менее заметен... Кого же выбрать?
     Гордо глядит на пирующих гостей черниговский князь,  умный и  храбрый
Святослав.  Свой престол он сумел обезопасить. Враг не посмеет польститься
на его угодья.  А если полезет, то он, князь Святослав, соберет испытанное
войско и обрушится на врага как Божья кара.  Понадобится -  получит помощь
от братьев, а мало будет - придут на подмогу хладнокровные, неустрашимые в
битвах варяги,  черноволосые храбрые сербы  и  скалоподобные хорваты,  или
стойкие  и  честные  булгары,  или  быстроумные  византийцы,  или  далекие
огнистые франки.  Многие из этих народов враждуют между собой, но со всеми
ними  дружен черниговский князь.  Потому и  спокоен он  за  границы своего
княжества и  теперь заботится о  том,  как  сделать свой черниговский удел
обширнее,  клети полнее.  А  военная добыча сделает верных дружинников еще
преданней.
     Но и забота старшего брата -  его,  Святослава, забота. Ведь степняки
опасны для всей Русской земли,  силе их нет конца.  Разобьешь одно племя -
его  место займет другое,  третье...  И  начинается все сызнова.  Набеги и
разбой -  уклад жизни степняков.  Терять им нечего:  городов и полей у них
нет.  Землю у  них  не  отнимешь,  ибо  она -  вся бескрайняя степь.  Одно
спасение от них -  быть сильным,  крепить единение с  братьями,  возводить
единый щит. Это умеет он, Святослав!
     Вот только сынок подводит.  Добрый, ласковый, но слабый волей и духом
Глебушко - незаживающая рана черниговского князя. Поговаривают, что и умом
Глебушко скуден, но Святославу горько признать это. "От зависти болтают, -
думает он.  -  На  мне сорвать зависть не  могут -  на сына зло переносят.
Воистину, у каждого своя язва. Не от Бога, так от людей..."
     Беспечен храбрый Всеволод,  любимый сын Ярослава.  Он склонил на руку
свою красивую буйную голову,  рассыпались вьющиеся волосы.  В  ясных серых
глазах  мерцают зеленые огоньки.  Над  полными яркими  губами под  точеным
носом - густые усы. Задорно торчит черная как смоль, подстриженная борода.
До этого времени у Всеволода была главная забота -  степняки. Он сдерживал
их,  бил.  И они били его.  Он отгонял степь от Русской земли, а она опять
надвигалась.  Он  не  уставал воевать и,  если  уступал брату Святославу в
расчетливости и выдержке,  то не уступал в храбрости. И грамоту разумел не
хуже  Святослава.  Знал  гордый  язык  римлян,  свободно  разговаривал  на
греческом, тем более что был женат на греческой царевне из рода Мономахов.
Дружина любила его не за куны, а за незлобивый, веселый нрав.
     Знал Всеволод,  как  и  где  расселить покоренных торков на  границах
земли Русской,  умел тонко приметить или  создать повод для  раздора между
степными племенами,  да и стравить врагов: пусть дерутся, пусть забудут на
время о своей вражде с русичами,  пусть ослабеют.  А с теми,  кто победит,
истекая кровью,  залижет раны  и  сызнова устремит жадный взор на  Русскую
землю, - совладать будет легче: лишь бы среди своих разброда не было.
     Но и разброд между своими боярами умел Всеволод вовремя притушить, да
так, чтобы никого из них смертельно не обидеть.
     А  теперь заботы спали с  плеч  переяславльского князя.  Старший брат
Изяслав решил совместно со Святославом и  Всеславом прийти ему на помощь -
ударить на  торские племена,  которые еще оставались вольными кочевниками,
покорить их, присоединить к уже усмиренным их собратьям - черным клобукам,
поселить на  границах,  дать  вкусить оседлой жизни  и  тем  самым сделать
союзниками против степи - сделать толще и надежней щит Русской земли.
     Всеволод  предложил:  к  чему  братьям  и  сыновцу  утруждать себя  и
подвергать жизнь  опасности?  Пусть  дадут  ему  дружину  побольше,  и  он
посчитается со степью,  а добычу разделит поровну. Он не утаит ни серебра,
ни  золота,  ни  коней.  Разве  что  припрячет  корчажек  зелена  вина  да
раскрасавицу полоняночку.
     Всеволод с удовольствием глядит на расторопных слуг, которые разносят
на блюдах дичь, фрукты, на рабынь-плясуний.
     Вот  входит  вереница челядинов в  светлых  одеждах.  Между  столами,
подняв изогнутые шеи,  важно плывут снежно-белые лебеди на золотых блюдах.
Слуги подносят в первую очередь князьям и тем,  кто сидит рядом с ними,  -
архиепископу,  новгородским гостям:  посаднику Иосифу,  мирским  именем  -
Остромиру, боярину Чудину.
     Среди отроков,  занимающих третий стол,  -  сын  Микулы,  Изяслав,  и
Турволод.  Бывший кожемякин захребетник не притронулся ни к  яствам,  ни к
вину.  Взглянул  на  новгородского посадника и  вспомнил  Селию,  смуглое,
упругое,  горячее,  покорное тело ее,  мерцающие глаза под  полуопущенными
ресницами...
     Звон и  гул стоит над столами.  Покрывая шум,  раздается зычный голос
князя Всеволода:
     - Да затрепещет степь!
     Ему откликаются из-за столов бояре и отроки:
     - Да затрепещут поганцы!
     Булатные мечи сверкают под потолком гридницы*. Сверкает золотой крест
в руке архиепископа Георгия:
     - Воистину так. С именем Божьим!
     _______________
          * Гїрїиїдїнїиїцїа,   гїрїиїдїнїя   -  покои  или  постройки  при
     княжеском дворе для гридней; приемная.

     Внезапно между столами появляется сгорбленный худой человек в  черной
рясе, подпоясанный веревкой. Сияющие огромные глаза оглядывают бояр, и шум
стихает.    Завидев   монаха,   навстречу   поднимаются   князья.   Кто-то
предупредительно  подсовывает  золоченое  кресло.   Но   человек  в   рясе
отодвигает это кресло, подходит к простому, дубовому и тихо молвит:
     - Не  подобает слуге Божьему на  злато воссести.  Христос на злате не
восседал и нам не велел.
     Он глядит на сидящих за княжьим столом, на гусляров, танцующих девок,
указывает на них пальцем и обращается к Святославу:
     - Будет ли так и на том свете?
     Святослав уважает этого иссохшего человека.  Чтобы успокоить его,  он
подает знак прекратить игрища. Только тогда монах садится.
     Изяслав-дружинник толкает Турволода локтем. Ему интересно узнать, кто
этот монах в простой черной рясе,  которого слушаются князья.  Он слышит в
ответ:
     - Феодосий, игумен печерский...


                                Глава VII

                        ФЕОДОСИЙ, ИГУМЕН ПЕЧЕРСКИЙ


                                    1

     Странная процессия подошла  к  Лядским  воротам.  Впереди приплясывал
кривобокий толстый  человек,  наряженный скоморохом,  с  полупустым мешком
через  плечо.  Всю  его  одежду  составляли рубаха  из  конского волоса  -
власяница  -  и  вывернутая козлиная  шкура,  на  которой  еще  не  успели
засохнуть клочки мяса  и  кровь.  За  кривобоким человеком бежала женщина,
ломая руки и  причитая над  ним,  как  над покойником.  А  сзади шествовал
монах, возводя глаза к небу. Когда причитания женщины поднимались до самой
высокой ноты, человек в козлиной шкуре отмахивался от нее мешком и хриплым
голосом каялся:
     - И ел сусло нечистое, и сотворил себе златого кумира, и давал против
друга своего свидетельства ложны,  и желал жены искреннего моего друга,  и
села его,  и раба его,  и рабыни его,  и вола его,  и всякого скота его, и
всего, что есть у ближнего моего. Прости мя, Всеблагий!
     Он  изо  всех сил  молотил себя в  грудь кулаком,  а  старая женщина,
бежавшая за ним, хватала его за руки, за края шкуры, и умоляла о чем-то, и
грозила.
     Несколько  ребятишек  следовало  за   этой  процессией.   Они  весело
переговаривались,   показывали   пальцами   на   кривобокого  вихляющегося
человека.
     Когда процессия прошла Лядские ворота и  направилась по  узкой гати в
лес,  из  сторожевой башни  по  лесенке спустился на  землю дружинник.  Он
поманил к себе мальцов и стал расспрашивать о человеке в козлиной шкуре. К
ним  подошло  несколько  смердов,   кузнец  и  гончар.   Вокруг  ребятишек
образовалась толпа.
     Один  из  мальчиков,  преисполненный важности от  того,  что  столько
взрослых его слушает, рассказывал:
     - То сын богатого купца и сам купец.  Кличут его Ложкой,  из ложкарей
они.  Три дня тому вернулся из греков да как заговорит:  "Иду к  Антонию в
печеры, в монахи". Ну его отец, Сосна, показал ему монаха! - Щеки мальчика
разгорелись от  восторга при  упоминании о  том,  как  бил отец Сосна сына
Ложку. - Ох и показал! Не верите? Взял хлуд* да как свистанет! Ложка упал,
матинка давай его отливать.  А  вчера старый Сосна уехал в  Белгород.  Тут
Ложка как схватит нож да как бросится в заклетье!  Поймал козла,  зарезал.
Шкуру  ободрал и  на  себя  напялил.  Говорит:  "Пусть присохнет на  мне".
Ей-Богу, дяденька, правда!
     _______________
          * Хїлїуїд - дубина; жердь.

     Остальные  ребятишки,   нестерпимо  завидуя  рассказчику,   не  могли
удержаться от соблазна вставить несколько слов.
     Дружинник,  хохоча во  всю глотку,  опять полез на  сторожевую башню,
смерды,  ахая  и  удивляясь,  пошли  своей  дорогой,  а  кузнец  и  гончар
перекинулись несколькими словами:
     - Много добра,  утвари и скота нахватал,  вот из него и прет. Пила бы
пиявка еще, да залубенело брюшко.
     - А может быть, и впрямь его осенила благодать?
     - Может,  и  так.  Да  только повелось:  вначале согрешит,  потом  уж
замаливает.
     Между тем Ложка углублялся все дальше в  дебри.  Он  достиг тех мест,
где начинались печеры.  Тут невдалеке монахи и присланные князем градоделы
строили церковь.  Ложка присмотрелся к строителям,  стараясь определить, к
кому из  них  обратиться с  расспросами.  Он  выбрал низенького тихонького
человека со впалой грудью,  работавшего,  однако,  с прилежанием, и тронул
его за рукав:
     - Брате, игумен мне надобен, Феодосий.
     Монах  отряхнул руки,  повернулся.  Кроткие  серые  глаза  словно  бы
заглянули в душу Ложке, и, осененный внезапной догадкой, бывший купец упал
на колени и воскликнул:
     - Прости мя,  ока слепого и нога хромого!  Не признал тебя, Феодосий.
Из тьмы пришел к тебе за светом.
     Он протянул игумену мешок с гривнами:
     - Даю на монастырь. Не прогони раба.
     Феодосий  ласково  посмотрел  на  Ложку,   велел  коленопреклоненному
встать.  Он сказал,  что Господь завещал принимать всякого идущего к нему.
Расспросил о прежних мирских утехах Ложки, о совращавших его бесах, тяжело
вздохнул.
     Игумен спросил,  какое  имя  дали  Ложке при  крещении,  знаком ли  с
уставом черноризцев,  какой  подвиг  желает  совершить во  славу  Господа.
Услышав ответ, молвил:
     - Нет больше купца Ложки. Есть брат Афанасий.
     И монахи подхватили:
     - Живи с нами, брате Афанасий!
     Брат Афанасий,  бывший купец Ложка,  со слезами умиления расцеловался
со всей братией и  последовал за игуменом в печеры.  Проходя мимо одной из
них, Феодосий поклонился в ее сторону, проговорил:
     - Мир тебе, брате!
     - Кто там? - спросил Афанасий, указывая на печеру.
     - Святой старец Антоний,  принесший в  Киев благословение с  Афонской
горы.
     Они вошли в  длинное подземелье.  Феодосий беспрестанно кланялся то в
одну   сторону,    то    в    другую.    Тут    находились   в    затворах
черноризцы-подвижники.  Молитвой,  постом, бдением они боролись с мирскими
соблазнами. Изнуряли плоть.
     Был тут и старец Демьян,  такой постник,  что, кроме хлеба и воды, не
вкушал  ничего  уже  долгие годы,  и  Иеремия,  помнивший крещение Русской
земли, "предсказатель грядущего". Находились и такие, что просили закопать
себя по пояс в землю и так проводили в молитве дни свои,  заживо съедаемые
червями.  Были  тут  исступленные  и  темные  люди,  но  иногда  и  мудрые
переписчики,  и летописцы,  поведавшие потомкам историю Русской земли. Тут
стонали немощные, сумасшедшие, но отсюда выходили и философы.
     К одному из затворников Феодосий привел Ложку.  Облобызались.  Игумен
хотел было дать затворнику свечу,  но тот отказался: он будет подвижничать
в  темноте.  Богу везде светло.  Ложка вошел в  печеру и с помощью игумена
завалил вход камнями,  оставив узкое отверстие,  сквозь которое можно было
бы брать воду и пищу.  Ибо даже всесильный Господь не может напитать одним
духом  святым  своего  раба.  Когда  каменная стена  закрыла  затворника в
печере,  игумен Феодосий вытер мозолистые ладони,  перекрестился и  пошел,
шепча:  "Нет конца силе твоей,  Господи!"  Он сладостно думал о  том,  что
власть Господа и его верных слуг,  печерских черноризцев, признали все - и
бояре,  и  простые люди.  Вот  два  дня  тому назад прискакал сын  боярина
Иоанна,  Варлаам. Он сорвал с себя нашейную золотую гривну, плащ, протянул
монахам поводья своего коня и сказал:
     - Отдаю  на  монастырь.  Ведаю  слово  Божье:  "Легче верблюду сквозь
игольное ушко пройти, нежели богатому в царство небесное войти".
     Разгневанный  отец   Варлаама,   боярин  Иоанн,   побежал  к   князю.
Богобоязненный Изяслав на этот раз залютовал.  Он хотел назначить Варлаама
сотским.  Князь  пригрозил раскопать печеры и  заточить монахов в  поруб*.
Особенно  разозлился Ярославич на  летописца Никона,  посланного Феодосием
увещевать его.  Княгиня едва  утихомирила мужа:  "Они  о  твоем  же  благе
пекутся".
     _______________
          * Пїоїрїуїб - здесь: яма, тюрьма.

     "Все кончилось миром,  -  думает игумен.  -  А сегодня случилось иное
чудо -  не стало купца Ложки, блудодея и пьяницы, и родился подвижник брат
Афанасий. Воистину нет конца силе Твоей, Господи!"


                                    2

     Чьи-то дюжие руки схватили Феодосия за ворот рясы, затрясли, замотали
из  стороны в  сторону.  Голова игумена едва не оторвалась от шеи.  А  над
самым ухом грохотал яростный бас:
     - Игуменский сан  на  тебе,  а  обычаем похабен!  Ангельский на  себе
имеешь образ, а лисий нрав!
     Феодосий закрыл затуманившиеся глаза и  раскрыл их лишь тогда,  когда
его перестали трясти.  Он  увидел перед собой налитое кровью багровое лицо
Иоанна.
     - Я тебе сто раз поклонюсь,  колымагу добра привезу! - орал боярин. -
Но в мои дела не лезь, не тронь сына!
     За  Иоанном стояло несколько воинов.  Среди них  был  и  Изяслав.  Он
замирал от ужаса,  видя,  как боярин трясет святого отца.  Он ожидал,  что
сейчас  расколются небеса,  извергнут молнию.  Но  небо  было  по-прежнему
ясным.
     Иоанн требовал выдачи сына. Феодосий даже под угрозой смерти держался
твердо: он обязан принимать всякого, кто пришел служить Господу.
     Разъяренный боярин кивнул дружинникам и,  с силой оттолкнув Феодосия,
бросился на  монахов.  Он  бил  их  плетью по  головам и  спинам,  молотил
тяжелыми кулаками. Он горланил, что перебьет все святое стадо, если ему не
выдадут Варлаама.  Убедившись,  что монахи не покорятся,  боярин с воинами
ворвались в подземелье.
     Изяслав-отрок  не  мог  ослушаться боярина.  Он  готовился к  смерти,
уверенный,  что  Бог  защитит свою обитель.  Лоб  отрока покрылся холодным
потом,  когда Изяслав увидел,  как Иоанн вломился в одну из печер, а воины
разбросали стену.  Варлаам упирался,  плакал,  проклинал.  Боярин содрал с
него черную рясу, приказал воинам одеть сына в светлые златотканые одежды.
Варлаам сбросил расшитый плащ и снова завернулся в рясу. Иоанн сбил сына с
ног, отроки скрутили Варлааму руки и вновь переодели его. Молодого боярина
волокли из печеры, а он вопил:
     - Господи, порази их, яко поганых. Господи, порази их!..
     У   Изяслава  задрожали  колени.   Теперь-то  грянет  гром.   Вот-вот
разверзнутся небеса.  Но  проходили мгновения...  минуты...  а  святотатцы
живы. Неужели Господь не защитит свой дом?
     Игумен Феодосий,  почесывая огромную шишку на лбу, с горечью и гневом
смотрел вослед боярину,  увозящему сына.  Нет,  бояре не  признают никакой
другой власти,  кроме своей. Они погрязли в высокомерии и не хотят служить
Господу. Они желают, чтобы Господь служил им.
     Феодосий не роптал вслух.  Князь -  глава,  поставленная Господом над
боярами.  Бояре  и  прочие  знатные мужи  -  господа простым людям.  Князь
разгневается -  отберет у  монастыря землю и печеры.  Бояре разгневаются -
побьют монахов. Для них черноризцы - слуги.
     "Но простые люди чтут Бога и Его рабов - монахов, - с умилением думал
Феодосий. - Простая чадь - стадо наше. Ибо то - земля, и в нее упали зерна
смирения".


                                    3

     Феодосий родился в  городе Васил„ве.  Отец его был знатным мужем,  На
принадлежащих ему  землях  трудились два  десятка  холопов.  Феодосий  рос
тихим,  болезненным,  мечтательным.  Сверстники шумно  играли на  улице  в
"дружинников и  поганых".  Здоровье  не  позволяло  ему  участвовать в  их
быстрых играх.  Он  завидовал сверстникам.  А  они со временем заподозрили
Феодосия  в   нежелании  водиться  с   ними,   стали  относиться  к   нему
неприязненно.  Постепенно он  научился платить им  тем  же.  Все  больше и
больше овладевала Феодосием грусть.  Для мечтаний и  раздумий у  него было
слишком много времени.  Мир виделся ему в серых и черных красках.  Он стал
размышлять.
     Яркие краски и  блеск мальчик встретил в  церкви,  куда часто ходил с
родителями.  Вначале церковная служба  поразила его  внешним великолепием.
Сколько золота!  Как сладко поют деместники!*  Какие одежды у  служителей!
Ему бы такие!
     _______________
          * Дїеїмїеїсїтїнїиїкїи - церковные хористы.

     Он пристрастился к церкви.  Это было единственное место, где Феодосий
чувствовал себя спокойно, где его никто не укорял, не бил. Тут не смеялись
над его болезненностью и всем нравилась его тихость.
     Однажды он увидел у  церкви огромную толпу.  Сколько ни приподнимался
Феодосий на  цыпочки,  за  головами ничего не мог разглядеть.  Но вот люди
почтительно расступились,  пропустив в  церковь  бедно  одетого человека в
лаптях-каликах.  Это был странствующий монах, произведенный людской молвой
в  святые.  Феодосий удивился:  такого  почитает столько людей?  Он  начал
мечтать о том,  как бы поразились его сверстники, если бы он пришел к ним,
одетый  в  рубище,  и  стал  распевать псалмы,  как  покорились бы  ему  и
прислушивались к  каждому его слову.  И ведь для того,  чтобы стать Божьим
слугой,  не обязательно крепкое здоровье.  Сей жребий доступен и калеке. У
Бога для праведных места много.
     Мальчик подрастал,  становился юношей.  Отец  умер.  Всем  хозяйством
заправляла мать,  высокая мужеподобная женщина с  потрескавшимися красными
руками. Тот, кто слышал из-за дверей ее басовитый голос, мог подумать, что
говорит грубый и  сильный мужчина.  Она учила сына палкой,  и  Феодосий не
питал к ней сыновней привязанности. Ничто не удерживало его в этом городе:
ни  мать,  ни  товарищи,  ни  соблазнительные девы.  Женщинам не  нравился
болезненный и слишком смирный юноша.
     Феодосий  все  больше  и  больше  увлекался  церковными проповедями и
службами,  изучал Библию. Мудрость древних пророков открылась ему: "Нищий,
убогий,  довольный своей судьбой и  славящий Бога,  во сто крат счастливее
богатого завистника".
     Он начал поиски своего счастья, смысла жизни...
     Мать посылала Феодосия на  поле присматривать за холопами.  Он снимал
"светлую одежду" и  вместе с  ними принимался за  тяжкий труд.  Окружающие
удивлялись:  хозяйский сын исполняет холопское дело? В их удивлении было и
почтение.  Феодосий это  чувствовал.  Но  еще  больше  было  презрения.  И
Феодосий ушел в Киев, к старцу Антонию, о котором много слышал.
     Антоний с радостью принял брата Феодосия,  поручил великому летописцу
Никону  постричь  его  в  монахи.  Феодосий  затворился в  печере  и  стал
молиться. Он строго соблюдал жестокий пост, и слух о новом святом человеке
уже подхватила крылатая молва. Вскоре по совету Антония монахи выбрали его
игуменом.
     Исполнилась мечта.  Феодосий стал пастырем.  Он  ввел на Руси забытый
византийцами устав студийских черноризцев.  Устав запрещал монахам владеть
какой бы  то  ни было собственностью.  Все должно быть общим.  Един хлеб -
едина и забота, а лишние мешки