ния уже продавались как одно целое.
     - Могу я спросить, как вам все это стало известно?
     Сута кивнул лысеющей головой:
     - Мой отец основал небольшую риэлтерскую фирму, которой я сейчас владею. - Он сделал красноречивый жест: - А этот клуб - просто мое хобби. Несколько лет назад у меня умерла жена, а я привык, чтобы моя жизнь была наполненной.
     - Значит, куплей-продажей занималась ваша фирма?
     - Да, - ответил Сута, кланяясь.
     Мозг Николаса лихорадочно работал.
     - Так у кого же "Стернголд" перекупила эти здания?
     Сута неловко переминался с ноги на ногу.
     - Я бы не хотел об этом говорить.
     Это было интересно, и Николас спросил:
     - Почему? От прокуратуры у вас не должно быть секретов.
     - А у меня их и нет. Однако я не хотел бы задевать личные интересы частных лиц...
     - Так весь комплекс принадлежал частному лицу?
     Сута кивнул:
     - Да, давно, еще до войны, этот комплекс принадлежал Оками-сан.
     Николасу показалось, что его ударили в солнечное сплетение. Переведя дух, он уточнил:
     - Микио Оками, оябуну якудзы?
     - Нет, - ответил Сута, - его сестре, Кисоко. Час от часу не легче!
     - Так вы хотите сказать, что комплекс был продан семьей?
     - Нет, - снова возразил Сута, - сделка заключалась от имени Кисоко Оками.
     Николас был не на шутку озадачен. Что могло быть общего между Родни Куртцем и Миком Леонфорте и Кисоко Оками? На этот вопрос он никак не мог найти ответа. Внезапно все его стройные гипотезы разлетелись в пух и прах. Еще пять минут назад реальность казалась совершенно иной. Линнер почувствовал, что Сута выжидательно смотрит на него, и поклонился.
     - Вы оказали нам большую помощь, Сута-сан, - сказал он официальным тоном. - Я обязательно отмечу это в своем отчете.
     На лице Суты появилось выражение облегчения. После бесконечных поклонов он наконец вышел из кухни, оставив Николаса и Каву у закрытой двери к лифту.
     - Охота становится все интереснее, - ухмыльнулся парень, и Николас заметил в его глазах искру любопытства.
     - Похоже, что так.
     Кава наклонил голову.
     - Ты поедешь наверх? - Он имел в виду ресторан "Пул Марин".
     - У меня нет выбора. - Николас протянул руку и нажал на кнопку вызова. Тут же послышался глухой звук механизма, плавно опускавшего кабину лифта.
     Линнер вошел в темную кабину. Пахло женскими горьковато-сладкими духами и дорогим мужским одеколоном. Освещение кабины не работало. Лифт стал подниматься вверх, хотя Николас не успел еще нажать ни на одну из кнопок. "Интересно, произошло ли это автоматически?" - подумал он и вдруг почувствовал легкое дуновение воздуха у своей щеки. Что это, вентиляция? Вряд ли она имелась в столь узкой шахте совсем небольшого лифта. Линнер почувствовал, что теряет равновесие.
     Неужели опять Кшира? Вряд ли. Пчелы в мозгу молчали. Николас все же почувствовал странную слабость во всем теле. Последнее, что промелькнуло в его голове, прежде чем он потерял сознание, было слово "газ". Линнер провалился в бездонную тьму.

ВЕСТ-ПАЛМ-БИЧ - ТОКИО

     Чезаре отпихнул груду мусора, ила, песка и гниющих листьев от выхода из подземелья, который находился у причала частных судов на озере, выбрался наружу, отряхнул с себя пыль и грязь, затем помог Веспер сделать то же самое.
     Пока Бэд Клэмс возился с сигарообразной моторной лодкой, девушка пыталась рассмотреть, что происходит на вилле, территория которой походила на полигон военных учений. Как только вертолет приземлился, включили прожекторы. Пока из вертолета выпрыгивали федеральные агенты, голос, усиленный мегафоном, приказал всем находившимся на вилле сложить оружие и, подняв руки вверх, не двигаться с места.
     Волнуясь за своих друзей, Веспер спросила:
     - Неужели тебе нисколько не интересно, что там сейчас происходит?
     Чезаре, проверяя уровень топлива в баках и готовясь отдать швартовы, ответил:
     - Если моя жизнь меня хоть чему-нибудь научила, так это никогда не смотреть назад.
     - Но это же твои люди! Ради тебя они рисковали своей жизнью, - пожала плечами девушка, - разве ты не чувствуешь себя обязанным им хоть чуточку?
     Бэд Клэмс бросил на нее хмурый взгляд:
     - Да они все до одного жадины, глупцы и, по сути, лентяи.
     - Но они верны тебе.
     Чезаре махнул рукой:
     - Для этого я мог бы просто завести собаку. Ну давай забирайся в лодку, поехали!
     Он быстро завел мотор, лодка отошла от причала и описала правильную дугу, оставляя за собой фосфоресцирующий след. Проходя мимо небольшого островка, на котором размещалась база береговой охраны, Чезаре прибавил скорость. Лодка тут же поднялась на подводных крыльях, двигатель загудел, звук от него разносился по всему озеру. Вскоре причал совсем скрылся из виду.
     Вед Форрест, одетый в камуфляжную форму, выпрыгнул из вертолета, сердце его сильно билось. В правой руке у него был автомат. Он поднял вертолет в воздух сразу же после того, как получил электронный сигнал с домашнего аппарата Кроукера.
     Его люди уже окружали итальянских головорезов, которые были потрясены военной мощью правительства США. Форрест, пытаясь перекричать шум винтов вертолета, властно отдавал команды в микрофон, встроенный в шлем. По правде говоря, он чувствовал себя слишком большим и неуклюжим в пуленепробиваемой одежде, однако правила есть правила, и он не мог делать исключений. Вчера он позвонил своей дочери, чтобы поздравить ее с днем рождения, в трубке слышались звуки музыки, шумели гости. Отец и дочь поговорили минут пять, но Вед, после того как положил трубку, тут же осознал, что не помнит ни одного слова из того, что она ему сказала. Во время разговора он был слишком занят мыслями о том, что ему бы очень хотелось оказаться там, на вечеринке, вместе с дочерью, хоть раз в жизни присутствовать при столь важном для нее событии. Но Вед не мог себе этого позволить из-за своей службы. Действуя почти импульсивно, он тут же перезвонил дочери, но она уже куда-то вышла. Один из гостей пообещал найти ее и позвать к телефону. Прождав у аппарата минут пять, вслушиваясь в звуки музыки и взрывы смеха, он наконец повесил трубку. Что ж, у него и так было полным-полно работы.
     Теперь Форрест был занят расстановкой своих людей. Отдавая распоряжения, он расхаживал по территории виллы в сопровождении вооруженного адъютанта. Из дома выводили под конвоем люден. Других наемников вытаскивали из зарослей у забора, где они пытались либо спрятаться, либо бежать от агентов. Не было сделано ни одного выстрела.
     Впрочем, Чезаре Леонфорте нигде не было видно, и Форрест приказал немедленно и самым тщательным образом обыскать весь дом. В гостевом домике он нашел Кроукера, который спорил с тремя вооруженными агентами, взявшими под стражу миловидную, но совершенно растрепанную женщину с темными волосами и светлыми глазами. Форрест сразу же узнал Маргариту. Рядом с ней стояла девочка лет семнадцати, не больше, "Это ее дочь", - догадался Вед и взглянул на незнакомого ему смуглого человека.
     - Маргарита Гольдони де Камилло, - сказал Форрест официальным тоном, которому он научился на курсах повышения квалификации в академии штата Виргиния, - вы обвиняетесь в убийстве некоего Франко Бондини по кличке "Рыба". - Он вынул наручники. - Три свидетеля независимо друг от друга опознали в вас ту самую женщину, которая застрелила мистера Бондини на Парк-авеню и...
     - Что? - Маргарита искренне удивилась. - Но я же защищалась!
     - Может, и так, а может, иначе. - Форрест защелкнул на ее запястьях наручники и зачитал права, которыми обладала арестованная.
     - Но я ни в чем не виновата! - закричала Маргарита. Она переводила взгляд с Кроукера на Форреста и наконец взмолилась: - Лью!
     Кроукер, сдирая с себя остатки латексных накладок, сказал:
     - Вед, что ты делаешь? Они убили ее водителя...
     - Телохранителя, - возразил Форрест. - Чем, ты думаешь, занимается эта дамочка?
     Детектив шагнул к Веду:
     - Они застрелили сидевшего рядом с ней человека и собирались то же самое сделать и с ней. Ни один суд присяжных не вынесет Маргарите обвинительный приговор. И ни один окружной прокурор не станет предъявлять ей обвинение в убийстве. По закону она имеет право защищаться, если ее жизнь находится в опасности. Это называется "самооборона".
     - Если ты уже закончил, позволь мне тоже высказаться. Убирайся с моих глаз долой! - заорал Форрест.
     - Как же, жди!
     - Послушай, Лью, у меня имеется официальное предписание возбуждать дела против оставшихся семей, а она - одна из Гольдони!
     - Тут нет никакого дела, это фарс! - ответил Кроукер. - Правительство ведет двойную игру, а тебя используют в качестве козла отпущения.
     На могучей шее Форреста вздулись жилы.
     - Я сказал, убирайся к черту и не стой у меня на пути!
     Кроукер сделал еще один шаг к Форресту и, понизив голос, произнес:
     - Ради Бога, Вед, сними с нее наручники. Ей тут такое пришлось пережить! Бэд Клэмс похитил ее вместе с дочерью.
     Глаза Форреста сверкнули недобрым огнем.
     - Убирайся, или, клянусь Богом, я арестую тебя вместе с этой дамочкой.
     Протянув руку, он дернул за цепочку наручников так, что Маргарита была вынуждена сделать шаг вперед.
     - Мам!
     - Спокойно, детка, - попытался удержать ее Пол, но Фрэнси вырвалась и, подбежав к Форресту, горячо заговорила, размахивая руками.
     - Да уберите же ее от меня! - взревел Вед.
     Опередив федеральных агентов, Кроукер подхватил девочку и прошептал ей на ухо:
     - Перестань, ни к чему хорошему это не приведет.
     Фрэнси плакала на груди Лью, уткнувшись лицом в его плечо. Он понимал, что сердце Маргариты разрывается на части. "Интересно, приходилось ли ей когда-нибудь оказываться в роли арестованной? В любом случае, - думал Кроукер, ей ни за что на свете не хотелось бы, чтобы это произошло на глазах у ее дочери". Шатаясь, Маргарита послушно вышла вслед за Форрестом.

***

     Николас услышал далекий шум. Он нарастал, постепенно превращаясь в странную мелодию, которая показалась ему знакомой. Где-то он уже слышал ее. Это была пьеса Рихарда Вагнера "Песнь Земли".
     Подобно ныряльщику, поднимающемуся из глубины, он ощутил непреодолимое желание глубоко вздохнуть, попытался сделать это, но ничего не вышло - легкие отказывались работать. Тогда, сконцентрировав психические силы, он хотел открыть глаз тандзяна, но что-то мешало, сковывало, как паутина, ему никак не удавалось найти кокоро, центр всего сущего. Разум Николаса застыл, как муха в янтаре. С великим трудом ему удалось выстроить логическую цепочку мыслей и открыть глаза. Вокруг себя он увидел пустую комнату и испугался. До его сознания дошло, что он висит вниз головой. Наискосок, у противоположной стены, на цепи висел Микио Оками. Рядом с ним стояла капельница, подсоединенная к его левой руке: Повернув голову, Николас увидел, что такая же капельница стоит рядом с ним, в его вену медленно вводится та же самая жидкость, что и Оками. Повернувшись в другую сторону, он увидел третью цепь и капельницу, но человека там не было.
     - Оками-сан, - прошептал он. Сердце его тяжело билось.
     Никакого ответа.
     - Оками-сан! - позвал Николас громче.
     Кайсё открыл затуманенные глаза, несколько раз поморгал, как сова, очутившаяся на дневном свету.
     - Линнер-сан, - тяжело вздохнул старик, еле ворочая языком. - И ты попался в эту ловушку.
     - Не отчаивайтесь и не теряйте надежды, - сказал Линнер. - Мы выберемся отсюда.
     Оками посмотрел на него таким взглядом, что по спине Николаса пробежала дрожь.
     - Всех нас ждет смерть, - медленно проговорил кайсё. - Наш единственный долг - сделать так, чтобы она не была бессмысленной.
     - Мы не умрем, мы спасемся, - убежденно произнес Николас.
     Микио Оками попытался улыбнуться.
     - Пусть смерть не будет бессмысленной, - тяжело прохрипел кайсё, и глаза его закрылись в новом приступе оцепенения, вызванном наркотиком.
     - Оками-сан!
     Ответа не последовало. Николас с трудом попытался осмыслить происшедшее. Он был в клубе, потом преследовал Джи Чи. Коридоры, звуки, яркие огни, тени, крепкий запах горячего кофе - все это хороводом мелькало в голове Николаса. И вдруг вспышка света в кромешной тьме - он вспомнил, как, поднимаясь в лифте, похожем на гроб, почувствовал дуновение воздуха у щеки. Это был газ, он попал в ловушку. Интересно, какое отношение к этому могли иметь Хоннико, Кава, Сута? Перед ним возникло ухмыляющееся лицо Кавы, он вспомнил, что тот, подняв кверху большие пальцы рук, сказал на прощание: "Сегодня прольется кровь".
     Снова зазвучала мелодия "Песни Земли", и Николас осознал, что в комнате кто-то есть. Этот человек двигался, что-то делая руками, и не переставал напевать себе под нос. Потом обернулся, посмотрел прямо в лицо Линнера и поднял его голову за волосы.
     - Как чувствуем себя? - Он поправил капельницу. - Нравится в нашей берлоге?
     Бледный свет, сочившийся откуда-то сверху, осветил лицо говорившего, и Николас узнал в нем Мика Леонфорте.
     - Это и есть "Тенки", где твой отец плел свои паучьи сети вскоре после войны, - ухмыльнулся Мик. - Да, тебе пришлось совершить целую одиссею, чтобы очутиться здесь. - Он поджал губы в притворном сочувствии и покачал головой. - Жаль только, что в отличие от Одиссея у тебя не было доброй богини-советчицы. - Он широко развел руками. - Ты останешься здесь, пока я буду совершать бескровный захват власти в твоей обширной империи. - Он погладил Николаса по щеке. - О эта сладкая месть!..
     Внезапно голос Леонфорте изменился, стал несколько напыщенным, он заговорил как оратор:
     - Должен признать, ты отлично поработал. Ты соединил деньги и власть, вовремя проглотил компанию "Томкин индастриз", рискнул перейти от производства компьютерных чипов к аппаратному обеспечению, волоконной оптике, продвигая свои изделия на всех доступных тебе рынках сбыта. И, наконец, венцом твоих достижений стал проект Трансокеанической киберсети. - Он кивнул. - О да! Ты действительно отлично поработал. Почти так же хорошо, как это мог бы сделать я, не будь и вынужден прятаться в тени, чтобы не попасть в лапы закона. - Мик захохотал. - Какого закона? О чем это я? Ведь закон - это я сам! - Он отпустил волосы Николаса. - Однако ты переборщил. - Он кивнул в сторону Оками: - Ты подпал под влияние этого дедушки и его страхов. Защищая его от возможного нападения, ты почти на два года выпал из деловой активности "Сато". Это слишком много в наше-то время. Черт возьми, ведь в твоем деле даже двухмесячное отсутствие - непозволительная роскошь. Ты утратил деловое чутье, выпал из деловой орбиты, потерял способность прогнозировать события. - Он снова усмехнулся, возясь с капельницей. - Ники-малыш, ты сам выставил свое слабое место напоказ, и я не преминул вонзить в него зубы, как и подобает хищному животному, каковым я являюсь. И все шло хорошо, но... - Мик нахмурился. - Должен тебе сказать, что-то мне все время мешало. Знаешь, между нами существует что-то общее, некая связь. Почему? Наши отцы тоже были связаны между собой, играя жизнью друг друга и принося друг другу ужасные несчастья. Совсем как мы с тобой. Я много раз спал с твоей бабой, и ей это нравилось, что бы она ни говорила тебе. - Он прищелкнул пальцами. - И это не просто слова! - Мик повернулся, чтобы взять портативный магнитофон. Вставив кассету, нажал на клавишу воспроизведения и поднес аппарат к уху Николаса. - Вот, послушай-ка сам...
     Николас старался отключить свое сознание, не воспринимать звуков, доносившихся из магнитофонных динамиков, но его организм, уже отравленный наркотиком, не подчинялся. Ему пришлось выслушать все стоны, вздохи, нежные слова, сказанные шепотом, медленно нарастающую агонию страсти и вскрик наслаждения. Был ли это голос Коуи? Нельзя было ответить на этот вопрос утвердительно из-за искажений на пленке. К тому же его разум был затуманен действием наркотика. И все же такая возможность существовала, а этого было уже вполне достаточно для Мика.
     - По твоему лицу вижу, что попал в цель, - сказал Леонфорте, выключил магнитофон и опустился на колени перед лицом Николаса. - Я хочу, чтобы ты знал, для меня это очень важно. То, что я делаю с тобой, с теми, кого ты любишь, со всем тем, на что ты потратил столько лет упорного труда, - все это я делаю не из-за того, что когда-то произошло между нашими отцами. - Он говорил так, как будто его слушала невидимая толпа людей. - Пусть их души, которые наверняка сейчас в аду, продолжают враждовать. Я не хочу быть связанным чьим-то прошлым. В конце концов я - деконструкционист по убеждениям. Я отвергаю прошлое и не признаю его. Я использую историю в своих собственных целях и правильно истолковываю произошедшее. К черту так называемые факты! Историки - это банда преступников, препятствующих развитию человечества.
     Мик высоко поднял голову, и в бледном свете черты его лица приобрели сходство с опасным морским чудовищем, внезапно всплывшим на поверхность.
     - Все мы только провозвестники будущего, рискующие участвовать в великой игре случайностей, затеянной, Зевсом, Иовом, Одином - как там еще люди называют божественного ребенка Гераклита? И мы тоже дети великого философа Гераклита, потому что нам известно, что он сотворил - ведь эта постоянная борьба и смена власти и есть естественный порядок развития всей Вселенной.
     Растянутые в улыбке губы Леонфорте обнажили ряд сияющих зубов.
     - Я не могу, да и не буду, мстить за то, что полковник Линнер сделал с моим отцом, потому что для этого требуется иметь совесть, а я как раз этим качеством не обладаю. Теория общественного договора, Ники-малыш, столь глубоко почитаемая цивилизацией, есть не что иное, как самое страшное насилие, совершенное над человеческими существами. Я охотно отдал бы себя на растерзание и пытки в так называемых концентрационных лагерях, о которых рассказывают сказки, если только такие лагеря вообще когда-нибудь существовали, чем отдавать свой ум и силы обществу. Требовать от человека, чтобы он был мирным общественным существом, - это все равно, что просить рыбу научиться жить на суше. Общество стремится уничтожить саму суть человека, первородный ихор , подаренный нам богами. И я согласен с Ницше, который говорит, что когда-то мы вели счастливую жизнь, почти как боги - мы свободно бродили в первобытной дикости, воевали друг с другом и не боялись вступать в конфликт и пускаться на поиски приключении.
     Мик уставился в затуманенные наркотиком глаза Николаса.
     - Понимаешь, все это было у нас в крови, на уровне инстинкта. И что с нами сделал общественный договор? Нам сказали: "Забудьте ко всем чертям все инстинкты, они несут зло, они постыдны и ненормальны". Общественный договор не только кастрировал человека, но и запихнул его в смирительную рубашку. Однако обществу не удалось до конца уничтожить наши инстинкты, оно сумело лишь придавить их на время.
     Он поднялся во весь рост и вытер руки о штаны.
     - Вот так и началась тонкая игра в скрытое удовлетворение инстинктов, извращенное и нездоровое, хотя изначально мы привыкли к простому и открытому удовлетворению этих инстинктов, как и подобает человеку. Но дело зашло еще дальше. Изолированность и недостаток притока внешних врагов привели к тому, что человек стал преследовать, наказывать и терроризировать самого себя. Я уверен, что ты, прожив в Японии так много лет, знаком с этим особым видом насилия, которое постепенно копится и жестоко подавляется в людях. И когда наконец оно находит выход, это приводит к ужасающим последствиям. Вот так все и случилось - лишенный возможности вести себя как прирожденный охотник и убежденный в том, что его естественные инстинкты хищника преступны, человек потихоньку сошел с ума. Оглянись вокруг себя, посмотри на этот мир, и ты сразу поймешь, что я говорю сущую правду. Куда посмотреть? Босния, Руанда, Камбоджа, Россия, Украина, Ирак, Гаити, Колумбия, Италия, Германия, Соединенные Штаты... Продолжать? - Он отвернулся. - Не имеет смысла. Ненависть полыхает как отравленная кровь в жилах всего ми