремился прикрыть брешь на правом крыле,  но
у  него  оставалась едва  ли  сотня  воинов,  а  половцы  все  прибывали и
прибывали.
     - Скачи   к   Дубу,   пусть  на   подмогу  спешит,   -   приказал  он
Изяславу-отроку в короткое мгновение между двумя взмахами меча.
     Боярин Дуб со своими тремя сотнями дружинников располагался  на  ночь
рядом  на  холме.  Когда Изяслав-отрок вынесся на холм,  Дуб впереди своих
воинов уже спешил в противоположную сторону.
     - Стой! - во всю мочь закричал отрок, замахал руками.
     Боярин заметил его, остановился.
     - Матвей зовет на подмогу!  Он теперь тысяцкий.  Наказывал тебе -  не
медлить!
     Изяслав задыхался.  Ему казалось, сейчас дыхание кончится и он упадет
замертво.
     - Матвей зовет меня? - удивился боярин.
     Матвей был не только соседом,  оттягавшим у него кусок подворья, но и
давним врагом.
     Боярин повел широченными плечами,  на которых плащ казался невесомым.
Он раздумывал насупившись. Его конь, большой и сильный, под стать хозяину,
нетерпеливо  приплясывал.   Изяслава-отрока  била  нервная  дрожь.  Он  не
понимал, чего этот Дуб тянет.
     - А где Гарлав?
     - Убит. Не медли!
     Боярин указал рукой вперед:
     - Там -  великий князь наш.  Куда он  пошлет меня,  туда и  пойду.  А
Матвей не Гарлав и мне не указ. Может, князь поставит тысяцким меня.
     Он махнул рукой,  торопя дружину, а сам задержался, оставаясь наедине
с отроком.
     - Но Матвей и его люди погибнут! - умолял Изяслав.
     - На все воля Божья, - ответил Дуб.
     Отроку показалось, что он ослышался. И вдруг вспомнил: Дуб и Матвей -
враги.  Князь пытался мирить их. Так вот оно что! Вот истинная причина! Он
закричал:
     - Да как ты можешь в такую годину распрю продолжать? Да князь тебе за
это!..
     Боярин только усмехнулся:
     - О распре князю не поминай,  если жить хочешь. А то он подумает, что
о нем молвишь!
     Он с места пустил коня в галоп. Комья земли полетели в отрока. Но тот
и не заметил этого.  На него навалилась,  оглушила, обожгла горькая мысль:
"А ведь правду говорят:  один торил тропу,  а  все ходят.  Дурной пример -
чертово семя.  Князь посеял его -  и вот взошло: да не для одного князя, а
для всей земли Русской..."


                                    5

     Изяслав  Ярославич проснулся от  надсадного вопля  такой  силы,  что,
показалось, сейчас оглохнет.
     - Поганые! - закричал, вбегая в шатер брата, Святослав.
     Следом за черниговским князем в шатер вскочил Коснячко.
     - Спасайся, княже!
     Святослав удивленно обернулся:
     - Воеводо,  ты забыл о  своем деле.  Выступай с  воинами.  Ударьте на
поганых.
     - С кем выступать?  Кто ударит?  -  еще громче запричитал Коснячко. -
Боярин  Жарислав со  своей  сотней удрал.  Дружинники Пересвета побиты.  А
Пантелеймон еще рубится,  да где ему сдержать поганых -  пятеро на одного.
Всеволода,  брата твоего,  степняки окружили. Он помощи у нас просит. А от
воев проку не много. Пешие они, да и сраженью против конных не обучены.
     В шатер великого князя вошел боярин Дуб.
     - Привел своих в целости. Что накажешь?
     - Брате!  -  сказал Святослав.  - Соедини всех, кто остался. Стань во
главе, и ударим на половцев. Не медли!
     В  другое время Изяслав Ярославич тотчас выполнил бы  совет брата.  В
другое время -  до того, как он послал Ростислава на Тмутаракань. А сейчас
он относился к  Святославу с  подозрением:  не забыл брат об унижении сына
своего. Уж не хочет ли отомстить?
     - Княже,   дозволь  на  подмогу  Всеволоду  Дуба  послать,  -  молвил
Коснячко.
     Изяслав Ярославич согласно кивнул головой,  и  Дуб выбежал из  шатра.
Вместо него появился Изяслав-отрок.
     - Матвею надобна подмога! Он поганых у реки удерживает!
     - Нет подмоги,  -  зло сказал Коснячко. - У князя четыре сотни воинов
осталось. Тут впору о своей голове думать.
     Отрок заметил,  как  побледнело лицо князя,  задрожали губы.  "Неужто
испугался?"  -  мелькнула мысль,  обдала  ознобом.  Невольно  вспомнилось:
"Князь задрожит - войско побежит".
     В  шатер вскочил боярин Жарислав.  И сразу же,  не давая никому слова
молвить, заговорил:
     - К тебе,  княже,  пробивался.  Половцев -  что песку морского.  Надо
тебя, главу, спасать. Будет глава земли - и земле стоять. Стянем дружины к
Киеву,  там степняков встретим. Уходи, княже. А мы тебя прикроем, задержим
поганых!
     - Ступай к Матвею,  - приказал Изяславу-отроку Коснячко. - Пусть сюда
пробивается!


     Еще оставались на Летском поле островки воинов-русичей,  отбивавшихся
от врагов,  которые затопили поле мутными разноцветными волнами.  И некому
было собрать островки воедино, образовать из них плотину, а затем выпятить
ее железным тараном в сторону врагов,  как это  сделал  когда-то  Ярослав,
прозванный Мудрым. Тогда степняков было не меньше, а русичей не больше, но
они держались воедино,  за одно сердце,  - и один побеждал двоих,  двое  -
пятерых.
     А  сейчас  несколько  сот  дружинников прорубали дорогу  Ярославичам,
удирающим с поля битвы.  Непрерывно трубила боевая труба,  созывая к этому
отряду уцелевших воинов-русичей.  И  они пробивались к  своим.  К княжьему
отряду  пристал  и   Матвей  с  десятком  воинов,   среди  которых  был  и
Изяслав-отрок.


     Рабыня Узаг не спала всю ночь. Услышав топот коней и родную речь, она
выбежала из вежи и увидела скачущих всадников. Она всхлипывала от страха и
радости: свои, русичи! Она бросилась к ним из последних сил, крича:
     - Я не Узаг, я - Марийка!
     Всадники ураганом пронеслись перед  девочкой.  Один  из  них  на  миг
оглянулся, но не придержал коня.
     Это были Ярославичи, покидавшие поле брани. Они спешили уйти подальше
от страшного места, им было не до какой-то рабыни.
     - Я не Узаг,  я -  Марийка!.. - последнее, что донеслось до киевского
князя с Летского поля, жалобный детский крик.


                                    6

     Только в одном месте еще продолжалось сражение.  Там с победным гиком
накатывались лавины воинов богатыря Огуса -  и  откатывались со  звериными
воплями ужаса и ярости.  Мертвые воины падали с коней.  Кони без всадников
разбегались по полю.
     Богатырь Огус кусал губы и выл тихо,  отчаянно и яростно,  как шакал,
попавший в  западню.  Ему в начале битвы хан Сатмоз поручил самое легкое и
выгодное дело - напасть на отряды ремесленников, которые к