нежной встряхивает гривой.

                      Но без ошибки лет копья
                      Нацелил вождь: его добыча
                      На землю падает, храпя.
                      "Ура!" И лес дрожит от клича.

                      Вот полдень. Отдохнуть пора
                      Под сенью дуба-исполина.
                      Клубится сладкий дым костра
                      В кустах, где жарится дичина.

                      И вождь на молодцов своих
                      Глядит, и он гордится ими.
                      Но нет здесь лучшего из них,
                      Носящих доблестное имя.

                      "Где Босуэло? И почему
                      Не делит с нами труд и славу?
                      Где он? Кому, как не ему,
                      Любить охотничью забаву?"

                      Нахмурился суровый Клод,
                      Владетель Пэйзли своенравный:
                      "Ни празднеств больше, ни охот
                      Не хочет знать наш родич славный,

                      Еще недавно в добрый час
                      Он осушал свой кубок пенный,
                      С веселым сердцем возвратясь
                      Домой, в родного замка стены.

                      Как роза бледная, нежна,
                      В покое пышном и старинном
                      Встречала воина жена
                      С его новорожденным сыном.

                      Но горе! Мэрри, подлый враг,
                      Наслал убийц на дом злосчастный.
                      Где мирный теплился очаг,
                      Пожар бушует дымно-красный.

                      На темных Эска берегах
                      Чья тень скользит, роняя слезы,
                      С младенцем - тенью на руках?
                      Ее ли - нежной, бледной розы?

                      И путник слышит слабый стон,
                      Случайно поравнявшись с нею:
                      "Наш род поруган, угнетен.
                      Отмщенье Мэрри-лиходею!""

                      Он смолк. И содрогнулся лог
                      От выкриков ожесточенных,
                      И вождь свой эрренский клинок
                      Извлек из ножен золоченых.

                      Но кто там мчится между скал,
                      Спешит сквозь заросли лесные?
                      Чей окровавленный кинжал
                      Язвит коню бока крутые?

                      Безумный, неподвижный взгляд
                      Под тяжко-хмурыми бровями,
                      Кровь на руках... "Да это брат!
                      Наш Босуэло! Он здесь, он с нами!"

                      И спрыгнул всадник молодой
                      С коня, что загнан без пощады,
                      И карабин отбросил свой,
                      Уже свершивший все, что надо.

                      "Отрадно слышать, - молвил он, -
                      Призывы рога утром рано,
                      Но мстителю отрадней стон
                      Лежащего в крови тирана.

                      Как яро Горный Бык бежал
                      На вас, друзья, в кровавой пене!
                      Но Мэрри в Линлитгоу вступал
                      С клевретами еще надменней.

                      Он гордо шел от рубежа,
                      Губя страну, глумясь над нею,
                      И, сбавив спеси, Нокс-ханжа
                      С улыбкой кланялся злодею.

                      Но могут ли гордячка Власть
                      И блеск и пышность Самомненья
                      Порыв Отчаянья заклясть,
                      Поколебать решимость Мщенья?

                      В процессию вперяя взгляд,
                      В засаде я стоял, у щели.
                      С английскими смычками в лад
                      Шотландские волынки пели.

                      Шел гнусный Мортон впереди,
                      Убийцы спутник неизменный,
                      И выступали позади
                      С мечами в пледах Макфарлены.

                      Льстецы Гленкерн и Паркхед с ним,
                      И Линдсей, мрачный, непреклонный,
                      Чей взор был так неумолим
                      К слезам Марии оскорбленной.

                      Шлем регента с цветным пером
                      Сверкал над лесом копий гордо,
                      И конь его ступал с трудом -
                      Так тесно вкруг толпились лорды.

                      Следил за всем суровый взгляд
                      Из-под открытого забрала,
                      Рука стальным рядам солдат
                      Стальным жезлом повелевала.

                      Но хмурилось его чело,
                      С сомненьем гордость в нем боролась.
                      "Готов ко мщенью Босуэло", -
                      Шептал ему враждебный голос.

                      Гром выстрела. Конь на дыбах.
                      Народ шумит, гудит, трепещет.
                      Пернатый шлем летит во прах.
                      Он над толпою не возблещет!

                      Да, счастлив, кто в глазах прочел
                      У милой ласковое слово,
                      Кто, мстя за сына, заколол
                      Убийцу - хищника лесного!

                      Но я счастливей был стократ,
                      Когда тиран, сраженный мщеньем,
                      Души своей злодейской смрад
                      Предсмертным изрыгал хрипеньем.

                      И Маргарет моя чело
                      Над ним склонила, как живая:
                      "Свершилось мщенье Босуэло!" -
                      Тиран услышал умирая.

                      Встань! Знамя по ветру развей,
                      Вождь Гамильтонов благородный!
                      Пал Мэрри от руки моей.
                      Сыны Шотландии свободны".

                      Все воины уже в седле,
                      И трубным гласом клич народа
                      Летит по всей родной земле:
                      "Пал Мэрри! Родине - свобода!"

                      Но что же это? Блеска пик
                      Не видно, стихли крик и топот.
                      Их ветерок развеял вмиг,
                      Унес потока мирный ропот.

                      Где труб раскатывался гром,
                      Веселый дрозд свистит в долине.
                      Молчат увитые плющом
                      Руины каменной твердыни.

                      Не вождь свой клан зовет на бой,
                      Крича о мести и свободе, -
                      Красотка нежною рукой
                      Небрежно теребит поводья.

                      Да будет радостен удел
                      Прелестницы, что захотела
                      Услышать повесть давних дел
                      На диком бреге Эвендела!

1801


ВЛАДЫКА ОГНЯ

                    Внемлите, о дамы и рыцари, мне.
                    Вам арфа споет о любви и войне,
                    Чтоб грустные струны до вас донесли
                    Преданье об Элберте и Розали.

                    Вот замок в горах на утесе крутом,
                    И с посохом длинным стоит под окном
                    В плаще пропыленном седой пилигрим.
                    Прекрасная леди в слезах перед ним.

                    "Скажи мне, скажи мне, о странник седой,
                    Давно ли ты был в Палестине святой?
                    Какие ты вести принес нам с войны?
                    Что рыцари наши, цвет нашей страны?"

                    "Земля галилейская в наших руках,
                    А рыцари бьются в ливанских горах.
                    Султан навсегда Галаад потерял.
                    Померк полумесяц, и крест воссиял!"

                    Она золотую цепочку сняла,
                    Она пилигриму ее отдала:
                    "Возьми же, возьми же, о странник седой,
                    За добрые вести о битве святой.

                    Возьми и скажи мне, седой пилигрим,
                    Где славный граф Элберт? Встречался ты
                                                       с ним?
                    Наверно, он первым в ту битву вступал,
                    Где пал полумесяц и крест воссиял?"

                    "О леди, дуб зелен, покуда растет;
                    Ручей так прозрачен, покуда течет.
                    Ваш замок незыблем и горды мечты,
                    Но, леди, все бренно, все вянут цветы!

                    Иссушат морозы листву на ветвях,
                    И молния стены повергнет во прах,
                    Ручей замутится, поблекнет мечта...
                    В плену у султана защитник креста".

                    Красавица скачет на быстром коне,
                    (С ней меч - он сгодится во вражьей стране),
                    Плывет на галере сквозь шторм и туман,
                    Чтоб выкупить Элберта у мусульман.

                    А ветреный рыцарь не думал о ней,
                    Не думал он даже о чести своей:
                    Прекрасной язычницей Элберт пленен,
                    Влюблен в дочь султана ливанского он.

                    "О рыцарь, мой рыцарь, ты жаждешь любви?
                    Так прежде исполни три просьбы мои.
                    Прими нашу веру, забудь о своей -
                    Вот первая просьба Зулеймы твоей.

                    В святилище курдов над вечным огнем
                    Три ночи на страже во мраке глухом
                    Безмолвно простой у железных дверей -
                    Вот просьба вторая Зулеймы твоей.

                    Чтоб грабить страну перестали враги,
                    Мечом и советом ты нам помоги
                    Всех франков изгнать из отчизны моей -
                    Вот третье желанье Зулеймы твоей".

                    Отрекся от рыцарства он и Христа,
                    Снял меч с рукояткою в виде креста,
                    Надел он тюрбан и зеленый кафтан
                    Для той, чьей красою гордится Ливан.

                    И вот он в пещере, где ночи черней
                    Стальные порталы несчетных дверей.
                    И ждал он, пока не настала заря,
                    Но видел лишь вечный огонь алтаря.

                    В смятенье царевна, в смятенье султан,
                    Жрецы раздраженные чуют обман.
                    С молитвами графа они увели -
                    И четки на нем под одеждой нашли.

                    Он снова в пещере, во мраке немом.
                    Вдруг ветер завыл за дверями кругом,
                    Провыл и умолк, и не слышно его,
                    А пламя недвижно, и нет никого.

                    Над графом опять заклинанья творят,
                    Его обыскали от шеи до пят,
                    И вот на груди перед взором жреца
                    Крест, выжженный в детстве рукою отца.

                    И стали жрецы этот крест вытравлять,
                    А в полночь отступник в пещере опять.
                    Вдруг шепот он слышит над ухом своим -

                    То ангел-хранитель прощается с ним.

                    Колеблется граф - не уйти ли назад?
                    И волосы дыбом, и руки дрожат.
                    Но дерзкой гордыней он вновь обуян:
                    Он вспомнил о той, кем гордится Ливан.

                    И только сошел он под своды, как вдруг
                    Все ветры небес загудели вокруг,
                    Все двери раскрылись, гремя и звеня,
                    И в вихре явился Владыка Огня.

                    И все затряслось, застонало кругом,
                    И пламя над камнем взметнулось столбом,
                    И алая лава вскипела, горя,
                    Приветствуя громом явленье Царя.

                    Сплетенный из молний в тумане седом,
                    Был сам он - как туча, а голос - как гром,
                    И гордый граф Элберт, колени склоня,
                    Со страхом взирал на Владыку Огня.

                    И меч, полыхавший в лиловом дыму,
                    Ужасный Царь Пламени подал ему:
                    "Ты всех побеждать будешь этим мечом,
                    Доколь не склонишься пред девой с крестом".

                    Волшебный подарок отступник берет,
                    Дрожа и с колен не вставая. Но вот
                    Раскаты утихли, огонь задрожал,
                    И в вихре крутящемся призрак пропал.

                    Хоть сердце исполнено лжи, но рука,
                    Как прежде, у графа верна и крепка:
                    Дрожат христиане, ликует Ливан,
                    С тех пор как ведет он полки мусульман.

                    От волн галилейских до горных лесов
                    Песок самарийский пил кровь храбрецов,
                    Пока не привел тамплиеров в Ливан
                    Король Болдуин, чтоб разбить мусульман.

                    Литавры гремят, и труба им в ответ,
                    А копья скрестились и застили свет,
                    Но путь себе граф прорубает мечом -
                    Он жаждет сразиться с самим королем.

                    Едва ли теперь короля оградит
                    Его крестоносный испытанный щит.
                    Но тут налетел на отступника паж,
                    Тюрбан разрубил, перерезал плюмаж.

                    И граф покачнулся в седле золотом,
                    Склонясь головой перед вражьим щитом,
                    И только тюрбаном коснулся креста,
                    "Bonne grace, Notre Dame!" {*} - прошептали уста.
                    {* Смилуйся, божья матерь! (франц.).}

                    И страшные чары окончились вдруг:
                    Меч вылетел у ренегата из рук,
                    И молнии алой сверкнули крыла -
                    К Владыке Огня она меч унесла.

                    Железный кулак ударяет в висок,
                    И замертво падает паж на песок,
                    И шлем серебристый разбит пополам,
                    И смотрит граф Элберт, не веря глазам.

                    Упала волна золотистых кудрей...
                    Недолго стоял он, склонившись над ней:
                    Летят тамплиеры по склонам долин,
                    Окрашены копья в крови сарацин.

                    Бегут сарацины, и курды бегут,
                    Мечи крестоносцев им гибель несут,
                    И коршунов пища кровавая ждет
                    От дальних холмов до солимских ворот.

                    Кто в белом тюрбане лежит недвижим?
                    И кто этот паж, что простерт перед ним?
                    Не встать никогда им с холодной земли.
                    То мертвый граф Элберт и с ним Розали.

                    Ее погребли под солимской стеной,
                    А графа отпел лишь стервятник степной.
                    Душа ее в небе близ Девы парит,
                    А грешник в огне негасимом горит.

                    Поныне поют менестрели о том,
                    Как был полумесяц повержен крестом,
                    Чтоб дамы и рыцари вспомнить могли
                    Преданье об Элберте и Розали.

1801


ЗАМОК СЕМИ ЩИТОВ

                    Был Урьен-друид всех друидов мудрей.
                    Прекрасных он вырастил семь дочерей.
                    Наукам он их обучил колдовским.
                    И семь королей едут свататься к ним.

                    И первый, Ивейн, был король хоть куда:
                    Плешив, как колено, торчком борода.
                    А следом явились Данмайел и Росс,
                    Не стригшие сроду ногтей и волос.

                    Был крив король Мейдор, и Доналд был хром,
                    А Лот от рождения был горбуном.
                    Но Эдолф, на тех шестерых непохож,
                    Был молод и весел, учтив и пригож.

                    Он люб всем невестам. И вот меж сестер
                    Идет из-за юного Эдолфа спор.
                    Когда ж к рукопашной они перешли,
                    Им князь преисподней предстал из земли.

                    Они присягнули на верность ему,
                    Им в помощь призвал он ложь, злобу и тьму.
                    Семь прялок он дал им и семь веретен,
                    И тайный обряд заповедал им он:

                    "Садитесь за прялку, - сказал сатана, -
                    И вырастет башня из веретена.
                    Там кривда бела будет, правда - черна;
                    Там с другом сердечным вам жизнь суждена".

                    Луна озаряет равнину окрест.
                    За прялками в полночь сидят семь невест.
                    Смочив своей кровью шерсть черных ягнят,
                    Поют заклинанья и нитку сучат.

                    Жужжат веретена. И вот уж видны
                    Семь призрачных башен под светом луны,
                    Семь стен, и семь рвов, и семь крепких ворот.
                    Из мглистого сумрака замок встает.

                    В том замке обвенчаны семь королей.
                    Шесть утром в крови захлебнулись своей.
                    Семь женщин - у каждой кровавый кинжал -
                    Приблизились к ложу, где Эдолф лежал,

                    "Мы тех шестерых умертвили сейчас.
                    Их жен, их владенья получишь зараз.
                    А если услышим мы дерзкий отказ,
                    Тогда овдовеет седьмая из нас".

                    Но Эдолф заклят был от дьявольских сил:
                    Святых он даров перед свадьбой вкусил.
                    Семь раз свистнул меч - и тяжел и остер,
                    И Эдолф сразил семь злодеек-сестер"

                    Постригся в монахи несчастный король
                    И вскоре оставил земную юдоль.
                    А дьявольский замок поныне стоит.
                    Над каждым из входов - корона и щит.

                    Богатства семи королей там лежат.
                    Нечистая сила хранит этот клад.
                    Кто в замок проникнет при свете луны,
                    Тот станет владельцем несметной казны.

                    Но люди мельчают, наш мир одряхлел,
                    Нет места в нем ныне для доблестных дел.
                    И где тот храбрец, что рожден для удач,
                    Кто хладен рассудком, а сердцем горяч?

                    И клад будет долго отважного ждать.
                    Скорей потекут реки бурные вспять
                    И вздыбится дно океана горой,
                    Чем в дьявольский замок проникнет герой.

1817


БИТВА ПРИ ЗЕМПАХЕ

                         В тот год на липах у реки
                         Гудел пчелиный рой,
                         И говорили старики:
                         Запахло, мол, войной.

                         Глядим, на Виллисау, в дол -
                         Вся в пламени страна;
                         Эрцгерцог Леопольд пришел,
                         И с ним пришла война.

                         Австрийцы зря не тратят слов,
                         Их пыл неукротим:
                         "Мы всех швейцарских мужиков
                         Вчистую истребим".

                         Оружья звон и трубный стон
                         У цюрихских ворот,
                         И бархат вражеских знамен
                         Вдоль озера плывет.

                         "Эй, рыцари с низин, вы тут
                         Забрались в д