о ней, только злился, что она не уважает отца. Но теперь думаю о ней все время. Странно, не правда ли?
     - Совсем нет, мне кажется, что это хорошо, - сказала Веспер. - Хорошо, что ты теперь стал ценить ее. Ей бы это понравилось, тебе не кажется?
     - Не знаю, - ответил Чезаре грустным голосом. - Я думаю о том случае, когда я накричал на нее в машине. По правде говоря, не просто накричал - дал ей пощечину, сильно ее ударил. Причинил ей моральную и физическую боль. Я знаю это, чувствую, - он стукнул себя кулаком в грудь, - мне говорит об этом мое сердце.
     - Но теперь ты жалеешь о своем поступке?
     - Конечно, жалею. Бог мой, каким же чертовым зверем я был тогда, пытаясь быть похожим на отца, он исчез, а мне пришлось стать во главе семьи, больше некому было. Мой брат Мик даже не думал о том, чтобы заняться делами, он всегда много о себе воображал.
     "Мик Леонфорте! - подумала Веспер. - Какая роль у него в этой семье - тогда и теперь?" Она собралась было направить мысли Чезаре по этому руслу, но он неожиданно поднялся, подошел к рулевому колесу и включил зеленые ходовые огни. Эта внезапная вспышка активности порвала тонкую связующую нить, и Веспер потеряла контакт с ним.
     - Видишь что-нибудь там? - Он схватил бинокль и стал вглядываться в тьму.
     Девушка подошла к нему, но единственное, что ей удалось рассмотреть, были две красные искорки.
     - Что это такое, ходовые огни?
     Чезаре ухмыльнулся:
     - Умница. Да, мы должны встретить там катер.
     - Мне приятно, что ты взял меня с собой.
     - Не обольщайся, - сухо сказал он. - Это идеальное место для того, чтобы избавиться от трупа. Акулы позаботятся, чтобы от него ничего не осталось.
     У Веспер екнуло сердце.
     - И ты хочешь сделать это со мной?
     - Сперва хотел. - Чезаре опустил бинокль. - Но теперь у меня появилась другая идея. Все будет зависеть от того, поверю я твоей истории или нет.
     Ситуация начала складываться для Веспер неудачно, и она это хорошо понимала. Девушка взобралась на поручни и начала балансировать на них, широко расставив руки.
     - Тогда столкни меня. Ты сказал, что это продлится недолго.
     Красные ходовые огни приближались, и был уже слышен отдаленный шум двигателей.
     - Нет. Я хочу, чтобы ты подумала, что тебе угрожает.
     - Зачем думать? Сделай это сейчас. Не медли. Ты сможешь вернуться к своей жизни и забыть обо мне.
     Пока Бэд Клэмс изучающе рассматривал девушку, к их судну подошел катер, и на нем выключили моторы. Слышались только всплески бьющихся о борт волн.
     - Я любопытен, - ответил он. - Хочется узнать, не навешала ли ты мне лапшу на уши.
     - И это все?
     - И, кроме того, я не хочу забывать о тебе.
     Она вдруг угадала истинный смысл этих слов, хотя он сам в данный момент, может быть, и не понимал его. "Я не хочу забывать о Джеки", - вот что хотел он сказать.
     - Ты обидел меня, - сказала Веспер. - Я не одна из твоих шлюх. Ты решил разыграть здесь спектакль, объявить, что собираешься сбросить меня в воду, и посмотреть, как я буду трястись от страха? - Она повысила голос: - Тебе это кажется забавным?
     - Поставь себя на мое место, - возразил он. - Что если ты просто подставка?
     - Ты все тот же чертов зверь, которым был, когда ударил свою сестру.
     - Ну ладно, хватит, детка. Кончай этот спектакль.
     - Тебе нравится засирать мне мозги, ты садист!
     - Перестань, ради Бога, не говори таких слов.
     - А почему бы и нет, черт побери? - Веспер, конечно, знала почему. Можно было поклясться, что хорошо воспитанная Джеки таких слов не употребляла. - Ты же не стесняешься в своих выражениях? Ты вывел меня из себя. Как я после этого могу себя чувствовать?
     - Ну ладно, ладно... - Чезаре пожал плечами, шагнул к девушке, обхватил руками, и она позволила ему снять себя с поручней. Он прижал ее к себе и начал целовать в щеки, глаза, лоб. Очень осторожно и нежно. Потом его губы встретились с ее губами, их языки на мгновение нашли друг друга.
     Из темноты кто-то негромко окликнул Чезаре, и он опустил Веспер на палубу.
     - Дело прежде всего, - шепнул он и нежно коснулся ее щеки.
     Девушка понимающе кивнула:
     - Я спущусь вниз.
     Она повернулась, чтобы идти, но Чезаре схватил ее за руку.
     - Нет, останься здесь. - Он аккуратно и умело закрепил на борту брошенные ему причальные концы. - Ты сказала, что бывала в деле.
     - Я действительно была в деле, - яростно прошептала она, наблюдая за худым как щепка человеком, карабкающимся на борт из маленькой резиновой лодки.
     - Ладно, ладно. - Бэд Клэмс снова повернулся к ней. - Я хочу знать твое впечатление об этом сукином сыне.
     Веспер повернулась и взглянула на дрейфующий по правому борту катер береговой охраны. Огни на нем не горели, что было весьма необычно. Она поискала опознавательные знаки и увидела номер: CGM-1176. Тощий человек был одет в форму лейтенанта береговой охраны. В руках у него была сине-белая нейлоновая спортивная сумка.
     - Чезаре, - сказал он. Растянутые в улыбке губы обнажили множество золотых зубов. У лейтенанта были близко посаженные и беспокойные, как у грызуна, глаза, а у правого плеча виднелась выпуклость, как будто под мышкой у него был пистолет.
     - Мило. - Чезаре приветственно поднял руку. - Это Веспер. Она проверит товар. Ты не против?
     Мило пожал плечами.
     - По мне так можешь давать на проверку хоть папе римскому. Мне наплевать.
     Лейтенант расстегнул молнию куртки и вытащил оттуда прозрачный пластиковый пакет, наполненный белым порошком. Веспер взяла пакет и нож, который ей передал Чезаре, сделала на пакете маленький крестообразный надрез, набрала немного порошка на лезвие и попробовала на вкус. Потом повернулась, сплюнула и, пристально посмотрев на Чезаре, кивнула.
     - Давай сюда, - сказал он.
     Товар перегрузили за пять минут, Бэд Клэмс сходил за дипломатом, в котором, как догадывалась Веспер, были деньги за кокаин. Повернувшись спиной к Мило, она шепнула Чезаре:
     - Пока не плати ему. Смотри на меня.
     - Тут все? - спросила девушка, когда Мило отсчитал последнюю из ста пятидесяти сумок.
     - Да, - подтвердил он. - Давайте деньги.
     - Минуточку, - возразила Веспер и, встав на колени, вытащила из кучи сумок две наугад.
     - Что она делает? - слегка занервничал Мило. - Пора заканчивать.
     - Проверяю товар, - сказала девушка, расстегивая сумки.
     - Ты уже сделала это, - криво усмехнулся Мило и взглянул на Чезаре. - С каких это пор ты позволяешь бабам лезть не в свое дело, Бэд Клэмс?
     - Заткни пасть, - отрезал Чезаре, и Мило увидел в его руке автоматический пистолет.
     - Господи Иисусе, - крикнул он, - полегче, черт побери. Я не хотел сказать ничего плохого.
     Веспер поднялась и предусмотрительно отошла с линии огня.
     - Сумка слева в порядке. А в правой подмешано кое-что действительно опасное - мышьяк.
     Чезаре поднял пистолет и кивнул головой лейтенанту.
     - Ну-ка, давай!
     Мило опустил мизинец в правую сумку, лизнул кончик и кивнул с удивленным выражением лица.
     - Черт меня побери, если она не права.
     Бэд Клэмс подскочил к лейтенанту и ткнул дуло пистолета под его подбородок.
     - Признавайся, сукин сын, ты собирался надуть меня? Говори правду, иначе скоро запоешь как канарейка. - Глаза Чезаре налились кровью, как у бешеного животного, его охватил приступ горячей, неуправляемой ярости. - Отвечай, паршивый хорек!
     - Господи Иисусе, не будешь же ты убивать посредника, потому что тебя надули? Бога ради, я же не поставщик. Кроме того, ты же знаешь - наркотики не моя специальность. Я не прикасался к твоему зелью и убью любого, кто скажет иначе. - От страха у Мило перехватило дыхание. - Клянусь, я впервые слышу об этом.
     Чезаре выпрямился и, глубоко вздохнув, посмотрел на Веспер. Она кивнула головой, показывая, что верит в правдивость слов лейтенанта.
     Бэд Клэмс был несколько разочарован. Ему хотелось немедленно удовлетворить свою жажду мести, Веспер поняла, что у него руки чешутся заняться посредником.
     - Ладно, - наконец сказал он и отпустил Мило. Тощий человек был весь мокрый, колени у него подгибались. Он увидел, что был близок к смерти.
     - Кто-то хочет меня наколоть, Мило. - Чезаре все еще сжимал пистолет, но теперь опустил его дулом вниз. - Погоди, передача денег ведь назначена на завтра, верно?
     Лейтенант молча кивнул.
     - Тогда и поговорим.
     Мило немного отдышался:
     - А пока я избавлюсь от этой отравы. Пусть ее попробуют акулы.
     - Заткни пасть, - отрезал Чезаре. - Кто ты такой, чтобы решать? - Он указал на сумку с мышьяком: - Возьми это с собой и позаботься, чтобы завтра она была на лодке. Я поеду с тобой.
     - Вы, конечно, босс, но...
     - Пшел вон отсюда! - крикнул на него Чезаре, и тот поспешил ретироваться.
     Когда они остались одни, Веспер повернулась к Чезаре. Глаза ее сверкали.
     - Ты разыграл комедию, - возмутилась она. - И устроил мне испытание.
     Он пожал плечами:
     - Да, но разве ты можешь меня в этом винить? Когда мне на голову с неба сваливается слишком хорошая баба, чтобы в это можно было поверить, я начинаю задумываться: почему это произошло? А тебе такие мысли в голову не приходят?
     - Нет, - ответила девушка.
     - Отлично. К тому же ты, кажется, оказала мне большую услугу, указав на зелье с мышьяком. - Он вскрыл пенопластовую коробку, в которой была еда и бутылки с охлажденным шампанским. - Давай поужинаем. Я проголодался.

***

     Розовое и ядовито-зеленое неоновое свечение Токио пульсировало подобно сердцу гигантского генератора. Но здесь, внутри современной железобетонной оболочки Карасумори Джинья, окрестности синтоистской святыни были залиты светом сохранившихся с девятнадцатого столетия фонарей, которые отбрасывали колеблющиеся круги туманного света. Несмотря на нависающую громаду небоскреба Нью-Синбаси, окружающие Джинью узкие аллеи мысленно возвращали посетителей в иной Токио, во времена, когда война и последовавшее экономическое процветание еще не изменили облик страны.
     - Сейчас Япония живет без политического лидера, - сказал Микио Оками. - В бурном море экономического хаоса она движется без руля и ветрил. Природа не потерпит этого, как и любую прочую пустоту.
     - Но вы мне сказали, что в настоящий момент бесспорного кандидата на пост премьер-министра нет.
     - Тогда не было, - ответил Оками, вышел из светового круга и вступил в темноту. - Сегодня коалицией в качестве компромиссной кандидатуры был выдвинут Кансаи Мицуи.
     - Я его не знаю.
     - Неудивительно. Вне круга политиков он мало кому знаком. Но этот человек опасен. Он, например, утверждает, что все обвинения в "нанкинском изнасиловании" сфабрикованы. - Оками имел в виду наиболее печально известное - и жестокое - военное преступление японской армии. В 1937 году японские солдаты уничтожили сотни тысяч китайских мирных жителей. Более двадцати тысяч женщин были изнасилованы, а город сожжен дотла. Одиннадцатью годами позже военный трибунал приговорил командующего японскими войсками в Нанкине к смертной казни.
     - Кансаи Мицуи - деконструктивист чистейшей воды, - продолжал Оками. - Он хочет переделать историю на свой лад. Например, он нападал на прошлого премьер-министра за попытки залечить раны войны в Тихоокеанском регионе и утверждал, что наше вторжение на азиатский материк необходимо рассматривать как акт освобождения. Он отрицал, что Япония хотела расширить свою территорию, и настаивал на том, что мы просто защищали азиатский материк от колониальной агрессии Запада. Кроме того, и об этом тоже мало кто знает, Мицуи поддерживает Тецуо Акинагу. Это, однако, имеет второстепенное значение. Акинага обречен провести остаток своих дней в тюрьме.
     Глаза Николаса сверкнули.
     - Как раз сегодня я получил известие, что наш старый приятель Тецуо через несколько дней выйдет на свободу. Адвокаты вытащили его, воспользовавшись некоторыми следственными неувязками.
     - Акинага будет освобожден?
     - У него есть свой человек или люди в токийской прокуратуре, - ответил Николас. - Я разговаривал с Танакой Джином. Он хороший человек, высококвалифицированный и преданный своему делу следователь. Именно он вел дело Акинаги. Так вот Танака Джин полагает, что процесс был сорван кем-то из его коллег. Может быть, вы попытаетесь разобраться во веек этой истории?
     Оками недобро усмехнулся:
     - С превеликим удовольствием.
     Они прошли мимо местного музыканта, который начал наигрывать какую-то мелодию. Музыка мешала разговору, и они поспешили отойти подальше, но навязчивая мелодия еще долго их преследовала.
     - Насколько опасен этот человек, Мицуи? - спросил наконец Николас.
     - Это мы еще увидим, - ответил Оками. - Несомненно, однако, что наибольшую опасность представляет сам Акинага. Хочется посмотреть, хватит ли у него влияния на то, чтобы протащить Мицуи на этот пост.
     - Тогда уже будет поздно что-либо предпринимать.
     - Отнюдь нет. Ключевой фигурой является Акинага. Без него Мицуи станет очередным слабым, недееспособным премьер-министром. Сейчас, мне кажется, надо подождать, пусть Акинага лезет из кожи вон ради своего ставленника.
     - Хочу с вами поделиться еще одной проблемой, с которой я сегодня столкнулся дважды. - И Николас рассказал Оками, что с ним произошло во время встреч с Хоннико и Танакой Джином.
     - Никогда не слышал, чтобы Акшара проявляла себя подобным образом, - явно встревожился оябун.
     - Но эти ощущения отличались от Акшары, - пояснил Линнер, но не рассказал Оками о том, что в доме Куртца почувствовал присутствие двойника. Сначала решил сам во всем разобраться.
     - А на что это было похоже?
     - Трудно сказать, - ответил Николас. - Небо как будто плавится, слышишь жужжание миллионов пчел. - Он покачал головой. - Я знаю, все это звучит как бред сумасшедшего.
     - Не совсем, - сказал Оками. - Полагаю, нам нужно попытаться устранить внутренние повреждения. - Он протянул руку. - Вы готовы?
     Николас кивнул, хотя после всех треволнений последних дней ожидал этого сеанса со всевозрастающим чувством беспокойства. Стоя абсолютно неподвижно, он прислушивался к звуку городского шума, который сначала стал неестественно громким, затем, по мере того как реальность утекала в пространственную дыру, замер где-то в отдалении.
     - Хорошо, - сказал Микио Оками, - впитывайте в себя ночь.
     Откинув голову, он наблюдал за Николасом, всматриваясь в бездну, которой была Акшара. С каждым биением сердца огни Токио отодвигались все дальше и дальше и наконец совсем растворились в пустоте.
     - Входите в Акшару глубже, до тех пор, пока не начнете видеть темные структуры. Это Кшира.
     Кшира была дорогой тьмы, другой половиной тау-тау, половиной, о которой почти никогда не говорилось, потому что те, кто отваживался на попытку овладеть ею, умирали или сходили с ума. Так получилось с Канзацу, сенсеем тау-тау Николаса, который и привнес в его мозг таящиеся, подобно бомбам с часовым механизмом, частицы Кширы.
     Николас знал, что Оками обладал корёку - озаряющей силой. В преданиях древних адептов тау-тау говорилось, что корёку было единственным путем к сюкен - власти, в которой обе половины тау-тау могли объединяться в действенное целое. Однако другие уверяли, что сюкен - не более чем миф, что Акшара и Кшира не могут слиться воедино.
     Николас горячо верил в существование сюкен. Что ему оставалось делать? В противном случае Кшира, эта разрушительница душ, могла когда-нибудь одолеть и свести его с ума, как когда-то Канзацу.
     Внезапно он ощутил, как желатинообразный небосвод сковал его тело, услышал миллион голосов, говорящих на незнакомых языках в самом центре мозга. Такое уже происходило с ним сегодня. Приближалась Кшира...
     - Нет, - резко приказал Оками, - не выходите из тау-тау. Вы только притянете темные структуры ближе, и, если они проникнут в ваше сознание, от них уже не отделаться.
     Глубоко погрузившись в похожее на транс состояние, Николас не замечал ни времени, ни пространства. Он существовал как искра света в безразмерной пустоте. Окружающий его космос дышал подобно притаившемуся в чаще зверю, но вместо того, чтобы чувствовать себя защищенным броней Акшары, он ощущал в этом космическом вакууме копошение структур Кширы. Когда-то ранее они казались ему почти безобидными, просто отдаленными облачками на безграничном горизонте. Теперь же они кружились вокруг него с такой скоростью, что заслоняли все более увеличивающиеся участки окружающей его пустоты и ухудшали ментальную видимость. Николас знал, что осталось совсем немного времени до того момента, когда они сольются воедино, чтобы образовать вокруг него непрерывное кольцо, которое перекроет ему доступ к Акшаре, и все, что он в состоянии будет ощущать, это их черную тяжесть, а потом наступит сумасшествие.
     Внезапно его психический взор привлекла непонятно откуда возникшая сверкающая колонна света, от которой время от времени отходили волокна. Они касались кружащихся в его мозгу черных осколков Кширы. За этим светом он мог чувствовать психическое присутствие Оками. Они уже проделывали это примерно неделю назад, когда вновь встретились в Венеции. И все же Кшира продолжала свирепствовать в Николасе, в самое неподходящие моменты психически ослепляя его, мешая Акшаре так сильно, что приводило его почти в панический ужас.
     И этот страх еще более усиливался, когда он вспоминал о том, что произошло в лесу Ёсино три недели назад, когда он и Тати Сидаре, молодой оябун якудзы, с которым он подружился, попытались наладить подобный психический контакт. Тати тоже обладал корёку, но когда попытался установить контакт, Николас поймал обрывки его мыслей: "Не могу. Что-то... не пойму... - На его лице появилось какое-то странное выражение. - Эта Кшира так сильна..." И Тати сдался. Через несколько мгновений его убили, и Николас так и не узнал отгадки. Неужели Кшира Николаса была слишком сильна для Тати? Но как это могло быть? Корёку должно было справиться с Кширой.
     Внутри колонны света стало возникать лицо Оками - может быть, сейчас он получит ответ на этот вопрос?
     Николас почувствовал психическую эманацию, исходящую от этого источника света, и потянулся ей навстречу. Заряженные корпускулы вступили во взаимодействие с его психикой, и он ощутил на коже жар и какое-то шевеление, как будто по ней ползали насекомые или выступили капельки пота.
     Теперь, когда Линнер начал двигаться к этому колоннообразному световому водовороту, в нем, подобно ирисовой диафрагме, начало открываться отверстие. Оно было готово принять Николаса, и его охватил буйный восторг. Наконец-то он начал свой путь к интеграции; наконец-то одолевавшая его темная сила Кширы успокоится! Но в тот момент, когда он уже попал в объятия этих частиц света, до него, как и в случае с Тати, донеслись мысли Оками: "Нет, нет... Слишком сильно... Не могу удержать связь... Все охлопывается... Выходите! Скорее! Ничего не вышло. Выходите!"
     Связь Николаса с Акшарой прервалась, как будто щелкнула растянутая резинка, и его отбросило обратно в реальное пространство и время. Задыхаясь, он скорчившись сидел на земле святилища, и неоновое свечение Токио окружало его как некий искусственный Млечный Путь.
     Все еще в тумане от столь внезапного разрыва контакта с Акшарой, Линнер огляделся по сторонам в поисках Оками и увидел, что тот лежит на земле. Николас с трудом дотащился до него, прислушался к дыханию, проверил реакцию глазных яблок под закрытыми веками. Оками был без сознания. Внезапно у него начались судороги. Кровяное давление подскочило. Что же произошло в кокоро? Что видел Оками? Почему он потерял контроль над световой колонной, над корёку, оказался в шоковом состоянии? Не по той ли таинственной причине, которая заставила Тати так внезапно прервать с ним психический контакт? Может быть, Канзацу каким-то образом психически отравил его? Он должен узнать правду.
     С помощью Акшары Николас направил свою психическую энергию в кровеносную систему Оками, чтоб