в
воздух вместе с рыжим чубчиком. Но на  пароход  он  сейчас  не  пош„л  бы  с
Васькой ни за какие отбивные!
   Однако Васька и сам резко изменил направление.
   Он посмотрел в сторону океана,  потом  повернул  нос  к  берегу  и  вдруг
воодушевился:
   - Солнышкин,  пошли!  Пирожковая  площадь  всегда  приютит  пострадавшего
моряка!
   Солнышкин с подозрением посмотрел на  Ваську,  но  тот  уже  стремительно
шагал и на ходу разводил руками:
   - Что поделаешь, Солнышкин? И у великих людей бывают ошибки!  Но  никаких
сомнений - и, клянусь, я сделаю из тебя настоящего моряка!
   Солнышкин ещ„ верил. Но никогда не  думал,  что  великие  люди  запускают
пальцы в чужой пирог.
   Друзья пошли вверх по пустынной улочке, и скоро  Солнышкин  увидел  перед
собой знакомый вокзал, похожий на сказочный  терем.  Перед  ним  раскинулась
площадь. От не„ вкусно пахло, и десяток продавщиц с корзинами кричали, будто
зазывали к скатерти-самобранке:
   - Пирожки! Горяченькие, с капустой!
   - А вот с мясом - свеженькие, горяченькие!
   - С творогом, с творогом!
   К ним выстраивались в очередь моряки, старушки,  мальчишки.  Кое-кто  уже
жевал, и пирожки нежно дымились.
   У Солнышкина защекотало в горле, а Васька крикнул:
   - Привет Пирожковой площади! - и мигом очутился в  этой  вкусно  пахнущей
толпе. - Вот человек, который нас угостит! -  сказал  Васька  и  хлопнул  по
плечу молоденького моряка.
   Но моряк окинул его таким взглядом, что Васька  развернулся  на  все  сто
восемьдесят градусов.
   - Слушайте,  бабки!  -  обратился  он  к  продавщицам,  глядя  сверху.  -
Отпустите в долг! Морякам, попавшим в беду!
   - В долг? - грозно спросила толстуха и угрожающе сжала ручку  уже  пустой
корзины. У не„, видимо, с Васькой были давние сч„ты.
   Васька зло посмотрел на не„, на Пирожковую площадь. Потом окинул взглядом
Солнышкина и вдруг спросил:
   - А что это у тебя в  мешке?  Может,  ты  тащишь  колбасу?  Может,  кусок
курятины?
   Солнышкин даже растерялся от обиды. В мешке  давно  ничего  не  осталось,
кроме майки, трусов и связанного бабушкой свитера. Солнышкин раскрыл  мешок.
И тут Васька, заорав: "Мы спасены!" - запустил внутрь руку.
   Он вытащил свитер и засмеялся:
   - Такую вещь любая мамаша купит. Продадим, Солнышкин, а?
   Солнышкин  недовольно  замигал  глазами.  Он  хотел  объяснить,  что  это
бабушкин подарок. Но Васька наклонился к нему:
   - Эх, Солнышкин! Через неделю в Японии купишь себе десять таких и  лучше.
Ну, закон моря?
   - Ладно! - улыбнулся Солнышкин. "Неужто, - подумал он, - какой-то свитер,
даже бабушкин, дороже морской дружбы?"
   И через минуту они уже поднимались вместе с толпой  на  громадную  сопку.
Верхушка е„ пряталась в белом облаке, похожем на шхуну, и казалось, что люди
забираются в не„ по трапу.

   СОПКА, НА КОТОРОЙ СОШ‚ЛСЯ ВЕСЬ МИР
   Солнышкин устало отсчитывал ступеньки:
   "Триста тридцать одна... Триста тридцать две..." Ноги  его  словно  стали
деревянными и, наверное, поэтому так тяжело стучали о  лестницу.  Но  Васька
подмигивал:
   -  Солнышкин,  здесь  вертится  весь  мир!  На  этой  сопке  сошлись  все
меридианы!
   Солнышкину хотелось увидеть мир, и он терпеливо поднимался в гору.
   Наконец он переступил последнюю ступеньку и оглянулся.  Далеко  внизу,  у
подножия сопки, синел залив, по которому шли белые пароходы.
   За ним снова поднимались сопки. А дальше  во  все  стороны  разбегался  и
гудел сверкающий Тихий океан.  В  прозрачной  дымке  синели  острова,  и  за
горизонт скрывалось какое-то судно.
   О ноги Солнышкина  т„рся  ветер.  По  сопке  сбегали  вниз  дома,  а  над
Океанском кружили чайки. Солнышкин забыл про голод и  неудачи.  Он  едва  не
заплакал от счастья и сиял так, словно внутрь ему ввинтили лампочку в тысячу
ватт. И если бы у него были крылья, он
   сейчас закувыркался бы вместе с чайками.
   А за спиной слышался шум базара:
   - Штаны, покупайте штаны из Сингапура! Только  одна  дырочка  на  колене.
Прокурил кубинской сигарой!
   И вдруг раздался Васькин бравый голос:
   - Свитер, свитер! Только что из Японии! Солнышкин  удивл„нно  повернулся.
Он хотел сказать, что свитер не из Японии, а из Сибири  и  что  связала  его
бабушка. Но Васька подмигнул Солнышкину и снова закричал:
   - Только что из Японии, только что из  Японии!  Вокруг  шумела  торговля.
Лысый  старичок  совал  в  руки  Солнышкину  старые  ходики  с  кукушкой   и
приговаривал:
   - Бери! Сто лет куковали и ещ„ сто куковать будут!
   Мужчина в ватнике держал в руках банку с цветными рыбами. Солнышкин хотел
было остановиться, но рядом появилась толстая т„тка и закричала:
   - Попугай! Говорящий! Жаль, как родного сына, да деньги нужны!
   В клетке вертелся белый попугай с изодранным  хвостом.  А  продавала  его
старая спекулянтка, потому что попугай выдавал все е„  тайны.  Он  и  сейчас
выпаливал е„ слова: "Загоню  дурака!  Довед„т  до  милиции!  Загоню  дурака,
довед„т до милиции!"

   Солнышкин так и не оторвался бы от этого зрелища. Но вдруг Васька крикнул
кому-то:
   - Ст„па, здоров! - и полез обниматься с рыжим толстяком.
   - Здорово, здорово, Васенька! - отвечал рыжий. - Что делаешь?
   - Продаю свитер!
   - Ха-ха, твой товар -  моя  покупательница!  -  сверкнул  рыжий  золотыми
зубами. - Давай жди! - И он исчез в толпе.
   - Свитер! Свитер из Японии! - ещ„ громче затараторил Васька. - Из Японии!
   Через несколько  минут  толстяк  выбрался  из  толпы  с  маленькой  седой
женщиной.
   - Бери! - сказал он ей. - Что надо! Из Японии.
   - Ну нет, - сказала женщина. - Это не японский,  а  из  чистой  сибирской
шерсти. Будет подарок племянничку!
   Она отсчитала пять пят„рок, завернула свитер в газету и пошла к лестнице.
   Васька спрятал деньги в карман, хлопнул Солнышкина по плечу  и  подмигнул
Ст„пке: "Начинается вес„лая жизнь".

   ВЕС‚ЛАЯ ЖИЗНЬ
   - Куда теперь? - спросил Ст„пка.
   - Туда! - показал вес„лыми глазами  Васька  вниз,  на  ресторан  "Золотой
кит", -  Солнышкин  хочет  угостить  старых  моряков!  Так  ведь  я  говорю,
Солнышкин? - Он тут же спохватился: - Я  не  представил  тебе  моего  друга.
Знакомься, Солнышкин, это лучший матрос парох ода "Да„шь!".
   - Артельный, - подсказал Ст„пка. - Вся кладовая в наших  руках!  -  И  он
подбросил в руке звякнувшую связку ключей.

   Солнышкин живо вспомнил пароход "Да„шь!", но Васька снова заговорил.
   - Представляешь, - сказал он, - Петькин и Федькин не хотели  пустить  его
даже к трапу! Ст„пка возмутился.
   - А человек в море хочет, в матросы!
   - Да мы их - за борт, а его возьм„м! И ночевать он сегодня будет  в  моей
каюте. - И Ст„пка снова подбросил в руке связку ключей.
   - В каюте?  -  спросил  осторожно  Солнышкин,  и  сердце  у  него  громко
застучало.
   - В моей! - сказал Ст„пка.
   - И койки там подвесные? - поинтересовался Солнышкин.
   - Настоящие. Вс„ как в кино! Солнышкин  даже  не  верил  такому  счастью.
Между тем друзья подходили к старому, обшарпанному зданию, на  котором  было
написано:
   "Золотой кит". Из подвальчика доносилась музыка. Пиликали скрипки,  пищал
кларнет, и крякал аккордеон.
   - Так ты угощаешь нас, Солнышкин? - спросил Васька  и  поставил  ногу  на
ступеньку.
   - Конечно! - воскликнул Солнышкин и заглянул в  дверь.  Ему  хотелось  на
славу угостить этих добрых моряков.
   - Спасибо! Большое спасибо, Солнышкин! -  раскланялся  Васька.  -  Только
тебе самому прид„тся нас подождать. Вечером  гражданам  до  шестнадцати  лет
вход сюда воспрещ„н!
   Растерянный Солнышкин хотел  было  сунуть  голову  в  дверь,  но  мрачный
швейцар в ч„рной ливрее и белых перчатках так решительно направился к  нему,
что Солнышкин отпрянул. А день уже подходил к концу.  Накатились  прохладные
сумерки, и по всей  бухте  открыли  гла  за  ночные  фонарики.  На  кораблях
зажглись огни. И в подвальчике, у ног Солнышкина, вспыхнул свет.
   У Солнышкина похолодели нос и уши. Он заглянул в окно и сквозь  занавеску
увидел своих друзей. Они сидели за столом у самого окна.
   Перед ними громоздились тарелки с бутербродами, а  посреди  стола  стояли
кружки с пивом.
   - За удачу! - сказал Васька и поднял кружку.
   - За Солнышкина! - хихикнул Ст„пка, проглотив бутерброд с красной икрой.
   Солнышкин хотел уже стукнуть в окно и потребовать хоть  кусок  хлеба.  Но
тут за его спиной раздался укоризненный голос:
   - Ай-яй-яй, молодой человек...
   Солнышкин оглянулся. На него с доброй усмешкой смотрел невысокий старичок
в морской форме. Солнышкин, краснея,  отош„л  от  окна  и  сделал  вид,  что
прохаживается.
   А между тем,  пока  он  прохаживался,  в  подвале  происходили  следующие
события.
   Ст„пка допил последнюю бутылку пива и пробормотал:
   - Хочу спать, пошли в каюту.
   - Сейчас, только закушу, - сказал Васька  и  ткнул  по  ошибке  вилкой  в
толстую лапу артельщика.
   - Ого-го! - взвыл Ст„пка. - Этак ты меня ночью укокошишь якорем! Нужен ты
мне, друг наш„лся!
   И когда Солнышкин в третий раз заглянул в окно, он увидел,  как  Васькина
рука, на которой было написано "Дружба - закон моря",  врезалась  в  Ст„пкин
глаз так, что по всему ресторану разлетелись искры. Один из бывалых  моряков
с криком "Полундра!" даже бросил ся заливать огонь пивом. А Васька и  Ст„пка
тут же вылетели на улицу.
   Наверное, оба друга так и легли бы под ноги  прохожим.  Но  навстречу  им
бросился Солнышкин, и они вдво„м повисли на его плечах.
   - Солнышкин! Солнышкин! - плакал Васька. - Спаси меня,  Солнышкин!  Тону!
Закон моря! Матрос должен спасать своего капитана. Слышишь, вода?
   Рядом и вправду булькало и плюхало, как в трюме. Это переливалось пиво  в
брюхе артельщика.
   - Тону! - кричал Васька.
   - Тонешь, давно тонешь! - раздался вдруг насмешливый голос.
   Сбоку подкатила милицейская машина. Из не„ выпрыгнул  молодой  лейтенант,
открыл заднюю дверцу и затолкал в не„ обоих друзей, освободив Солнышкина  от
тяж„лой ноши.
   - Спас„м! - сказал лейтенант. - Обязательно спасем!
   И машина скрылась в темноте.

   КАЮТА СТАРОГО РОБИНЗОНА
   Солнышкин присел на порог и стал думать, где бы устроиться на ночлег. Как
вдруг опять услышал голос:
   - Ай-яй-яй, молодой человек! И не стыдно? Он обернулся и увидел  прежнего
старичка в морской форме. Это был известный всем  морякам  старый  инспектор
океанского пароходства Мирон Иваныч. Больше всего на свете  он  любил  море.
Отправляя в океан пароходы, он ме чтал о кругосветном плавании. Но так и  не
смог за всю жизнь выбраться в путь. Его и теперь приглашали в  плавание,  но
он показывал на свои галоши и говорил:
   - У меня теперь одно плавание. Мои старые баржи делают две мили в  сутки.
Одну из дому сюда, вторую - обратно.
   Звали его ещ„ Робинзоном потому, что  жил  он  в  старом  доме  один.  Но
вспоминали его на всех морях. Вывел в люди он многих  моряков.  А  тех,  кто
мечтал о плаваниях и пароходах, старый инспектор узнавал за квартал.
   - Ай-яй-яй, мечтали  о  море  и  чуть  не  попали  в  милицию?  -  сказал
Солнышкину Мирон Иванович.
   - А вам какое дело? - угрюмо буркнул Солнышкин.
   - А я ищу матроса на судно, которое отправляется в кругосветное плавание.
Только вежливого...
   - Мне не до шуток, - невесело ответил Солнышкин.
   - Тем лучше, -  улыбнулся  старик.  -  Будем  знакомы.  Робинзон.  Старый
Робинзон... - И он протянул руку.
   - Солнышкин, - удивл„нно ответил Солнышкин.
   - Ну, вот и хорошо, Солнышкин. Разрешите мне пригласить вас в свою каюту.
На мо„м корабле нет креветок и виски. Но голландский сыр, чашка ч„рного кофе
и мягкая постель всегда найдутся.
   Вс„-таки Солнышкину везло!
   Робинзон заложил руки за спину, и они  стали  подниматься  по  сопке,  на
которой Солнышкин уже побывал сегодня с Васькой. Только вместо облака на ней
сидела громадная луна, окруж„нная зв„здами,  и  заливала  вс„  ж„лтым-ж„лтым
светом.
   Робинзон расспрашивал Солнышкина о его  похождениях,  и  поэтому  усталый
Солнышкин не обратил внимания на тот удивительный факт, что они  поднимаются
вверх, а не спускаются к морю.
   Наконец  они  остановились  у  старинного  островерхого  домика,  который
возвышался на крутой скале и отбрасывал вниз большую тень. Робинзон  показал
на дверь:
   - Сюда! - Щ„лкнул ключом и сказал: - Каюта к вашим услугам!
   Солнышкин нерешительно вош„л в комнату. Не веря глазам,  повернул  голову
влево, потом вправо, потом снова влево и снова вправо и восхищ„нно выпалил:
   - Вот это да!
   Комнаты не было. Под ногами лежала корабельная палуба. Напротив  двери  у
единственного большого окна, смотревшего на бухту, был укрепл„н  корабельный
штурвал с отполированным колесом. Вместо окон в  стенах  были  иллюминаторы.
Над одним висел барометр, а рядо м с другим спасательный  круг,  на  котором
было написано: "Один за всех". На полке рядом  с  книгами  лежала  подзорная
труба и розовели морские раковины.
   С потолка свисали пальмовые листья. Одна стенка была сделана из пальмовых
стволов, а топчан был накрыт шкурой медведя.
   - Вот на этом судне и спасается старый Робинзон! -  подмигнул  Солнышкину
старик и подтолкнул его к распахнутому окну.
   Вся бухта внизу сверкала, и в темноте переливались разноцветные  огоньки.
В море над ч„рной  водой  вспыхивал  и  гас  свет  маяка.  Над  ним  светили
громадные зв„зды, и Солнышкину показалось, что он плыв„т  по  дал„ким  южным
морям...
   Вдруг Мирон Иванович зашмыгал носом, посмотрел в окно, потом на  барометр
и скомандовал:
   - Задраить иллюминаторы,  или  через  полчаса  хижину  старого  Робинзона
заль„т водой!
   Солнышкин с сомнением посмотрел на зв„здное небо и  собирался  возразить,
но тут же громадная капля щ„лкнула его по  носу  и  по  ст„клам  забарабанил
дождь. Солнышкин стал изо всех сил закручивать винты  на  иллюминаторах.  Он
так торопился, что не заметил, как н а маленьком круглом  столике  появились
сыр, колбаса и Мирон Иванович налил из термоса в чашки ароматного кофе.
   Через несколько минут Солнышкин с  вымытыми  руками  сидел  на  медвежьей
шкуре, потягивал вкусный кофе и собирался подумать о  том,  как  хорошо  вс„
устроилось. Но тут за стенами так  забушевало,  что  весь  дом  задрожал  и,
казалось, покатился вниз. Наверху что-то
   треснуло,  и  по  пальмовому  листу  побежала  струйка.  Мирон   Иванович
схватился рукой за голову, посмотрел вверх и крикнул:
   - Солнышкин! Аврал! В судне старого Робинзона пробоина!
   Солнышкин вскочил на стол, потом на  подставленную  табуретку,  раздвинул
листья и увидел в  потолочной  доске  дырку,  из  которой  выстрелил  сучок.
Солнышкин сунул в дырку указательный палец, но табуретка вылетела из-под его
ног, и он повис в воздухе. Палец ныл ,  как  зуб,  в  который  доктор  залез
буром, но Солнышкин держался. Робинзон наш„л сучок, завернул в кусок  старой
тряпки и подставил Солнышкину табуретку. Солнышкин крепко вколотил  сучок  в
дырку кулаком и спрыгнул.

   - Молодец, Солнышкин, -  сказал  Робинзон,  и  они  сели  допивать  кофе,
которого стало от дождя вдвое больше.
   Буря вс„ усиливалась. Внизу трещали деревья,  прыгали  по  сопке  потоки.
Сбоку, сквозь щель в стене, которую старый Робинзон  не  заделывал  нарочно,
посвистывал настоящий морской ветер, и теперь Солнышкину  было  так  хорошо,
как будто он потерпел кораблекрушени е и вдруг оказался на острове в  гостях
у настоящего Робинзона.
   Глаза у него слипались, но  он  подош„л  к  окну  с  подзорной  трубой  и
посмотрел вниз. Океан бушевал. На улицах города никого  не  было.  Только  у
отделения милиции, под фонар„м, приплясывали две какие-то  странные  фигуры.
Издалека  Солнышкин,  конечно,  не  узнал  Ва  ську  и  артельщика,  которых
лейтенант выгнал протрезвиться под бесплатный холодный душ.
   Солнышкин положил на место трубу, ул„гся на шкуре и, хотя  у  него  болел
палец, уснул, как под хорошую корабельную качку.
   ...Солнышкину снились жуткие вещи. Ему приснилось, что его прямо на  ходу
поезда вытряхивают из мешка. Он вылетает в  окно,  катится  по  скалам  и  с
громадной высоты падает  в  зел„ное-зел„ное  море.  На  лету  он  с  треском
цепляется брюками за нос какого-то корабл я, выскальзывает из них, а  сверху
разда„тся голос: "Ай-яй-яй, молодой человек..."
   Он приготовился ласточкой нырнуть в воду и открыл глаза.
   Над ним качал головой старый Робинзон: "Ай-яй-яй..."
   Солнышкин сидел в глубокой дыре, оттого  что  доски  под  ним  с  треском
провалились.
   - Крепкая была качка, - сказал с улыбкой Робинзон  и  похлопал  рукой  по
спинке топчана. - Видно, отслужил старина. Тридцать лет  обеспечивал  ночлег
всем потерпевшим кораблекрушение. Ну, подъ„м, подъ„м!
   Солнышкин вскочил, высунул в открытое окно круглую, как яблоко, голову  и
зажмурил глаза. Сверкало солнце, приплясывало море, свистели  птицы,  а  под
окном потихоньку булькали ручейки.  Он  оделся,  схватил  ботинки,  мешок  и
направился к двери. Но Робинзон наде л на морщинистый нос очки и  повернулся
к нему:
   - Куда?
   - Искать пароход, - сказал Солнышкин.
   - А этот тебе  не  нравится?  -  спросил  Мирон  Иванович.  -  И  команда
получилась бы неплохая: Робинзон и Солнышкин!
   Солнышкину очень не хотелось обижать старика. Он  ещ„  раз  посмотрел  на
штурвал, на иллюминаторы, на окно, обращ„нное к заливу, и вздохнул:
   - Корабль что надо, да ведь он стоит на одном месте...
   - Эх-хе-хе... - усмехнулся Робинзон, - что верно, то верно. Вс„ на  месте
и на месте. Все уходят в море, а Робинзон живи один, волнуйся  из-за  них  и
шагай свои две мили в сутки!
   Он подош„л к большому глобусу, к которому были прицеплены белые  бумажные
пароходики, повернул его,  и  пароходики  тоже  завертелись  и  побежали  по
голубым морям.
   - Что ж, прикрепим сюда ещ„ один пароход, - сказал старик. - Пароход,  на
котором поплыв„т Солнышкин.
   Потом он остановился у полки, взял что-то с не„, положил в карман  кителя
и вместе с Солнышкиным вышел из этой удивительной хижины.

   ПРИВЕТ МИРОНУ ИВАНОВИЧУ!
   На каждом шагу Солнышкин поворачивал голову то влево, то  вправо,  потому
что из каждого переулка то и дело раздавалось:
   - Мирону Ивановичу привет!.. Привет, Мирон Иваныч!
   А рота курсантов мореходной школы приветствовала его хором, будто  старый
Робинзон был сегодня именинником и одновременно командующим парадом.
   Вс„ в городе после ливня было  чисто,  ярко  и  празднично.  Пуговицы  на
кителе маленького сухонького Робинзона сверкали, как адмиральские ордена. Он
переступал через лужи и весело помахивал всем рукой.
   Вдруг из-за поворота кто-то закричал:
   - Стойте! Стойте!
   Робинзон и Солнышкин повернулись. По улице  босиком  шл„пал  весь  мокрый
Васька-бич. Брюки у него были закатаны, в руках он держал раскисшие туфли, а
с его чуба и длинного носа срывались громадные капли.
   - Мирон Иваныч! - заныл Васька... - Мирон  Иваныч,  помоги.  Надоела  эта
тунеядская жизнь...
   - Неужто? - удивился Робинзон.
   - Ей-ей, - заплакал Васька.
   - Чем же тебе помочь?
   - Дай мне хороший пароход!
   - Так, так, - усмехнулся Робинзон, - ну, какой, например?
   - Ну... - замялся Васька, - чтобы боцман подобрей, а компот побольше.
   Васька забегал то с одной, то с другой стороны. Солнышкин смотрел на него
с презрением.
   - Ну что ж, с превеликим удовольствием, - улыбнулся Робинзон  и  пош„л  с
Солнышкиным дальше.
   Васька зашл„пал босиком сзади.
   Они  прошли  по  набережной  мимо  чугунного  забора,   мимо   громадного
памятника, с пьедестала которого двадцатиметровый красноармеец  в  буд„новке
трубил победу Красной Армии  на  весь  океан.  Уже  вдали  поднялось  важное
океанское пароходство. И  по  улице,  обгоняя  др  уг  друга,  помчались  на
совещание капитаны, начальники и помощники начальников.
   В это время из-за угла появился кто-то громадный и громогласно сказал:
   - Батюшки! Вот это встреча! Мирон Иваныч! Солнышкин отшатнулся  и  увидел
капитана, который был в два раза выше Робинзона. А фураж