орождает ненависть, ненависть означает неведение. А люди, подобные Чезаре Леонфорте, надеются именно на то, что их противник будет пребывать в неведении.
     - Но взгляни, что он со мной сделал! - воскликнула Маргарита. - Одним ударом он отнял у меня все. Я проиграла это сражение, эту войну, вообще все. Меньше чем через два часа я должна быть в Шипсхед Бэй или он убьет мою дочь!
     - Он этого не сделает, - произнесла Бернис с такой убежденностью, что Маргарита сразу же ей поверила.
     - Откуда ты это знаешь?
     - Давай рассуждать логично, моя дорогая. Что он выиграет от смерти девочки? Просто он использует Фрэнси, чтобы надавить на тебя. Если он избавится от нее, то упустит тебя, и он это знает.
     Женщина стиснула зубы. Бернис говорит так, потому что сама никогда не была матерью. Неужели она не понимает, что, если ребенок в опасности, надо немедленно сделать все, чтобы вызволить его?!
     - При всем моем уважении к тебе, - сказала Маргарита, - я с тобой не согласна. Не забывай, что мы говорим о Чезаре Леонфорте. Не думаю, что он мыслит рационально или логично. Он живет одними чувствами, и мы знаем это. - Руки женщины опять сжались в кулаки.
     - Маргарита! - Настоятельница наклонилась вперед, передавая свою психическую энергию молодой женщине, стараясь, чтобы та целиком оказалась в ее власти. - Послушай меня внимательно, очень важно, чтобы ты поняла, что я тебе скажу. Я вижу в твоих глазах ненависть. Но ты должна побороть ее, дорогая. Именно с ненависти началась вендетта между Леонфорте и Гольдони. Иначе так же неизбежно, как ночь сменяет день, все для тебя кончится только страданием и смертью.
     Некоторое время Маргарита сидела молча. Она чувствовала, что погружена в ауру Бернис, сила личности настоятельницы подчиняла ее и одновременно успокаивала. Эту силу Бернис проявляла редко. Большинство посетителей монастыря не имели никакого понятия, что она обладает нечто большим, чем просто доброй и благородной душой.
     - Я не могу просто так склониться и сдаться, - прошептала Маргарита. - Ты не должна просить меня об этом, потому что я просто этого не смогу. Говорю тебе, не смогу!
     Губы Бернис тронула улыбка.
     - Ты говоришь, как Доминик. "Всегда наступать, - призывал он. - Как только остановишься, ты мертв". Именно потому он так страстно ненавидел Федеральную программу защиты свидетелей. И вопреки их правилам продолжал поддерживать с тобой контакт. Доминик прожил жизнь по своим правилам, и неважно, что об этом думают другие.
     Маргарита чувствовала себя загипнотизированной этими искрящимися голубыми глазами.
     - В данный момент Чезаре удерживает у себя то, что ты считаешь самым ценным, дорогая, - продолжала Бернис. - Я не призываю тебя к смирению, Маргарита. Наоборот, мы вступаем в последнюю стадию долгой и кровавой вендетты между Леонфорте и Гольдони. Да, сейчас очень тяжелый момент в твоей жизни, но именно поэтому ты должна быть очень сильной. Пора тебе сделать свой ход.
     - Не знаю, - ответила Маргарита. - Мой мир рассыпался, я больше не узнаю его.
     - Именно эту цель и преследовал Чезаре. И от тебя зависит то, достигнет он ее или нет. - Пальцы Бернис еще сильнее стиснули руки Маргариты. - Разумный человек использует все формы своей власти. Разве неэтому тебя учили, пока ты была здесь?
     Лицо молодой женщины на мгновение затуманилось воспоминаниями, потом она кивнула.
     - Человека губит не сама власть, - сказала настоятельница, - а злоупотребление властью. Сейчас это делает семейство Леонфорте сильным, но в конце концов приведет его к краху.
     - Значит, пусть два брата убьют друг друга, - сказала Маргарита с горечью.
     - Отмщение - удел Божий, а не человеческий. Мне хочется, чтобы ты запомнила это на будущее. - Настоятельница встала. - А сейчас я покину тебя, чтобы ты мысленно приготовилась. Как обычно, все возможности монастыря в твоем распоряжении.
     Молодая женщина почувствовала, как ее снова обволакивает теплое облако властной силы Бернис.
     - Вспомни все, чему тебя здесь учили, - сказала она и поцеловала Маргариту в лоб. - Да пребудет с тобой благословение Божье, дитя мое.
     Утренний туман, поднимающийся с Сумиды, окутал Токио влажным туманом, сделав его похожим на почтовую открытку. Звук выхлопа черного мотоцикла Николаса отражался от фасадов особняков довоенной постройки, которые здесь, в деловой части города, стояли вплотную друг к другу. Когда он свернул, чтобы остановиться, и выключил зажигание мощного двигателя, его звук подхватил донесшийся с реки унылый сигнальный пароходный гудок.
     Николас слез с мотоцикла и посмотрел на маленький особнячок, втиснувшийся между домами-бегемотами. Фасад у него был настолько непривлекательный, что обратить на него внимание мог только самый невзыскательный прохожий.
     Так это и есть дом Кисоко, сестры Микио Оками, место, которое выбрал Нанги для восстановления своих сил! Что это ему взбрело в голову? - удивился Николас, снимая шлем и поднимаясь по лесенке, ведущей к входной двери.
     Звонка не было. Николас постучал в дверь молотком в форме звериной лапы и услышал странный звук. Пощупав дверь рукой, он обнаружил, что она была металлической, скорей всего стальной. Все это было весьма необычно для частного дома. Неужели стальную дверь сделали в целях безопасности? Дверь открылась, и он оказался лицом к лицу с сестрой Микио Оками. Николас много слышал об этой женщине, но никогда с ней не встречался, несмотря на свою близость с Оками, потому что Кисоко вела весьма уединенный образ жизни. Но он все же узнал ее с первого взгляда.
     - Проходите, пожалуйста, - сказала Кисоко певучим голосом, так естественно, как будто они были старыми друзьями. - Боюсь, что снова пойдет дождь, и если вы будете стоять у двери, то промокнете. - Видя, что он медлит, женщина добавила: - Я знаю, кто вы такой, Линнер-сан. Я узнала бы вас, где угодно.
     Он вошел в прихожую, и Кисоко закрыла за ним дверь. Та захлопнулась с тяжелым лязгом, как тюремная.
     - Вы очень похожи на своего отца, - сказала она. - Но что-то в вас есть и от матери.
     - Вы их знали?
     - В некотором роде да.
     Николас оказался в прихожей овальной формы. Она была покрашена под цвет сливок и отделана блекло-золотистыми деревянными панелями. На середине прихожей возвышалась элегантная мраморная подставка, на которой стояла большая хрустальная ваза с цветами. Позади была видна парадная лестница, искусство строительства которых было утеряно в прошлом веке.
     Хотя дом, насколько мог судить Линнер, был устроен полностью на европейский манер, Кисоко была одета в традиционное шелковое кимоно и нижнее кимоно, волосы уложены в сложную проческу, которая держалась на длинных изогнутых серебряных шпильках. Кимоно было оранжево-красного цвета, цвета заката, а нижнее кимоно, которое виднелось только на руках и горле, цвета индиго, обязанного своей вполне заслуженной славе именно японцам.
     Николас знал, что Кисоко давно перевалило за семьдесят, но она выглядела лет на двадцать моложе. У нее была бледная, безупречная, глянцевая, как фарфор, кожа чистокровной женщины из самурайского рода, лицо несколько асимметричное, с чувственными губами в форме лука. Но особенно поражали ее глаза, огромные, угольно-верные, они, как ему говорили, обладали способностью видеть людей насквозь. Говорили также, что она никогда ничему не удивляется. Кроме того, ходили слухи, что Кисоко - канасими де нуитори ситеру - "расцвеченная грустью" и что в прошлом она пережила какую-то ужасную трагедию. О том, что с ней произошло, Николас не знал. Вероятно, об этом был осведомлен только ее брат.
     Женщина молча провела его по отделанному полированным вишневым деревом коридору. По его стенам висели вставленные в золоченые рамки суримоно, - японские гравюры восемнадцатого века, употреблявшиеся в свое время как поздравительные открытки. Их авторы, в свое время презираемые, теперь считались мастерами мирового класса, и за их работами охотились коллекционеры и музеи всего мира. В гостиной цвета хурмы с золотом Николас нашел Тандзана Нанги. Он полулежал на обитом бледно-желтой парчой диване французского производства, выглядел, усталым и каким-то опущенным. Когда Николас попытался заглянуть ему в глаза, отвел их.
     - Очень рада наконец-то видеть вас у себя, - непринужденным тоном проговорила Кисоко, словно пытаясь смягчить потенциально взрывоопасную ситуацию. - Было не очень любезно с моей стороны не пригласить вас ко мне раньше.
     Паркетный пол покрывал обширный персидский ковер. Мебель была разных периодов и стилей, с широкими сиденьями и низкими спинками, выглядела очень уютной благодаря массе подушечек с кисточками из камки, ситца и шелка. В застекленных шкафах стояли полные боевые доспехи самурая. Коллекция находилась в очень хорошем состоянии и поражала своей полнотой. Николас знал, что многие музеи не могли похвастаться ничем подобным.
     - Это оружие мне не принадлежит, - сказала Кисоко, поймав взгляд гостя. - Это собственность моего сына, Кена.
     - Изумительная коллекция, - восхитился Николас.
     Кисоко слегка поклонилась:
     - Столь высокая оценка, без сомнения, польстила бы моему сыну. - Внезапно женщина улыбнулась и, словно они были одни в комнате, спросила. - Не хотите ли чая?
     - Благодарю вас, нет.
     - Конечно, это скромное угощение, но...
     - Спасибо, не надо.
     Она спросила еще раз, Николас снова отказался, после чего, по утомительным конфуцианским правилам общества, к которому принадлежала сестра Оками, можно было принять предложение. Кисоко снова поклонилась и со скрытой улыбкой сказала:
     - Извините, я выйду на минуту, сегодня у прислуги выходной день.
     Оставшись в гостиной наедине с Нанги, Николас подошел к дивану.
     - Как вы меня нашли? - спросил резким тоном больной.
     - Через ваш "Ками".
     В воздухе повисло странное, холодное молчание, во время которого Николас присел на диван.
     - Нанги-сан, есть много вопросов, которыми мы должны срочно заняться.
     - Обсудите их с Т'Рином. Он для этого и существует.
     - Но у него нет вашего опыта. К тому же не могу сказать, чтобы я очень доверял ему.
     - Но он пользуется полным моим доверием, - многозначительно проговорил Нанги. - Вы должны привыкать работать с ним. - Тандзан откинулся назад, будто утомившись. - Я старею, Николас-сан. - Он улыбнулся: - А может быть, у меня просто приступ меланхолии.
     Нанги повернул голову и взглянул на Линкера здоровым глазом.
     - Вы слишком хороший детектив, чтобы я мог надеяться долго скрывать это от вас. - Он кивнул. - Вы понимаете, о чем я говорю? Маленький просчет, но пять лет назад я бы его не сделал. - Он вздохнул.
     - Я должен поговорить с вами, Нанги-сан, - настаивал Николас. - "Сато-Томкин" без действующего президента скоро придет в упадок, а мне на днях придется отправиться в Нью-Йорк, чтобы проконтролировать тамошние дела, и я не знаю, сколько там пробуду. У руля "Сато" должны стоять вы.
     Нанги приподнялся на подушках:
     - Послушайте меня, Николас-сан. Я тоже не вечен. Думаете, я не знаю ваш характер? Я и не надеялся, что вы привяжете себя к Токио и будете постоянно руководить "Сато Интернэшнл". У вас достаточно дел в американском филиале, кроме того, с Оками-сан и якудзой.
     Он отвернулся. В комнате снова повисло странное, холодное молчание, затем Тандзан продолжил:
     - Именно поэтому я и взял Т'Рина. Он молод, но умен и энергичен. Вы должны преодолеть ваше предубеждение и научиться доверять ему.
     - Я не могу этого сделать.
     - Да, вы высказали это совершенно определенно.
     Николас чувствовал, что между ним и его наставником образовалась пропасть, как будто они не поняли друг друга в чем-то главном, и был совершенно не готов к этому.
     - Нанги-сан, если я должен... - Он повернул голову и увидел, что в дверях, наблюдая за ними, стоит Кисоко. Она тотчас вошла в комнату, скользя по полу словно безо всяких усилии.
     Нанги вновь отвел от гостя взгляд.
     - Лучше бы вы не приходили.
     Кисоко взглянула на чайный прибор, потом на Николаса, улыбнулась ему, и Линнер на мгновение увидел перед собой ту чувственную женщину, которой она когда-то была. Потом хозяйка дома поставила поднос на лакированный железный столик конца прошлого века, вытащила из кармана маленький пузырек, вытряхнула из него таблетку и заботливо, даже с нежностью положила ее Нанги под язык.
     Тандзан вздохнул, на мгновение его здоровый глаз помутнел.
     - Нанги-сан, - мягко, но настойчиво повторил Николас, - мы должны поговорить. Мне нужен ваш совет относительно партнерства с "Денвой".
     Больной развел руками:
     - Как всегда, насколько это в моих силах, я к вашим услугам.
     - Не утомляйте его, Линнер-сан, - тихо проговорила Кисоко, разливая зеленый чай.
     Николас отхлебнул глоток бледной, горькой жидкости и поставил маленькую чашку на стол.
     - Нанги-сан, - сказал он, - как я могу доверять Т'Рину, когда именно он способствовал возникновению этого партнерства? Мы с вами в прошлом получали массу предложений о партнерстве и всем отказали. Мы не хотели отвечать - или отчитываться - перед посторонними людьми. Поэтому меня и беспокоит это партнерство с "Денвой". Мы перешли грань.
     Мы настолько ограничены в финансах, что даже небольшая ошибка может окончиться для нас катастрофой.
     - Вы не понимаете, - сказал Нанги. - За Киберсетью будущее, и мы должны ввести ее в строй в Японии прежде, чем это сможет сделать кто-нибудь другой.
     - Но неужели вы не видите, что творите? - воскликнул Николас. - Вы поставили на карту все. И если мы сейчас споткнемся, все, над чем мы так долго работали, рассыплется в прах и попадет в чужие руки.
     - Дело ведь не в "Денве" или Киберсети, не правда ли, Николас-сан? Дело в Т'Рине. Вам не нравится видеть его на столь ответственном посту.
     - Да, действительно, он слишком молод для того, чтобы быть вице-президентом компании, но подобные вещи случаются, - сказал Николас, осторожно стараясь приспособиться к новым, непривычным ему отношениям с Нанги. Насколько он близко сошелся с Т'Рином во время его отсутствия? Впечатление такое, будто прошло не пятнадцать месяцев, а несколько лет. - Постарайтесь посмотреть на это с моей точки зрения. Когда я уезжал в Венецию, чтобы исполнить мои обязательства перед кайсё, то даже не знал, кто такой Т'Рин. Теперь, полтора года спустя, я возвращаюсь и нахожу, что он не только курирует наш наиболее важный проект, но и помогает вам заключать соглашения с новыми партнерами - а вот это уже, согласитесь, очень странно.
     Нанги кивнул, его здоровый глаз был полузакрыт, и Николас почувствовал, что тот устал. Кисоко бросила на гостя предупреждающий взгляд, но Тандзан заговорил снова:
     - Я вполне могу понять ваши опасения, но мир вертится, Николас-сан, хотите вы этого или нет. - Он болезненно улыбнулся, когда Кисоко беспокойно задвигалась на софе. - Воспримите это не как упрек, а как констатацию факта. Вот другой факт: вы нужны мне здесь, но вы человек порядочный, и гири вашего отца становится вашим. Я понимаю, вас мучает чувство вины, но это лишнее. Хотя на вашем месте я сделал бы то же самое. Честь превыше всего, Николас-сан. Вот что отличает нас от других людей, определяет все наши поступки. - Рука Нанги задрожала, и Кисоко взяла у него чашку.
     Неподвижный взгляд искусственного глаза больного как бы подчеркивал его слова, придавал им определенность.
     - Однако факт остается фактом - вас здесь не было, а я не мог заниматься этим делом один. Мне нужен был молодой человек с хорошей интуицией, со свежими перспективами. Тот, кто знает правила игры и может, как вы, заглянуть в будущее. Кто не стал бы оглядываться назад и не боялся бы действовать - рисковать ради будущего. Все это я нашел в Канде Т'Рине. Некоторое время тому назад его досье попало ко мне на стол, и с тех пор я не упускал Канду из виду. Его ежеквартальные характеристики были весьма впечатляющими, поэтому я нашел возможность ввести его в правление. С тех пор он успешно справляется со всеми задачами, которые я перед ним ставлю.
     Наступило молчание. Все трое сидели неподвижно, как на живой картине, как будто время остановило свой бег. Никола-су казалось, что его дыхание, даже сердцебиение замерли, внезапно наступило ощущение разрыва, отстраненности от времени, и он подумал: "Нет, нет! Не сейчас!" Но Кшира уже поднималась, пронизывая его подсознание подобно разгоняющему облака ветру, и он начал падать... И хотя это состояние длилось всего мгновение, перед ним словно раскрылась диафрагма, показав врата смерти и лежащую за ними тьму. Где-то там, в глубине себя, он закричал...
     Нанги задремал. Кисоко сидела неподвижно, как статуя, словно ожидая какого-то внутреннего сигнала. Наконец женщина встрепенулась.
     - Я провожу вас, - сказала она.
     У Николаса дрожали ноги. Он глубоко вздохнул, стараясь сконцентрироваться, затем последовал за хозяйкой дома к входной двери. Там она обернулась к нему:
     - Нанги-сан рассказывал вам о наших отношениях, хотя скрывал мое существование ото всех.
     Это было правдой. В прошлом году Тандзан поведал Николасу о том, что он встретился с Кисоко одиннадцать лет назад, пережил бурный, трагически окончившийся роман. Нанги никогда не забывал ее, и теперь, когда они снова соединились кажется, настало наконец их время.
     Николас понял, что она хотели сказать.
     - Я никому не скажу о вас, даже Т'Рину-сан.
     Она склонила голову в знак благодарности, потом посмотрела на него с мольбой:
     - Не думайте о Нанги плохо. Ему трудно далась встреча с вами. Он не хотел, чтобы вы видели его таким - слабым и больным.
     - Но вчера я встречался с ним в его машине.
     - Да. Но тогда он приготовился к встрече, оделся как следует, принял лекарства, а потом, могу поспорить, что встреча была короткой.
     - Вы правы.
     Она кивнула и улыбнулась.
     - Таков уж он есть, Николас-сан, не огорчайтесь. Он любит вас как сына, действительно думает о вас как о своей плоти и крови. Именно поэтому стыдится, что вы видите его старым и беспомощным.
     - Я должен был прийти.
     - Конечно, - согласилась она. - Я понимаю это, и, поверьте мне, он тоже это понимает. - Она заглянула в его грустные глаза. - Шесть месяцев назад у него случился сердечный приступ.
     Он кивнул:
     - Это не выходит у меня из головы; Не могу простить себе, что меня не было тогда с ним рядом.
     - Я простила вас, - неожиданно сказала Кисоко. - А что касается Нанги-сана, он вообще не видит в этом вашей вины. - Она подошла к гостю поближе. - Не поймите меня так, как будто я хочу, чтобы вы почувствовали себя виноватым, мне хочется только сказать вам то, чего не решился сказать он. Правда заключается в том, что этот сердечный приступ был гораздо серьезней, чем кто-либо - даже Т'Рин-сан - подозревает. Но теперь опасность позади. Врачи заверили нас, что он поправится. Но на это нужно время.
     Ее голос снизился до шепота:
     - Я должна попросить вас об этом, Николас-сан, хотя понимаю, что говорю с вами излишне резко и многого хочу от наших отношений, которые только начались. Но в конце концов я действительно знала ваших родителей и очень любила их.
     - Я сделаю все, что смогу, Кисоко-сан.
     Она облегченно вздохнула. Странно, но в этот момент ему показалось, что она хочет коснуться его. Но этого, конечно, не могло быть. Такое нарушение этикета женщина ее лет допустить не могла.
     Кисоко улыбнулась гостю и сказала:
     - Вы так напоминаете мне своего отца. Такой же волевой, такой же мужественный. - Она положила свою руку с длинными пальцами на дверь и открыла ее; в лицо подул промозглый ветер улицы.
     - Поступайте, как вы считаете нужным, но дайте Нанги время полностью оправиться, - попросила она. - Вам придется поработать с Т'Рином, прошу вас, не отказывайтесь от этого.
     Порыв ветра бросил струи дождя на ступеньки перед дверью, с реки опять раздался протяжный рев сирены.
     Николас кивнул:
     - Спасибо за откровенность, Кисоко-сан.
     Она улыбнулась: