р принял вызов. - Все в правительстве, кто знал Доминика, просто обожали его. За то, что он сделал, взял удар на себя, назвал имена, исправил ошибки своей жизни. Все это требовало настоящего мужества, и я, как бывший солдат, лично уважал его.
     Это была интересная речь, даже хорошая, думал Кроукер. Но он не верил, чтобы она обманула Маргариту.
     - Благодарю вас, - скромно произнесла она. Покончив с любезностями, Лиллехаммер провел их через запруженный людьми зал, вывел на улицу, где их дожидался большой седан с правительственными номерами и с работающим двигателем. По глубокому, хрипловатому звучанию мотора и характерному хлопку закрываемых дверей Кроукер понял, что машина бронирована.
     - Думаю, я понимаю, насколько тяжело вам было согласиться на эту встречу, миссис де Камилло, - произнес Лиллехаммер, по-видимому, искренне. - Но мои коллеги считают, что только вы одна можете помочь нам найти человека, который убил вашего брата, и, поверьте мне, мы очень хотим сделать это.
     - Почему?
     - Извините? - Лиллехаммер поежился.
     - Я спрашиваю "почему", мистер Лиллехаммер? - Маргарита прямо посмотрела на него. - Почему это так важно, чтобы вы нашли убийцу Доминика? Может быть, это просто вопрос гордости, своего рода - как лучше выразить это? - альтруизм по отношению к человеку, которым вы восхищаетесь и которого вы уважаете, но в то же время которого вы распинаете?
     Кроукер собрал все силы, чтобы сохранить улыбку на лице, но Лиллехаммер покраснел.
     - О боже, извините меня, мадам, - проговорил он, стараясь всеми силами сохранить спокойствие, - но ваш брат контролировал все строительство, производство и упаковку мяса, частные службы санитарии, игорные дома, проституцию и Бог знает, что еще, на Восточном побережье. Мэр Нью-Йорка не мог, извините, воспользоваться туалетом, не получив согласия от Доминика Гольдони. Так что я действительно не верю, что говорить о его праведности было бы уместно в данном случае. Рискуя обидеть вас, должен сказать, что ваш брат умер за свои грехи, - мы не имеем к этому никакого отношения.
     Кроукер ничего не сказал, он видел, как Маргарита прикусила губу, а затем закрыла лицо рукой.
     Автомобиль остановился, и они вышли. Они были в Вашингтоне, но, где точно, Кроукер не имел никакого представления. Лиллехаммер провел их в боковой вход монументального здания из гранита и песчаника, которых в городе было так много, что это, как ни странно, придавало унылость этим величественным, грандиозным сооружениям.
     Он показал свой пластиковый пропуск, взял у охранника в форме временные пропуска для своих гостей. Никто другой не сопровождал их до лифта, который поднял их из огромного, выложенного мрамором зала в безликую комнату, освещенную флуоресцентной лампой. Откуда-то доносился шум, напоминавший шуршание жуков, грызущих дерево, а также стук пальцев операторов по клавишам компьютеров, но никого не было видно.
     В комнате кубической формы находились металлический стол с горсткой карандашей и линованными блокнотами, шесть стульев с прямыми спинками, холодильник, охлаждающий воду для питья, и маленькое окно, выходящее в закопченную, темную шахту, ограниченную противоположной глухой стеной.
     - Превосходно, - обратилась Маргарита к Кроукеру, а не к Лиллехаммеру. - Прямо как в тюрьме.
     Подойдя к столу, она обнаружила на нем множество черно-белых фотографий сцены убийства Доминика Гольдони и его любовницы Джинни Моррис.
     - Не особенно приятное зрелище, не так ли? - сказал Лиллехаммер. - Но я должен изучать их и думать, пока не заболят глаза.
     "Боже!" - подумал Кроукер, понимая замысел Лиллехаммера. Он хотел дать Маргарите еще одну встряску, показав ей эти фотографии здесь и рассчитывая, что, может быть, это и заставит ее изменить свое отношение к сотрудничеству с ними.
     Казалось, что Маргарита ничего не слышала. Она смотрела на снимки, а ее руки машинально перебирали фотографии одну за другой. Кроукер заметил, что она взяла одну, на которой была Джинни Моррис. Этой фотографии она не видела раньше. В центре снимка был таинственный узор из порезов, выполненный в виде лестницы, который был прикрыт сверху окровавленным пером белой сороки. Маргарита стояла неподвижно так долго, что Лиллехаммер забеспокоился.
     Он подошел к холодильнику, наполнил водой бумажный стаканчик, поставил его на стол около нее.
     - Пожалуй, будет удобнее, если мы сядем, - предложил он. Когда они сели, Лиллехаммер достал блокнот и карандаш. Потом продолжил: - Мой коллега вкратце ввел меня в суть событий, происшедших перед самым убийством, но я хотел бы услышать подробности непосредственно от вас. - Он вытащил карманный кассетный магнитофон. - У вас нет возражений, если я запишу ваше заявление?
     Маргарита покачала головой.
     - Вы можете сказать это в микрофон?
     Она сделала это. Затем начала рассказывать о своей встрече с человеком, которого знала под именем Роберт. Ее речь была очень сжатой и сухой. В голосе не чувствовалось глубокого волнения, как это было, когда она рассказывала о происшедшем Кроукеру. Ее голос и движения сейчас казались ему неестественными, монотонными, как если бы она была где-то далеко отсюда. Лиллехаммер, захваченный странными событиями перед убийством, очевидно, не заметил ничего неладного. Но он не знал Маргариту, как знал ее теперь Кроукер.
     Когда она закончила, Лиллехаммер взглянул на пометки, сделанные в блокноте, и задал ряд вопросов. Маргарита ответила все в том же тоне.
     Удовлетворившись полученными ответами, Лиллехаммер снова обратился к ней.
     - Я собираюсь сейчас попросить вас сделать нечто чрезвычайно трудное. По всей вероятности, это будет также довольно опасно. Но то немногое, что нам удалось собрать самим, и то, что рассказали вы, приводит меня к убеждению, так же как и моего коллегу, что единственный путь захватить этого чрезвычайно умного убийцу - это использовать вас как приманку.
     - Подождите минутку, - вмешался Кроукер, пока Маргарита не успела дать ответ. - Я никогда не давал согласия на такую безумную идею.
     - Хм! - Лиллехаммер решил не оставлять без внимания этот выпад. - Но во время телефонного разговора у меня создалось впечатление, что вы поддерживаете этот план. - Он постучал пальцами по магнитофону, стоявшему около его локтя. - Я записал тот разговор. Должен я его воспроизвести для леди?
     - Что бы я ни имел в виду тогда, сейчас не имеет никакого значения. Ставить невинного человека в положение, которое может нанести ему вред, для меня совершенно неприемлемо.
     Лиллехаммер насмешливо посмотрел на него.
     - Вы хотите сказать, что никогда не использовали этот прием, работая в нью-йоркской полиции?
     Кроукер рискнул взглянуть в сторону Маргариты. Ее глаза были опущены. Она вглядывалась в фотографии кровавой резни, которые Лиллехаммер выложил на ее обозрение, на вызывающие ужас останки ее брата и его любовницы.
     Кроукер мог представить себе, какая борьба чувств происходит в Маргарите, - отвращение от того, на что был способен Роберт; и в то же время влечение к нему в ее новой жизни. Он ей не завидовал.
     - Я не могу утверждать, что никогда не использовал людей в качестве приманки, - сказал Кроукер после длительной паузы. - Но я всегда испытывал при этом беспокойство и всегда сам был их охранником.
     - Думаю, мне следует пояснить леди, - заметил Лиллехаммер. - Охранник - это профессионал, который охраняет приманку, следит за тем, чтобы ей не был нанесен какой-либо вред, когда капкан с добычей захлопнется.
     Маргарита, очевидно, была все еще не в состоянии полностью понять его слова.
     Лиллехаммер посмотрел на Кроукера.
     - Вы согласны, что такая стратегия дает высокий процент успеха?
     - Когда обстоятельства бывают достаточно сложными, - ответил Кроукер неохотно. - Когда мы прижаты к стене.
     Ему было безразлично, в какое положение ставит его Лиллехаммер.
     Лиллехаммер развел руками:
     - Тогда в чем же дело?
     - Смертельный риск, - раздраженно произнес Кроукер. - Вот о чем мы говорим.
     - Перестаньте!
     Голос Маргариты, громкий и пронзительный, заставил их обоих замолчать в изумлении.
     - Замолчите, вы, оба! - Она переводила взгляд с одного на другого. - Вы говорите обо мне, как если бы меня здесь не было, как если бы я была товаром, выставленным на торг. - Она резко встала. - Мне необходим свежий воздух, Лью.
     - Я понимаю, - сказал Кроукер. Он и Лиллехаммер встали. - Не следовало поднимать вопроса о том, чтобы вовлекать вас.
     - Нет. Мистер Лиллехаммер высказал хорошую мысль.
     Кроукер был поражен.
     - Вы говорите всерьез?..
     - Я могу сделать это. Вы знаете, я уверена в том, что Роберт не причинит мне вреда. Но если это и случится, это будет мое решение, не ваше и не фэбээровцев.
     - Довольно разумно, - поддержал Лиллехаммер. - Это все, о чем я могу попросить вас. - Он кивнул головой Кроукеру и открыл перед ними дверь. Он улыбался. Шрамы в уголках его рта резко выделялись, как надписи на заборе.
     - Спасибо, миссис де Камилло, за вашу выдержку.
     Уже в дверях она обернулась, ласково улыбнулась ему.
     - Кстати, мистер Лиллехаммер, вы говорили неправду вначале. Вы и другие, подобные вам, имеете прямое отношение к смерти моего брата. Если бы не было полицейских-расистов, никогда не было бы нужды в Доминике Гольдони; если бы не существовали полицейские, страстно желающие, чтобы их купили, Доминик Гольдони никогда бы не процветал; если бы не было полицейских, стремящихся создать для себя известность, имя, он никогда бы не погиб таким образом.

***

     Когда зазвенел будильник в ухе Нанги, он еще крепко спал. Он открыл глаза в ночной темноте и заворочался, нащупывая свою трость. Он уснул в мягком кресле в своей гостиной. Когда он встал, стопка бумаг, которые Нанги читал, рассыпалась по ковру у его ног. Он нагнулся, преодолевая боль в ноге. Факты и цифры об "Авалон Лтд" были собраны в аккуратные колонки, графики и бухгалтерские отчеты. С первого взгляда все эти материалы ничего не значили.
     Однако, чтобы их собрать, пришлось много побегать, оказать множество услуг. "Авалон Лтд", как частная компания, не была обязана давать отчет о своей деятельности.
     Нанги собрал бумаги и, опираясь на голову дракона своей трости, поднялся. Он отложил в сторону бумаги, вошел в прихожую, снял твидовое пальто.
     Сев в машину, он включил обогреватель и смотрел, как ледяная корочка медленно исчезает с переднего стекла. Он не стал беспокоить своего водителя. Звук в его ухе изменил тон, и Нанги выехал с дорожки, ведущей к дому. Тон звучания снова стал другим, и он набрал скорость, руководствуясь миниатюрным приемным устройством, вставленным в ухо.
     Не вся полученная им информация совершенно бесполезна, размышлял он, поворачивая на один из широких бульваров Токио, где кипела ночная жизнь. Если "Авалон Лтд" и проделывала большую работу, тем не менее она не получала никакой прибыли. Какого рода бизнес мог бы долго выдержать при таком финансовом балансе? Только если это была дутая корпорация, созданная главным образом для перекачки капиталов из одного источника в другой.
     Розовый и серебристый свет от неоновых фонарей плескался о борта машины, как бы лакировал лица пешеходов, в основном туристов, которые всматривались в витрины магазинов, заполненные разными футуристическими электронными изделиями и антикварными кимоно, стараясь почерпнуть как можно большую информацию об этой бестолковой столице в самое короткое время. Разве могли они позволить себе сон?
     Нанги продолжал размышления во время всего своего долгого пути. Исходя из предположения, что "Авалон Лтд" не является тем, за что она себя выдает, самым неотложным вопросом остановился не тот, что представляет собой эта компания, а тот, почему его навели на нее. Таинственный человек, который назвался братом Винсента Тяня, когда пришел забирать его труп, заявил, что "Авалон Лтд" это его компания. Зачем? Почему было не назвать какую-либо совершенно фиктивную корпорацию, поиски которой неизбежно завели бы в тупик? Так, без сомнения, сделал бы сам Нанги на месте этого человека. Почему тот не поступил подобным образом?
     Лица молоденьких манекенщиц и популярных звезд с платиновыми волосами, высокие здания, оживленная торговля безалкогольными напитками и косметикой. Реальность расчленялась на части и собиралась вновь, но уже в совершенно другом порядке.
     Звучание в его ухе снова изменило тональность, и Нанги свернул с бульвара в цепочку улиц, которые становились все уже и уже, темнее и беднее. По краям дороги валялись отбросы. Рыжие псы с выступающими под кожей ребрами рыскали в зловещей темноте в поисках чего-либо съестного.
     Кто-то хотел, чтобы Нанги связал "Авалон Лтд" со смертью Тиня и направил свои поиски в определенном направлении. Было это правильное направление или же ложное, предназначенное для того, чтобы скрыть истинные обстоятельства убийства Тиня?
     Нанги чувствовал через опущенное стекло запах реки Сумида, смесь соли и разложения, - запах, присущий району, давно прошедшему через свои лучшие времена. Безликие бетонные дома, заброшенные и взорванные за одну неделю, уступали место складам со стенами без окон, напоминающим угрюмых рептилий, спящих под рогатым месяцем. Причудливые машины строительных компаний прижимались к земле, как уродливые звери, в своих временных пристанищах, сделанных из металлических балок и перекрытий.
     Слишком много вопросов остается без ответов, думал Нанги, а у него только один путь к этой загадке и тот, в лучшем случае, неопределенный. Сигнал в его ушной раковине превратился почти в вопль. Он затормозил и медленно пополз. Еще задолго до этого он выключил фары и обходился уличным освещением, кроме того, ему помогало ориентироваться зарево, которое разливалось над всем городом.
     Через промежуток между зданиями он видел Сумиду. Лунный свет серебрил ее волнистую поверхность, танцевал на бурунах, отходивших от проплывавшей баржи, как струны на кото.
     Затем, по мере его движения, эта мерцающая картина исчезла в темноте и вони разлагающихся отбросов. Сигнал в ухе стал похожим на глухой крик. Он остановил машину. Дальше в этом же блоке домов он увидел, как отключили свет в старом автомобиле. Он был припаркован перед зданием, которое, как ни странно, оказалось частным домом, втиснутым между двумя огромными складами.
     Нанги продолжал сидеть тихо, скрытый темнотой. Из припаркованной машины вышла Сэйко. Она быстро вбежала по ступенькам и торопливо постучала в дверь, которую почти тут же открыла старая женщина, одетая в традиционное кимоно. Ее черные волосы были аккуратно зачесаны вверх и заколоты длинными булавками. Бросив быстрый осторожный взгляд вокруг, Сэйко переступила порог и закрыла за собой дверь.
     Нанги вытащил из уха миниатюрный приемник, открыл резную голову дракона на своей трости и опустил его в пустое отверстие. Другая часть аппарата - передатчик - была спрятана в филиграни серебряной коробочки для таблеток, которую Нанги дал Сэйко в машине при возвращении в контору после похорон Жюстины.
     Почему он стал относиться к Сэйко с подозрением? Было бы не по-христиански сомневаться в ее мотивах только потому, что она пробыла так долго во Вьетнаме, имела пылкие отношения с одним вьетнамским делягой. Это было бы равносильно тому, как если бы Нанги уступил японскому предубеждению против других, так называемых "меньших" азиатских культур, которые японцы в былые времена стремились подчинить себе. Этот вид предубежденности глубоко сидит в психике японцев. Как сторонники, так и критики рассматривали это предубеждение как результат различий в культурном развитии. Нанги же полагал, что оно скорее вызывается условиями островной страны с бедными естественными ресурсами, когда жители ее для своего существования должны зависеть от других стран азиатского континента и, следовательно, могут оказаться в их власти.
     Нанги было больно от сознания, что у него могли появиться нехристианские мысли, хотя он и понимал, что осознание этих ошибок лишь подтверждало его гуманность.
     На всякий случай он навел справки о бывшем любовнике Сэйко и наткнулся на некоторые весьма интригующие сведения. Например, этот человек подозревался в том, что он провернул крайне сложную операцию на Ханг Сенг, гонконгской бирже, которая дала его клиентам десятки миллионов долларов, а ему самому значительный процент прибыли. При дальнейшем расследовании выяснилось, что эти его клиенты оказались подставными лигами акционерных обществ, которые, как знал Нанги по своим собственным контактам, принадлежат якудза. В другом случае этот вьетнамец разорил клиентов в ряде японских министерств в результате быстрого и необъяснимого падения акций компаний, владеющих недвижимостью.
     Сэйко могла совершенно ничего не знать о том, что планировал и готовил ее любовник. Но была ли она в таком же неведении относительно того, что собой представлял этот человек? По своему опыту он знал, что женщины гораздо лучше разбираются в характере людей, чем предполагают мужчины. Даже учитывая, что она в то время была ослеплена любовью, Нанги не мог считать всерьез, что такая, явно сверхловкая, женщина оказалась глухой, немой и слепой.
     Ради Николаса он был готов отбросить свои сомнения, но в глубине своего сознания он понимал, что дал ей своего рода испытательный срок, в конце которого может быть вынужден принять необходимые меры. Установка передатчика была возможностью проверить его подозрения. Он вынужден был бы отбросить в сторону свое недоверие, если бы она не переступила дозволенных границ. Работа, которую она выполняла для компании, была бесспорно первоклассной, а ее опыт во Вьетнаме, особенно в Сайгоне, оказался бесценным.
     Но затем она стала липнуть к Николасу. Возможно, она просто не могла удержаться. Сэйко была, как заметил Нанги, очень сексуальной молодей женщиной. Но непорядочность в отношении Жюстины и самого Николаса в этом плане говорила о наличии в ней определенных темных сторон. Последующие события вызвали еще большие подозрения. Николас был для нее ключом в "Сато интернэшнл". Создание филиала во Вьетнаме было полностью его идеей, и она знала это.
     Глядя через призму настоящего в прошлое, Нанги мог оценить, насколько проницательной была эта женщина. Она чувствовала неполадки в семье Николаса и совершенно преднамеренно играла на этом.
     А когда Николаса не стало, как легко она вошла в жизнь Нанги. Он был далек от того, чтобы ненавидеть ее. Наоборот, он чувствовал, что испытывает восхищение ею. Слишком редко попадаются такие экстраординарные, макиавеллевского типа умы, как у Сэйко. Вопрос заключался в том, что ему делать с ней сейчас, когда она стояла разоблаченной перед ним. Прогнать ее или прижать ее к своей груди как змею.

***

     - Не лги мне, Лью, - обратилась Маргарита к Кроукеру. - Не говори мне, что не думал о возможности использовать меня, чтобы завлечь в ловушку Роберта, после того как я рассказала тебе обо всем.
     - Думать о чем-то настолько рискованном и действовать таким образом - совершенно разные вещи.
     Она кивнула головой.
     - Верно. Но риск - это твой капитал в деле, не так ли?
     Не было смысла отрицать это, и он не сказал ни слова. Они сидели за столиком в "Террацца", итальянском ресторане на Кинг-стрит в Старом городе в районе Александрия. Принадлежавший правительству автомобиль доставил их в ближайшую гостиницу, где Лиллехаммер снял для них комнаты. Шофер сказал, что он будет находиться в их распоряжении в течение всего времени их пребывания в Вашингтоне. Но Маргарите, по вполне понятным причинам, не понравилась такая перспектива, и Кроукер отпустил его. Маргарите хотелось итальянской пищи, и консьерж гостиницы порекомендовал "Терраццу". Они взяли такси до Александрии.
     Кроукер, сидя напротив нее за маленьким столиком, улыбался.
     - Что смешного?
     - Не знаю, - ответил он, отламывая кусочек хлеба с хрустящей корочкой. - Я вспомнил удовольствие, которое получил от заключительной части твоего разговора с Лиллехаммером.