бередят
душу. Тебе надо меньше сидеть дома. Почему бы не собраться с друзьями?
   - Ты знаешь, что я этим не занимаюсь, - рявкнула Гелда.
   - Пожалуйста. Я не настаиваю. - В голосе Груши теперь слышалась горечь. -
Дорогая, я переживаю за тебя. По-настоящему.
   - Есть за что - ты на мне неплохо зарабатываешь.
   - Вот что, Джи. Прекрати, эти разговоры. - Теперь уже разозлилась  Груша.
- Ты просто капризничаешь. Но я понимаю это и прощаю тебя. Видит Бог, в мире
найдется немного людей, за которых я  переживаю...  Во  всяком  случае,  мои
девочки в их число не входят.
   - Я одна из твоих девочек, - стояла на сво„м Гелда. Последовал огорченный
вздох Груши.
   - Дорогая, неужели я снова должна напоминать, что ты сама меня разыскала.
Да, я обеспечиваю тебя клиентурой, но очень специфичной - ты знаешь об  этом
не хуже меня. Тысяча долларов за вечер не так уж мало, чтобы  нос  воротить.
Вполне допускаю, что ты сможешь заработать больше за час  -  так  в  чем  же
дело? А в том, что эта работа тебе нравится. Но я никак не могу назвать тебя
одной из своих девочек!
   - У тебя есть что-нибудь для меня? - тупо  спросила  Гелда.  Груша  снова
вздохнула.
   - Да. Сорви-голова, актриса. Помнишь...
   - Помню.
   - Она требует только тебя.
   - Ладно.
   - У тебя есть все, что нужно?
   Гелда  подумала  об   огромном   шестизарядном   револьвере   с   длинным
восьмигранным стволом и полированной деревянной рукояткой.
   - Да, - произнесла она мечтательно. Груша засмеялась.
   - Ну вот, это уже лучше. Ты  же  знаешь,  сегодня  вечером  будет  больше
удовольствия, чем работы.
   Теперь, по крайней мере, было чего ждать. Гелда повернулась к окну, через
которое врывался безжалостный солнечный свет. Телефонная трубка выскользнула
из ее руки. Река ослепляюще подмигнула Гелде.

***

   Большая прямоугольная комната с высоким  потолком  была  вся  сделана  из
дерева. Даже половицы, покрытые  глянцевым  светлым  лаком,  закреплялись  с
помощью деревянных штифтов и клея. Мягкий свет равномерно заливал все уголки
помещения,  напоминающего  спортивный  зал.  Вдоль  стены  были  установлены
помосты с невысокими деревянными ограждениями.  Больше  никакой  мебели  или
оборудования не было.
   Шесть пар мужчин в белых холщовых штанах и  рубахах  выстроились  в  ряд.
Каждый держал в руках полированную  деревянную  палку  с  небольшим  эфесом.
Кроукер мог бы принять эти палки за мечи, но  не  обнаружил  ни  лезвия,  ни
острия.   Мужчины   были   без   масок.   Все   японцы,   в   основном   лет
двадцати-тридцати, хотя Кроукер заметил одного подростка  и  двоих,  которым
было уже около сорока.
   Между двумя шеренгами стоял невысокий человек в сером с выбритой головой.
Определить его возраст было трудно. Кроукер решил,  что  ему  от  сорока  до
пятидесяти.  Человек  издал  резкий  крик,  и  ряды   сомкнулись,   скрестив
деревянные палки.
   - Это класс кэндзюцу, лейтенант, - пояснил Николас. - Лучший  в  Западном
полушарии.
   Кроукер  зачарованно  следил,  как  соперники  наступали   и   отступали,
атаковали и отражали удары, сопровождая свои действия дружными  криками.  Но
все  это  казалось  таким  медленным  и  заученным,  что  он  не  мог   себе
представить, как подобная техника может пригодиться в настоящем поединке.
   Вскоре по отрывистой команде учителя все одновременно отступили,  подняли
мечи и глубоко поклонились друг другу. После этого мужчины  молча  разбились
на маленькие группы. Одни отошли к стене и присели на корточки, другие стали
разминаться на месте. Все были полностью поглощены собой.
   Николас  подвел  Кроукера  к  мастеру  кэндзюцу,  поклонился  и  произнес
несколько фраз по-японски. Тот поклонился в ответ и протянул руку  Кроукеру.
Лейтенант неуверенно пожал ее; рука была холодная и твердая как камень.
   - Это Фукасиги, - объявил Николас. - Считайте, что я вас представил.
   Кроукер выпустил руку человека в сером и спросил:
   - А что сейчас?
   - Смотрите, - сказал Николас.
   Фукасиги повернул голову в сторону и  быстро  сказал  что-то  по-японски.
Один из учеников поднялся, взял второй деревянный меч и подошел  к  ним.  Он
поклонился  и  подал  оружие  Николасу.  Выслушав  Фукасиги,  ученик  кивнул
годовой.
   - Хай!
   Это был высокий худощавый человек с суровым лицом и живыми  глазами.  Они
оба - ученик и Николас - приняли  исходную  стойку:  ноги  на  ширине  плеч,
колени слегка согнуты, обе руки на рукояти меча.
   - Итак, - Николас начал объяснять Кроукеру, не сводя глаз с противника, -
в кэндо есть пять -  и  только  пять  -  стоек:  верхняя,  средняя,  нижняя,
правосторонняя и левосторонняя. Из них первые три -  основные.  Две  другие,
переходные, используются только тогда, когда сверху  иди  сбоку  встречается
преграда. Однако это еще  не  Путь.  Чтобы  овладеть  этой  техникой,  нужно
научиться тому, что обычно называется "стойка  -  не  стойка".  Это  значит,
переходить из одной стойки в другую в соответствии с обстоятельствами  -  не
думая, так, чтобы все движения  от  начала  до  конца  поединка  были  одним
непрерывным плавным движением,  как  море.  Это  самое  важное  в  кэндзюцу,
лейтенант.
   И он атаковал противника так молниеносно и яростно, что Кроукер буквально
подскочил.
   - Атака из средней стойки, - пояснил Николас  и  повторил,  на  этот  раз
очень медленно. Он поднял  меч  так,  что  его  "острие"  оказалось  у  лица
противника. Тот немедленно атаковал, но  Николас  легким,  почти  незаметным
движением отвел его меч в сторону.
   Николас стал в верхнюю стойку, подняв меч над головой.
   Ученик бросился вперед, но в то же мгновение Николас  нанес  удар  сверху
вниз.
   Николас опустил меч, и противник повторил атаку. На этот раз  он  отразил
удар Николаса, но тот мгновенно освободился от блока и легко провел мечом по
груди противника.
   Ученик тут же снова  занял  атакующую  позицию,  на  этот  раз  с  правой
стороны.  Николас  переместил  меч  влево,  на  уровень  пояса.  Как  только
противник бросился на него, его меч взметнулся вверх и  опустился  на  плечо
ученика.
   Наконец, в последний раз, когда противник попытался нанести  удар  снизу,
Николас плавно перешел в верхнюю стойку и коснулся мечом его головы.
   Оба отступили на шаг и поклонились друг другу.
   - Вы видите, - Николас повернулся к Кроукеру, - основы кэндзюцу.
   - Но вы используете тренировочные деревянные мечи, - возразил Кроукер.  -
Вряд ли вы сможете?
   - Напротив, деревянный боккэн не менее грозное оружие, чем катана, и...
   В эту секунду он развернулся, чтобы отразить двойное нападение - сбоку на
него бросился ученик, а сзади - сэнсэй. Одним ударом меча Николас  разоружил
ученика и к тому времени, как Кроукер успел сообразить, что  происходит,  он
уже сражался с мастером. "Господи, - подумал Кроукер, - а ведь я должен  был
заметить нападение раньше него".
   Зал наполнился щелчками деревянных мечей,  но  противники  двигались  так
быстро, что нельзя  было  разглядеть  ничего,  кроме  сплошного  пятна.  Как
Кроукер ни старался, он не мог различить отдельных движений,  настолько  они
были стремительными и плавными одновременно. Лейтенанту показалось,  что  он
теперь понимает, почему Николас привел для сравнения море.
   Раздался громкий треск,  когда  Фукасиги  нанес  сокрушительный  удар  по
высоко поднятому мечу Николаса. Николас не двинулся с места, и тогда  сэнсэй
с невероятной легкостью отскочил назад, готовясь к следующей атаке. Но когда
учитель отводил меч, чтобы размахнуться и  нанести  удар,  Николас  рванулся
вперед; его меч в точности повторил  траекторию  меча  противника,  а  потом
вдруг оказался у его головы. В то же мгновение левый кулак Фукасиги коснулся
лица Николаса.
   Оба противника отошли назад и поклонились. Ни у одного  из  них  не  было
заметно и следа учащенного дыхания.

***

   Док Дирфорт ушел. Жюстина склонилась над чертежной доской. Уже четыре дня
она работала над одним эскизом. Несколько раз ей казалось,  что  он  вот-вот
будет готов, но в итоге решение ускользало. "Все  равно  что  ловить  руками
мелкую рыбешку", - подумала Жюстина. Наконец она  с  раздражением  отбросила
карандаш, сорвала с доски лист кальки и скомкала его.
   Девушка пошла на кухню и приготовила себе сандвич с тунцом. Она рассеянно
жевала и размышляла о том,  где  же  ошибка.  Сама  идея  была,  безусловно,
неплохая. Жюстина запила остатки сандвича апельсиновым соком.
   Какое-то время она с ненавистью  смотрела  на  чертежную  доску.  "Плохой
признак", - сказала она сама себе.
   Жюстина накинула полотенце поверх купальника  и  пошла  на  пляж.  Бросив
полотенце на песок, она побежала к  морю,  высоко  поднимая  ноги.  Наконец,
увидев перед собой нависшую, готовую обрушиться волну, девушка нырнула в  ее
зеленую глубину.
   Там она  услышала  отдаленный  гул  и  легкое  содрогание  воды.  Жюстина
вытянулась и устремилась вверх, чувствуя, как напрягаются ее  спина,  плечи,
бедра. Из уголка рта вырывались прозрачные  пузырьки  воздуха.  Наконец  она
рассекла дрожащую поверхность воды, моргнула и жадно глотнула воздух, прежде
чем снова погрузиться в воду.
   Жюстина думала о Николасе. Вопреки тому, что она сказала  Доку  Дирфорту,
она собиралась ехать в город, Николас не звонил. Значит, он занят.  Господи,
она уже этим сыта по горло. Но он ей нужен, она  ничего  не  может  с  собой
поделать.  Время  от  времени  Жюстина  выныривала  на  поверхность,   ровно
настолько, чтобы вдохнуть новую порцию воздуха.  Отплыв  достаточно  далеко,
она двинулась параллельно берегу.
   Жюстина поймала себя на том, что думает о черных с  золотом  лакированных
ножнах на стене комнаты Ника. Мысленно она  подошла  к  стене,  на  цыпочках
дотянулась до меча и осторожно сняла его с крючка. Левой рукой  она  держала
ножны, а правую положила на длинную рукоять катана. Меч  Николаса.  Дюйм  за
дюймом она с усилием обнажала  сверкающую  сталь,  не  сводя  с  нее  широко
открытых  глаз.  Серебряный  блеск  слепил  ей  глаза.  Огромное  напряжение
продолжало нарастать в ее ласковых руках. Комок застрял у Жюстины  в  горле,
сердце яростно билось, пульсирующая кровь  звенела  в  ушах.  Холодное  море
ласкало ее тело. Соски стали твердыми, и девушка почувствовала, как между ее
бедер разливается волна возбуждения.  Не  переставая  работать  ногами,  она
скользнула рукой вниз по  животу.  Она  застонала,  и  пузырьки  устремились
вверх, как стайка птиц.
   Жюстина чувствовала, как холодные струи омывают ее  ноги.  Это  было  так
похоже на ласковую человеческую руку, что она открыла глаза.  Поток  охватил
ее пылающие бедра и теперь подбирался  к  груди.  Жюстина  перевернулась  на
спину. И тут она поняла, что  ее  затягивает  водоворот.  Сначала  это  были
легкие рывки, на которые она не обратила  внимания,  но  теперь,  когда  она
оказалась далеко от берега, ее все сильнее тянуло вниз.
   Девушке инстинктивно захотелось вдохнуть, но она вовремя  стиснула  зубы.
Откатная волна неумолимо влекла ее в море и швыряла,  но  не  из  стороны  з
сторону, а по кругу, словно она оказалась внутри бочки. Потеряв  ориентацию,
Жюстина слепо пробивалась к берегу. Она отлично плавала, и воздуха ей должно
было хватить надолго. Но все-таки, прежде всего необходимо было выбраться на
поверхность.
   Она отчаянно рвалась наверх, но  почти  не  продвигалась.  Ее  удерживала
какая-то живая сила, будто из невидимой бездны появился морской змей и обвил
ее своими скользкими кольцами.
   Жюстина вынырнула, судорожно хватая воздух и кашляя. Она пыталась поднять
голову, стряхнуть с глаз жгучую соленую воду, чтобы увидеть берег,  но  море
не отпускало ее.
   Ее охватила паника. Она уже не  плыла,  а  просто  отчаянно  барахталась.
Почему она не  закричала,  когда  была  наверху?  Жюстина  попыталась  снова
вырваться на поверхность, но мертвая хватка не ослабевала. Она опускалась на
дно. И здесь она нашла путь к спасению.  Здесь,  а  мрачной  глубине  царила
полная неподвижность.  Охваченная  ужасом,  девушка  не  сразу  поняла,  что
освободилась от откатного потока.  Она  нащупала  камень  и,  удерживаясь  у
самого дна, стала пробираться к берегу.
   Ее легкие пылали, левая нога вдруг оцепенела.  Она  расслабилась.  Вскоре
судорога отпустила, и  Жюстина  поползла  по  дну,  как  огромный  краб.  Ей
отчаянно хотелось  вынырнуть,  но  страх  перед  потоком  был  сильнее.  Она
мучительно продвигалась вперед. Ей казалось, что глаза вот-вот  выскочат  из
орбит, в ушах звенел беспокойный гул.
   Наконец Жюстина почувствовала теплое мелководье и мягкие  толчки  прибоя.
Она изо всех сил рванулась наверх и вышла из  воды,  покачиваясь,  кашляя  и
задыхаясь. Ноги не держали ее, и она рухнула на песок.
   Девушку тошнило. Она слышала  вокруг  себя  возбужденные  голоса.  Чьи-то
сильные руки подхватили ее.
   - С вами все в порядке?
   Жюстина пыталась кивнуть, но ее  снова  вырвало.  Она  почувствовала  под
своей спиной сухой теплый песок.  Все  ее  тело  судорожно  содрогалось.  Ее
легкие работали как кузнечные мехи, с громкими хрипами, и казалось,  им  уже
никогда  не  хватит  воздуха.  Кто-то  подсунул  ей  под  голову   сложенное
полотенце. Щеки и губы горели, словно в них впились тысячи  иголок.  Жюстина
попыталась поднять руки, но они не слушались. Силы оставили ее.
   - Не волнуйтесь, - проговорил кто-то над ней. - Не волнуйтесь.
   Жюстина закрыла глаза. У нее  кружилась  голова,  как  это  бывает  после
какой-нибудь  сумасшедшей  карусели.  Мысленно  она  все  еще   металась   в
водовороте. Постепенно головокружение прошло, и дыхание  стало  приходить  в
норму.
   - Уже лучше?
   Девушка кивнула, не решаясь заговорить.
   - Мы вызвали доктора.
   - Все в порядке, - чуть выговорила она, не узнавая собственный голос.
   - Он вот-вот приедет.
   Жюстина снова кивнула и закрыла глаза. Она думала о Гелде, о том, как они
когда-то купались в море. Наверное, Гелде тогда было  лет  девять,  а  ей  -
шесть. Они играли в воде, и Жюстина в шутку толкнула сестру в бок.  Гелда  в
ярости повернулась к ней и, сцепив руки у  нее  над  годовой,  толкнула  под
воду. Жюстина вырывалась, но Гелда не отпускала ее. Сначала Жюстина мысленно
умоляла сестру, потом проклинала ее. Когда сестра  наконец  расцепила  руки,
Жюстина с истерическим плачем побежала  на  берег,  к  матери.  Она  никогда
никому не рассказывала об этом случае, но после этого девочка  целую  неделю
не разговаривала с сестрой и даже не смотрела  в  ее  сторону.  Гелда  молча
торжествовала.
   Жюстина открыла глаза и увидела склонившегося над ней Дока  Дирфорта.  Он
помог ей встать, и Жюстина разразилась рыданиями у него на груди.

***

   Расставшись с Николасом на выходе из додз„, лейтенант Кроукер связался по
рации с полицейским управлением. Маккейб просил его позвонить - очевидно, по
делу Танака-Окура; его также искал Вейгас, а Финниган требовал отчета о ходе
следствия.
   Лейтенант пробирался сквозь плотный транспортный поток.
   - Если вы найдете Вейгаса, передайте ему, что я буду в  четыре  тридцать,
ладно?
   Кроукер не хотел пока разговаривать с окружным прокурором, а что касается
Финнигана - пошел он...
   Других звонков не было. Кроукер старался сохранять спокойствие. Но как он
ждал еще одного звонка!
   - Вот еще что, - сказал лейтенант. - Свяжите  меня  с  Винсентом  Ито  из
судебно - медицинской экспертизы.
   Горячий воздух подрагивал над асфальтом. Кроукер вытер пот со лба.  Когда
позвонил Винсент,  они  договорились  вместе  пообедать.  Винсент  предложил
ресторан "Митита" и объяснил лейтенанту, как туда добраться.
   Кроукер  миновал  Центральный  парк,  потом  свернул  на  путепровод   на
Семьдесят второй улице и  через  несколько  минут  подъехал  к  трехэтажному
зданию, в котором находился додз„ Терри Танака. Там лейтенант  опросил  всех
инструкторов и вызвал полицейского художника,  чтобы  тот  составил  портрет
странного японца, который приходил в додз„ в день двойного  убийства.  Никто
из опрошенных не видел этого человека ни до, ни после случившегося. Никто не
знал, откуда он приехал. Сэнсэй айкидо вспомнил, что он назвался Хидэ„си, но
это Кроукеру ровным счетом ничего не говорило. Хотя можно было предположить,
что этот  человек  был  убийцей  или,  по  крайней  мере,  как-то  связан  с
преступлением.
   Когда лейтенант закончил опрос, было уже больше четырех часов. В кабинете
Терри вряд ли остались отпечатки пальцев кого-нибудь, кроме убитых, но... но
Кроукер вызвал дактилоскопическую бригаду. Не стоило пренебрегать даже самой
маловероятной возможностью. "Кто знает,  -  подумал  лейтенант,  -  а  вдруг
повезет, и мы что-нибудь найдем". Перед уходом он попросил сержанта опросить
соседей по кварталу.
   В управлении Кроукер отметился у  дежурного,  прошел  в  свой  кабинет  и
бросил в угол пакеты с вещами Терри и  Эйлин.  Он  проверил  автоответчик  -
звонков не было. Лейтенант уже  собрался  открыть  пакеты  и  разобраться  с
вещами, как в дверях показалась  огромная  фигура  Вейгаса.  Его  кожа  была
настолько черной, что неоновый свет полицейского  участка  оставлял  на  ней
синие блики. Густая борода закрывала лицо Вейгаса, вплоть до  глаз,  горящих
лукавым огоньком.
   - Привет, - сказал Кроукер, поднимая голову.
   - Как жизнь? - Голос Вейгаса гремел подобно раскатам далекой грозы.
   - Я слышал, ты хотел меня видеть.
   - Точно.
   - Садись.
   Вейгас крякнул и  опустился  на  стул.  На  нем  были  выцветшие  джинсы,
ковбойские ботинки и клетчатая ковбойская рубашка с перламутровыми кнопками.
   - Мне надо оттуда сматываться. -  Он  имел  в  виду  отдел  по  борьбе  с
наркотиками. - Сил больше нет терпеть.
   - Салдисон? - Так звали капитана, начальника отдела.
   - Он самый. - Вейгас хмыкнул. - По нему давно уже психушка плачет.  -  Он
наклонился вперед, упираясь локтями в бедра. - Слушай, Лью, я хочу к вам.  В
отдел убийств.
   Кроукер посмотрел на своего друга. Они были знакомы уже давно, побывали в
разных переделках и никогда не подводили друг друга.
   - Финнигана не так-то просто уломать, старик, - заметил Кроукер. - Он еще
тот сукин сын.
   - Парень, я должен оттуда уйти. Кроукер задумался.
   - Послушай, есть ведь и другие  отделы.  Почему  бы  тебе  не  перейти  в
полицию нравов? Никаких проблем. Лицо Вейгаса перекосилось.
   - Дерьмо! Ясное дело, я мог бы там войти в долю и  разжиться  деньжатами.
Только вся беда в том, сукин ты сын, что эти подонки не подпускают негров  к
серьезным делам, усек? Я им там не нужен.
   - Вейгас, я не уверен, что ты нужен Финнигану.
   - Ты знаешь, что на цвет шкуры ему наплевать. В чем дело, парень,  ты  не
хочешь со мной работать? Кроукер засмеялся.
   - Я об этом мечтаю, дружище, но как раз сейчас  старик  не  захочет  меня
слушать.
   - Чепуха! Ты его прекрасно знаешь. Стоит тебе выловить еще  одну  крупную
рыбку, мэр даст ему очередную побрякушку, и он снова будет лизать твою белую
задницу.
   Кроукер ухмыльнулся.
   - Может, так оно и будет.
   - Не может быть, а точно, Лью.
   Кроукеру хотелось рассказать Вейгасу о деле Дидион - о своих  подозрениях
и планах, но он не мог этого  сделать.  Лейтенант  полностью  доверял  этому
человеку: слишком часто они спасали друг другу жизнь. Просто,  это  было  бы
нечестно. Одно дело самому влезать в интриги внутри отдела, и совсем  другое
- втягивать в это посторонних.
   Кроукер вышел из-за стола и хлопнул Вейгаса по колену.
   - Ладно, твоя взяла. Я поговорю с Финниганом, как только  мне  покажется,
что он остыл и уже не  отгрызет  мне  голову.  Вейгас  ответил  ему  широкой
улыбкой.
   - Заметано. - Он встал, возвышаясь  над  Кроукером,  словно  башня.  -  А
теперь один черномазый должен снова шнырять по  улицам.  Саллисон  всем  нам
установил задания, усек? Дерьмо! - Он махнул рукой. - Пока.

***

   - Не знаю, Ник, мне кажется, будто я живу здесь уже сто  лет.  -  Винсент
смотрел на орех, который очищал.